14 марта 2023, 11:30

«Не связываю будущее с Канадой. Хотел бы вернуться в Россию». Бетербиев: Бивол, гражданство, Усик, Кадыров

Про слова Усика о России, потенцильный бой с Биволом, помощь Рамзана Кадырова и многое другое.

Артур Бетербиев в конце января нокаутировал в восьмом раунде Энтони Ярда, защитив свои чемпионские титулы. Боксерский мир ждет его боя с Дмитрием Биволом. Если поединок состоится и не закончится вничью, то в полутяжелом весе появится абсолютный чемпион мира. Сейчас идут переговоры. Об этом и о многом другом Бетербиев рассказал на подкасте экс-чемпиона мира WBC в крузервейте Григория Дрозда.

«В идеале, чтобы бой с Биволом состоялся не в июне, а позже»

— Представлю тебя. Чемпион мира в полутяжелом весе по версиям WBC, IBF и WBO, участник двух Олимпиад, из Дагестана — Артур Бетербиев.

— Я родился в Дагестане, но я — чеченец. Моя национальность... Меня сейчас спрашивали в Англии: «Вы гордитесь, что вы родом из одного места с Хабибом, Исламом Махачевым?» А я-то чеченец по национальности. За это начали сейчас разговоры, людям есть о чем поговорить (улыбается).

— Эдди Хирн сказал, что ведет переговоры о твоем поединке с Дмитрием Биволом в июне. Какова вероятность, что этот бой состоится именно в июне и какова вообще вероятность, что этот бой пройдет?

— Это не секрет, что мне нужен еще один пояс. Я только приветствую этот бой. Со стороны моей команды нет никаких препятствий. Я в последние несколько лет был готов к этому поединку, но мы сделали бои с другими чемпионами — Гвоздиком, Джо Смитом. Кто реально хотел бой — с теми мы и сделали. Со мной связывался мой юрист, мне сейчас ставят не очень удобные даты, потому что я не боксирую в Рамадан. После Рамадана мне нужно минимум два месяца для нормальной подготовки, но мне дают чуть меньше. Сейчас же обсуждается дата — 3 июня, кажется. Но я все равно дал согласие. Если бой с Биволом — я буду драться. Это того стоит.

— Ты в Рамадан вообще не тренируешься?

— Ну так, символически. Форму поддерживаю.

— Ну и питание — соответственно?

— Да, мы же не кушаем, не пьем целый день. Поэтому сложно тренироваться.

— Предложение о бое действительно поступило?

— Да, идут разговоры, но конкретного предложения нет. Меня только спросили по дате — устраивает ли меня. А потом уже другие вопросы пойдут — посмотрим, как мы договоримся. Основной вопрос был по дате.

Вопрос о том, хочу я бой или нет, не стоит. Я всегда хочу. Но сейчас мне дают такую дату... Видите ли, в этом году больше нет других дат, и после Рамадана мне надо в кратчайшие сроки подготовиться и боксировать. Ну, что делать?

— Но в идеале ты бы хотел немного сдвинуть бой?

— Конечно.

— Рамадан в этом году заканчивается в конце апреля?

— Да. Начинается в этом месяце, заканчивается в конце апреля.

— Учитывая активность и тренировки два раза в день — сроки сжатые.

— Да, я бы хотел, чтобы у меня было достаточно времени для подготовки.

— А место, где пройдет бой, не обсуждали?

— Нет, не обсуждали. Ну, честно говоря, для меня разницы нет.

— Это инициатива со стороны Эдди Хирна?

— Нет, это не может быть инициативой с его стороны. Мой промоутер тоже говорил об этом. После моего крайнего боя в Англии собирались начать разговоры, они сказали, что постараются организовать бой с Биволом. Примерно такая формулировка была.

— По твоим ощущениям, Дима Бивол действительно хочет боя с тобой?

— Я никогда не занимался треш-током. Кто хотел со мной боксировать — те же Гвоздик, Джо Смит — мы сделали с ними бои. Если ты чего-то хочешь, то ты говоришь об этом и делаешь какие-то встречные шаги. В последние несколько лет, помню, постоянно слышал: «Бивол или его команда сказали, что следующий бой будет с тобой». Честно говоря, не знаю, действительно ли они это говорили. Я за этими вещами сильно не слежу. Но такая информация до меня доходила.

Флойд Мейвезер и Конор Макгрегор
Флойд Мейвезер и Конор Макгрегор.
Фото Global Look Press

«Не видел ни одного боя Бивола. Единственный бой, который меня заинтересовал: Мейвезер — Макгрегор»

— Ты говорил, что вообще боксом не интересуешься. Видел хоть один из последних боев Бивола?

— Нет.

— Ни с Канело, ни с кем-то еще?

— Нет, ни одного не смотрел.

— Смотришь поединки своих соперников?

— Когда подписываю контракт — сажусь, начинаю отсматривать. Как говорится, работа появляется.

— То есть с тренером разбираете, ставите на паузы и так далее?

— Конечно, как и все нормальные боксеры.

— Получается, будет день — будет пища.

— Да, конечно. Мы можем никогда не встретиться — зачем мне сейчас смотреть его бои? Если бы я был фанатом бокса, который днем и ночью следил... У меня в команде есть тренер из Америки, Джон Скалли. Вот он — фанат бокса, знает, какие боксеры были 20, 30, 50 лет назад. Он у меня спрашивает: «Знаешь такого-то?» Я отвечаю, что не знаю, а он смеется: «Как так?»

