Футбол

23 марта 2023, 00:10

«Стрельцова посадили из-за совсем другой женщины. Дочки замминистра». Новый поворот в деле великого футболиста

Юрий Голышак
Обозреватель
Юрий Голышак отыскал неожиданного свидетеля.

Годами я расписывался в собственном бессилии. Мне очень хотелось найти и расспросить ту самую Марианну Лебедеву, из-за которой сел Стрельцов.

Мне казалось, к преклонным годам она выложит такое, что откроется какая-то тайная дверца. Все окажется не так, как мы думали.

Сын Стрельцова Игорь до сих пор живет в отцовской квартире с видом на Курский вокзал. Даже пепельница Эдуарда Анатольевича стоит на подоконнике. Если мне не изменяет память.

Сын Эдуарда Стрельцова Игорь Стрельцов
Сын Эдуарда Стрельцова Игорь Стрельцов.
Юрий Голышак, Фото «СЭ»

Расспрашивал его — мол, та самая Марианна вполне может оказаться живой. Интересно было бы с ней поговорить?

Игорь отвечал сразу, не раздумывая:

— Нет. Что-то мне не хочется. Ни с ней говорить не стал бы, ни с первой женой. Которая, мне кажется, просто отца предала. Его посадили, ей что-то сказали — и ушла...

А вот мне было бы очень интересно!

Хоть понимал — даже если отыскать эту старушку, никаких рассказов не будет. Что бы ни случилось на той даче в поселке Правда. Пострадала ли на самом деле, оговорила ли Стрельцова — вот будет ей охота вспоминать?

Но почему-то надеялся — расскажет!

С каждым годом эхо давней истории становилось все тише. Кто-то, приехав с камерой к той самой даче в поселке Правда («напротив школы», как записано уголовном деле), где все случилось в ночь с 25 на 26 мая 1958 года, по удивительной случайности успевал снять — то ли ее сносят, то ли перестраивают. Обрывалась одна полунить.

Я отыскивал среди бумаг уголовного дела адрес пострадавшей в городе Пушкино — и пять минут спустя выяснял, что 2-й Акуловский проезд существует до сих пор. Но вот дом № 21 на карте отсутствует. Будто и не было.

Ходили слухи, будто легендарный начальник команды «Торпедо» застал ее, заплаканную, на могиле Стрельцова.

Слухи оказывались правдой — и подтверждал все это Аксель Вартанян, наш чудесный статистик. Рассказывал:

— Однажды Юрий Золотов, много лет занимавший в «Торпедо» должность начальника команды, встретил на Ваганьковском Лебедеву. Она стояла неподалеку от могилы Стрельцова, как раз была годовщина. Золотов хотел подойти, но Лебедева быстро скрылась. Каким-то образом он все-таки выяснил ее адрес, о чем сообщил в интервью журналисту «Футбола». Я еще там работал. Сразу позвонил Юрию Васильевичу и услышал: «Я живу рядом с вашей редакцией. Завтра зайду, все расскажу. Может, вместе к Лебедевой и поедем». Я подумал — какое счастье! Уже предвкушал...

— Не случилось?

— В ту же ночь Золотов умер! Скоропостижно! И все, след пропал...

Своими печалями поделился я с одним из стариков-журналистов — и тот усмехнулся:

— А я ведь знаю человека, который ее видел. Разузнал все подробности того дела. Что-то там неожиданное выяснилось — только он все это держал в секрете. Был в 60-х у какой-то подруги в доме на Колхозной площади, заходит соседка за солью. Подруга на нее указала — это, мол, она посадила Стрельцова... Ну и начал распутывать. До чего-то докопался! Он жив и в рассудке. Сказать кто?

— Говорите! — вскричал я. - Говорите скорее!

Едва ли моего собеседника могла постигнуть участь торпедовского начальника Золотова на выдохе перед главным предложением. Было бы в этом что-то научно-приключенческое. Как в «Сокровищах Агры»: только собрался произнести, где сундучок, — как разглядел лицо в окне. Ну и все.

Едва ли, едва ли такое возможно. Но все ж я перестраховывался.

— Так кто?!

— Да Валера Винокуров. Вы его знаете?

Господи!

Валерий Винокуров.
Юрий Голышак, Фото «СЭ»

Валерий Винокуров — один из главных спортивных журналистов Советского Союза. Самое золотое, самое язвительное перо еженедельника «Футбол». Мы с Кружковым недавно его отыскали, сделали «Разговор по пятницам». Но тему Стрельцова обходили — нам хватило и других. А Валерий Исидорович, как выясняется, сторонился этих историй осмысленно. Вел нас в другую сторону. Потому что о Стрельцове знает все — но не уверен был, стоит ли говорить...

Я набрал тот самый номер. Запасся аргументами. Даже черкнул некоторые на полях подвернувшегося «Спорт-Экспресса»: «Такие истории не должны пропадать», «Кто ж расскажет, если не вы?», «Вы — последний человек в Москве, кто знает тайну. Не считая той самой Марианны». Ну и так далее. Писал, пока не истер карандашный грифель. Под таким напором не устояла бы и старушка Лебедева.

— Да, я все знаю, — ответил Винокуров после секунды раздумий. — Думаете, стоит рассказать? Кому-то нужно? Между прочим, эта Лебедева вообще ни при чем. В истории замешана совсем другая женщина. Стоит вскрывать такие истории?

— Стоит! — задохнулся я от предчувствий. Потянулся было за исписанной газетой.

— Что ж. Приезжайте во... Во вторник, например.

Аргументы не понадобились. До вторника считал не дни — часы!

Говорили мы до темноты — про Стрельцова, Воронина и Иванова. Его приятелей из 60-х. Вместе поражаясь: сам Винокуров свежий и энергичный. Если страдает — исключительно глазами. Тяжело читать. А все его ровесники-футболисты давным-давно лежат по московским погостам. Кто на Даниловском, как Воронин. Кто на Ваганьково — как Стрельцов и Иванов.

Со стен вслушивались в наши голоса, печально глядели великие с иссохшихся снимков. Я узнаю всех! Вот мой собеседник с Лобановским, Круиффом, Беккенбауэром, Пеле, Ди Стефано, Липпи, Капелло...

Я заставляю себя поймать отблеск иронии в глазах этих людей — и уж не верю, что за окном шумит Дмитровское шоссе. Грохочут поезда у станции «Окружная». Что мы запорошены московской зимой.

Взгрустнулось было — но Винокуров, встряхнувшись, отогнал тоску.

— Я вам сейчас покажу кое-что!

Вытащил, с торжеством водрузил посреди комнаты здоровенную бронзовую статую, в которой (пусть и не сразу) угадывался Стрельцов. Размерами вполне сошла бы за надгробие.

Вот это да! Я достал телефон, сфотографировал. Где еще такое увидишь?

С этой секунды мне еще интереснее оглядываться по сторонам. Изучать стены. Задерживаться взглядом на портретах. Кого-то узнавать, в ком-то ошибаться.

— А на дальней стенке портрет — это Пастернак?

— Какой Пастернак? Пастернак у меня в другой комнате! Это сын, Олежка, в юности. Ему здесь 16...

Кто ж не знает Олежку — тоже известного журналиста из «Футбола» 90-х?

— Славный какой портрет.

— Между прочим, рисовала Ира Лобанова, довольно популярная личность. Была редактором отдела литературы и искусства журнала «Юность». А муж ее, Витя Вишняк, актер театра Маяковского. Их двоих сын зарезал в приступе шизофрении.

— Боже.

— Олежка потом говорил: «А вы еще этого Алешу мне все детство в пример ставили...»

Нодар Ахалкаци и Валерий Винокуров.
из личного архива

«Никита Сергеевич, какой гол!»

— Ох, ваши рассказы заставляют вздрогнуть. Так как случилась встреча с той дамой на Колхозной площади?

— Сейчас узнаете. Когда обо всем этом думаю — сразу представляю себе: это же сюжет Цвейга! Стечение мелких, незначительных деталей привело к трагедии человека. Давайте обо всем по порядку?

— Давайте.

— Эпизод первый — матч то ли 56-го, то ли 57-го года «Спартак» — «Торпедо». На котором присутствовал Хрущев. Эдик забил какой-то невероятный гол. Все с восторгом: «Никита Сергеевич, какой гол!» А тот вдруг зло буркнул: «Лучше бы это было в другие ворота...» Кто был рядом — тот запомнил. Вы тоже запомните этот момент! Он потом всплывет!

