Футбол

Эксклюзив

4 декабря 2019, 00:00

Александр Протасовицкий — о тюрьме, дружбе с Мамаевым и Кокориным и ночи, которая изменила его жизнь

Дмитрий Зеленов
Обозреватель
Первое интервью после выхода на свободу

Он пытался разнять обе драки, но отсидел дольше всех. Человек, которого все это время называли «детский тренер Александр Протасовицкий», оказался выпускником школы «Спартака» и бывшим игроком юношеской сборной России. Он рано завершил карьеру из-за травмы, но дружил с футболистами, особенно — с Мамаевым, который был его детским товарищем. После освобождения из колонии Протасовицкий дал большое интервью обозревателю «СЭ» Дмитрию Зеленову

***

Мы встретились в одном из подольских кафе. Протасовицкий, которого до этого я видел только в суде, представлялся мне крупным мужчиной с щетиной. Сейчас он другой. Хотя бы потому, что после года тюрьмы потерял 20 килограммов.

— Это тюремная диета или спорт? — первый вопрос.

— Только спорт. А что еще там делать? Велотренажер в тюремном зале — основной досуг. По еде, кстати, претензий нет. Нормальный стол. Так что все двадцать убрал тренировками.

— Во всех сюжетах вас называли «детский тренер». Вы детский тренер?

— На момент событий прошлого года действительно работал в спортивном клубе «Атлет» тренером. Но говорить о себе именно как о тренере не стал бы.

Александр Протасовицкий в начале карьеры, которую пришлось досрочно закончить. Фото "СЭ"
Александр Протасовицкий с Кубком чемпионов России 8х8 и сообщения о нем в «СЭ». Фото из личного архива Александра Протасовицкого

Детство, «Спартак», сборная

— Что тогда вас связывает с футболом и Павлом Мамаевым?

— С футболом — детство и юность. С Павлом — дружба. Я занимался и хотел стать футболистом. В детско-юношеской школе «Подолье» как раз познакомились с Мамаевым. Были у одного тренера, жили в одном номере. Потом я ушел в школу «Витязя», оттуда в школу «Спартака».

— Вы выпускник красно-белых?

— Да. Выпускник спартаковской школы. Отыграли завершающий чемпионат России, съездили в Камышин и выпустились. Разъехались кто куда. Я начал профессионально играть во второй лиге. Сначала в «Спартаке» Щелково. Потом уехал в тверскую «Волгу». Попробовал силы в Питере в «Зените-2», но остался в «Волге». Провел там два сезона.

— Насколько успешно?

— Ну, в какой-то момент вызывался в юношескую сборную. Даже на Кубок Содружества съездил.

— Ух ты! Сыграли?

— Да, на поле выходил. Но вот соперников не вспомню, мы там вне конкурса были. Играли в одной команде с Кириллом Набабкиным, Олегом Ивановым, Романом Шишкиным.

— Какая у вас позиция была?

— Левый хав, левый защитник.

— В сборную вызывали из «Волги»?

— Да. И из Питера. Уже после Кубка Содружества летали со сборной в Сочи на турнир.

— Что было дальше? Почему карьера прервалась?

— После «Волги» вернулся в Подольск, играл в «Авангарде», а где-то в 21 год получил травму, несовместимую с карьерой. Очень сильно разорвал правое колено — там и кресты, и мениск. Но это еще полбеды. Все перечеркнула неудачная операция. Вроде бы сделали пластику «креста», я попробовал восстановиться — ничего не выходит. Делаю МРТ у приятеля — а он говорит: у тебя «креста» нет. Я удивляюсь: как нет? Украли что ли? Возвращаюсь в то место, где делали операцию. Доктор говорит: не понимаю, как так. Давай сделаем повторную бесплатно. Сделали — бесполезно. Тяжелая полоса, с футболом пришлось завязать. А там уже женился, ребенок появился, было не до продолжения карьеры. Предложили потренировать — согласился. Здесь в Подольске на районном уровне работал, но расти по тренерской линии не стал. Финансово не очень прибыльное дело.

— Сколько зарплата у детского тренера в Подольске?

— 13 тысяч.

— Немного.

— В общем, тренерская деятельность стала больше хобби. Хотя в трудовой книжке записано «тренер», на жизнь зарабатывал в другой сфере. При этом футбол всегда любил, и на любительском уровне старался играть постоянно.

— ЛФЛ?

