Тренер "Зенита" по физподготовке – про Кокорина, знахарей и допинг в футболе
41-летний уроженец каталонской Эспаррегеры работал в баскетбольных командах знаменитого Хави Паскуаля и преподавал в университете Барселоны, а зимой 2017 года получил предложение от "Зенита" – и сменил восток Испании на северо-запад России.
Из этого интервью вы узнаете:
– Как открыть собственную клинику в 23-24 года
– Как из университета Барселоны перейти на работу в "Зенит"
– С какими проблемами футболисты в России сталкиваются куда чаще чем в Испании и по какой причине
– Почему футбол так далек от допинговых скандалов
– Чем отличались друг от друга "кресты" Кокорина, Мамманы и Нобоа
"В 23 или 24 года я открыл собственную клинику"
– Чем вас привлекла работа в спортивной сфере?
– Я всю жизнь был связан со спортом: играл в баскетбол и футбол, занимался экстремальными видами. В какой-то момент мне стала интересна физиотерапия – она позволила мне остаться в спорте даже после того, как я прекратил активные занятия им. При этом я работал не только со спортсменами – за помощью ко мне обращались простые люди, пожилые и молодые, после аварий, сложных операций или инсультов. Понемногу я познакомился практически со всеми видами реабилитации. В результате понял, что хочу посвятить этому жизнь – и открыл собственную клинику. Мне было 23 или 24 года.
– Как это возможно? "Открыть клинику" звучит дорого.
– Да, но есть банки и кредиты. У меня было два партнера, мы взяли деньги, сняли помещение, решили все бумажные дела – и начали работать. В Испании многое делается руками, без использования специального оборудования, в отличие от России. Конечно, для восстановления двигательной активности после серьезных травм без этого оборудования не обойтись, но у меня на родине в клинике физиотерапии или остеопатии с пациентами зачастую работают только руками и все. Скажем так, быть в Испании физиотерапевтом и оказывать людям необходимую помощь – недорого. Хотеть иметь в своем распоряжении оборудование, как у нас здесь, и которое в какой-то момент становится тебе необходимо для более сложной работы – дорого. Все зависит от тебя.
– Вы начали свою карьеру в баскетболе. Где именно?
– Это была команда из моего родного города, и я работал там бесплатно. Оттуда попал в Федерацию баскетбола Каталонии, потом два года провел во втором дивизионе, где оказался под руководством Хави Паскуаля, который впоследствии тренировал "Барселону". С тех пор работал только с ним, пока не понял, что постоянные разъезды мешают сосредоточиться на преподавании в Университете и на клинике. И тогда я решил – если кому-то потребуется моя помощь, он всегда сможет найти меня там.
– Кто-то из испанских футболистов был пациентом вашей клиники?
– Многие – в основном, из команд второго и третьего дивизионов, где нет таких медицинских возможностей, как в примере. Травмированным игрокам нужно больше внимания, чем могли им дать их клубные врачи, поэтому, когда кто-нибудь приходил ко мне за помощью и потом чувствовал себя лучше, то рассказывал обо мне другим, и потом уже они звонили в мою дверь. Так это и работает.
– Можете назвать кого-нибудь?
– Например, был такой Кристиан Лобато. Он мой земляк, из Эспаррегеры, несколько лет провел в дубле "Барселоны", потом было несколько команд попроще, а сейчас он играет в США. Кристиан обратился ко мне, потому что был другом друга моего друга, я помог ему, от него пришли другие – и получилась целая цепочка.
"Стоило мне приехать в "Зенит", как Смольников повредил приводящую"
– Как вы оказались в "Зените"?
– Когда я решил уйти из баскетбольной команды, то в первое время отклонял все предложения от клубов или сборных. Помимо клиники в моей жизни был университет – я преподавал, читал лекции, выступал на конференциях по всему миру.
Одной из моих специальностей была изобретенная в Барселоне техника EPI (Внутритканевой чрезкожный электролиз. – Прим. "СЭ") для лечения травм мышц и связок. В ней используются ультразвуковой сканер и иглы, как при акупунктуре, которые проводят гальванический или электрический ток. С ее помощью легко понять, какую именно восстановительную работу нужно проводить. Я обсуждал эту технику со многими профессионалами из мира футбола, представителями самых разных чемпионатов. Клубы часто отправляли своих врачей на такие встречи, чтобы позже они внедряли EPI в свою работу. И я был тем, кто обучал их этой технике.