— У тебя большая карьера в любителях. Когда ты был пацаном, наверняка ориентировался на кого-то. На Майка Тайсона, например — мне кажется, его бои смотрели все.

— Вот, наверное, Тайсон, Али — эти люди, как и у всех, были у меня на уме. Они мне нравились. Но я никогда их не копировал, детально не разбирал.

— Но все-таки смотрел.

— Да, еще тогда, ребенком. Помню 2000 год: Олимпиада, наши боксировали. Все сидели, смотрели, папа смотрел. Тогда я загорелся, захотел боксировать на Олимпиаде. Те Игры привели меня в бокс.

— Тогда ты уже занимался?

— Ну, тогда я еще ничем не занимался. Или занимался, уже не помню, но именно в тот момент я загорелся, стало интересно.

— Когда ты услышал новость о том, что у Бивола будет бой с Альваресом, что подумал?

— Кто берет интервью — постоянно пытается что-то из меня вытащить. Может, некоторые не понимают меня правильно, но у меня нет никакого высокомерия к боксерам. Они трудятся, я уважаю их труд, потому что сам тружусь так же. Ребята делают свое дело, это хорошо. А так, чтобы их бой меня заинтересовал — такого не было. Единственное, что меня заинтересовало — бой Мейвезера с Макгрегором (улыбается). Я считал, у Конора есть какой-то шанс. У него хороший бокс, бьет с задней руки хорошо, встречает.

— Левша, быстрый.

— Я давал ему какие-то шансы. Но после первого раунда потерял всякий интерес. Все это уже было чисто как спектакль. Шансов никаких не было.

— Макгрегор выглядел, мягко говоря, беспомощно.

— Да.

Дмитрий Бивол и Сауль Альварес
Дмитрий Бивол и Сауль Альварес.
Фото Getty Images

«Может, Альварес уже потерял интерес к боксу? Не такой острый, не с теми глазами боксирует»

— Когда ты узнал результат боя Бивол — Альварес, удивился?

— Когда я сказал, что не смотрю бои, уточню — хайлайты-то я вижу или какие-то результаты просто. Когда объявили победу Бивола, он, мне кажется, тоже был удивлен. И в то же время рад. По его лицу было видно, что он не был уверен, что выиграет. Ну, даже это не заставило меня пересмотреть бой.

— Но бой был интересный.

— Альварес мне нравится как боксер, он очень техничный, показывает красивый бокс. Конечно, его очень хорошо ведут, раскручивают. Эти прыжки в весе в любом случае проходят не очень хорошо. Он маленький для этого веса. Даже для Бивола, который сам небольшой в этом весе. Когда меня спросили, я сказал: «Вот в школе мы смотрим на старшеклассников и думаем: «Ой, они большие». Мы могли бы с кем-то на класс постарше побазарить, если по-народному сказать. А Канело на несколько классов ниже. Наш, полутяжелый вес — с ним нельзя шутить. Такой был мой посыл. Человек поднялся до нашего веса и рассчитывает, что будет кого-то здесь бить? Пусть не делает так.

— Ну, он явно переоценил свои возможности.

— Я не думаю... Больше скажу — может, он уже потерял интерес к этому, не такой острый, не с такими глазами боксирует. Все эти деньги, внимание притупляет человека. Думаю, он на этот момент уже был не таким голодным, не с тем настроем.

— Хотя с Сергеем Ковалевым в концовке он сильно разобрался. Причем мне казалось, что у Сереги были шансы.

— Я сам, опять же, не видел бой, но от тех, кто следит, слышал, что Альварес даже проигрывал Сергею.

— Мне кажется, по очкам проигрывал.

— Да, но Альварес же нокаутировал Ковалева. Можно сказать что угодно — лаки-панч, еще что-то, но нокаут есть нокаут. Вот даже я в своем крайнем поединке проигрывал по очкам.

— Ты знаешь, что было в записках?

— Да, конечно. Бой кончился в восьмом раунде, по запискам вроде бы проигрывал 2-5. Хотя по бою такого не было. А если говорить о поединке Ковалева и Альвареса, говорят, что Альварес и по бою проигрывал.

— Если бы Сауль предложил тебе бой, было бы интересно?

— Когда у него был пояс, который он выиграл у Ковалева, у меня была мотивация. А когда у него нет пояса — интереса как-то нет.

— Большие деньги.

— Деньги — это хорошо, но для меня это не самое главное. Меня как-то всегда больше привлекали титулы.

— Главная мотивация — спортивная составляющая.

— Да. В любительском боксе основное — это звания, стать чемпионом мира, олимпийским чемпионом. В профессиональном боксе же, конечно, идет чистое зарабатывание денег.

— Ну, без славы, без статуса — никуда. Пояс чемпиона — это большой почет.

— Да, для меня это важнее.

— Хорошо, если бы Сауль был чемпионом и предложил тебе бой, ты бы согнал вес и опустился в его категорию?

— Да, я смог бы.

— Сколько ты в жизни весишь?

— Где-то около 90 килограммов. Может, 87-88.

— То есть, примерно 10 килограммов спускаешь?

— Ну, 87-88 — это если хорошо кушаю. Обычно начинаю тренировочный лагерь с весом 86. Это мой рабочий вес. Мне это нужно, потому что в лагере идет работа с железом и так далее.

— Нужна сила, чтобы ты был сыт, мог выполнять действия.

— Да, чтобы травм не было.

— То есть в целом ты бы мог спуститься чуть ниже?

— Я бы смог, да. Не знаю, смог бы боксировать (смеется). Но на весы бы встал.