— Я даже записал.

— Казалось бы, какое это имеет отношение к дальнейшей трагедии? А вот Цвейг связь бы обнаружил! Вы же понимаете почему?

— Цвейг затейливый. Его не просчитаешь.

— Почитайте его «Невозвратимые мгновения». Череда случайностей ведет к трагедии. Весь сюжет на этом. А в нашем рассказе — следующая картинка. Игроков сборной СССР отпустили со сбора на несколько дней. Серега Сальников — мой близкий товарищ, замечательный парень! — Эдика куда-то позвал. Я думаю, неслучайно.

— Почему?

— Потому что понимал — надо на всякий случай... Эти-то молодые забухают где-нибудь. А Серега в этом смысле человек серьезный. Чуть менее аскетичный, чем Николай Петрович Старостин, тот-то не прикасался вообще. Сальников Эдику сказал: «Жди меня на Автозаводской возле автобусной остановки». Стрельцов стоял и ждал!

— Не дождался?

— Где-то Сальников задержался. Эдик ждет и ждет. Прошло полчаса. Вдруг эти!

— Кто?

— Татушин с Огоньковым. Зовут: «Поехали на дачу!» А дом был того самого Карахана. По-моему, он был в то время замминистра иностранных дел, что ли. На этой даче происходили гулянки. Вот и затянули на такую вечеринку. Там было много разных женщин. В том числе и эта, которую вы называли...

— Марианна Лебедева?

— Совершенно верно — которую потом и вытащили на суд! Подставили как потерпевшую!

— Что-то я теряю нить.

— А вы подождите терять — сейчас я все объясню. Кто и как все закрутил. Вы поймете, почему настоящая виновница не могла появиться на суде...

Дом на Колхозной площади

— Невероятно интересно. Я весь дрожу.

— Все для меня открылось действительно на Колхозной площади. Которая теперь называется Сухаревская. Этот четырехэтажный дом и сейчас стоит — просто в нем, наверное, другие люди... Прежде жила элита второго ряда.

— Это как понимать?

— Не министры, а замы. На каждом этаже было по две огромные квартиры. Получается, жило всего восемь семей. Дама, к которой я ходил, жила на втором, кажется...

— Подруга ваша?

— Как сказать — «подруга»... Она была женой известного человека, заместителя министра. Тот нефтяник, большой ученый, ему целый роман посвящен был. Можно я фамилию не буду называть? Ну зачем?

— Рисковый вы человек. Крутить с женой замминистра в 60-х — опасное дело.

— Это правда. Я-то был совсем молодой, 23 года, а она... Уже дама! Лет пятнадцать разницы. В ее пользу. Где-то меня захомутала. Муж все время где-то отсутствовал, а она времени не теряла. Виделись мы раз десять, не больше.

— Так что случилось в тот вечер?

— Я был как раз у нее дома, пили чай. Кухня огромная. Я сам только закончил со спортом, алкоголь в рот не брал. Тут звонок в дверь. Встает, открывает. Заходит молоденькая женщина. Ну и я голову повернул в ее сторону.

— Что за женщина?

— Женщина как женщина. Ну, соседка! Что-то у нее просила — то ли соль, то ли сахар. Та принесла с кухни. Да мне-то какая разница в тот момент?

— Действительно.

— Еще чуть поболтали, соседка ушла. А моя Тамара Владимировна, закрыв дверь, снова садится за стол. Усмехается как-то странно: «Между прочим, из-за нее ваш Стрельцов сидит!» Эдик в ту пору еще не вышел.

— Ого.

— Вот тут-то я напрягся! Ну-ка, говорю, поподробнее...

Валерий Винокуров.
из личного архива

«Ты для папы придумай что-нибудь, а я на дачу поеду»

— Я бы бросился за этой женщиной вслед. Расспросил.

— Да ну! Как бросишься? У нее чуть ли не охрана была. Но с моей подругой они были близки, та в курсе всей истории.

— Так-так.

— Ну и рассказывает: сейчас эта женщина уже замужем, у нее двое маленьких детей. Надо бы мне тогда все это записать, а не по памяти сейчас рассказывать!

— Давайте уж как есть.

— Но вот несколько лет назад эта женщина была влюблена в Эдика. Где-то встречала его в компании молодых. А у Стрельцова в тот момент были уже напряженные отношения с женой.

— С Аллой.

— Да, с первой. Потом-то он женился на Рае. Эта Алла — вообще отдельная глава... То ли подали на развод, то ли шло дело к разводу. Ясное дело, что в кругу молодежи все это было известно. Ну и решила эта соседка воспользоваться.

— Каким образом?

— Влюбилась — и решила Эдика на себе женить!

— Воплощать-то как?

— Поделилась мыслями с мамой. Кстати, их квартира была прямо напротив. На той же лестничной клетке.

— Значит, тоже люди непростые?

— В том-то и дело! В этом весь сюжет, сейчас все узнаете! Именно поэтому настоящая героиня нигде не фигурировала. Вот она рассказывает маме: «Я ночью не приду. Ты для папы придумай что-нибудь, а я на дачу поеду». Словом, мама была в курсе. Сама была за то, чтоб дочку женить на Стрельцове.

— Вот так семья.

— Здесь надо сделать небольшое отступление. Без которого не понять, как дальше развивались события. Была у Эдика одна крайне неприятная черта. Вообще-то он был чрезвычайно мягкий, стеснительный и скромнейший человек. Ровно до того момента, пока не выпьет две-три рюмки. Я неоднократно в этом убеждался. Расскажу вам одну историю...

— Сделайте милость.

— В 68-м году «Торпедо» выигрывает Кубок. В финале обыграли «Пахтакор» 1:0.

— Стрельцов отдал пяткой — и забил Юрий Савченко. В будущем — знаменитый судья.

— Совершенно верно! Кто-то вам рассказывал?

— Сам Савченко.

— Эдик отдает пяткой, Савченко забивает — и Кубок у «Торпедо». Отмечать поехали к Анзору Кавазашвили. Квартира у него на Автозаводской была хорошая. Он потом тоже разошелся — но в тот момент еще все было спокойно. Сын был, Эльдарчик маленький.

— Поехали всей командой?

— Не 20 человек, конечно. Но ребят восемь было. А мне надо сдать в еженедельник «Футбол» заметку — «Капитан о своих товарищах»...

— Легендарная рубрика. Практически «Разговор по пятницам» тех лет.

— Когда кто-то становился чемпионом или выигрывал Кубок, мы делали этот разворот — «Капитан о своих товарищах». Кто ж тогда в «Торпедо» был капитаном... А, Шустиков! Витек!

— Совершенно верно.

— Молчун из молчунов!

— Ну и как выворачиваться?

— Расселись за столом, я рядом с Эдиком. Вообще-то мы периодически встречались, но тут сколько-то мы не виделись. Они перед финалом сидели на сборе. Начинаю его расспрашивать про игроков. Потому что знаю — Стрельцов мне точно и четко каждого охарактеризует. А Витек — «да он, понимаешь, да это...»

— Все ясно.

— Про Борю Батанова мне рассказывать не надо, я и так все знаю. С ним в близких отношениях. Да он сам о себе расскажет лучше всех! Но есть же в «Торпедо» Сараев, какой-то Андреюк, тот же Савченко... Про этих вообще никто ничего не знает.

— Вот сидите вы со Стрельцовым — и?..

— Говорит мне про каждого. Человек шестнадцать надо было охватить из игравших в Кубке. Помню, дошли до второго вратаря Мишки Скокова — который сидел на лавке в «Динамо» и стал обладателем Кубка, а теперь история повторилась в «Торпедо». В этот момент Анзор и Галя накрыли стол. Поставили это самое...

— Водочку?

— Да. Сидим с Эдиком, тихо и спокойно разговариваем. Очень доброжелательно все мне рассказывает. По ходу дела опрокинул две небольшие рюмки. Вот столечко!

— А вы?

— Я вообще не пил. Там никто много не пил — сезон же идет. Но Эдик, пригубив чуть-чуть, у меня на глазах превращается в другого человека!

— Это как?

— Меня вдруг обнимает, не своим голосом: «Да я тебе сейчас все расскажу! Ты думаешь, я ничего не знаю?! Да я все знаю!» Представляете?

— Что удивительного? Я такой же.

— Он как выпьет — моментально менялся! Вот такая дурацкая черта у человека. Из скромнейшего, тихого человека превращался в крайне неприятного, хвастливого... Даже не могу четко охарактеризовать. Вы понимаете?