В "Зените" в то время был тренер по физподготовке, который работал вместе с Халком (Эдуарду душ Сантуш. – Прим. "СЭ"), он использовал EPI. Результаты процедур были хорошие, в Барселону приехал один из российских врачей "Зенита", и я был у него преподавателем. Мы познакомились, начали общаться и в какой-то момент меня пригласили попробовать свои силы в петербургском клубе.
– Вы однажды назвали то предложение "невероятным". Почему?
– Думаю, я имел в виду общее восприятие происходящего – работа в футбольном клубе в России, так далеко от дома. Я ведь всегда был сам себе хозяин, и мне это нравилось, а тут все стало новым и непривычным. Но я счастлив – здесь сложилась отличная команда, между нами полное доверие и никаких сомнений в профессионализме друг друга.
– Как вас приняли в "Зените"? Это ведь было на сборах в Дубае?
– Да, был январь, и меня сперва пригласили на пять месяцев – до конца мая, – а потом подписали полноценный контракт на два года. Команда отнеслась ко мне очень радушно – в футбольном клубе все привычны к тому, что часто возникают новые лица, кто-то приходит, кто-то уходит. Мне повезло – в то время здесь был еще один специалист по физподготовке из Испании, Хуан Кандау, который до этого работал в "Бетисе", "Севилье", четыре года провел в ЦСКА. Соотечественники всегда облегчают адаптацию на новом месте. Плюс в "Зените" играли Хави Гарсия и Данни, для которых испанский – родной, Кришито, который превосходно на нем говорил, португальцы и бразильцы – я был окружен испаноговорящими людьми.
– Самое яркое воспоминание от тех сборов?
– Стоило мне приехать, как в первый же день Смольников повредил приводящую мышцу и выпал из строя на длительное время. Такое вот совпадение – и я хочу верить, что мое появление помогло сократить срок его восстановления.
Вообще сложно было придумать лучшее начало карьеры в футбольном клубе – вокруг Дубай, прекрасная погода, классный отель. Уже потом, когда сезон возобновился, я почувствовал всю сложность моей новой профессии – утром и вечером ты тренируешься, а по ночам работаешь, времени на сон почти не остается. И так круглый год.
– После Дубая вас ждал январский Петербург. Не замерзли?
– Честно – я ожидал худшего, но совсем уж лютых морозов не застал. Мои друзья в Испании говорили мне – ой, Россия, там же так холодно. Ну да, не жарко, но мне по душе снег и вообще зима: я вырос в получасе езды от пляжа и в полутора часах – от горнолыжного курорта. К тому же одно время преподавал в Финляндии, а там похожие зимние температуры.
– Почему семья не переехала с вами?
– У моей жены есть семейный бизнес, связанный с кондитерским делом, и она не может оставить его. Поэтому вместе с дочками часто приезжает ко мне в Россию – последний раз они были здесь около месяца, потом уехали, а через месяц приедут снова.
"После матча в Вильярреале закончил работу с Барриосом в третьем часу ночи"
– Что входит в ваши обязанности здесь?
– В "Зените" есть несколько человек, включая меня, которые занимаются физической подготовкой футболистов и их реабилитацией. Когда какой-то игрок получает травму, один из нас – это не прописано заранее, все зависит от твоей загруженности в конкретный момент, – начинает с ним работать. Если это испаноговорящий футболист, логично, что его беру я: у нас есть четыре аргентинца, Нобоа, Маркизио, с которым мы понимаем друг друга.
Я много занимаюсь с игроками в тренажерном зале – иногда кто-то сам подходит с такой просьбой, но чаще мы знаем, что кому-то это необходимо. Пока основная группа тренируется, я работаю с теми, у кого есть повреждения. После этого начинаются так называемые пост-активные упражнения. Еще я езжу с командой на все выезды: всегда есть потребность позаниматься с кем-то в отеле накануне игры и в день матча. Если футболистам нужен только массаж, они идут к массажистам, если что-то большее – уже ко мне.
Например, когда Нобоа травмировал колено, заключительные полтора месяца его подготовки к возвращению в строй я провел вместе с ним.
– Сколько длится ваш обычный рабочий день?
– На неделе между играми – обычные 7-8 часов. Во время сборов больше – там ты находишься в рабочем процессе круглые сутки: в 8 утра у нас собрание, составление плана занятий по итогам вчерашних тренировок, потом работа с травмированными игроками плюс две тренировки в день, после которых ты продолжаешь заниматься с теми, кому необходима помощь. Помню, этой зимой после одного из матчей на сборах в Дохе я до двух часов ночи не отходил от Нету.
