Футбол
«Если «Динамо» возьмет трофей — отращу усы!» Интервью Льва Лещенко — о Яшине, Высоцком, Шварце, Федуне и Зареме
Легендарный эстрадный певец, многолетний болельщик московского «Динамо» Лев Лещенко дал большое интервью о спорте нашему обозревателю Игорю Рабинеру и его коллеге Станиславу Жатикову для видеопрограммы «На троих с Рабинером». «СЭ» публикует текстовую версию беседы.
Форвард «Динамо» гулял с моей девушкой. Но у них ничего не получилось, а меня из армии она дождалась
— Поздравляем с недавним 80-летним юбилеем и очень теплым, душевным концертом, который был ему посвящен. Много ли в том зале было знакомых вам людей из мира спорта?
— Да, и это люди моего или чуть младшего поколения — с молодежью сейчас мы стали меньше пересекаться. А были там те, кто прошел со мной по нашим жизненным дорогам, — Владик Третьяк, Слава Фетисов, Валера Газзаев. Многие динамовские функционеры присутствовали, Сергей Степашин — один из самых ярких болельщиков в нашей стране, к тому же очень много сделавший и продолжающий делать для российского футбола. Хороший состав удалось собрать.
— Вы выросли в Сокольниках, но стали болельщиком не «Спартака», а «Динамо». Правда ли, что такой выбор произошел из-за отца, служившего в органах?
— Совершенно верно, но не только поэтому. Сокольники — моя альма-матер, я там родился. Но потом мы переехали на Войковскую, в дом 8/2. Так как папа работал в органах госбезопасности, а «Динамо» тогда было ведомственной командой, нашими соседями стали удивительные хоккейные люди из «Динамо» — Аркадий Иванович Чернышев, дядя Валя Кузин, первый олимпийский чемпион Кортина-д'Ампеццо. И футбольные тоже!
В одной коммунальной квартире с Кузиным жили Алекпер Мамедов, Алик, знаменитый нападающий «Динамо» и бакинского «Нефтяника», а также игрок баскетбольной сборной СССР Витя Власов. К ним регулярно наведывались еще двое динамовцев — форвард Юра Кузнецов и защитник Евгений Байков. Мамедов даже одно время ухаживал за моей девушкой — она тогда училась в десятом классе, а я — в девятом. Мне потом ребята доложили, что Мамед с моей Галей гуляет. Он был старше и знаменитее на тот момент — против лома нет приема. Слава богу, у них ничего не получилось, а меня она дождалась из армии.
После переезда на Войковскую я первым делом ломанулся на стадион «Динамо». Все двери тогда были открыты — на волейбольную площадку, баскетбольную, два футбольных поля. Поскольку немножко стучал баскетбольным мячом, записался в баскетбольную секцию «Динамо». Меня посмотрел знаменитый баскетбольный тренер Александр Зинин — потом еще был организован турнир его имени. Меня записали туда, дали клубный билет — красивая такая была книжечка. Выдали белую майку, синие трусы и кеды — такая была гордость для мальчишки в четвертом классе носить эту форму!
А самое главное — все это давало нам право ходить на Восточную трибуну стадиона «Динамо», поэтому я и посещал практически все матчи тогдашнего первенства СССР по футболу, хорошо знал многих игроков. Даже сказал бы, что прошлое знаю лучше нашего настоящего — тогда удавалось следить за всеми соперниками, а сейчас наблюдаю только за динамовцами. Ребят знаю, но близко с ними не общаюсь. А раньше мы ездили на базу в Новогорск, дружили и приятельствовали с футболистами, хоккеистами.
Игорь Численко, Валерий Короленков могли прийти к нам на волейбольную площадку и спокойно начинали танцевать с нашими девочками. На площадке было две лампочки, мы подключали к ним старый магнитофон «Яуза» и слушали рок-н-ролл. Это был конец пятидесятых годов, расцвет нашего футбола и ренессанс нашего послевоенного Отечества. Пришел Хрущев, началась оттепель, появились шестидесятники...
Как я забил пенальти Яшину
— Помните свой первый в жизни футбольный матч, на который вы пошли? Врезался он в память или нет?
— Не буду лукавить, самый первый матч мне в память не врезался. Но очень хорошо запомнился матч между «Торпедо» и «Динамо», 2:1 тогда выиграли торпедовцы. Стрельцов прошел по бровке, потом развернулся и мощнейшим ударом забил Льву Яшину. Для меня это была трагедия.
— Кстати, вы были лично знакомы со Стрельцовым?
— Познакомились уже после его возвращения из лагерей. И со Львом Ивановичем лично долгое время не были знакомы, хотя он приходил к моему соседу играть в преферанс, у того была отдельная квартира. Тетя Лена, хозяйка квартиры, была прикована к постели, а дядя Валя Кузин и Яшин садились рядом и прекрасно проводили время. Мы, будучи соседскими мальчишками, все это наблюдали. А играли они вместе, потому что в свое время вместе начинали играть за хоккейную команду.
— Яшин выигрывал в преферанс или в картах он был не так велик, как в воротах?
— Всех обычно обыгрывала тетя Лена, наполовину грузинка. Как ни странно, дядя Валя, хоть и из рабочих кровей, был азартным игроком. А с Яшиным они очень дружили.
