Футбол
«В Тарасовку приезжал на отцовском «Запорожце» для инвалидов». Рассказы культового спартаковца Юрия Гаврилова, которому сегодня — 67
Сегодня исполняется 67 лет одному из самых ярких игроков бесковского «Спартака» 70-х — 80-х — мозгу команды Гаврилову. В 2013 году мы записали с ним большое интервью для книги, которая так и не вышла в свет. Сегодня я решил, что настала пора достать эту интереснейшую беседу из архивов и опубликовать ее в «СЭ».
Как выразились бы сегодня, в 80-е годы Юрий Васильевич был ходячим мемом. Например, всем без исключения была известна фраза Константина Бескова: «Не знаешь, что делать с мячом, — отдай его Гаврилову». В этом не было никакого преувеличения. Он не просто обладал тончайшим пасом и вообще игровым чутьем, но и запросто мог, например, отдать предголевую передачу пяткой в победном матче сборной СССР над Бразилией на «Маракане». Пяткой! На «Маракане»!
А еще он никогда за словом в карман не лез, — и, допустим, когда долго не мог выбрать квартиру, которые ему предлагали, начальник «Спартака» Николай Старостин сказал ему: «Гаврила, ты умрешь под забором!» Диспетчер красно-белых отреагировал моментально: «Под кремлевским, Николай Петрович!»
Старостин-старший не был особым шутником — но в разговорах с Гавриловым, что называется, навеивало. И однажды, когда на вокзале в спортивной сумке Юрия Васильевича что-то предательски звякнуло, Николай Петрович не стал «палить» его перед Бесковым, а тихо сказал: «Гаврила, вымпела не разбей!»
Как возникла фраза Бескова «Не знаешь, что делать с мячом, — отдай его Гаврилову»
— Как вообще возникла та фраза? — спросил я Юрия Васильевича.
— На разборе матча. С кем — уже не помню. Володя Сочнов на картинке с мячом, делает касаний пять. Бесков: «Стоп!» — и к Сочнову: «Ну ты что? Зачем делать столько касаний? Мы же хотим убыстрять игру, просим, чтобы мяч переводили на чужую половину поля как можно быстрее, за счет одного-двух касаний». Сочнов возражает: «Ну, Константин Иванович, если бы там хоть кто-то был!»
А Бесков, когда предъявлял претензии, еще не смотрел на монитор, какие у Володи были варианты. Тут он поворачивается — и видит, что на картинке из наших один я, а все остальные противники. Тогда Бесков ему и сказал: «Ну как — нет никого? Вон Гаврилов. Если ты не знаешь, что делать с мячом, отдай ему, он-то знает». Оттуда и началось. Как-то даже до других команд дошло.
— И в «Днепр» перенеслось, когда вам туда из «Спартака» пришлось перейти?
— Нет, там все свое. Борьба, навесы. Я много раз с ребятами беседовал, с тем же Сергеем Башкировым, который был у нас в «Спартаке». «Сереж, ты ж у нас был и знаешь, как и куда мяч доставлять. Почему прибегаешь к таким непонятным действиям — мяч под ногой, а ты его просто вперед забрасываешь?» Он отвечает: «Василич, мне Емец говорит грузить вперед на Лютого и Протасова. Они там борются, остальные должны мяч подобрать».
Начинаю ему объяснять: «Понимаешь, в чем дело, это в лучшем случае 50 на 50, что у нас мяч останется. Если там кто-то лучше играет головой или сильнее в единоборствах — значит, он потерян. А можно через среднюю линию доставить мяч вперед с наименьшими потерями. Я же не могу быть волейбольной сеткой — через меня мяч летает туда-сюда, а я только головой кручу. Давай как-нибудь мяч немного задержим, за счет паса выйдем туда».
Но требования в «Днепре» были совсем другие. У украинских команд совсем другое понимание футбола — силовое, упрощенное. А мы все время играли интеллектуально, нам было интересно довести мяч до чужих ворот за счет паса и партнеров.