— Еще бы.

— А теперь возвращаемся к истории на даче...

Александр Чивадзе и Валерий Винокуров.
из личного архива

«Побагровел — и помчался в ЦК»

— Начинаю понимать, к чему вы ведете.

— Вот она приехала с целью переспать с Эдиком. Женить его на себе. Тут уж точно они все выпили нормально!

— Куда без этого.

— Ну и он ее схватил... А дальше — все по рассказам матери. Приехала дочка домой ближе к утру. С фингалом. Тихонечко прокралась, но мать все понимала. Выскочила, сели на кухне. Говорит: «Мама, не хочу за него! Ты не представляешь, что это за человек. Все было хорошо — и вдруг хватает за руку, куда-то потащил... Я упиралась, кричала — да ты что, куда, подожди...» Надо же все культурно обставить!

— Это понятно. Куда ж без прелюдии.

— А Эдик ей от этих воплей засадил по физиономии, фингал поставил. В общем, поволок. А теперь она сидит на кухне и все рассказывает матери. В этот момент просыпается и на кухню входит отец. Смотрит: что такое?! Мать-то ему говорила, что дочка будет ночевать то ли у бабушки, то ли у подруги, — и вдруг ее видит!

— А дальше?

— «Что такое?!» — «Вот...» Не будут же они ему рассказывать, как планировали обженить Стрельцова. Говорят другое: вот пошла куда-то с девочками, на этой вечеринке была молодежь, футболисты, и Стрельцов ее изнасиловал!

— Стрельцов ее действительно изнасиловал?

— Возможно. Об этом никто не говорил. Эдик на эту тему вообще отмалчивался. Отец как услышал — изнасиловали дочку!

— Ужас.

— Побагровел — и помчался в ЦК. Сразу к секретарям, в админотдел и так далее. «Вот, — рассказывает. — Футболист Стрельцов дочь мою изнасиловал!» Те не особенно понимали, в чем дело, — но отец-то вес имел!

— Он кто был?

— Тоже заместитель какого-то министра. При высокой должности в промышленности — если человек мог спокойно войти в админотдел ЦК! А там люди понять не могут, что делать. Все-таки футболист сборной, вся страна знает. Наконец кто-то произносит: «Надо с Никитой Сергеевичем посоветоваться».

— Сразу с Хрущевым?

— Ну да! Звонят ему в Болгарию. А неизвестно же, кто из болгар в этот момент был рядом, какая обстановка. Хрущев выслушал — и выкрикнул в трубку: «Да?! Примерно наказать негодяя!» Была вот такая фраза. С нее все и закрутилось. Но девушку эту никому не показали.

«Марианна на даче действительно присутствовала»

— Всплыла та самая Марианна Лебедева, которая проходит по всем протоколам.

— Эта Марианна, которую вытащили на суд в качестве пострадавшей, на даче действительно присутствовала. Но к Стрельцову не имела никакого отношения! Может, она с ним когда-то спала. Возможно, даже в этот вечер что-то между ними случилось. Хрен его знает! Она была такая — довольно свободных нравов.

— Дочка замминистра в документах не фигурировала?

— Нигде и ничего. Следователи получили указание — «сделать как надо». Примерно наказать негодяя. Обработали всех. Эта Лебедева была пьяная — помнит она, не помнит, с кем спала? Все закрутилось!

— Лебедеву из всей компании выдернули на роль пострадавшей как самую разбитную?

— Да, да! Может, она и с Мишкой Огоньковым, и с Борькой Татушиным — кто их разберет? Представили ее как изнасилованную — а для нее это вообще счастье! Слава и радость! Ей-то что? Получается, она еще и пострадавшая.

— Эти девчонки постоянно ездили по таким дачам?

— В том-то и дело — это же не в первый раз! Если Татушин и Огоньков Эдика подобрали и привезли туда — значит, были в курсе, что предстоит. Это Стрельцов, может, первый раз заглянул. А девчонка откуда узнала? От других девушек! Иначе как бы она туда попала?

«Может, ей фамилию изменили»

— Во всех протоколах написано: пострадавшая Лебедева до этой ночи была девственницей.

— Следователи выполняли указание. Еще и не то могли написать. Ну какая она девственница? Эта, с Колхозной площади, может, и была. Кто ее знает.

— Насчет Лебедевой сомнений никаких?

— О чем вы говорите?! Ее выбрали следователи, опытные люди. Знали — скажет то, чему научат. На суде задний ход не даст.

— Журналисты пытались эту Лебедеву найти. Никому не удалось. Как думаете — почему?

— Серьезно? Искали? Может, ей фамилию изменили. Замуж вышла. Следователи были заинтересованы, чтоб ее никто не отыскал. А настоящую виновницу всех этих событий сразу куда-то спрятали. В какой-нибудь санаторий Совмина.

— Чтоб, не дай бог, правда не всплыла?

— Конечно.

— Вы на суде не были?

— Нет. Про суд Стрельцова вообще в Москве никто ничего не говорил. А нам, знакомым Эдика, даже в голову не приходило, что надо узнавать подробности! Мы просто переживали и все.

— Была возможность его расспросить?

— Да сто раз.

— О каком упущенном моменте жалеете?

— Была сцена — мы стоим на поле с Валеркой Ворониным. Выясняем, кто из нас старше. Потому что у Воронина была феноменальная память на футбол!

— Например?

— Ну вот история — как-то на «Буревестнике» я, 14-летний, играю в теннис. В этот момент подъезжает футбольная команда «Химик» — играть против наших. Тренер «Буревестника» подходит к моему тренеру: «Можно Винокуров сыграет за нас в футбол?» — «Да пожалуйста...» Выпустили под какой-то другой фамилией. Я про этот матч забыл. Вдруг годы спустя Валерка Воронин мне говорит: «Ты случайно не играл против «Химика» за «Буревестник»? Правым крайним был? Я тебя помню!» Это ж с ума сойти, правда?

— Не то слово.

— Вот стоим на поле и выясняем, кто старше. Оказывается, он старше на пять дней. У него день рождения 18 июля 1939-го, а меня — 23-го. Тут подходит Эдик: «О чем спор?» — «Да вот...» Стрельцов обрадовался: «А у меня 21 июля!» — «Так ты на два года старше!» — «А ничего. Давайте каждый раз втроем отмечать день рождения?»

— Какая чудесная затея.

— Самое интересное — пару раз у нас получилось. Все оказывались в Москве. Они выпивали, я — не особо...

— Там-то и могли расспросить обо всем?

— О чем и речь! Господи, да сто раз мог! Все время казалось — надо обо всем забыть. Не сыпать соль на раны.

— Со Стрельцовым было сложно дружить?

— Если не пить — то сложно. Даже невозможно. Вот посмотрите книжки Нилина с ним — это все о том, как он пил со Стрельцовым. Без конца. Если это убрать — останутся три странички.

История про Фурцеву — полная чушь

— История о том, что Фурцева желала свою дочку выдать за Стрельцова и после мстила, — ерунда?

— Полная чушь!

— Рад слышать.

— А фильм, как говорят, вообще идиотский. Мне позвонил Чебан — расспросить про это кино. Я ответил: «Не смотрел и смотреть не буду. Но что рассказывают люди — это кошмар». Мне пересказывали какой-то бред из сценария — будто «Динамо» хотело взять Татушина, Огонькова и еще кого-то. Поэтому все подстроило через КГБ. Да Якушин считал, что его игроки лучше всех на свете!

— Серьезно?

— Да. Искренне был уверен: Боря Кузнецов лучше Огонькова. Шабров — лучше Татушина. Сценарий этого фильма дали почитать тем, кто со Стрельцовым играл. Шустикову, Михайлову и Гершковичу. Все возмутились — хрен знает что нагорожено!

— Прямо захотелось посмотреть.

— Втроем пришли к режиссеру: «Это же все неправда, не так было!» — «А я так вижу...» Развернулись и ушли.

Валерий Винокуров и Валерий Лобановский.
из личного архива

Мистика

— Вы же для себя нарисовали картину происходившего на той даче. Какая роль Карахана-младшего, которого многие выставляют виновником случившегося?

— Да никакой. Он дачу предоставил. По-моему, сам и отсутствовал! Столько вокруг этой истории наворочено, столько рассказов... Говорили все — кроме участников случившегося. Что Борис Татушин, что Мишка Огоньков категорически отказывались об этом рассказывать. Их никто в изнасиловании не обвинял — но тоже пострадали. Получили дисквалификации. Для них это был фактически конец карьеры!