— Много всяких турниров — коммерческие, любительские. И в России, и в Турции играл. Была даже история — в Климовске собрали команду «Джилекс» и в турнире «8 на 8» мы стали чемпионами России. Обещали дать чуть ли не мастеров спорта, но не дали. Кстати, в этом формате играет много завершивших карьеру футболистов.

— С Павлом все это время поддерживали связь?

— Конечно. Мы же друзья детства. С 10 лет знакомы.

— Какой он в детстве был?

— Всегда выделялся. Особенно по своему возрасту, да и в более взрослой команде тоже. Мы играли за старших ребят, Павел в порядке был. Талант был виден. Что он впоследствии и доказал на высоком уровне.

— Давно ли знакомы с Кокориным?

— Лет 10 назад нас Павел познакомил. Сдружились.

Драка, алкоголь, задержание

— У многих после попадания первых видео в сеть возник вопрос: футболисты всегда так отдыхают, как вы 8 октября?

— Люди разные. Все отдыхают по-разному. Что-то предается огласке, а что-то нет. Можно посидеть попить чаю, а можно выпить пива или вина. Просто наш эпизод получился громким из-за этих драк. А вообще такой досуг — скорее исключение. Ничего постоянного в этом нет, и нам не свойственно.

— Почему дружеская посиделка вылилась в такое безобразие?

— Нет объяснения. Думаю, это все-таки случайная цепь событий. Так вот шаг за шагом развивалась нехорошая история. Один конфликт, второй... Настроя кого-то избить у нас точно не было. Выходили в хорошем настроении.

— Если бы не алкоголь, все решили бы на словах?

— Не думаю, что алкоголь стал причиной. Дело в другом. В чем? Не хочу копаться в деталях того вечера, уже это все много раз обсудили. Мы свое наказание понесли и вернулись — это главное.

— Когда поняли, что последствия будут серьезными?

— Когда начали крутить это по телеку. Когда пришел в ГСУ и задержали.

— Сами пришли в ГСУ?

— Да.

— А когда?

— 11 октября.

— Вас испугал ультиматум, который зачитал представитель полиции? Мол, если Кокорин и Мамаев не явятся к такому-то часу, будут объявлены в федеральный розыск.

— По телевизору могут все что угодно говорить. Во-первых, я этого не видел. А даже если бы увидел, отнесся бы как просто к словам. Вызывают обычно по-другому — лично или с повесткой. Мне позвонили на мобильный, я приехал, дал показания. А дальше меня задержали на 48 часов — до суда.

— Решение суда закрыть на 2 месяца в СИЗО — шок?

— Конечно. Никто из нас и не предполагал, что может очутиться в тюрьме. Все вели до этого спортивную жизнь, никак не связанную с криминалом. А тут — СИЗО. Когда задержали в ГСУ, мы подумали, что нас просто учат, хотят сделать показательную историю. Но каждый рассчитывал, что вот-вот выпустят. Под подписку или на крайний случай под домашний арест. Но суд отправил всех четверых в СИЗО.

— Оказавшись там, тоже надеялись на быстрое разбирательство?

— Первые два месяца — да. До суда о продлении меры пресечения. И вот когда продлили арест, я уже все понял. И настроился на долгое пребывание за решеткой.

— Кстати, вы успели с ребятами пообщаться перед задержанием?

— Нет. Коротко переговорили уже в СИЗО. Контакты между подельниками запрещены, поэтому общались очень аккуратно. Использовали другие возможности — следственные мероприятия, куда нас вместе водили, очные ставки, заседания суда.

— Какой была первая реакция Мамаева и Кокорина?

— А какой она могла быть? Все удивлены были и даже ошарашены. Но каждый для себя решил: в любой ситуации надо оставаться мужчиной.

— Как это сделать, когда привык к совсем другой жизни? Еще несколько дней назад вы красиво отдыхали, ни в чем себе не отказывая, а тут — СИЗО.

— Лично у меня грандиозных переживаний не было. Больше волновался за родных — как они отреагируют и перенесут все. А тюрьма... Там такие же люди, как и везде. И там, и в лагерях. Главное — оставаться порядочным человеком, и все будет нормально.

— Первый день в СИЗО — каким он был?

— А я приехал с температурой 39.6. Пока катался и сдавал всякие анализы, простудился и заболел. Вечером привезли в «Бутырку», и я сразу лег спать. Какое-то время отлеживался, в карантине, и из-за болезни адаптация к новым условиям даже чуть легче прошла.

— Сколько человек у вас было в камере?

— Я сидел в двухместной. Заехали с сокамерником в «Бутырку» практически в один день. Как и я, он был первоходом. Почти весь срок до суда вместе и просидели.