На Украину я поехал играть не по своей вине, но для меня это было потерянное время. Как и два года в Финляндии, нефутбольной стране. Мне там было неинтересно. Жаль, не сложилось с отъездом в венский «Рапид», в котором тогда играли большие мастера — Паненка, Кранкль. Меня многие спрашивают, кем я считаю себя — динамовцем или спартаковцем. Всегда отвечаю: «Научили играть меня в «Динамо», а лучшие годы карьеры я провел в «Спартаке».
— В «Динамо» же вы вообще нападающим были? А как в полузащиту перешли?
— Я попал туда в 17 лет с завода, из спортивного клуба «Искра», за который играл на первенство Москвы. На одном молодежном турнире, где я выступал за сборную общества «Зенит», всю нашу команду разобрали по клубам — Гладилина в «Спартак», нас с Пудышевым — в «Динамо», Елизарова с Половихиным — в «Торпедо». Тогда все время играл в нападении — левым крайним. К Бескову в основу я не сразу попал — сначала в дубль к Адамасу Голодцу. Но за молодежью Константин Иванович тоже приглядывал. Я чувствовал — за нами идет наблюдение.
И, наверное, Бесков с Голодцом увидели то, что я не только мячи умею забивать, но и владею хорошим пасом. После чего понемногу стали опускать в среднюю линию. Нападающих там и так хватало — Эштреков, Еврюжихин, Байдачный, Козлов, Павленко, заканчивал Авруцкий. И сделали из меня полузащитника — да такого, что я играл в средней линии на всех позициях. На это повлиял и чемпионат мира 1974 года, когда голландцы всем показали, что такое тотальный футбол — когда все меняются местами и каждый должен уметь сыграть там, где оказался.
В «Динамо» я основным футболистом не был, большей частью выходил на замену. Если бы в тот период не ушел, то, когда старшие ребята сошли бы — может, и там бы заиграл. Но Бесков, даже перейдя на работу в центральный совет «Динамо», продолжал за мной наблюдать. И не случайно пригласил в «Спартак», когда возглавил команду. Причем на ключевую позицию — связующего звена между средней линией и атакой. Другого такого футболиста в команде не было. Только в «Спартаке» я почувствовал себя игроком основного состава.
— Сами-то в детстве за кого болели?
— Особо ни за кого. Когда играли Стрельцов и Воронин — мне нравилось «Торпедо». Хусаинов с Логофетом в «Спартаке» нравились. Было время — смотрел киевское «Динамо» с Серебрянниковым, Бибой, Лобановским, Турянчиком. Нравилась ворошиловградская «Заря» в 72-м, хотя этих ребят — Куксова, Васенина, Журавлева и других — мало кто знал. Играл кто-то хорошо — мне было приятно смотреть.
— В последние пару десятилетий с вами сравнивали по стилю, пожалуй, двух футболистов — Егора Титова и Романа Широкова. Много общего?
— Да, эти ребята тоже владели искусством паса. У меня, наверное, немного острее было чутье — мог на долю секунды раньше увидеть дальнейшее развитие ситуации. Поэтому у меня эти передачи проходили, а у них — нет.
Широков играл немного глубже, ближе к позиции опорного полузащитника. Но само понимание и ведение игры — да, близко к моему. Может быть, его надо было попробовать использовать чуть ближе к чужим воротам.
На спартаковском автобусе — в пивной бар
Тему «вымпелов» — не в том конкретном случае, а в целом — Юрий Васильевич раскрыл несколько даже поэтически. Когда я со ссылкой на давнее интервью Александра Бубнова предположил, что сенсационное домашнее поражение 1:6 от СКА (Ростов) в 1984 году было связано с отмечавшимся перед тем всей командой (естественно, кроме самого Бубнова, человека непьющего) дня рождения, Гаврилов хмыкнул:
— Сейчас трудно вспомнить, хотя у нас в команде всегда была традиция поздравлять партнера с днем рождения. 1:6 от Ростова — помню, как и то, что в тот день мы по игре не уступали, просто у соперника тогда все залетало — бывают такие дни. Но не думаю, что празднование за несколько дней до матча могло отразиться на нашей игре.