Или, к примеру, ответный матч с "Вильярреалом". Барриос и Лунев закончили игру с повреждениями, а всего через три дня встреча со "Спартаком" – и было очень важно подвести их к ней в нужной форме. Поэтому в Испании сразу после игры я начал в отеле восстановительную работу с Барриосом, которая закончилась в третьем часу ночи. Немного поспал и с самого утра приступил к Луневу, Нету и Нобоа. Барриос должен был быть вместе с ними, но после тяжелого матча и ночных посиделок спал мертвым сном, проснувшись только к полудню.
– Если готовность игроков не будет вызывать вопросов, вы останетесь без работы?
– Будет только превентивная – это лучшая работа в мире! Мы делаем специальные тесты во время предсезонки, которые позволяют определить, какие проблемы могут возникнуть у каждого конкретного игрока, у кого недостаточно эластичные мышцы или подвижные суставы. После чего создаются специальные предписания по всем футболистам, с упражнениями и рекомендациями, которые следует выполнять перед тренировками.
"Предсказать "кресты" заранее невозможно"
– С какими проблемами сталкиваетесь чаще всего?
– Думаю, с мышечным перенапряжением. Например, в России я куда чаще встречаю проблемы с приводящими мышцами бедра – и все из-за футбольных полей: земля здесь более холодная и твердая. В Испании таких бед практически не существует. По этой же причине игроки здесь чаще жалуются на пубис (лобковая кость. – Прим. "СЭ") и пресс.
К сожалению, в последнее время происходят те травмы, которые никогда не хочется видеть – тяжелые, вроде "крестов".
"Нобоа для нас такая "кукла Барби". Тренер по физподготовке "Зенита" - о восстановлении игрока
– Это тоже связано с нашими полями?
– С одной стороны, доказано, что чем хуже поле, тем больше риск получения такой травмы. С другой – в "Зените" за последний год это происходило трижды, причем, в двух случаях (Кокорин, Нобоа. – Прим "СЭ") на нашем стадионе, где самый лучший в России газон. Поэтому прямой зависимости тут нет: в сочетании факторов важно не только то, где порвались "кресты", но и на каких полях футболист играл и тренировался какое-то время перед этим.
– Можно ли предсказать подобное повреждение заранее?
– Если бы это было возможно, мы бы избавились от многих проблем. К сожалению, нет, ни один тест не покажет, что есть такая опасность. Можно предупредить те травмы, у которых известны и описаны факторы риска. При этом, ты никогда не узнаешь, твоя это заслуга или нет. Другими словами, игрок не получил травму, потому что ты провел специальное упражнение или потому что он и так не травмировался бы? Ответа нет, но проводить такие упражнения ты все равно обязан.
В случае с коленом единственное, что можно сделать – на УЗИ понять, в каком состоянии находятся подколенные сухожилия, и, если требуется, провести работу, чтобы они не стали хуже. И только.
– После такой травмы игроку нужна помощь не только в плане физиологии, но и психологии, так?
– Да, только вся сложность ложится не на тебя, а на футболиста. Тебе все известно об этом, ничего нового нет – и главное всегда быть честным с игроком, говоря о сроках. Они ведь не дети, понимают, с каким риском связана их профессия. В этой ситуации важна не просто психологическая поддержка – человек должен получать удовольствие от тренировок, работать с мячом, пусть и минимально.
Я всегда говорю прямо – раньше этого момента рассчитывать вернуться на поле не стоит. При этом, если можно ускорить процесс без вреда, мы делаем это. Все еще зависит от общих требований – что важнее: игрок, готовый на 50 процентов прямо сейчас, или полностью здоровый через два дня.
"В испанских клубах не существует профессии массажиста"
– Если сравнить отношение к своему здоровью, российские игроки отличаются от легионеров?
– Есть различия в спортивном воспитании. Например, в Испании и ряде других стран в футбольных клубах не существует профессии массажиста, как в России. Скажу больше, испанский клуб не имеет права брать на работу массажиста, если у него нет университетского образования. Если у игрока там есть какие-то базовые проблемы, он идет к физиотерапевту, которых в профессиональном клубе в Испании работает от семи до восьми человек.
Поэтому футболисты в России с детства привыкают к одному образу жизни, который очень отличается от легионеров, в повседневности у которых массажист прежде появлялся крайне редко, а теперь – каждый день. Я не знаю другой команды, где перед игрой или тренировкой делалось бы такое количество массажей.
К тому же, есть разница в выборе еды – ведь европейцы и латиноамериканцы привыкли питаться по-другому. Здесь у продуктов другой срок годности, больше, чем у тех, что используются в средиземноморской кухне.