Александр Усик
Александр Усик.
Фото Дарья Исаева, «СЭ»

«Уже устал от разговоров, что завидую Усику»

— В любителях много гонял?

— Немного. Боксировал в 81, потом мы с тренерами решили попробовать 91, посмотреть, как я там. Так вышло, что у меня не вышло поехать на какой-то международный турнир, и мы поехали сразу на чемпионат России. Для меня было принципиально выиграть чемпионат, и я остался в этом весе. А так, изначально задумка была просто проверить. Вес у меня никак не поднялся, даже когда я с Усиком боксировал.

— Ты поэтому и поехал на Олимпиаду в 91, потому что выиграл чемпионат России.

— Да. Я уже выиграл путевку, именную лицензию. И мне надо было оставаться в этом весе. В день боя с Усиком я весил 83 килограмма 800 граммов, кажется. Усик тогда был 91 килограмм и гонял вес. Немаленький. Но все равно, неплохо вышло.

— Ты с ним до этого уже боксировал?

— Да, на одном чемпионате, и еще была матчевая встреча в Калининграде.

— Знаю, что ты посылал его в нокдаун.

— Да, два раза. На чемпионате мира и на Олимпиаде.

— В корпус или в голову?

— В корпус.

— Левой рукой?

— Правой. Он же левша. Я правой ударил. Судья показал, что я ударил его за спину. Как можно ударить левшу за спину правой рукой? Многие не знают этот момент. Тогда у меня забрали 3 очка. Они отсчитали нокдаун и сделали замечание. Когда делают замечание — это минус 2 очка. Еще и нокдаун аннулировали — еще минус очко. А Усик — кто хочет, может посмотреть наш бой на Олимпиаде — бегал, кружил, и считали нормально.

— Ты считаешь, что выиграл тот бой?

— Я считаю, что не проиграл. И не один я так считаю. Перед боем с Ярдом нас пригласили на поединок Фьюри с Чисорой. Мы ехали с другом, вместе с нами — боковой судья. Мой друг любопытный, любит много вопросов задавать. Он показал этому судье наш бой с Усиком на Олимпиаде и спросил, кто выиграл. Тот судья сказал, что я выиграл. Причем он меня не узнал, друг только потом сказал ему, что это я боксировал.

На самом деле, я уже устал от разговоров о том, что я завидую Усику или что-то такое. Мне задают вопросы — я отвечаю. Никаких проблем не вижу. Я тоже добился каких-то результатов в профессиональном боксе, зачем мне ему завидовать? Он делает свою работу, я уважаю его, как и каждого боксера. Быть боксером — не очень легко.

Артур Бетербиев
Артур Бетербиев.
Фото Getty Images

«Не связываю будущее с Канадой. Хотел бы вернуться в Россию»

— Поговорим про Канаду. Как долго ты уже там?

— По-моему, уже десятый год.

— В Монреале?

— Да. Когда я туда переезжал, это для всех нас было жестко. Мне поставили условие, чтобы я переехал вместе с семьей. Если бы такого не было, я бы, наверное, спокойно туда-сюда ездил. А мне изначально поставили такое условие от промоушена, чтобы меня было легче раскручивать. После первых боев меня даже стали узнавать в городе. Потом у меня пошли суды... Когда в меня должны были вкладывать деньги, чтобы раскручивать, — со мной, наоборот, судились.

— Кто?

— Сначала я судился с менеджером, потом с промоутером. Люди должны были в меня вкладывать, развивать мою карьеру, а они меня, наоборот, тормозили. Даже когда был суд с промоутером в 2017 году, когда я выиграл первый пояс IBF, — за несколько дней до боя промоутер хотел отправить юристов, чтобы заблокировать поединок. Только когда я вышел на ринг, я поверил, что этот бой есть. Такие напряженки остаются за кадром, но вот такая у меня была ситуация.

— А менеджер не хотел попытаться поговорить с тобой?

— Ну, у меня же уже шел процесс, но они — нехорошие люди, редиски.

— А в чем был спор?

— Ни в чем. Мне нужно было, чтобы он уважал пункты моего контракта. Ну, сейчас я, наверное, не могу говорить детали, но претензии были не в деньгах. Я просил уважать контракт, который мы подписали. А они уходили, оставили меня.

— В итоге все разрешилось.

— Ну, в итоге я в TopRank c 2017 года. Но я подписался с ними позже. Они организовали бой за пояс IBF, но это еще было с моим старым промоутером. Я уже ушел, но они имеют какие-то отношения с ним.

— В Канаде тебе нравится? Твоя семья полностью интегрирована? Дети в местной школе учатся?

— Да. У меня и мама там. Я — младший в семье, с младшим у нас живет мама. Я — счастливчик (улыбается). Мы живем дома вместе. Мама легко согласилась приехать. Поначалу не приезжала, а потом ей стало скучно дома. На самом деле, я не скажу, что связываю будущее с Канадой. Я формировался как личность больше в России. Я бы хотел вернуться, продолжить жить здесь[в России]. А вот дети — не знаю, как они.

— Сколько их у тебя?

— Четверо.

— Красавец!

— По-моему, 12, 10, 9 и 5 лет.

— У них может быть другой выбор.

— Я к чему это все: когда был в любителях, я жил в Москве, в Магнитогорске, в Каспийске. Мое географическое положение менялось. К переезду в Канаду я отношусь так же. Я чисто из-за бокса попал в эту страну. Поначалу у меня была промоутерская компания в Монреале. Сейчас у меня работодатель — американец, Боб Арум, TopRank, но я продолжаю тренироваться в Монреале, потому что вся моя команда там. Я не могу покидать Монреаль, потому что карьера до сих пор идет.