Был, например, такой случай. В какой-то момент мы из-за погоды тренировались не в Тарасовке — где Бесков оберегал единственное поле, и в дождь мы на нем не тренировались, — а в Лужниках. Когда выходишь с территории стадиона из центрального входа, по левую руку тогда был пивной бар. Помню, над ним рак горел — красивый такой! Особенно после вечерней тренировки в сумерки на него приятно было смотреть, так и тянуло туда. А дело было перед домашней игрой с мощным тбилисским «Динамо».
Но красота была такая, что не выдержали — зашли. Пиво, раки, креветки... Вдруг откуда ни возьмись — группа грузинских болельщиков. Может, даже и «пасли» нас. «Ребята, как хорошо, что мы вас встретили, давно мечтали!» Автографы, то да се.
Народ же они веселый — мы вроде пришли пива попить, а тут уже и шампанское, и вино «Киндзмараули». Откуда только взялось? Магазинов рядом не было. Они с собой его, что ли, возили? Нас, разумеется, угостили. Не знаю, как ребята, а я с ними еще винца принял. Хорошее вино я тоже любил — из Грузии, из Армении мы всегда привозили упаковки бутылок. Может, грузинские болельщики думали, что собьют нас с режима — и мы проиграем. Вместо этого мы «Динамо» 5:1 хлопнули! Так что день рождения, выпивка-закуска — это не показатель.
— У вашего поколения было любимое заведение — как у звездного «Спартака» 50-х ресторан «Арагви» на Тверской, тогда улице Горького?
— У нас был на «Щелковской» любимый пивной бар — «Саяны». Мы туда часто ходили. Водитель «Спартака» Коля Дорошин нас прямо туда на автобусе команды подвозил. Прямо рядом автобус и стоял, пока мы там сидели. А облюбовали мы «Саяны» потому, что он был по пути. Из Тарасовки едешь по МКАД и на «Щелковскую» сворачиваешь, чтобы проехать в Сокольники.
— И ни разу не «спалились»? Несмотря на автобус?
— Пару раз было, когда кто-то нас «продавал». А так — нет. Мы скрытно все делали. Мало ли, автобус «Спартака» стоит. Может, сломался. Главное же — людей увидеть, а не автобус.
Первоначально собирались в квартире у Дасаева, когда все в Сокольниках жили, там, где сейчас магазин «Мир кожи». Ринат тогда еще не женился, поэтому у него было удобно. Но слишком уж сильно мы не выпивали. Знали, что на следующий день на работу — на тренировку. Просто немного расслаблялись. Никто не падал.
— А про вашу фразу насчет «кремлевского забора» — не выдумка?
— Нет, все так и было. Я на тот момент штук двадцать пересмотрел по всей Москве. Но что-то ничего не нравилось. То малогабаритные, то какие-то экспериментальные — с сидячими ваннами. Но в конце концов срослось — дал мне «Спартак» двухкомнатную на Краснобогатырской.
В разгар поисков еще была история, что Бесков сказал Старостину: «Передай Гаврилову — пусть он сам себе квартиру ищет, а мы ему оформим». Я нашел на проспекте Космонавтов, сказал об этом Старостину и уехал в Кисловодск отдыхать.
А у Бубнова теща жила поблизости к этой квартире, на улице Павла Корчагина. И Сашка рассказывал, что пришел к Николаю Петровичу и сказал: «Не могли бы вы на меня эту квартиру оформить? У меня тут рядом теща, которая могла бы присматривать за нашими двумя детьми». А Бесков в это время отдыхал с Валерией Николаевной в Кисловодске, в санатории МВД. Я был в том же городе, только в другом месте, и ничего не знал.