– Луческу, Манчини, Семак – вы застали каждого из них. Смена тренера отражается на вашей работе?
– Да, потому что любой специалист приводит с собой новых тренеров по физподготовке, каждый из которых действует по-своему. Мы вместе с медицинским штабом работаем с данными: датчики GPS, статистика тренировок. И твоя задача – не только вернуть игрока в основную группу в наилучшем состоянии, чтобы он сразу мог включиться в процесс, но и понять, как именно новый тренер будет строить этот процесс, чтобы знать требования, предъявляемые им к игрокам.
Большая удача, что в команде сейчас работают те же специалисты по физподготовке, что и при прошлом тренере – уже налажено взаимопонимание, мы знаем, чего каждый ждет друг от друга, это все упрощает.
"Никто из медицинского штаба клуба не виделся с Кокориным"
– Вы находитесь на связи с коллегами из сборных, где выступают игроки "Зенита"?
– Не со всеми. С российской командой, например, общаются мои русскоязычные коллеги. Хотя там есть испаноговорящий специалист, с которым мы время от времени обсуждаем что-то. Прямо сейчас самый тесный контакт у меня со сборной Эквадора – мне всегда могут позвонить оттуда и проконсультироваться, если у Нобоа будут какие-либо вопросы. Так же, как и представители аргентинской сборной – мы часто разговаривали по поводу Паредеса, когда он играл здесь, и насчет Мамманы, когда его беспокоило колено перед игрой с "Фенербахче".
– После чемпионата мира ходили разговоры о колене Дзюбы. С ним были проблемы?
– Дзюба – высокий игрок, достаточно тяжелый, с определенными сложностями с коленом в прошлом. При этом сейчас он играет постоянно, почти без отдыха, его игровое время никак не ограничивается, потому что все под контролем, многих проблем у него уже нет. Когда я только приехал в "Зенит", их было больше. Затем, мало-помалу, его колено адаптировалось к нагрузкам. Да, порой оно беспокоит его, но это абсолютно нормально. Так что я бы сказал, что прямо сейчас колено Дзюбы – это не проблема для России.
– Что было самым сложным в восстановлении Жиркова?
– Медицинскому штабу клуба необходимо было решить – оперировать его или нет. Это самое важное решение, потому что от него зависит все. Результат может быть одним или другим, игрок обо всем проинформирован, может иметь свое мнение, но не он принимает итоговое решение, а врач. И медицинский штаб клуба остановился на консервативном пути. Это было сложное и медленное решение – но верное: Жирков не мог вернуться на поле быстрее, чем он это сделал. И его возвращение – не только в клуб, но и в сборную! – это большая награда для "Зенита", показатель хорошей работы.
– Колено Кокорина действительно в таком ужасном состоянии, как рассказывает его защита?
– Никто из медицинского штаба не виделся с ним, у меня нет никакой информации о нем с того самого момента, когда все это произошло – только то, что он выкладывает в инстаграм, и что я перевожу с помощью онлайн-переводчика.
Очевидно, что, когда профессиональный футболист, который привык к ежедневным тренировкам, после такой травмы и долгого процесса восстановления вдруг не имеет возможности заниматься физической активностью, он может испытывать болевые ощущения. Меняется вес тела, соответственно возрастает нагрузка на колени. Но, повторюсь, мне ничего неизвестно о его состоянии.
"Я верю в науку. То, что ей не является, меня не интересует"
– Что вы думаете о нетрадиционной медицине? Марьяна Ковачевич из Белграда лечит знаменитых футболистов мазью на основе лошадиной плаценты.
– Я отношу себя к миру науки, университетов и академических знаний. Когда мне показывают, что какой-то способ лечения работает, я доверяю этому. Когда неоспоримость отсутствует – я не могу его защищать. Не говорю, при этом, что этот способ не работает, но для меня эти нетрадиционные подходы до сих пор недоказуемы.
Есть всего одна биология, у нее есть свой ритм. В последние годы большие клубы отказались от практики ускорения процессов выздоровления. Только если это необходимо ради точечной цели, мгновенного усиления, тогда некоторые принимают на себя этот риск. Если это заканчивается плохо – ну что же, они знали на что идут. Например, сыграл Дембеле с болью в ноге против "Лиона" – пожалуйста, вылетел еще на три недели. Потому что биология одна, и риск часто заканчивается травмой.