— А нам показывали камеру Мамаева — там человек на 10.

— Ну, у него своя ситуация была, его перевели вместе с командой, с которой он в футбол играл. Я подробностей не знаю. Я сидел в двухместной.

— Без конфликтов?

— Без. Да и смысл конфликтовать, когда на шести квадратных метрах живешь вдвоем?

— Чего не хватало больше всего?

— В первую очередь — общения. Ко всему остальному можно привыкнуть.

— Почему вас не взяли в футбол играть?

— Мы же не имели права соприкасаться. Могли только по очереди играть. Своей так и не дождался. Почему — не знаю.

Зоопарк

— Пока шло следствие и бесконечные заседания по продлению ареста, общественное осуждение, как мне кажется, сменилось сочувствием. Вы почувствовали это?

— Удивило в процессе другое. Мы понимали, что глобально решение принято и все идет по сценарию. Но не знали итога. Кто-то развивал события так, как нужно, но мы ничего не знали. И это держало в напряжении. Что касается общественного мнения, то да — сначала все отвернулись, потом стали понимать, что идет перебор с наказанием. Но общественное мнение могло повлиять на то, чтобы нас арестовали, но не на то, чтобы отпустили. И вот это казалось не очень справедливым.

— Процесс был открытым. Напрягало?

— Напрягало, конечно. Поначалу особенно. Потом привыкли, хотя привыкнуть к такому сложно. Каждое заседание — толпа журналистов. Сидишь за стеклом и чувствуешь себя, как в зоопарке. Только внутри клетки. Как будто люди пришли поглазеть на тебя. Я понимаю, что для большинства репортеров это просто работа, им самим, может, и не очень интересно было. Но все равно напрягало.

— Чаще всего вы сидели вчетвером в одной «клетке». Во время заседаний даже перешучивались, и некоторые люди увидели в этом определенный вызов. Типа, смотрите, им все еще смешно.

— Мы к суду с уважением относились, общались в перерывах. Просто старались подбадривать друг друга. Ведь вместе намного легче. Каждый из нас все это время понимал, что рядом — друг. Действительно, друг, который не предал и не бросил.

— История эта не сломала дружбу?

— Укрепила. Причем, не только с Павлом, но и с Сашей, и с Кириллом. Кто через такое прошел вместе, уже друг от друга не отвернется.

— Но мы же знаем методы правоохранительной системы: «а он тебя заложил», «а все кроме тебя дали показания».

— У них свои методы, дай бог им здоровья, пусть работают. Все взрослые люди. А мы с ребятами можем легко посмотреть друг другу в глаза, и никто не опустит взгляда.

— Вас могли привлечь свидетелем, а не обвиняемым?

— Это все-таки не ко мне вопрос.

— Но вы же разнимали в основном, только Соловчука пару раз ударили.

— Что сделано, то сделано. Перебирать все это не особо приятно. Привлекли и ладно. Свое наказание я отбыл. Не самый приятный эпизод, но я его прошел достойно и по-человечески.

— Во время процесса вы сказали Соловчуку: «Зачем вы обманываете?». Что имели в виду?

— Честно говоря, точно не помню. Скорее всего, это были эмоции из-за того, что мы столько отсидели в СИЗО, а люди все еще продолжают гнуть свою линию — не очень-то правдивую. Не могу за него ответить, почему он не признал, что конфликт с него начался. У него была своя точка зрения на протяжении всего процесса, повторял одно и то же. Его слова на суде и реальность имеют различия, это факт. Лучше у Соловчука спросить, почему он так себя повел. За себя и ребят могу сказать точно — мы с первого дня рассказали все честно и показаний не меняли. В отличие от потерпевших.

Администрация или авторитеты

— Чем помимо тренировок занимали себя в заключении?

— Письма, книги, разговоры. Очень много писем было — от родных, близких, друзей, даже от незнакомых людей. Все письма — позитивные, только поддержка, ни одного плохого слова. Книги — тоже, но меня они чаще погружали в уныние, а не хотелось оставаться наедине со своими мыслями. Телевизор был.

— В СИЗО или в лагере?

— И в СИЗО, и в лагере.

— Сколько каналов?

— Немало. Арестанты ведь налаживают быт — например, антенну получше смастерят, чтобы ловило хорошо.

— Насколько сейчас актуальны тюремные порядки — со своей иерархией, законами и так далее?

— Отвечу так: есть общепринятые правила, которых надо придерживаться.

— Ну, власть была больше у администрации или у авторитетов из числа заключенных?