— Тоже проехали мимо чемпионата мира.

— Потом вернулись в футбол — но это было уже не то... У Мишки же почки одной не было. Он рано умер.

— В 47.

— Татушин-то еще мелькнул в «Молдове».

— Успев до этого поработать закройщиком в московском ателье. Вместо чемпионата мира.

— Вот чем обернулась гулянка!

— Недавно наткнулся на памятник Татушину. Его, оказывается, подзахоронили в могилу к маленькому сыну. Совершенно не представлял, что он пережил такую трагедию.

— Я тоже не представлял! Знал его племянника — Витю Вотоловского. Мама Вотоловского — родная сестра Татушина. Когда Витя женился на Любе, дочке Бескова, я был на свадьбе. Сестра Татушина ко мне подсела — рассказывала и про брата, и про сына...

— Думаете, такие вечеринки на дачах происходили регулярно?

— Да конечно! Я и говорю — все это глупейшее стечение обстоятельств. Если б не вошел отец, девчонка поделилась бы с матерью и все. Просто отстали бы от Стрельцова! Раз такой грубиян — не будем его окручивать, другого найдем. Все несчастье соткано из мелочей: то Хрущеву не понравилось, что Стрельцов забил красивый гол. То Серега Сальников опоздал, не пришел на свидание. То эта баба...

— Вы правы. Мистика.

— Почему я и вспомнил про Цвейга: в его рассказе наполеоновский маршал Эммануэль Груши не явился на какое-то сражение — и завязалась цепь случайностей. Все переплелось. Как будто нарочно кто-то все подстраивал! А Эдику впаяли семь лет. Как здесь люди ни подключались — ничего сделать не могли. Единственное, Андрей Петрович Старостин очень помог Стрельцову, когда того отправили в лагерь.

— Чем?

— Так вышло, что Андрей Петрович сам сидел в этих местах. То ли Воркута, то ли что-то вроде. Прекрасно знал этого начальника лагеря!

«Уголовники надели на Эдика бочку и избили до полусмерти»

— Договорился с ним?

— Старостин сразу же поперся туда, договорился с этим начальником — и Эдику создали прекрасные условия! Понятно, не с пустыми руками поехал. Эдику-то он мяч привез — что ему еще надо? Ну, бутсы. А начальнику до хрена всего подарил. Вот насчет денег — не знаю. Едва ли здесь деньги были замешаны. Майка «Спартака» с автографами точно была.

— Откуда вы знаете?

— Андрей Петрович мне рассказывал. Я-то особо не допытывался, сказал: «Вообще-то вы, Андрей Петрович, молодец. Не стали строить из себя...» — «Ну как же? Это же наше футбольное братство! Мы-то как там сидели?»

— Значит, в лагере у Стрельцова была сносная жизнь?

— Просто замечательная — на протяжении какого-то времени! Легкий режим. Сколько хочешь — тренируйся. Начальник обещал Андрею Петровичу, что через какое-то время напишет что-то про «хорошее поведение»: «Может, вообще отпустят...» Но!

— Здесь тоже «но»?

— В один момент все сломалось.

— Что произошло?

— Этот начальник разрешил для Эдика любые посещения. Пусть, мол, семья приезжает. Мать туда и зачастила!

— Так это здорово.

— А мать... Как бы это сказать... Она была простая такая тетка. Может, и неплохая. Но довольно хвастливая и болтливая. Мне не нравилась изначально. Вот бывает — не нравится человек и все!

— Была причина?

— Болтает что-то, хвастается: «Да мы купим это, купим то...» Вот так всегда. Эдик обычно говорил: «Ну мам, дай нам посидеть, поговорить». Словом, неприятно было. Каждый раз, приезжая в Москву после посещения сына, хвасталась направо и налево!

— Ну и что такого?

— «Да Эдик там живет как король, у него все есть, спецпитание...» Еще наверняка и привирала. «Когда хочет — тренируется, начальника посылает». Вот так болтала и болтала. Ну и доболталась.

— Что стряслось?

— Дошло до ЦК. Распоряжение — срочно перевести на строгий режим!

— Какой кошмар.

— Стрельцова переводят на строгий. А там — уголовники!

— Не поладил?

— Там главный — пахан. А Эдик знать не знал этих законов. Вообще — чтоб Стрельцов кому-то подчинялся? Детали я не очень помню, но случилось следующее: эти уголовники надели на него бочку и избили. Да так избили, что просто живого места не было. В каком-то смысле эта бочка спасла — но так или иначе...

— Настолько пострадал?

— Ходить почти не мог, долго лечился. Прежний-то начальник его сразу же отправил бы в госпиталь, а этот — ни фига! Строгий режим!

— Все на ногах перенес?

— Да, переходил. Тогда у него геморрой обострился. Это вообще футбольная болезнь. Вы знаете, наверное?

— Не знал.

— Так знайте. Из-за этого Стрельцов со сборной закончил в 67-м году. Когда в Венгрии проиграли. Там кровь была сплошная...

— Об этом еще поговорим. За что Стрельцова били-то?

— Просто так. Ходит такой независимый — а здесь пахан! Типа «проучить надо» — вот за что. Ну, уголовники! С ними права будешь качать, что ли? А Эдик пребывал в полной растерянности от происходящего...

— Это Ухта, наверное?

— Все неподалеку от Воркуты. В этом лагере он настрадался. Сразу понял, что вести себя надо сдержанно. Не рыпался, что называется. Да и время прошло, пока вылечился. Хорошо, не было переломов, после которых с футболом можно было попрощаться. Могло же кончиться этим!

— Вполне.

— К счастью, этого не произошло. А когда вышел — уже начались хорошие истории.

Эдуард Стрельцов
Эдуард Стрельцов.
Виктор Евстигнеев

«Молодец Витек!»

— Понятно, в Воркуту к Стрельцову мало кто добирался. Но как для себя объясняете, что в подмосковную колонию, где досиживал, ездил только Шустиков?

— Молодец Витек! Какой хороший человек! Наверное, «Москвич» заводил? Почему никто из футболистов не ездил — для меня это необъяснимо. Кстати, мы с Олежкой дико невзлюбили сына Шустикова...

— За что? Серега был отличный парень.

— Сидим мы на «Торпедо» — а этот Сергей неподалеку. Как-то так высказался в адрес собственного папы, Витька, что я вздрогнул. Что за отношение такое? Просто плевать ему на отца! Я не выдержал, одернул: «Постыдись, люди же слышат...»

— А он?

— Надулся и ушел. Сейчас уже сын его играет?

— Доигрывает, 34 года. Был капитаном в «Торпедо».

— Неужели?! Витька внук? Вот время-то летит... Помню, Валерка Воронин мне позвонил — и начал рассказывать про Мишку, своего сына. Как-то мне запомнилось. Он как раз устроил его в смоленскую «Искру». Спрашиваю: «Как игрок что-то стоит?» А Воронин с наглецой: «Ну что ты спрашиваешь? У него ж гены!» А «гены"-то оказались в другом смысле. Тоже спился и умер.

«А ты, Угловой, помолчи!»

— Вы говорили — начались хорошие истории. Рассказывать-то уже некому, кроме вас.

— Вышел Эдик в 63-м или 64-м... Я еще работал на «Мосфильме». Как-то приезжаю на тренировку «Торпедо», Валька Иванов меня всегда звал — и туда пришел Эдик! Повидаться с ребятами!

— Играть ему еще не давали?

— Нет, конечно. Я стал свидетелем такой штуки. У ребят из «Торпедо» зашла речь про Лобановского. Валерку как раз в сборную позвали. Обсуждали, как тот подает угловые.

— Закручивает в ворота?

— Ну да. Эдик говорит: «Кто-кто?»

— Не знал даже фамилию?

— Да откуда ему знать? Ему отвечают: да в киевском «Динамо» появился левый край... «Ну и что он делает?» — «Да вот крутит с углового в ворота — никто повторить не может. Хоть на дальнюю, хоть на ближнюю! Если сам не забьет — на ближней Серебряников выскакивает, а на дальней замыкает Базилевич. Никто ничего поделать с ними не может...» Эдик покачал головой. Задумался на секунду. Потом: «Ну-ка, дайте мячик». Ставит на угол поля — ка-а-к закрутил в ближнюю «девятку»: «Так?» Народ обомлел: «Так...» Ставит еще один мяч — под дальнюю крестовину! Представляете? Это же класс!

