Тренер "Витязя-2003": "Я ходил, схватившись за голову: "Ребята, как такое могло произойти?!"
Я ОГЛЯНУЛСЯ, ЗАКРЫЛ БОРТ. ВСЕ БЫЛО МИРНО
– Как все это могло случиться?
– Хотел бы начать чуть раньше того злополучного эпизода. В этот день состоялась предыгровая тренировка. Она обычно у нас короткая, длится всего 45 минут. Стараюсь в этот день не нагружать хоккеистов. Обычно мы делаем то, что у ребят получается лучше всего, чтобы они были на эмоциональном подъеме. Даже голос не повышаю ни на кого.
– То есть, ничего сложного не было?
– Последние семь минут тренировки мы вообще посвятили буллитам. Я собрал ребят у планшета, сообщил им расписание. Особенно отметил, чтобы каждый хорошо отдохнул перед матчем, лег спать не позже половины десятого. Сообщил лишний раз, во сколько собрание, на котором будет объявлен состав на игру.
– К вопросу по поводу состава на игру мы еще вернемся. Что было дальше? Вы расстались с ребятами?
– Когда я работал в ЦСКА, то тренерская была в раздевалке. В Подольске она метров в тридцати от места, где переодеваются ребята. Помню, я последним уходил со льда, оглянулся, закрыл борт и пошел к себе переодеваться.
– Все уходили мирно?
– Конечно. Через несколько минут ко мне прибегает один из родителей и говорит, что Илье Солнышкину плохо, он без сознания. Конечно, все бросаю и бегу туда. Дети напуганы, мальчишка лежит без сознания, голова набок. Рядом с ним стоит доктор, который всегда дежурит на арене, и говорит, что у Ильи признак эпилепсии.
– Вы знаете, что делать в таких ситуациях?
– Разжать рот, чтобы язык не запал в горло. Не без труда, но разжимаю ему рот – с языком все нормально.
– Он дышал?
– Дышал, но как-то неровно.
– Где была скорая помощь?
– Да ее сразу вызвали, я еще бегал, уточнял. Тогда мне казалось, что она едет на стадион вечно, но, как оказалось, все регламенты по приезду были соблюдены. Пока ждали на помощь пришла еще одна родительница. Мама Артема Горшкова – детский реаниматолог. Она спустилась на помощь и сразу же опровергла версию эпилепсии. Просто не обнаружила пульс. Она стала делать ему массаж сердца, один из родителей проводил искусственное дыхание по ее приказу. Был момент, когда Илья Солнышкин застонал. Я помню, еще ребята, которые были в раздевалке, обрадовались. Мол, парень приходит в себя. Но ничего подобного.
– Скорая забрала его?
– Нет, констатировала смерть.
У НАС НЕТ АГРЕССИВНЫХ РЕБЯТ
– Что же произошло на самом деле в раздевалке? Я уже успел прочитать столько всего, будто в тот момент там находились сотни камер.
– Я попытался узнать. Версии непонятные. Вроде бы дрались-боролись, кто-то кого толкнул. В основном, все так: Илья пошел на Станислава Ярового, их разнял Иван Чурюканов. Вроде бы, Илье стало плохо, он оперся на скамейку, а потом упал. Я там ходил, схватившись за голову: "Ребята, как такое могло произойти?". Приехала полиция, позвонили маме Ильи. Ее состояние… в этот момент… Я не могу...
– Почему вас отстранили от работы?
– Ищут виновных, а разбираться времени нет. Но я уверен, что полиция во всем разберется.
– Ходят самые разные слухи о том, что агрессию среди ребят вы даже поощряли.
– Ерунда. Я всегда повторял воспитанникам одну фразу: "Не все становятся хоккеистами, но каждый, кто играет в хоккей, становится хорошим человеком". Говорил им, что даже если они не станут большими спортсменами, поиграв в команде, бок о бок с товарищами, они начнут хорошо разбираться в людях.
– Они воспринимали эти слова?
– Это же у меня не первый год. Среди моих воспитанников Никита Задоров, Артем Чмыхов, Николай Голдобин. Когда мы сейчас приезжаем на сборы в Тверь, я обязательно напоминаю им, кто тренировался тут и кем они стали. Какая может быть агрессия?
– Ваши хоккеисты устраивали драки?
– Нет, что вы. Мы побеждали. Когда я взял "Витязь" этого возраста, то они шли на шестом месте в третьей группе по Москве. Сейчас мы – в тройке лучших в чемпионате Москвы и боремся за второе место. Я никогда никому не говорил бить кого-то специально. У нас неуступчивая команда, но играющая.