— Сейчас, наверное, в любом лагере порядки устанавливает администрация. Но внутри барака она не может быть 24 часа в сутки, поэтому самоорганизация тоже присутствует. Ничего особенного.

Сорванное УДО. Был ли конфликт с администрацией

— Почему вас по УДО не отпустили? Что за история с незастеленной кроватью?

— Мне и самому интересно.

— Конфликт с администрацией?

— Никогда ни с кем не конфликтовал. Вообще не представляю, какие могут быть конфликты с администрацией. Мы всегда были вежливы и культурны, к нам нормально относились. Для меня стало удивлением, когда перед судом об УДО появились эти взыскания.

— А раньше их не было?

— Меня еще в СИЗО вывели на комиссию. Ребята на тот момент уже уехали, а я оставался в «Бутырке», ждал этапа. Ко мне обратился сотрудник — почему, мол, сплю под одеялом. Я говорю, этого не происходит. Максимум, ноги прикрыл. Он позвонил на корпус, убедился в этом — все-таки у нас везде онлайн-камеры стоят, вопрос был закрыт. А потом в лагерь пришли три взыскания. Причем, одно за тот день, когда я ехал в вагоне на этапе.

— Зачем?

— Чья-то инициатива. На ровном месте такого не происходит. Чья именно — пусть остается на совести этого человека.

— Тот же самый человек не позволил вам уехать в один лагерь с Кокориными и Мамаевым?

— Да я бы не хотел про него много говорить. Но ведь то, что мы будем отбывать вместе, на всю страну объявил генерал ФСИН России. Из этого мы сделали выводы, что так и будет. Потом уже я написал заявление на имя начальника с тем же вопросом. Но что-то пошло не так. И я уехал в Брянскую область, а не Белгородскую.

Семья

— Что самое трудное для вас после освобождения?

— Посещать людные места. Сейчас проще, а в первые дни было ощущение, что все смотрят на тебя. Кто-то узнавал и окликал. Но без негатива. В любом случае хочется все свободное время проводить с семьей и ребенком.

— У вас дочка?

— Да, Вероника. И я так и делаю — нахожусь с родными. Это самое важное в жизни. Дочка и родители.

— Узнала сразу с вашими «минус 20»?

— Конечно. Они же приезжали ко мне на длительное свидание. Провели вместе три дня. Так что мою новую форму Вероника еще тогда оценила. Сказала, что мне так лучше.

— Ее в школе не задевали из-за того, что папа в тюрьме?

— Я у нее интересовался. Но — нет, ничего подобного. Дети хорошие.

Будущее Кокорина и Мамаева

— Мамаев тренируется с «Ростовом». Кокорин — с «Зенитом». Ваш прогноз на их будущее в футболе?

— Однозначно вернутся на свой уровень. Оба — классные футболисты. В нашей стране немного таких. Верю, что все будет хорошо.

— В сборную России вернутся?

— Это не только от них зависит. Но раз однажды они такого уровня достигли, то почему же сейчас не смогут вернуться? Тем более оба горят желанием играть. Футбол — самый сильный наркотик — могу это по себе сказать. Несмотря на колено, на все рекомендации врачей, я все равно играю — пусть и с любителями. А ребята — профессионалы.

— Планируете ли общую встречу? Или пока не рекомендовано?

— Да дело не в рекомендациях, а в том, что у каждого пока очень много дел и забот. Все хотят с семьей побыть, жизнь снова обустроить, да и в городах разных живем, это трудно. Ничего, в будущем обязательно найдем время. Поживем — увидим.

— Сами чем заняться планируете?

— Тренировать и тренироваться! Футбол от меня никуда не денется. Но и с работой надо определиться. Все-таки больше года отсутствовал. Отдельное спасибо родителям, они крепкие духом люди, поразительно, как все выдержали. Чувствовал от них только поддержку. Ну а дочка... Это вообще что-то. Очень сильный человек. Каждое наше общение показывала себя сильной и смелой девочкой. Ни одной слезинки. Семья — это самое главное.

— Уже сыграли?

— Да. С друзьями побегал. Непривычно пока что!

Раскаяние

— Ваши извинения потерпевшим на суде — они были искренними?

— Мы не имели права применять физическую силу. Надо было решать конфликт разговором.

— Тюрьма учит решать такие ситуации именно словами?

— Безусловно. Рукоприкладства там избегают. Оглядываясь назад, скажу так: все это — важный урок. Важнейший. Но если бы был шанс все изменить, если бы был шанс сделать выбор сейчас... я бы себе такую обучающую программу точно не выбрал.