— Хотел бы я это увидеть.

— Ага, думаю. Не зря я приехал. Такой сюжет!

— В сборной-то Лобановский не задержался, кстати говоря.

— Валерка как самый умный влез в какой-то разговор. Вернее, попытался влезть — а Валька Иванов его послал: «А ты, Угловой, помолчи!» С тех пор иначе как «Угловой» Лобановского не звали. «Угловой, не суйся, Угловой, молчи...» Так и закончилось у него со сборной — отыграл то ли два матча, то ли три.

— Это же вы от имени еженедельника «Футбол» объявляли Стрельцову, что его признали футболистом года?

— Да, я в январе 65-го ушел с «Мосфильма» и стал работать в «Футболе». Главный редактор Мартын Мержанов хоть Стрельцова и не любил, а поручил мне все сделать, чтоб ему разрешили играть...

«Не хочу, чтоб он умирал»

— Почему не любил?

— За то, что тот пьет!

— Никто кроме Стрельцова не пил, что ли?

— О чем и речь. Вот Валерку Воронина Мержанов боготворил. Просто как к сыну относился. А Валерка-то пил еще похлеще!

— Вот-вот.

— Мы с Валеркой писали материалы. Приедет сборная из Южной Америки — я расспрашиваю Воронина про Уругвай, а журналист Березовский — про Аргентину. Чувствуем — Валерка с утра уже поддавший. Коньячком тянет. А Мартын Иванович категорически в это не верил! Для него это была святая семья — Валерка и Валя.

— Валя — жена, какая-то циркачка?

— Валя танцевала в «Березке», циркачи были ее родители. Вот они-то, как говорил Коля Маношин, Воронина и загубили!

— Это как?

— Мать этой Вали на манеже куда-то лезла, отец держал. Тяжелая цирковая работа. При этом страшно пили!

— Воронин тоже пристрастился?

— Как говорил Маношин: «Во-первых, они Валерку споили. Во-вторых, внушили ему, что он самый главный и лучше никого нет...»

— Что было недалеко от истины.

— Я усомнился, говорю Коле: «Ты уверен, что это все они?» Он отвечает: «Знаешь, кто жив — тот и прав...» Валерка же не может теперь возразить — сказать: «Нет, это не они меня споили, я сам спился»!

Эдуард Стрельцов
Эдуард Стрельцов.

«Это кто был-то?» — «Министр спорта!»

— Мы отвлеклись от Стрельцова.

— Мержанов Стрельцова не любил — но указание есть указание. Надо было что-то делать, чтоб Эдику разрешили играть. Мне поручили написать заметку, я поехал на завод к парторгу Аркадию Вольскому. Он нарассказывал каких-то смешных вещей — мол, Эдик, работая на ЗИЛе, активно участвовал в разработке рулевого управления для нового самосвала. Потом приношу заметку — Вольский все прочитал. Вызвал комсомольского секретаря по имени Пармен Шеншин. За его подписью заметка и вышла. Вскоре Эдику разрешили играть.

— Помогла заметка-то.

— Заметка ни при чем. Все же согласовывалось с ЦК! Если б не было команды оттуда — кто бы мне позволил встречаться с Вольским? Готовили общественное мнение. Правда, Стрельцова не выпустили на чемпионат мира 1966 года.

— А его не выпустили?

— Не выпустили!

— Я-то слышал, тренер Николай Морозов Стрельцова в упор не видел.

— Да неправда это — Морозов делал все, чтоб выпустили! Валька-то Иванов закончил из-за того, что Стрельцова не выпустили. Сам не поехал на чемпионат мира. Морозов хотел взять эту связку: Иванов — Стрельцов. Обивал пороги — позвольте Эдика взять в сборную! Но его просто послали.

— Потрясающе. Иванов мог поехать на чемпионат мира — но ушел из футбола?

— Совершенно верно. В 67-м году проводы устроили. Стрельцов с кем-то несли Иванова на плечах с поля. Я целую полосу написал. Называлась — «Не хочу, чтоб он уходил».

— Прекрасное название.

— В то время был популярен роман Джеймса Олдриджа — «Не хочу, чтоб он умирал». Интеллигентные люди поняли, куда отсыл.

— Стрельцова не выпускали за границу — боялись, что может сбежать?

— Так начальники считали. Мол, только отсидел, и сразу выпускать в Англию... Мало ли!

— Мог сбежать?

— Да никогда в жизни. Сразу после чемпионата мира Стрельцову играть за сборную разрешили. А Морозова почти сразу сняли. Фактически — из-за Эдика. Вы в курсе, за что его вскоре после Англии убрали?

— Странно — но никогда не задавался вопросом. Так здорово сыграли.

— Заняли в Англии четвертое место. Месяца через два после этого был товарищеский матч в Лужниках то ли с Турцией, то ли с ГДР. Тогда министерства спорта не существовало, называлось какой-то «Центральный совет». Но возглавлявший этот совет Юрий Машин был фактически министром. Зачем-то встал за воротами наших соперников. Весь матч орал Стрельцову, которого только вернули в сборную: «Отдай вправо! Отдай влево!»

— А тот?

— Стрельцов что-то буркнул в ответ. Наши проиграли 0:2. Стрельцов приходит в раздевалку: «Это кто был-то?» — «Машин, министр спорта!» Морозова вскоре после этого матча выгнали.

— Ну и порядки.

— Сегодня людям не понять, какие были порядки! Что за проблемы решал в те годы Николай Старостин, например. Расскажешь — не поверят. Смехотворно!

— Вы расскажите. А я уж распишу.

— Приходит к нам в редакцию «Футбола» расстроенный Старостин. Сразу ведем его в лучший кабинет, к Мержанову. Качает головой, успокоиться не может. «Представляете, — говорит, — опять этот Дымков вычеркнул Володю Петрова!»

— Это кто?

— Володя Петров — защитник «Спартака». А Дымков — начальник выездной комиссии при ЦК.

— Не любил «Спартак»? Нет ему прощения.

— Наоборот — дикий фанат «Спартака»! Но вот не нравился ему Петров и все. Как ехать за границу, вычеркивает его фамилию. Представляете, как жили? Николай Петрович хлопал себя по лбу: «Опять вычеркнул Володю! Нам за границу ехать — а лучше правого защитника нет...» Вот и приходилось «Спартаку» в такие турне добирать людей со стороны. Звать Яшина и Понедельника. В Алжир, что ли, они ездили. Или в Марокко. Кстати, тому и другому зачли эти игры как матчи за сборную.

— Валерий Урин мне говорил, что в ситуации со Стрельцовым не очень красиво повел себя Качалин. Мог в 58-м как тренер сборной отстоять, сказать — «Он мне необходим на чемпионате мира». А Качалина спросили — и услышали в ответ: «Раз согрешил — должен понести наказание». Весь разговор.

— Вот в это могу поверить. Гавриил Дмитриевич такой и был. Чересчур правильный! Потом у него похожее несчастье случилось в «Динамо» с Кожемякиным. Он же был тренером, отпустил ребят. Кожемякин с Жуковым оказались в том лифте.

Эдуард Стрельцов
Эдуард Стрельцов.
из архива Евгения Волкова

«Штукари»

— Многие говорят: поехал бы Стрельцов вместо зоны на чемпионат мира-1958 — и не было бы такой славы у Пеле. Эдуард Анатольевич затмил бы.

— Да нет, ну что вы! При чем здесь это?! Глупость страшная!

— Я так и думал.

— Расскажу вам историю. Наша сборная на том чемпионате мира разместилась в одном крошечном городке с бразильцами. Лев Филатов жил в комнате с Бесковым, тот был наблюдателем в нашей сборной. Бразилия играла первый матч с Англией — и Константин Иванович поехал смотреть. Возвращается вечером и шепотом — боится, что подслушают! — говорит: «Лев Иванович, я видел чемпионов мира. Это Бразилия!» — «Да вы что! — усмехнулся Филатов. — Знаем мы их. Это штукари...»

— Что такое «штукари»?

— Это те, кто показухой занимается. Мяч подбрасывают, штуки всякие выделывают. Старое русское слово. А Бесков задумался — и произнес: «Эти — другие...»

«Как я могу быть лучшим, если Яшин еще играет?!»

— Самый памятный разговор со Стрельцовым?

— Я расскажу! Это был важный разговор!

— Тогда говорите скорее, Валерий Исидорович.