— То есть там зал, тренер, все условия?

— Я бы не сказал, что там сверхъестественные условия.

— Обычный, спокойный зал?

— На самом деле в Канаде уровень бокса намного ниже российского. В Канаде работает профессиональный бокс, потому что они собирают залы. А любители у них очень слабые. По-моему, последний канадский олимпийский чемпион — Леннокс Льюис. А это было очень давно. Я же вижу ребят, которые там тренируются, — там не вкладываются в бокс. Вот у нас, в России, в последние годы серьезно вкладываются.

— Это фантастика, да.

— Даже при мне, когда я боксировал в любителях, победителям давали медаль и, может, цветы или грамоту. А сейчас дают машины и так далее. Представляю, какая мотивация у ребят, если они могут выиграть на чемпионате России машину, плюс еще какие-то денежные призы. Это правильно, я считаю, что так вкладывают в бокс.

— Это сильно мотивирует. На последнем чемпионате России победитель поделил с тренером 500 тысяч рублей и получил машину. Какой национальный чемпионат может похвастать такими призами?

— Мне кажется, таких нет. Если я не ошибаюсь, в Канаде призовые за олимпийское золото — 10 тысяч канадских долларов. Единоразовая премия. Это очень мало.

— Тем не менее за 10 лет Канада в каком-то смысле стала твоим домом. Как много времени за год ты там находишься?

— Я нахожусь там практически все время. Я круглый год тренируюсь, привязан к залу. Вот, после боя я приехал сюда, месяц дома. Ну, как дома, катаюсь (улыбается). В прошлый раз тоже приезжал. Летом мы обязательно приезжаем на три месяца. У меня домашние очень любят Россию. Наверное, потому что школы нет, поэтому сюда хотят.

— Я правильно понимаю, что ты принял канадское гражданство?

— Да. Ну, я не принял его, а, как сказать правильно... Когда начались эти события, мне, наверное, повезло. Как раз подошло время, когда я смог получить гражданство. Если бы я его не получил, я думаю, меня бы аккуратно проводили.

— Пояс бы забрали...

— Да, просто остановили бы. Больше, чем уверен, что так и было бы. Я связался с нашим руководством бокса, со всеми связался. Мне сказали: «Делай так, как тебе нужно, как тебе лучше». Варианта «как лучше» не было. Надо было что-то делать.

— Бокс — твоя жизнь, безусловно.

— Это моя работа. Я отношусь к боксу как к работе, и так и есть. У меня нет других бизнесов, другие вопросы я не решаю.

— Главные твои вопросы — в ринге.

— Да.

Артур Бетербиев
Артур Бетербиев.
Фото Getty Images

«Я наелся этого любительского бокса...»

— Правильно понимаю, что ты оцениваешь работу твоего промоутера Боба Арума как очень хорошую?

— Все познается в сравнении. Когда сравниваешь с тем, что было... Конечно, TopRank — большая компания. Помню, еще в самом начале, когда у нас были переговоры, у меня были предложения из Америки, Германии и Канады. Мы связывались с Матвеем Коробовым, потом с его отцом. Мне сказали: «Канада — это очень хорошая страна». Они же давно живут во Флориде. Отец Матвея сказал мне: «Если ты связываешься с какой-то компанией, это очень хорошо. Надо обязательно». Коробов сам, по-моему, был уже в TopRank на тот момент. У меня изначально, еще до отъезда в Канаду, был разговор с TopRank, они буквально на неделю опоздали, я на тот момент уже подписался с канадцами.

— Golden Boy не делали предложение?

— Нет. Я приехал в Канаду, мне начали делать тесты. Я же уже был возрастной для любителей, тем более проиграл на Олимпиаде.

— Тебе уже было 28.

— Да. Я уже считался возрастным. Видел, что в любителях на меня особо уже не ставят, и уехал. На самом деле я наелся этого любительского бокса, но не хочу плохо говорить.

— Там же постоянные сборы. Ребята проходят большие испытания, дома не находишься, много поездок, много боев — по 3-4 за каждый турнир. Плюс сборы, контрольные спарринги, конкуренция.

— Я же прошел через это, 10 лет был в сборной России по взрослым. И в юношеской сборной тоже был. Становился призером чемпионата мира по старшим юношам. Единственное — в юниоров не попал. На самом деле я считаю, что бокс начинается только во взрослом боксе.

— Детские, юношеские победы иногда бывают не очень хорошими с точки зрения психологии. Бывает, что все отдаешь в юношеском боксе, а потом приходишь во взрослый — и сил уже нет.

— Я согласен. Вспоминаю свой подход из детства, как я выбирал шлем, перчатки, чтобы все было правильно. А в зале некоторым было шлем надеть трудно, типа ты боишься... У меня такого не было, я всегда говорил, что у меня только одна голова и заменять ее еще не научились. Я и сейчас советую любым начинающим боксерам работать правильно, чтобы шлем был хороший, хорошие перчатки. Подход должен быть правильным.

— Это в первую очередь о здоровье, а не о том, что ты чего-то боишься. Ты всем говоришь, что хочешь быть хорошим боксером. Если завоюешь четвертый пояс, будешь считать себя хорошим боксером?

— Не знаю. Я не считаю, что иметь три пояса — это быть хорошим боксером.

— Это какие-то внутренние ощущения?