Старостин из Москвы звонит Бескову — мол, ко мне пришел Бубнов, как быть? Константин Иванович сказал: «Оформляйте на Бубнова, Гаврилову потом еще найдем». И Николай Петрович добросовестно выполнил то, что ему сказали. Я думал, что приеду из Кисловодска, начну делать ремонт и потихоньку готовиться к переезду — но после возвращения в Москву Старостин рассказал мне всю эту историю и объяснил: «Юр, я здесь ни при чем, это решение Константина Ивановича».
— Вы обиделись на Бескова и Бубнова?
— Нет. Сказал: «Да ради бога, что уж? На этой квартире свет клином не сошелся. Буду искать дальше». Все равно же нашел в конце концов, так что зачем обижаться.
В Тарасовку — на инвалидке
— Ваш отец за восемь лет до вашего рождения вернулся с Великой Отечественной без обеих ног. Чем отец, будучи инвалидом-колясочником, занимался?
— Работал на заводе, на насосной станции. Сидел там на стуле и смотрел за показаниями приборов, чтобы ничего не сбоило. Ходить и заниматься физическим трудом он не мог, а работать, чтобы прокормить семью, надо было.
Он был очень строгий. Думаю, что после войны все люди были жесткими. Поблажек своим детям никто не делал. Прийти во столько-то — и никаких уговоров. Не пришел — получил. Со мной это происходило постоянно.
— Футболом отец интересовался?
— Сначала нет. Потом, когда уже стал играть за «Динамо», понемногу заинтересовался. Ему стало приятно, что сын играет в футбол в сильной команде. А в детстве за футбол я получал от него очень часто. Особенно когда появились китайские полукеды «Два мяча». Они стоили рубля три — по тем временам, после реформы 1961 года, большие деньги. Стирались они быстро — во дворе и недели не проходило. Площадок-то футбольных не было, играли в основном на асфальте. Приходишь домой, мать с отцом смотрят: «Опять порвал! Сколько можно покупать?» Ты молчишь. А родителям делать нечего — опять трешку на кеды собирать.
— Как можно такую технику, как у вас, на асфальте поставить?
— А раньше не было других вариантов. Асфальт, пустыри с кочками... Это сейчас мы смотрим, какие поля детям кладут — чего бы не играть? Вот перед нами — спартаковский манеж. Его построили в 75-м году, за два года до моего прихода в команду. У «Спартака» первым такой появился. Ковер жесткий, ни о какой искусственной траве тогда и речи не было, — а мы все равно были рады. Ровное поле! Нет грязи, воды, все сухо — уже хорошо! Нас тогда еще окрестили чемпионами мира по игре в закрытых помещениях — мы в манежах почти никогда никому не проигрывали.
— Возвращаясь к вашему отцу — он водил специальный «Запорожец», оснащенный для людей без ног. И однажды вы на нем в Тарасовку приехали. Говорят, вызвали фурор.
— Реакция была сумасшедшая! Никого из футболистов еще не было — мы с Серегой Шавло на этом «Запорожце» раньше всех приехали. Зато Бесков поднял такой шум! «На чем приехал?! Опозорил «Спартак»!» У него-то самого был 230-й салатовый «Мерседес» — одна из редчайших на тот момент иномарок для Москвы, который он приобрел через Управление по обслуживанию дипломатического корпуса. На таком фоне «Запорожец» с ручным управлением — это было что-то.
Старостин увидел все это — накричал на Бескова, на меня. «Выдайте ему шестую модель «Жигулей», только чтобы я этой машины инвалидной не видел здесь!» И через неделю я получил открытку на машину.
— Стоило приезжать! А как вам вообще пришла в голову идея приехать на базу на такой экзотике? Просто веселья ради?
— Нет. Отец тогда работал на военном авиационном заводе. В тот период он поехал отдыхать в Рузу — от завода дали путевку. И сказал мне: «Посмотри за моей машиной». Я жил в Сокольниках на Краснобогатырской улице, взял «Запорожец» и перегнал его к себе. Подумал — пусть лучше здесь стоит, чтобы его не «раздели», уродов-то хватало в каждом дворе.