— Два года подряд Стрельцова признавали лучшим футболистом СССР. 67-й и 68-й годы. Оба раза я ему об этом сообщал — и оба раза делал интервью. Одно в «Футбол», другое в «Юность». Потом для книги их объединил. В 67-м году Стрельцов лежал в больнице на бульваре Генерала Карбышева. Это где-то за «Соколом». Институт, который занимался геморроем. Я договорился с врачами, что туда приеду. Эдик на меня смотрит, смотрит... Потом вдруг произносит: «Слушай, как я могу быть лучшим, если Яшин еще играет?!» Меня это просто потрясло.

— Другого такого футболиста не знаете — кто способен на такие слова?

— Еще один человек произнес похожее. Когда его признали лучшим футболистом СССР.

— Это кто же?

— Как-то я был в Киеве на юбилее Максима Максимова...

— Знакомое имя.

— Довольно известный журналист. Вообще-то он Леонид Труппе. Но его все знали под псевдонимом Максим Максимов. В 66-м году он звонил Андрею Бибе и сообщал, что того признали лучшим футболистом СССР. Биба поразился: «Как — лучшим? Стрельцов же уже играет!»

— Ну и порядки были в вашем «Футболе». 66-й, год чемпионата мира. Сборная СССР возвращается с медалями. А лучшим признают футболиста, который в сборной не играл.

— Пока сборная играла в Англии, наш чемпионат не останавливали. Англичане стали чемпионами мира со схемой 4-4-2 — а в Киеве такую же ввел Маслов! Молодежь так заиграла, что вернувшимся с чемпионата мира киевлянам места в составе не нашлось. Мунтян, Бышовец... А дирижировал всем этим парадом Биба! Впечатление от игры киевского «Динамо» было ошеломляющее. Вот так Биба стал лучшим. А Яшин, например, не был ни разу.

— Стрельцов так страдал от геморроя, что попадал в госпиталь?

— Это профессиональная болезнь футболистов! Очень много прыгают. Бесконечная толчковая работа. Прямая кишка все время под давлением. Там кровь скапливается от напряжения. Нехорошее вообще дело-то.

— Вы говорили, у Стрельцова все обострилось в Венгрии?

— Играли в Будапеште и проиграли 0:2. В Москве был фантастический матч, лучший в истории сборной СССР — победа 3:0! Но в нем Стрельцов уже не участвовал. Потому что после первого матча ему трусы выкручивать приходилось. В крови были!

— Страшно представлять, что это за боль.

— Якушин это увидел: «Нельзя же так издеваться над человеком!» Стало понятно, почему отыграл неудачно. Как вообще выходить на поле? На ответный не поставил...

— Стрельцов с этой бедой, да еще с плоскостопием, когда каждая пробежка доставляла боль, становился лучшим футболистом СССР. Невероятно.

— Бобер тоже стоял-стоял на поле — а потом к-а-к взорвется! Всеволоду Михайловичу принадлежит замечательная фраза. Знаете же?

— Нет.

— «Футбол — игра простая. Получил мяч — отдал — открылся — снова получил». Так и есть!

— Самую тяжелую травму Стрельцов получил уже на сходе, играя за дубль.

— Да, Эдик уже заканчивал. Серега Никулин его рубанул. Я даже был на этом матче. Никулин живой? Говорили, совсем плохо у него с ногами...

— Живой.

— Это Андрей Старостин их с Новиковым прозвал — Коса и Автоген.

— Самый великий момент с участием Стрельцова?

— Он забил два удивительных гола «Спартаку». Просто был неудержим! Потом мне Игорь Нетто пересказал, что творилось в раздевалке «Спартака». Как раз сценка, ставшая легендарной.

— Напомните.

— Все навалились на Толю Масленкина, который должен был Стрельцова держать. Хотя болтал Эдик всех трех защитников. Масленкин плохо говорил. Все бубнят — а он сидит, повесил голову. Тренер Гуляев не почувствовал сопротивления — и воодушевился: «Ты должен был прилипнуть к Стрельцову! Гляди, Хренов из «Торпедо» — он же просто «съел» Симоняна...» Тут Масленкин встрепенулся: «Симоняна и я бы «съел»!»

— История древняя — но прекрасная.

— Еще помню, как первый раз его увидел. Кажется, «Торпедо» играло с «Динамо». Мне было лет пятнадцать, Эдик ненамного старше. Стрельцов вышел один на один, сильно пробил в угол. А Яшин вытянулся — и намертво этот мяч взял!

— Дальше?

— Эдик остолбенел, потом подбежал к нему... Стоит над Левой — и не может поверить. А через пару лет нас познакомил Воронин. Мы с Валеркой куда-то пришли. Он и представил: «Это вот Эдик». — «Да я знаю, что Эдик...»

Эдуард Стрельцов
Эдуард Стрельцов.

Последняя встреча

— Первую встречу со Стрельцовым вы помните. А последнюю?

— Случайно увиделись на улице. Валерки Воронина уже не было в живых, Стрельцов давно закончил играть. Говорю: «Сейчас-то мы можем день рождения хотя бы вдвоем отметить?» Эдик улыбнулся как-то растерянно: «Я тебе позвоню». Вскоре умер. Так и не позвонил.

— Кто-то рассказывал про похороны Стрельцова — очередь тянулась от метро. Гроб поставили в центре поля. Начался дождик — и перенесли в зал бокса. Дождевые капельки светились на лице...

— А я не был на его похоронах.

— Почему?

— Не знаю. Я вообще на похороны почти никогда не ходил. Вот Мартын Мержанов обожал Воронина. Все готов был ему простить. А умер в тот самый день, когда Воронину исполнилось 35.

— Вы даже у Воронина на похоронах не были, вашего друга?

— Нет, не был. От позднего Воронина у меня перед глазами очень странная сцена. Только-только ввели пресс-конференции после матчей. Появились обязательные комнатки, два тренера должны явиться и отвечать на вопросы.

— Так.

— Вот такая пресс-конференция на стадионе «Торпедо». Вдруг на нее явился Валерка Воронин. Пришел в домашних тапочках, сел довольно близко. А все эти корреспонденты, идиоты, застеснялись...

— И?

— Вокруг Воронина сразу образовался вакуум. Все сгрудились поодаль. Я захожу, вижу все это — и сажусь рядом с ним!

— Вы молодец, Валерий Исидорович.

— Все задают какие-то глупые вопросы. Типа «как здоровье Пупкина, который не играл?».

— Все как сегодня.

— Совершенно верно. Тренеры сидят скучают... Вдруг Валерка задает вопрос по игре — и видеть надо было, как оба ожили! Радостно начали что-то рассказывать, объяснять!

— Воронин был уже с новым лицом — после аварии?

— Да, едва узнаваемым. Весь одутловатый, просто ужас. Главное, остались синие следы на местах, где сшивали.

— От его «Волги» невредимым остался только приемник.

— Лицо было на любителя, что называется... Причем все-то помнили красавца! Еще и пьянство сказывалось.

— Неужели настолько?

— Это даже на чемпионате мира сказалось — Воронин уже не мог в полузащите играть. Уже пил сильно! Морозов понимал, какого класса игрок, — и ставил его центральным защитником. Тем более Алик Шестернев приехал с травмой.

— В защите работы меньше?

— Да. Только поэтому. Может, на самом чемпионате мира Воронин и не употреблял. Но организм уже был подорван. Николай Петрович понимал — в центре поля он не вытянет.

— Вы с Ворониным хоть раз выпивали?

— Нет. Я присутствовал — но не пил.

— Почему?

— Во-первых, я водку не люблю. Я люблю джин, виски. Наливку, которую жена делает. Какой-нибудь выдающийся французский коньяк. А ребята из «Торпедо» предпочитали самую простую водку, с сивушными маслами! Меня такая сразу сбивала с ног. Я ж современным пятиборьем занимался до 23 лет.

— Совсем опустившимся Воронина видели?

— Нет. Мне бы плохо стало. Я вообще-то очень сентиментальный... Переживаю из-за всего!

«Владимир Тимофеевич, по-моему, вы пьяны?»

— Ветераны говорят — то «Торпедо» пило, как никакая другая команда.

— Совершенно верно. Сразу перед глазами Щербаков встает. Такой талантливый был! С «Торпедо» в этом смысле только старый ЦДКА мог сравниться...

— О, те-то вообще легенды.

— Мне рассказывал Валентин Александрович Николаев про эти истории: «Пили так, что просто ужас...» Демин был профессор по этой части!

— Какие имена, черт побери.