— Я бы хотел быть еще лучше. И по навыкам, и по всему. Я мог бы стать еще лучше, научиться чему-то еще. Такое желание у меня есть до сих пор.

— То есть ты все еще слушаешь тренера, пытаешься находить что-то новое?

— Конечно, сложно, чтобы тебя кто-то удивил, когда ты 30 лет в боксе. Но все равно до сих пор есть тяга к новому. Или когда тренер из Америки приезжает показывать какую-то комбинацию, я смотрю и говорю в шутку: «Если я научусь этому — стану хорошим боксером!»

— Расскажи про свой график. Как ты хочешь строить свою подготовку? Что тебе нужно, какие этапы, что ты делаешь?

— Нужны основные 8 недель. До этих 8 недель я уже в хорошей форме, тренируюсь. Не было, чтобы я за 8 недель начал готовиться к бою. Я люблю побольше потренироваться. На самом деле бывает, меня аккуратно проводят из зала, говорят: «Все, Артур, хватит».

— Немножко тормозят.

— Да. Ну, это тоже хорошо. Поэтому до сих пор хочется чему-то научиться, что-то поправить, улучшить.

— Что входит в эти 8 недель?

— ОФП, качка, спарринги.

— Ты работаешь с железом?

— Да.

— Много?

— Не сказал бы. Делаю жим лежа, штангу. Силовые.У меня тренер по ОФП, он уже 40 лет работает с боксерами, у него есть свои комбинации, упражнения. Он печется обо всем этом, он — автор этих упражнений, своя методика. Кардио у него интересное.

— Подтягивания, отжимания?

— Это тоже есть, но немного. Когда я приехал, этот тренер меня заинтересовал. В боксе меня сложно удивить, у меня было много тренеров. За любительскую карьеру я, наверное, поменял 10 тренеров, каждый что-то новое привносил. Боксерский тренер в Канаде, Марк Рэмзи удивить меня не может, но мы хорошо работаем.

— Он же прислушивается к тебе, наверняка обсуждаете?

— Да. В этом плане это его плюс. Если бы он упирался и стоял на своем, я бы тоже упирался.

— По сути, стиль ты не поменял, только улучшил? Ты и в любителях работал первым номером, давил.

— Когда я перешел в профессионалы, моим первым соперником стал Кристиан Круз, по-моему. Я же сразу перешел, не делал переход через нижние лиги, сразу — в профи. Он мне как по уху ударил — три дня звенело и болело. Мы же в любителях в шлемах тогда были, это сейчас их нет. В общем, такие мелочи очень важны. Тренер из Америки, Джон Скалли — сам профессиональный боксер. Когда я с ним работаю, я чувствую, что он боксировал, был в каких-то ситуациях, что-то подсказывает. Марк Рэмзи — любитель, он немного другого плана. Мысль есть, но как-то по-другому. А когда лапы с боксером держишь, уже все другое. Не знаю, может, это я сам себе так внушаю.

— Из 8 недель сколько спаррингов? 4 недели?

— Да, 4 недели.

— Сколько бывает спарринг-партнеров?

— По-разному. Вот, например, когда я готовился с Маркусом Брауном, у меня практически всегда был один спарринг-партнер. Молодой, крепкий парень, но не мог выдержать со мной 3 раунда. 2-3 раунда — максимум, не подряд. Мы всегда ставили так: один раунд с ним, потом раунд на лапах или снаряды, потом опять раунд с ним. Мы приглашали спарринг-партнеров, но многих не пускали тогда из-за этих тестов. В то время у меня было 1-2 спарринг-партнера. Сейчас уже побольше. В последний раз было 4 человека. Большие спарринги были, 12-раундовые. Мне это обязательно нужно, я люблю это.

— Сколько делаешь 12-раундовых спаррингов?

— Пару делаю. Мне самому интересно чувствовать это.

— В какой экипировке работаешь? Какие перчатки нравятся, сколько унций?

— Я люблю 18-е. Ну, и со спарринг-партнером хорошо бывает.

— Ты же в Rival, по-моему, боксировал?

— Да. Ну, у тренера какие-то соглашения, мы так и остались с первого дня.

— Тебя устраивает?

— Да. Я как-то не зацикливаюсь на этом.

— Некоторые выбирают. Когда у тебя бой, ты говоришь, в каких перчатках хочешь боксировать, или как получится?

— Я с первого дня в Rival, так и иду. Я, конечно, могу сейчас подписать контракт с кем-то другим, но мне как-то не хочется... Я с ними начал, а сейчас уходить... Я могу уйти от них в любой момент и взять другие перчатки.

— Но руки целы, все комфортно, зачем менять?

— Да. Ну, там же еще тейпирование, это основное. Перчатки тут не совсем помогают. Тейпирование — это важный момент.

— Кто тебе тейпирует руки?

— Расс Анбер в основном. Он же — президент компании Rival. В последних нескольких боях мне тейпировал руки Люк Винсен, он — ассистент моего тренера. Он работает катменом. В последних двух боях работал с ним.

Артур Бетербиев и Энтони Ярд
Артур Бетербиев и Энтони Ярд.
Фото Getty Images

«Если бы мне дали еще один бой с Ярдом, я бы отбоксировал лучше»

— Поединок с Ярдом. Бой получился хорошим, местами была достойная конкуренция. Ты пропустил удар в пятом раунде, была пауза.

— Там было несколько раундов.

— В одном из них ты явно пошел назад. Это был один из самых тяжелых раундов в твоей карьере? Я не видел раньше, чтобы ты шел назад или явно было заметно, что ты пропустил удар. А тут — шагнул.