И так получилось, что Сергей Шавло опаздывал к автобусу команды в «Сокольники». Он позвонил, я ответил: «Серега, не волнуйся. Езжай ко мне домой, а там уж мы как-нибудь доберемся». Не стал ему говорить, как именно. А у меня своей машины еще не было. Когда он приехал, я повел его в направлении «Запорожца».
Он увидел — обалдел: «Как мы на нем поедем? Там же ручек столько! Надо научиться!» — «Ладно, садись». Сначала он, конечно, испугался, а потом освоился. Мы поехали с ним на этой машине и приехали на базу раньше автобуса, который ехал по маршуту и забирал пацанов. Мы были первыми — и устроили шум этой машиной.
Бесков ребятам «вваливал», Старостин — утешал. Получался хороший баланс
— Почти вся ваша карьера связана с Бесковым. Как развивались отношения с Константином Ивановичем?
— «Динамо», «Спартак», в конце — еще и «Асмарал»... В «Динамо» я пришел в 70-м, а его убрали в 72-м после «Глазго Рейнджерс», и играл при нем я мало. В основном выходил на замены минут на 10-15, как обычно бывает с молодыми. А вот когда он в 77-м принял «Спартак», тогда у нас и пошло настоящее сотрудничество.
Он всегда до последнего стоял на своем. Даже если не прав. И «Спартак», по его мнению, должен был играть в свою игру, ни под кого не подстраиваться. Как-то с немцами, против которых мы всегда играли неудачно, ему предлагали поменять тактику. Бесков — ни в какую.
Но чемпионами, считаю, мы из года в год не становились по другой причине. Трудно им стать, когда против тебя играет весь Союз, а против соперника — далеко не весь. Все игры между московскими клубами — принципиальные, а на Украине киевскому «Динамо» сразу гарантировалось 15 очков. У нас же проходных матчей не бывало, и в этом заключалась главная сложность.
В Бескове чувствовалась какая-то внутренняя сила. Некоторые ребята даже боялись вступать с ним в диалог. Он жестко требовал: «Вы должны делать так, как я сказал!» Дискуссий не приветствовал. А у меня с ним были совсем другие отношения. Я ему мог сказать все, что угодно. Пусть он даже кричал на меня, ругался: мол, ты ничего не понимаешь, делай, как я сказал!
— Можете привести пример вашего спора с Бесковым?
— Был один жесткий разговор в Тбилиси, в перерыве матча Кубка УЕФА с «Кельном». 0:0, немцы играют от обороны, строго на результат, нам тяжело. Бесков начинает говорить игрокам: «Ты не тот, ты не тот». Я ему спокойно: «Константин Иванович, нам надо немного изменить игру в тактическом плане. Перед каждым нашим игроком оказывается соперник, а мы должны на каждом участке поля постараться создать численное преимущество». Он на меня как понес: «Да ты сам не готов! Тебе все хиханьки-хаханьки, шутки-прибаутки! У тебя нет настроя! Когда ты настроен, у тебя все получается, а сегодня — ничего!» — «Да при чем тут шутки-прибаутки. Я вам объясняю, что у нас нет численного преимущества. Мы все время натыкаемся на них, как на стену».
В конце перерыва я говорю нашим крайним защитникам Сочнову и Позднякову: «Нападающие, как правило, не очень внимательно играют в обороне. Подключайтесь и с флангов пытайтесь проникать в штрафную. А мы будем стараться их как-то раздвигать, чтобы давать вам зоны». Позднякову оказалось полегче — за весь тайм у него было три выхода один на один, и разок он его реализовал. В итоге выиграли 1:0, но в ответном проиграли — 0:2, а на последних минутах Олег Кужлев не смог замкнуть мой пас. 1:2 — и мы шли бы дальше.
— Юмор у Бескова был не в чести?
— Шутить с ним бесполезно было. Но как-то посмеялись. Он на День Победы пришел в орденах, я его немного подтравил: «Константин Иванович, теперь вы можете в «Спартаке» парад принимать». — «А у кого я тут буду принимать?» — «Ну, я вольнонаемный, форма рядового осталась. Хидиятуллин служил, Бубнов. Сочнов был в ракетных войсках. Можно и выстроиться!» Бесков нормально воспринял.