— У «Сокола» была шашлычная — там собирались. К ним Хомич и Серега Соловьев из «Динамо» время от времени приходили. Поддержать компанию. Наутро стоят — и вдруг идет Борис Аркадьев.

— Главный тренер ЦДКА.

— Да. Уникальный человек — собственных футболистов называл на «вы» и по имени-отчеству. А от Демина пахнет! Борис Андреевич насторожился — и произносит: «Владимир Тимофеевич, по-моему, вы пьяны?»

— Смешная история.

— Если уж вспомнили Аркадьева — еще одна смешная история. ЦДКА с кем-то играет — Аркадьев сидит на трибуне с Мержановым, смотрит оттуда. Тогда же тренеры по бровке не бегали, оттуда не видно ничего. Весь матч Аркадьев поливает Демина — то не так, это не эдак... Вдруг — бах!

— Что случилось?

— Демин забивает гол. Мержанов поворачивается: «Борис Андреевич, как же так?» — «Это он промахнулся...»

Валерий Винокуров
Валерий Винокуров.
Юрий Голышак, Фото «СЭ»

Товарищ Нариньяни

— Фельетоны о Стрельцове писал Семен Нариньяни. Что за человек?

— (Морщится.) Это вообще... Неприятный персонаж! Он был редактором отдела фельетонов «Правды». Выполнял любое задание! Все говорят, что написал о Стрельцове тот самый фельетон «Звездная болезнь». Но почему-то не вспоминают, как писал хрен знает что о Шостаковиче. Про Мурадели! Зощенко! Ахматову! Про Стрельцова-то написал один раз. Что в ресторане заказывал какой-то салат за немыслимые деньги. А про Шостаковича писалось совсем другое. Не уверен, что «Сумбур вместо музыки» творение Нариньяни, но что-то схожее он мастерил. Участвовал во всех гонениях, которые были. Был еще фельетонист, как же его...

— Севидов говорил, что про него гадкую заметку сочинил Блатин.

— Что-о? Мишка Блатин?! Вот это для меня новость! Его-то, в отличие от Нариньяни, все мы знали лично. Никогда бы не подумал. Сан Саныч Севидов на том процессе вообще партбилет швырнул...

— В камин?

— Если бы! Кому-то в райкоме — после суда. Все, мол, нечестно в этой истории. Ученого жалко — но он же реально был поддатый! А его охрана отпустила — побежал через дорогу, не разбирая...

— Севидов мне говорил — «ракеты потом в космос несколько лет не летали. Оказалось, покойный академик один знал секрет ракетного топлива». Это ж надо было с таким человеком не разминуться на проезжей части.

— Да, академик был по химической части. А все случилось на Котельнической набережной, он жил в знаменитой высотке. Которая вся в мемориальных досках. Почему-то у меня ощущение, что с Севидовым был в машине кто-то из спартачей. Что мы все об умерших говорим?

— Так все умерли.

— Вот вы запишите, это может пригодиться. Есть же латинское выражение «О мертвых хорошо или ничего»?

— «Ничего кроме правды» — в оригинале.

— А я вам скажу, как писал Вольтер: «О мертвых только правду!»

Франц Беккенбауэр и Валерий Винокуров.
из личного архива

«Тебя любили миллионы»

— Вы говорили, с окончательно опустившимся Ворониным не сталкивались. А самая неприятная сцена, в которой видели популярного спортсмена?

— (После паузы.) А! Вспомнил! У меня родня на Ваганьковском. Папа, дедушка с бабушкой. Прихожу туда — и вижу пьяненького Альметова. Он уже работал могильщиком. Я оцепенел! Вот эта картина, антураж из крестов, у меня до сих пор перед глазами...

— Сколько ж знакомых сейчас на Ваганьково.

— На памятнике Игоря Нетто моя фраза.

— Ого. Что за слова?

— Позвонил мне вдруг Лев Александрович Нетто. Старший брат Игоря. Говорит: «Можно я к вам приеду?» Он жил неподалеку, на Бескудниковском бульваре. Всегда рад, отвечаю. Сидел в том самом кресле, где вы сейчас. Мне интересно: «А вы где взяли мой телефон?» — «Перебирал записные книжки Игоря. Вдруг вижу — ваш номер. Приписано — «Валера Винокуров, надо посоветоваться».

— О чем, не в курсе?

— Понятия не имею. Лев Александрович говорит: «Теперь я хочу с вами посоветоваться. Сейчас устанавливаем памятник Игорю. Что написать?» Я подумал и отвечаю: не советую писать как у Старостина — Герой Соцтруда, орден Ленина, десятикратный чемпион СССР... Вот у Левы Яшина никакого перечня нет — но все знают, что здесь лежит Яшин. Напишите одну фразу!

— Какую?

— Лев тоже оживился: «Какую?» — «Напишите просто: «Игорь Нетто. Тебя любили миллионы».

— Разве написали? Что-то я не помню.

— Через некоторое время снова заходит. Рассказывает — ветераны во главе с Симоняном возражают: «Надо перечислять заслуги...»

— Не удивлен.

— Отвечаю: «Мы с вами не можем победить. Их много!» Лев Александрович сник: «Да, конечно... Но я постараюсь что-то сделать». Прошло время, Игорю поставили памятник. Позвали меня на какой-то его юбилей. Все организовывала внебрачная дочка Игоря, где-то ее Лев Александрович разыскал. Такая симпатичная женщина в годах. Подхожу к памятнику — действительно, все перечислено... Обошел с другой стороны — а там моя фраза: «Тебя любили миллионы». Добился Лев Александрович! Молодец!

— Мы встречались. Железный старик, бывший каторжанин.

— Но та встреча запомнилась мне тяжелым моментом.

— Что случилось?

— Еще жив был Валя Ивакин. Рядом его жена, Оля Щагина. Дочка великого нашего волейболиста. Говорят мне: «Пойдем дойдем до Яшина». Ну, пойдем. Там чуть-чуть. Постояли около памятника. Вдруг Оля говорит: «Валерочка, давайте еще немного постоим. Я вам хочу рассказать, во что превратился наш «Спартак»...»

— Как интересно.

— Я удивился: «Да? А что?» Ну и рассказывает: в прошлом году Валя лежал в больнице. Оттуда позвонил, попросил сходить в клуб и что-то там взять. Принести ему в палату.

— А дальше?

— Я, говорит, поехала к руководству «Спартака». Поскользнулась, упала на крыльце — и что-то сломала! Потеряла сознание!

— Какой ужас.

— «Потом пришла в себя, встать не могу. А тут мимо проходят...» Она назвала две фамилии. Один — точно Жиляев, бывший начальник команды. Второй тоже какой-то средний руководитель. «Проходят мимо — а я лежу! Кто-то из них взглянул, говорит: «О, так это же жена нашего тренера Ивакина!» Ну и пошли дальше.

— Я ушам не верю.

— Я тоже был сражен: «Как? Даже не подошли?!» Нет, отвечает. Потом шел мимо какой-то незнакомый человек, видит — женщина лежит. Вызвал скорую.

— В этой истории замечательно только одно — что случилось все это тысячу лет назад.

— Ну да, давно. Еще Витька Понедельник был жив. Ольга говорит: «Выдавливаю из себя — главное, позвоните Вале в больницу, он же ждет!» Как вам история?

— Уму непостижимо.

— Чужой человек ее поднял, вызвал неотложку и звонил Ивакину в больницу — не жди, мол. А спартаковцы прошли мимо.

Валерий Винокуров и Герд Мюллер.
из личного архива

Истории старого конферансье

— Стрельцов — игрок номер один в истории советского футбола?

— Яшин — номер один.

— Для вас лично — кто первый?

— Сергей Сальников мне больше всех нравился.

— Назовете трех футболистов в нашей истории — объективно сильнее Стрельцова?

— Любишь-то не за силу! Предположим, Игорь Нетто — выдающийся футболист. Но мне не близок был по игре. А вот Николай Дементьев гораздо ближе. Как Алик Мамедов или Юра Кузнецов. Я заметку писал под названием «Квартет виртуозов». Там были Николай Дементьев, Сальников, Мамедов и Кузнецов.

— Тройка лучших футболистов Советского Союза — за всю историю?

— Яшин, во-первых. Сальников. И Юра Кузнецов. Если четвертый — то Мамедов.

— Стрельцова нет даже в четверке. Допустим, вы были бы тренером «Торпедо». Стоите перед выбором — Стрельцова оставить в команде или Иванова. Так кого оставляем?