— Я не только тогда, но и обычно шагал назад. В этом бою у нас была стратегия, мы готовились. Мы в любом случае не знали, что будет делать Ярд: пойдет на меня или нет. Мне кажется, у них был план действовать аккуратно, не идти на меня. Но когда я его заманил, показал, что иду назад, пропускаю... Не хочу говорить, что я такой крутой боксер и привел его к этому, но на самом деле к этому удару, который я пропустил, я подводил его несколько раундов. Я жертвовал, пропускал несколько раз, шел назад. Тяжело, когда он не идет на меня. Потом мы узнали, что судьи отдавали ему предпочтение в каждом раунде. Если бы он держался своего плана, ему было бы лучше. Может, он бы не пропустил тот удар. А он пошел на меня, потому что почувствовал, что я где-то пропустил. Ну, это тоже была игра, мы к этому шли.

— Я правильно понял, что во время поединка вы узнали, что судьи отдают ему предпочтение?

— Ну, я не знал ничего, тренеры знали.

— Но Ярд тебя удивил?

— Не сказал бы. Если бы мне дали еще один бой с ним, я бы отбоксировал лучше. Свои моменты сыграли свою роль: бой в Англии, весогонка, может быть. Но я не скажу, что потерял в ринге контроль.

— Но скорость у него неплохая.

— Он достаточно быстрый, но не такой, как он говорит. Он говорит, что я медленный. Ну, лучше быть таким медленным, как я, и выигрывать, чем проигрывать.

— Бой был классный, была видна конкуренция.

— Это же хорошо. В любом случае, интрига есть всегда, я не говорю, что я выше его на голову. Но по бою — мы же готовились 8 недель, обсуждали каждый момент. Если я захожу в ринг, и у меня от какого-то удара меняется план, то это неправильно. Если я работал 8 недель, то я должен показать это в ринге. Должен что-то сделать, в первую очередь для себя.

— Бой с Гвоздиком. Ты готовился к такому поединку? Ты понимал его психологическое состояние? Или думал, что он будет больше сопротивляться? С виду казалось, что он просто сдался. Ты ждал большего?

— Если бы я перед боем сидел и думал, чего я жду от него, то было бы сложно готовиться. Я стараюсь не думать о таких вещах. У нас есть свои задачи, надо фокусироваться на них. А что касается боя — то, что требовал угол, я делал. Мы же по ходу сборов готовимся, обсуждаем разные моменты. Когда я слышу одно слово — уже понимаю, что надо делать. Не надо говорить все. Поэтому план у нас хорошо пошел. Мне кажется, Гвоздик физически устал к концу, не выдержал прессинг.

— Ты чувствовал, что удары в корпус наносят ему урон?

— Да, конечно. В ближнем бою чувствовал, что он эти удары не любит.

— Защититься от них он, по большому счету, не мог. Было больно смотреть.

— Ну, даже удары в корпус — он останавливается, а судья не реагирует. Человек несколько раз касался пола третьей точкой опоры, а счет ему не открывали — странно. Я ему в корпус четко попал, он начал качаться, а судья не отреагировал.

Я люблю выполнять план, слышу, что мне говорят, мне это важно. Если я слышу что-то, что идет вразрез с тем, как я считаю, я не буду это слушать. Поэтому, когда мы готовимся, у нас уже идет хороший контакт, формируется план. В бою мы уже говорим на одном языке, понимаем, к чему идем.

— Я слышал, что Гвоздик хочет вернуться. Как думаешь, он сможет подняться наверх?

— Не знаю, это надо у него спрашивать. Гвоздик — хороший боксер, думаю, он еще может поделать дела.

— Ну, он еще и не такой взрослый.

— Относительно. Младше меня, наверное.

Александр Усик
Александр Усик.
Фото Дарья Исаева, «СЭ»

«Усика можно понять — как врачи понимают больного. Боксеры же много пропускают»

— Ты не смотришь боксерские поединки, не интересуешься боксом, что звучит нелогично для чемпиона мира. Но все же, скажи, что ты думаешь по поводу боя Фьюри — Усик? Я так понимаю, этот поединок все же состоится.

— Вот, меня приглашали на бой Фьюри с Чисорой, у нас была битва взглядов с Ярдом. Фьюри и Чисора устроили мощное шоу, собрали полный стадион — кажется, 65 тысяч человек. Я, наверное, в первый раз в жизни увидел такой мощный турнир. Если Фьюри выйдет против Усика в такой же форме, как против Чисоры, то даже не очень хорошо подготовленный Усик может победить. Усик поинтереснее Чисоры, да и помоложе. Фьюри — Чисора — это не тот бой, который я бы хотел посмотреть, например. Даже не знаю, как они там досрочно остановили бой: была атака или не была, или он упал от усталости... Мне было непонятно. Бой был не очень. Фьюри, по-моему, в третий раз встречался с Чисорой, мне кажется, им было уже неинтересно, они и так прекрасно знают друг друга. Если он будет драться с Усиком, то, думаю, будет серьезно готовиться. К Чисоре он, по-моему, готовился несерьезно. Так, за неделю подготовился (смеется). Не удивлюсь, если все так и было, он может такое сделать.

— Кто фаворит — Фьюри или Усик?