У Бескова была единственная черта, которая мне не нравилась: он не мог слушать других людей. Это был у него самый больной момент. Единственный, кого он вроде бы слушал — это Андрея Петровича Старостина. Они друзья были. Да и тот тоже в футболе хорошо разбирался, мог в тактическом плане что-то подсказать ребятам.
Андрей Петрович его порой поддерживал в плане дисциплины и так далее. А Николай Петрович в любой ситуации всегда стоял за ребят. В том числе и в тех случаях, когда Бесков категорически хотел освободить футболиста из команды — допустим, за нарушение режима, — а Старостин видел, что этот игрок нужен команде, и она будет ослаблена. В этой связи у них были расхождения.
— И чем заканчивалось?
— Прощением. Допустим, по Сочнову. Константин Иванович ребятам «вваливал», а Николай Петрович наоборот: «Ладно, ничего. Не переживайте, всё будет хорошо». Один давит на пацанов, а второй смягчает — и получается баланс. Плюс к тому, Бесков с Андреем Петровичем периодически выпивали вместе, был у них и в этом плане альянс. А непьющему Николаю Петровичу это не нравилось.
— Он не говорил, почему вообще не пьет?
— Рассказывал, что дал себе такое обещание после того, как с женой попал в аварию, и она сильно пострадала.
— То есть он тогда выпивши был?
— Получается, так. Но это он не уточнял.
— Андрей тоньше Николая собственно в футболе разбирался?
— Конечно. У Николая Петровича все было жестко: «Сегодня выиграет не тот, кто больше может, а тот, кто больше хочет». А тонкости — это уже к Андрею Петровичу. Он интеллигентно все рассказывал: «Здесь немного не так», «Тут немного измени». Без категоричности.
А сколько Николай Петрович знал стихов и поэм! Он говорил, что выучил их в лагерях. В библиотеке много прочитал — а память у него хорошая. Помню его простенький угловой кабинет в офисе «Спартака» на Красносельской. Это сейчас у больших начальников все блестит, мебель крутая. А раньше — столик затертый, стульчики простенькие.
— Братья Старостины про лагеря когда-нибудь рассказывали?
— Нет. Видимо, не хотели особо прошлое вспоминать. Но были смешные истории. Однажды команда застряла в лифте в гостинице. Константин Иванович, Николай Петрович и некоторые ребята. Андрей Петрович, который был с нами в поездке, подошел снаружи, спросил, что случилось. И дальше между братьями состоялся такой диалог. «Николай, ты там?» — «Да, Андрей, я здесь. Скажи им, чтобы быстрее нас выпустили. В лифте душно, мы можем задохнуться». — «Ладно, скажу. Ты давно уже в лифте?» — «Да минут 15 уже сидим. Давай, скажи!» — «Что, 15 минут? Я 15 лет сидел — и ничего». Отвернулся и ушел. С чувством юмора у обоих все было в порядке.
Старостин ставил нам свои оценки, и «двойки» Бескова на премиальные не влияли
— Слышали когда-нибудь от Николая Петровича мат?
— Один раз. Играли в Ереване, стадион битком, шум дикий — что важно. Сашка Сорокин, выходя из штрафной, думал, что Дасаев выбьет мяч вперед. А «Арарат» уже дошел до середины поля — и Ринат решил разыграть с Сорокиным мяч. Катит ему и кричит: «Саша!», а тот не слышит. Мяч катится мимо Сорокина, игрок «Арарата» бежит навстречу, перехватывает, выскакивает один на один и забивает.