– Еще одна версия звучит так: вы перевели Илью Солнышкина в первое звено, а это не понравилось другим ребятам, и на этой почве возник конфликт.
– В этом сезоне мы играем в три пятерки, и у нас не такой уж большой состав. И, кстати, все три из них проводят на площадке практически одинаковое количество времени. Про состав могло пойти вот из какой ситуации: я называю, кто в каких майках катается, а неиграющий состав у нас в черных свитерах. Перед тренировкой я назвал сочетания звеньев, но ребята то ли что-то перепутали, толи не поняли. Илья вышел в зеленой майке, а должен быть в черной. Еще до начала упражнений я показал, что ему нужно поменяться свитерами с Яровым. Но тут нет никакого конфликта.
– Илья бы играл на следующий день?
– Нет, он бы не был в составе. Но и про это ни он, ни ребята не знали несмотря на цвет маек. Просто я называю окончательный состав в день матча, на собрании, чтобы все были готовы к игре и каждый мог выйти на лед.
– Илья Солнышкин часто играл?
– Нет. Он редко выходил, у него почти не было набранных очков.
– Его это возмущало?
– Илья приехал с мамой из Санкт-Петербурга. Но мы с ней разговаривали, и она признавала, что видит какой тут высокий уровень игры у команды и понимает, почему ее сын играет редко. Никаких претензий. Илья работал, тренировался, пытался пробиться в состав.
– Сейчас говорят, что отныне детские тренеры будут находиться в раздевалке с ребятами.
– Слушайте, вот в ЦСКА у меня тренерская была в раздевалке. Ты же все равно выходишь оттуда, когда конфликт уже случился.
– А дети вообще дружили или нет?
– У нас была нормальная команда. Это дети. Они ссорятся, а через минуту уже лучшие друзья.
СМЕРТЬ ВОСЬМИЛЕТНЕГО МАЛЬЧИКА ДО СИХ ПОР У МЕНЯ ПЕРЕД ГЛАЗАМИ
– Вы понимаете, что реакция на этот случай была бы немного другой, но менее года назад на вашей тренировке погиб восьмилетний мальчик.
– Для меня это самая большая трагедия. И, признаться, когда мне задают вопрос об этом, я не знаю, что и сказать.
– Тоже ведь несчастный случай.
– Это было на тренировке в одном из торговых центров. У нас там занимались ребята разных возрастов, и я четко все контролировал. На занятиях вообще нельзя отворачиваться. Малейшая потеря концентрации – шайба может прилететь в тебя. А может кто-то упасть и подкатиться, и уже ты ударишься затылком об лед. Так вот тогда я точно остановил тренировку и сказал, что надо собрать шайбы в центре. Оставалось одно упражнение, вообще не связанное с бросками. Я свистнул, причем неоднократно. Сказал, что собираем шайбы. И вдруг мальчик лежит. Был уверен, что он просто поехал за шайбами к воротам, неудачно упал и ударился об штангу. Такое бывает. Но, подъехав, я увидел, что он лежит в неестественном положении. Пытался что-то сделать, вызывали скорую. Все тщетно.
– Тогда тоже приехала полиция.
– Конечно. Меня долго допрашивали, но потом разобрались и стало ясно, что моей вины нет. Знаете, тот случай у меня до сих пор перед глазами. Дети, которые были на тренировке, ушли в другую раздевалку. И тот, кто бросил шайбу сначала молчал, а потом, когда сообщили о смерти, то сорвался. Он был в истерике, в шоковом состоянии. Я посоветовал его отцу быстро увезти его домой, чтобы он не ассоциировал себя с той смертью, ведь это могло стать для него ударом на всю жизнь. Правда, полиция сказала, что так делать было нельзя, нужно было оставаться на месте, и потому в этот раз я никого не отпустил. Велел дожидаться полицию и рассказывать всю правду, ничего не скрывать и не утаивать.
– В каком вы состоянии?
– Если честно, то все, как в тумане. Я что-то делаю, куда-то еду или с вами тут разговариваю, но такое ощущение, что все это происходит не со мной.
– Вы будете дальше тренировать?
– Не знаю, не знаю. Сейчас я даже думать об этом не могу. Но где-то в глубине души понимаю, что ничего другого делать не умею, а надо же как-то жить. Но сейчас о будущем даже не думаю. Мне очень тяжело.