— Не знаю, честно говоря. Это же нужно изучать... Я, конечно, могу что угодно сказать, но не хочется. Люди же слушают. Потом выиграет не тот, кого я выбрал... Вот, у Усика был бой с Джошуа. Накануне, за день до боя у меня брали интервью, и журналист начал меня ковырять по Олимпиаде, по бою с Усиком. Я же живой человек, могу быть с чем-то не согласен. Я и начал говорить, что не согласен с исходом этого боя. Вот, он начал меня ковырять, и я уже не заметил, как чуть-чуть ушел... Он тут же меня спросил, как закончится бой Усика и Джошуа. У меня же тоже чувства... Я, честно, думал, что Джошуа выиграет. Человек из крузервейта поднялся в тяжелый вес и сразу же боксирует с чемпионом... Ну, я не изучал же их, не смотрел Джошуа, не знал, в каком он состоянии. «Кто будет лучше готов, тот и победит», — я сказал так, но это, конечно, срезали. Оставили цитату, что Джошуа победит.

— И это было объективно. Меня тоже спрашивали журналисты перед первым боем, и я тоже говорил, что выиграет Джошуа. По-моему, давал 60/40 на Джошуа. Ну, он же очень большой. У Володи Кличко выигрывал, были у него и другие большие победы. Ребята, кто не боксировал с супертяжеловесами, не представляет, что такое один прямой джеб — это как бревном по голове. Но то, что мы увидели в исполнении Усика...

— Я не видел этот бой (улыбается). Я так понял, что у Джошуа проблемы с левшами. Я у кого-то спрашивал, есть ли у него бои с левшами — похоже, в профессиональной карьере вообще не было.

— Может быть.

— Это большой минус. Если тренер не может подготовить тебя к левше — это минус и тренеру. По-моему, он [Джошуа] поменял тренера сейчас.

— У тебя есть история с Усиком. Ты бы вышел боксировать с ним?

— Конечно.

— И даже в категории выше?

— В первом тяжелом я бы с ним побоксировал. Почему? Когда у меня были переговоры с TopRank и Эдди Хирном — тогда я еще не подписал контракт с TopRank — Усик стал абсолютным чемпионом в первом тяжелом, а у меня был пояс IBF. Сказал Хирну тогда: «Если в течение года гарантируешь бой с Усиком за абсолюта, то я выйду на этот вес». Я был готов. Но они промолчали, не дали ответ. Поэтому я пошел в TopRank. Условия были примерно одинаковые, у Хирна даже чуть получше.

— То есть они связались с Усиком?

— Да, конечно.

— Сказали, что ты готов с ним драться?

— Да, в его весе. Конечно, я понимаю их... Может, на его месте я бы тоже не пошел боксировать со мной. Кого они в итоге выбрали? Беллью?

— Да, Беллью.

— Они сделали добровольную защиту в первом тяжелом. Я бы на его месте тоже перешел в тяжелый вес.

— Считаешь себя неудобным соперником для Усика?

— Нет, я так не считаю. Это его спросить надо. Я левшами еще в любителях, по-моему, еще в молодежке, наелся. В порядке вещей их воспринимаю. Если ты боксируешь с левшой, ты должен знать элементарные вещи: как за ногу, за руку заходить. Если ты знаешь эти моменты — никаких проблем нет. И с левшами, и с правшами. Мне кажется, тут больше минусы тренеров. Ну, и боксеров, если они не могут, если есть какие-то проблемы, комплексы.

— Саша Усик — великолепный боксер, вопросов нет. Но в последнее время он обрушился с очень неприятными разговорами в адрес России, с осуждением и так далее. Мне кажется, что бой между вами реально может осуществиться. Его высказывания могли бы стать для тебя дополнительной мотивацией?

— У меня в любом случае была бы мотивация. Ну, а его слова... Думаю, его можно понять, как врачи понимают больного. Они же с пониманием относятся к больному, не осуждают. Боксерам тоже нужно делать какие-то скидки. Боксеры же много пропускают по голове — тем более в тяжелом весе. Нужно делать скидку, не обижаться на него, отнестись с пониманием. В тяжелом весе же тяжелые удары.

— Я так понимаю, ты не сильно погружаешься в эту историю...

— Как профессионал, как боксер я бы не ставил эти вещи вперед. Это неправильно. Это может, наоборот, замотать меня или загрузить. Считаю, что такие вещи не должны тебя дергать.

— То есть ты бы это отсекал?

— Да, я бы отсекал это. Постарался бы хорошо сделать свою работу, а потом уже можно и поговорить.

— Сейчас он в прямых эфирах говорит такие вещи... С Сашей Поветкиным затронули эту тему, он сказал: «Если бы встретил его — серьезно поговорил бы с ним». Мягко говоря, очень некрасиво и неправильно он отзывается о нашей стране. И просто оскорбляет. Ну, бог с ним.

— Тогда Поветкину надо вернуться и поговорить с ним (улыбается). В чем проблема? Мы же цивилизованные люди, боксеры, джентльмены. Все можно решить в квадрате. Делать эти вещи на публику... Я могу наделать шухера, но не люблю эти вещи. Не нравится играть на публику. Усик же тоже делает эти заявления на публику. Мы же не знаем его истинные намерения. Непонятно, какие у него мотивы.

Артур Бетербиев
Артур Бетербиев.
Фото Александр Федоров, «СЭ»

«Я не делал ему бросок, я с ноги заехал — вертушкой»

— Есть скандальная тема, касающаяся сборной и Геннадия Машьянова (тренер Дмитрия Бивола). Было, что ты где-то не сдержал эмоции и в спарринге с одним из боксеров (Эдуардом Якушевым) сделал бросок через бедро. Ты говорил, что у тебя есть версия, почему так случилось.