Перерыв. Заходят Бесков со Старостиным, и Константин Иванович начинает всем «пихать»: «Как вы играете? У вас ничего не получается!» Каждому что-то говорит, Сорокину: «Ты куда вышел? Где твое внимание?» А тот развалился на стуле, голову запрокинул, глаза открыты. Не поймешь, слушает или нет. Старостин стоит за спиной Бескова и выглядывает то с одной, то с другой стороны — видимо, чтобы увидеть, адекватен Саша или нет. Бесков увидел, что он не реагирует, и переходит к следующему. А Старостин стоит и смотрит на Сорокина.
Заканчивает Бесков на мне. Я ему, как всегда, сказал что-то в ответ, ему не понравилось. Говорит: «Так, замену! Гладилин, переодевайся!» Я спокойно раздеваюсь, иду в душевую. Пока вытираюсь, дают команду на второй тайм, команда выходит. И я слышу между ними такой разговор про ситуацию с Сорокиным. «Костя, ты видел?» — «Да, Петрович, я-то видел. А ты видел?» — «Видел. Поэтому и спрашиваю». — «Ну и что?» И тут Старостин выдает: «Слушай, когда ты ему все это говорил, у меня было такое чувство, что я просто хотел достать пистолет и застрелить его на х!!!»
Вот это единственный раз, когда я слышал ругань от него. И, еще находясь в душе, засмеялся в полный голос. Они, по-моему, про меня и забыли. Подумали, что все ушли.
— Кого из игроков «Спартака» Старостины любили больше всех?
— Я так понял, что Виктора Папаева. Он был техничный, с пасом, хорошо обращался с мячом. Но Бесков на его место взял Сергея Шавло. Папаеву на краю полузащиты уже было тяжело, там нужна была челночная работа. Бесков отдал предпочтение Шавло, потому что у того было лучше с мобильностью, он совершал больше скоростных действий. А Виктор уже немного затягивал игру.
— Ярцев говорил, что вы были любимцем и Старостина, и Бескова.
— Не знаю. Может быть, Старостина больше привлекали мои человеческие качества, а Бескова — игровые.
— При всем потрясающем искусстве постановщика игры, как я понимаю, Константин Иванович мог отделить себя от команды: мол, выигрывает он, а проигрывают футболисты?
— Как-то возвращаемся на поезде с выезда. Бесков пошел по вагону. В купе ребята сидят — после игры вспоминают моменты. Он зашёл и начал там: «Сочнов, а ты как играл сегодня?» Мол, не так, как надо. Потом другому, третьему. Я ему и сказал: «Константин Иванович, ну чего вы на ребят наезжаете, когда мы выиграли 3:0?» Он в ответ: «Ещё бы вы не выиграли. Я вам всё рассказал, как надо играть!» Ну, на это ничего, собственно, и не скажешь.
— Георгий Ярцев рассказывал, что даже после победы сборной СССР в 80-м на «Маракане» у бразильцев — 2:1 Бесков поставил игрокам шесть или семь «двоек». А на что эти оценки влияли?
— Если тебе двойку поставят за игру, то ты лишаешься поощрения. Даже если выиграли. Но опять же, Николай Петрович, который как раз владел всеми финансами в команде, проставлял свои оценки. Которые отличались от бесковских.
В одном чемпионате Константин Иванович мне вообще выставил 50 процентов двоек. Воспитывал так. Но премиальные за все победы я получил в полном объеме. Старостин мне сказал: «Юр, ты не волнуйся. У Бескова свои оценки, у меня свои. Команда же выиграла, что теперь, премиальные не платить из-за этих двоек? Команда выиграла — все получают одинаковые поощрения».
Вторая часть разговора — скоро в «СЭ». Из нее вы узнаете:
— Как сложились и работали связки Гаврилова с Георгием Ярцевым и Федором Черенковым;
— Как Константин Бесков обозвал Владимира Высоцкого, кассету которого слушал в Тарасовке Гаврилов;
— Что был за единственный случай, когда состав на матч «Спартака» определил Николай Старостин, а Бесков снял с себя ответственность за результат;
— Сколько банок пива Гаврилов выпил на допинг-контроле после матча ЧМ-82 СССР — Шотландия;
— Играл ли «Спартак» договорняки.