Поэтому я верю в науку, а то, что ей не является – в данный момент меня не интересует как специалиста. Если игрок хочет, чтобы ему втирали мазь на основе лошадиной плаценты, я не его отец, чтобы запретить это. Но сам никогда бы не стал так делать.
– Как такая мазь вообще действует?
– Не знаю, я никогда не видел этот процесс вживую. Сначала даже думал, что делаются какие-то инъекции, но оказалось, что это обычный массаж с огромным количеством этой мази. Она втирается в больное место и вроде как лечит его. Повторюсь, я верю в науку, а наука говорит мне, что никакая мазь, из чего бы она ни была сделана, не способна лечить травмы. Но, если однажды действие препарата будет научно доказано, я отнесусь к нему со всей серьезностью, потому что открыт ко всему новому.
– Самый необычный метод, который вам встречался?
– Пожалуй, эта мазь из плаценты. И еще кое-что – в Испании есть люди, которые строят из себя знахарей и врачевателей, какими они были в глубоком прошлом. В моей клинике как-то оказался футболист, который рассказывал, что попал однажды к такому человеку – он с закрытыми глазами поводил руками над ногой игрока, не касаясь ее, сказал, что сделал рентген и что нога не сломана. Это смешно, да, но самое неприятное, что находятся люди, которые верят этим шарлатанам.
"Единственный допинг в истории футбола – кокаин или марихуана"
– Вы считаете, в спортивной медицине все уже открыто? Или скоро "кресты" можно будет лечить за три месяца?
– Сейчас это не происходит так быстро и не знаю, изменится ли что-то в будущем. Ведь все диктует та же биология. Шесть-восемь месяцев – вот допустимая скорость восстановления. Конечно, многие выходят на поле быстрее, но вы посмотрите, сколько рецидивов среди тех, кто закончил реабилитацию до истечения полугода – не до конца восстановившиеся связки не выдерживают. У тех, кто набрался терпения и выдержал весь срок, риск повторной травмы значительно ниже. Доказано, что каждый дополнительный месяц – в период с шестого по девятый месяц после разрыва связок – на 50% снижает вероятность рецидива.
Например, в НБА любые "кресты" – это сразу девять месяцев вне площадки, все это знают.
– А заблаговременно диагностировать проблемы с сердцем? Вы выросли в Испании – у Дани Харке сердце остановилось после тренировки, у Антонио Пуэрты сердечный приступ случился прямо на поле. Этого можно было избежать?
– Вы называете случаи, которые, к сожалению, стали известными, потому что эти игроки умерли. Но представьте, сколько тысяч футболистов ежегодно получают своевременную помощь после обнаружения таких проблем и продолжают выступления. Да, некоторые даже оставляют профессиональный спорт из-за этого, зато сохраняют жизнь. Таких случаев огромное количество. За последние годы внимание медицины к сердечным проблемам существенно возросло – в том числе, из-за трагедий с Харке и Пуэртой.
– Почему футбол, по сравнению с другими видами спорта, так далек от допинговых скандалов?
– Как и любой командный спорт – в баскетболе, волейболе или гандболе то же самое. Допинг в таких видах – это абсурд, бессмыслица. От одного человека ведь ничего не зависит. Зачем тебе бегать быстрее или прыгать выше всех остальных, когда самое главное – командные действия.
Единственный допинг в истории футбола – кокаин или марихуана. Но это не имеет ничего общего с потребностью улучшить свои результаты. Скорее, желание развлечься.
"Маммана в Ростове был просто уничтожен морально"
– Ваш самый счастливый момент в "Зените"?
– Самый-самый будет, когда мы выиграем чемпионство. Но вообще счастливых дней много – особенно когда игроки возвращаются в строй.
– А самый тяжелый день?
– Назову один, но не потому, что остальные случаи не так важны, а потому что лично мне было больно и горько видеть, как воспринял свою травму Маммана. Я не был на поле в Ростове, поэтому пошел искать его в раздевалку, когда уже все произошло, и он был просто уничтожен морально.
Случаи с Кокориным и Нобоа были другими. Кокорин вообще продолжил играть после падения, никто и подумать не мог, что у него серьезное повреждение. Нобоа, напротив, был уверен в том, что дело плохо, но Крис – опытный футболист, уже не мальчик, поэтому отнесся к травме спокойно, принял ее как данность.
А Маммана – совсем молодой парень и прожил это иначе. Он ведь вполне мог оказаться в итоговой заявке на чемпионат мира, от этого ему было еще больнее. Я был тогда рядом с ним и понимал, что это – худшее, что может произойти со спортсменом. И ничем не мог ему помочь.