— Вся их сила была в паре! Но пользы команде приносил больше Иванов.

— Кто-то из старых торпедовцев говорил: «Памятник перед стадионом надо было ставить Иванову. Все «Торпедо» — это Козьмич».

— А вы сейчас удивитесь, когда скажу!

— Готов.

— Я бы поставил памятник Виктору Маслову. Только ему! Не было бы без Маслова ни Иванова, ни Стрельцова. Слепил из ничего великую команду. Расскажу вам историю. Был такой Женя Кравинский.

— Популярный конферансье.

— Да, довольно известный. В 53-м году был на гастролях в Тбилиси. Там же «Торпедо» готовилось к сезону. Встречает на улице Августина Гомеса, тот был капитаном «Торпедо». Начинает расспросы: «Что у вас нового?» Гомес усмехнулся — и говорит: «Женя, запомните простую русскую фамилию — Иванов!»

— Валентин Козьмич уже появился в команде?

— Да, только взяли. Все от него офигели. Иванову в 53-м году 19 лет! Перед смертью Кравинский выпустил тоненькую книжку о футболе, все это вспомнил. Тоже говорил — надо на стадионе поставить памятник Козьмичу. Кравинский с Менглетом всю жизнь болели за ЦДКА, но когда появилось то «Торпедо» — стали болеть за две команды...

Иванов не мог оказаться на той даче

— Для вас удивительно, что Иванов не оказался на той даче?

— Что ж тут удивительного? Валентин вообще был домосед! Да, мог сходить в ресторан посидеть. Сколько раз я, еще не работая в «Футболе», заходил в «Узбекистан» рядом с моим домом — а там Валька за столиком!

— Подсаживались?

— Помашешь рукой — и ладно. Рядом Щербаков, еще кто-то из молодежи. Иванов в этом смысле был неразборчив. Вроде «опекал», но выпивать — выпивал. Они-то в итоге спивались, а ему — хоть бы что. Но чтоб пуститься в загул — никогда!

— Загулы — не его специфика?

— Нет-нет. Валентин был однолюб. Семейный человек. Как встретились с Лидой, возвращаясь из Мельбурна, — так и на всю жизнь.

— Лидия Гавриловна даже сейчас удивительно хороша.

— Мой приятель Борька Шурделин влюбился в нее в юности — и пронес эту любовь через всю жизнь. Стал другом их семьи. Но любил Лиду — и никто другой ему был не нужен! Они, гимнастки, были на сборе в Ленинграде, а Борю, штурмана подводной лодки Балтийского флота, отпустили в увольнительную. Латынина, Манина, Софья Муратова, Лида Калинина общались с моряками. По-дружески. А Борька взял да влюбился. Мудачок.

— Всю жизнь смотрел на чужое счастье со стороны?

— Совершенно верно.

— Валентин Козьмич о таких чувствах не догадывался?

— Как не догадывался?! Он все знал, никакого секрета в этом не было! Ну, полюбил и полюбил. Что делать? Она его — нет! Боря и со старшим Валентином дружил, и с младшим. Помогал «Торпедо» организовывать какие-то коммерческие матчи. С никопольским «Колосом», помню...

— Какая идиллия. Бывали ведь и другие случаи. Валерия Бескова изначально была невестой Карцева.

— Это да. История известная.

— Закончилась тем, что Бесков с Карцевым пасы друг другу не отдавали.

— Что рассорились — это я знаю...

— Где-то вычитал: Иванов всегда завидовал Стрельцову.

— Я находился рядом с этими людьми — и у меня никогда такого ощущения не было!

— Была же передача в прямом эфире — когда Валентин Козьмич открытым текстом высказался о Стрельцове: «Если посадили — значит, было за что!»

— Серьезно? Валька — и вот так сказал?! Это для меня загадка! Может, велели? Все-таки он партийный человек... Со Стрельцовым большой дружбы у них не было, это факт. Но вот пример: когда случилось несчастье с Ворониным, авария, клиническая смерть и долгое восстановление, Валентин для него сделал все!

— Что сделал?

— Он уже тренировал «Торпедо». Ставил Воронина центральным нападающим. Где много бегать не надо. Так, выиграет что-то головой... Ничего не вышло — но Валентин старался!

— Последняя жена Стрельцова давала интервью незадолго до смерти. Рассказала, как Эдуард Анатольевич недолго работал ассистентом у главного тренера «Торпедо» Иванова. Я даже выписал этот кусочек.

— Давайте посмотрим, интересно...

— «Эдик-то рассчитывал заниматься тренерским делом, а на него возложили функции администратора команды. Он рассказывал, что как-то раз Иванов попросил его выехать в Сочи и зарезервировать для «Торпедо» номера в гостинице. Причем непременно на одном этаже. Стрельцов поехал, номера забронировал — только на разных этажах, иначе не получилось. Прибыла команда, расселилась, и Валентин поручает Эдику следить за игроками и ему докладывать, кто когда приходит в номер. Стрельцов посчитал такое поручение для себя унизительным и работать с Ивановым отказался. Валентин, по-моему, именно этого и ждал».

— Может, Эдик и был обижен на Иванова... В футболе обиженные на каждом шагу! Иногда поражаешься историям. Например, жена Григория Федотова искренне считала, что виноват в ранней смерти Григория Ивановича Всеволод Бобров! Чуть ли не он загубил!

— Господи. Впервые слышу о такой драме.

— А Бобров в чем виноват? Он был начальник команды ЦСКА. Послал Григория Ивановича в Тбилиси просматривать матчи, игроков. Тот в поезде напился, простудился и умер от воспаления легких. В 41 год. Все! Ну при чем здесь Бобров? Может, Валька действительно просил Эдика заниматься гостиницами. А тот посчитал, что это унизительно. Что они проработали в связке совсем недолго — это факт. Характер у Иванова был не сахар. Но чтоб делать подлости, нарочно унижать — никогда в это не поверю!

— Характер Иванова — тремя словами?

— Если не касаться футбола? Я бы сказал — он гордый. Непокорный. И умный. Умный — это считается?

— Вполне. Характер Стрельцова тремя словами?

— Гениальный. Скромный. Мягкотелый. Безвольный, если можно четвертое.

— Что в жизни Стрельцова так и осталось для вас загадкой?

— Вот почему он не стал хорошим тренером юношей?

— Мог?

— Должен был. Он так рассказывал и показывал! Мастерам это не особенно нужно — а вот для малышей был бы незаменим. Но вот сейчас начинаю размышлять: почему не вышло? Может, потому что рано умер. Наверное, продолжал пить. Думаю, Эдик не стал трезвенником.

Валентин Иванов
Валентин Иванов.
Сергей Колганов

Книжка про Валентина Козьмича

— Это же вы писали книжку про Валентина Козьмича?

— С книжкой целая история! Я работал в издательстве «Физкультура и спорт». Выпускали серию книг про звезд мирового футбола. Круифф, Нетто, Ди Стефано, Беккенбауэр...

— Помню эти книжки.

— Так вот, выпустили и про Стрельцова. Писал Сашка Нилин, который со всей этой компанией крутился — с Эдиком, Валеркой, Валей...

— Прекрасный выбор автора.

— Я как главный редактор говорю: «Вот ты про всех троих и пиши». Начал со Стрельцова. Вскоре вот по этому самому телефону, который стоит перед вами, звонит Лида Иванова. Что-то кричит — и я не могу понять ни слова!

— Что-то раздосадовало?

— Разбираю только: «Ах, этот Нилин, он такую гадость написал...» Говорю: «Лида, успокойся ради бога. Валя рядом? Дай ему трубку!» Она передает — и Валька говорит: «Валер, ты не слушай. Дело в том, что он допустил ошибку...» Выясняется — я как редактор не поймал один момент. Да и не мог поймать. Написано так: Валентин Козьмич опекал Стрельцова. Все было бы нормально, если б продолжил опекать, но Валя женился и ему стало не до Стрельцова.

— Ерунда какая-то.

— А из-за чего крик-то? Да из-за того, что Стрельцов, оказывается, раньше женился на Алле — и это он от Вальки отошел, а не наоборот! Ну как я могу это помнить?

— Сущий пустяк. Не расстраивайтесь.

— Пустяк-то пустяк — но Лида разъярилась. Книжку про Иванова пришлось писать уже не Нилину, а моему Олежке. Причем сам Иванов до конца жизни поверить не мог — говорил: «Это ты написал. Просто поставил имя сына...»