— Норма сдержанности — ее же ставит каждый человек. Есть какой-то норматив сдержанности? Если один раз плюнули в лицо и ты ничего не сделал — ты сдержанный? Второй раз плюют — тоже сдержанный? А если третий раз — ты же можешь сорваться? Ты же обычный человек. Я тоже обычный человек. Там был такой момент: человек бил меня после стопа, после гонга. Я ему один раз сказал, чтобы он так не делал, второй раз сказал, третий. Ну, не слышит человек. Проигрывает по ходу раунда, а в конце, когда я уже не могу его ударить, он...

— Исподтишка?

— Не хочу принижать этого человека, просто у него такой стиль был. Я же не первый день его видел, мы много раз работали, хорошо друг друга знаем. Он знает, на что способен я, я знаю, на что способен он. Он — хороший боксер, у нас были хорошие спарринги, но я не люблю такие нечестные моменты. Честно скажу — я не делал бросок, я ему с ноги заехал. Вертушку сделал.

— Ничего себе! У тебя есть какая-то техника, умеешь?

— Конечно.

— Карате занимался?

— На шпагат сесть могу.

— Какая была у него реакция?

— Ну, меня хотели чуть ли не дисквалифицировать.

— А как тот парень отреагировал?

— У него зуб сломался, по-моему.

— После этого он продолжил тебя бить после стопа?

— У нас уже кончился спарринг, было три раунда, все случилось после третьего. Если говорить о Машьянове — его, по-моему, даже не было на этих сборах, он откуда-то это услышал. Нельзя рассказывать эти вещи, говорить, как что было. Я же тоже много что знаю, но не говорю: «Этот боксер такой-то, а тот — такой-то», хотя могу рассказать.

— То есть это правда, но ты не считаешь, что это нужно рассказывать?

— Да. Я, конечно, не считаю, что прав, что так поступил. Это было на эмоциях. Но я считаю, что любой на моем месте сделал бы так же. Мы с этим парнем потом тоже поговорили, он тоже все понял.

— И вопрос закрылся?

— Да.

Кадыров сказал мне: «Я тебе помогу всем, чем смогу. Финансово, морально — все сделаю. Но в ринге должен боксировать ты»

— Ты говорил, что Рамзан Кадыров в какой-то сложный момент твоей жизни стал для тебя опорой и верным другом. Что это был за момент?

— Мне было 16 лет, у меня не стало отца. Я вернулся с первенства мира в Баку, а через 5 дней отец попал в автокатастрофу и погиб. Отец был очень рад, что я занял третье место на таком престижном турнире... После того, что случилось, у меня не было желания продолжать, был сильный тормоз. Помню, мама сильно меня поддержала. Как раз тогда пришло предложение из Москвы, из училища олимпийского резерва. Мама меня направила, я послушался ее, приехал в училище, а дальше уже пошло. Дальше — когда ты боксируешь, даже во взрослой сборной, за каждым боксером стоит какой-то авторитет, есть какая-то финансовая поддержка. Я боксировал в Чечне на турнире, мне Рамзан Кадыров сказал: «Я тебе помогу всем, чем смогу. Финансово, морально — все сделаю. Но в ринге должен боксировать ты». С тех пор он меня всячески поддерживает. Считаю, что он внес большую лепту в каждую победу.

— Про деньги.

— Какие деньги? (смеется)

— В профессиональном боксе. Какой гонорар был за последний бой?

— На хлеб с маслом хватило (смеется).

— Честно, очень интересно, если это не секрет. Мы же взрослые ребята.

— Мы же взрослые ребята (смеется). Я еще когда учился в училище, начал ходить среди цивилизованных людей, понял, что про зарплату никогда никто не спрашивает. Если сам человек не говорит. Ну, скажу так, гонорары у меня не такие большие. Думаю, в связи с тем, что меня не так сильно раскручивали, когда я был в Канаде. Я уже говорил: когда в первые годы моей профессиональной карьеры люди должны были в меня вкладывать, я с ними вместо этого судился. Например, ты находишься в другом городе или стране, а у промоутера все завязки с журналистами... Они со мной судятся: какой смысл им меня пиарить? Мне кажется, с этим мне немного не повезло.

— Ну, думаю, сейчас у тебя момент, такая точка роста. Ты можешь ставить себе чуть-чуть другие задачи и увеличивать гонорар.

— Опять же, когда у меня пошли эти истории с промоутерами — я же не просил ничего такого. Могу сказать, какие у меня были гонорары за первые бои. За первый бой я получил 5 тысяч долларов. Символические деньги. Мне кажется, небольшие. Не знаю, за сколько делают первые бои в России, но там, в Канаде, это были небольшие деньги, потому что тебе нужно и квартиру снимать, и жить на что-то, и налоги еще есть. Я не просил много денег. Но то, что вы прописали в контракте, — будьте добры выполнять.

— Каковы твои цели на будущее? Тебе 38 лет. Дай бог, чтобы ты боксировал столько, сколько хочешь. Какие еще есть глобальные цели, может, не связанные с боксом?

— Есть изречение нашего пророка, или большие ученые так сказали, я точно не знаю: «Если ты хочешь помочь какому-то делу, скрой его так, как можешь». Поэтому не буду говорить о своих сокровенных мечтах, наверное, это было бы глупо. Ну, надеюсь, у Всевышнего на меня записаны хорошие намерения — лучше, чем мои планы. Я вверяю все ему и надеюсь, что все будет так.