— Вы жили рядом с Аркадием Чернышевым. Вам обидно, что именно он был главным тренером той непобедимой сборной СССР, а вся слава доставалась Анатолию Тарасову?
— Я понимал, что мой сосед заслуживает большего внимания. Он был очень тонким, скромным, интеллигентом до мозга костей. Не так много с ним общался, но все равно ни разу за все время не слышал от него матерного слова. Вот Анатолий Владимирович мог матерком запустить, крепко так приложить, а Чернышев — это академия, со всеми общался только на «вы». Он был ближайшим соседом моего друга, с которым мы в одном классе учились. Когда я заходил в гости к своему другу, то пару раз встречал его на лестничной площадке. А отец с ним хорошо общался, они дверь в дверь жили. А я сам жил через подъезд от них.
— Легендарный баскетболист Иван Едешко как-то рассказывал в интервью: «Пришли Добрынин и Лещенко, устроили такое представление, всех завели. Ко мне народ подходит: сколько ты им заплатил? Да о чем вы говорите...»
— Иван Иванович — тоже мой большой товарищ. Я бы даже сказал — друг, в таком возрасте мы все уже друзья. Столько всего вместе пройдено. Мне почему-то не запомнилась победная Олимпиада в Мюнхене, зато прекрасно помню Олимпиаду в Монреале 1976 года, где наши баскетболисты бесславно проиграли югославам. Мы приезжали к ребятам, даже играли в баскетбол: за одну команду — Генка Хазанов, за другую — я, за третью — другие артисты. Я ведь неплохо играл, в молодежную сборную даже привлекался, но потом решил бросить это дело.
Не люблю слово «атмосфера», но в те времена она действительно была прекрасная — футболисты, хоккеисты, легкоатлеты дружили семьями с артистами. Валерка Брумель к нам в ГИТИС все время наведывался, ухаживал за девушками. Поэтому мы совершенно спокойно ездили с ними на Олимпиады, чемпионаты мира — в поддержку советским спортсменам направлялись комсомольские группы. К примеру, могли приехать на озеро к гребцам и попеть им вечером под гитару или а капелла, без музыкального сопровождения, если не было под рукой инструмента. Это были замечательные, очень веселые эпизоды. Многие спортсмены были женаты на артистках в то время. Это и сейчас практикуется, но тогда девушки не переходили от мужчины к мужчине как эстафетная палочка.
— А с Едешко в баскетбол играли?
— Много раз мячик в кольцо вместе кидали, но друг против друга ни разу полноценно не играли. Когда был помоложе, приходя на баскетбол, любил побросать штрафные. Нравилось мне и бить пенальти, однажды даже довелось пробить в ворота Льва Ивановича.
— И как?
— Забил! Я тогда пришел на тренировку футбольного «Динамо» после своей баскетбольной тренировки. Дело было летом, я — в шестом классе. Мяч выкатился за ленточку, я сделал пас Володе Савдунину, он вернул мяч мне. Потом он побежал ближе к воротам, наши ребята это видели и долго еще вспоминали — ничего себе, Лева с Савдуниным играл!
Я поздоровался с Яшиным: «Лев Иванович, здравствуйте, вы меня наверняка не помните, вы у моей соседки тети Лены в карты играете. Я только что пришел с баскетбольной тренировки, могу я вам пенальти пробить?» Яшин согласился, я разбежался и забил.
А в Куйбышеве я как-то раз бил пенальти Ловчеву, можете у него спросить. У меня был концерт на стадионе, а Женя там тренировал. Я не могу пройти мимо, если вижу мяч — или ударю, или брошу в кольцо. Захотел пробить ему пенальти, он начал отказываться — не вратарь же. Потом согласился: «Если из десяти хотя бы два забьешь, будешь молодцом!» Первый мяч уложил в девятку, второй — в шестерку, потом снова пробил в девять. Больше у него вопросов не было.
Спортивный я был мальчишка. Со мной в классе учился чемпион по гимнастике среди юношей Володя Васильев, а другой Вова играл за юношеское ватерпольное «Динамо». А в бассейн тогда нельзя было просто так попасть, и я его попросил, чтобы провел меня поплавать. Их тренировал Рыжаков, игрок сборной в свое время, в воротах играл. Вова его попросил, чтобы во время их разминки я немного поплавал в другой стороне.
Я плыл и брассом, и кролем, и на спине. В один момент чувствую на себе взгляд Рыжакова, ему понравилось мое плавание — на второй разряд, мол, точно потянешь. И я стал играть на воротах, помогала прыгучесть из баскетбола и ручного мяча. Рыжаков разделся, прыгнул в бассейн и начал указывать мне на ошибки — ты неправильно стоишь, торс надо выше поднимать, а не просто выпрыгивать на руках. Я сейчас встану на ворота, а ты мне побросай, покажу, как надо мячи отбивать.
Беру ватерпольный мяч, выпрыгиваю, немного в воздухе зависаю. Он выходит чуть вперед, и я его по дуге перекидываю, так часто приходилось делать в ручном мяче. Потом показал влево, а бросил в правый угол — четыре «банки» подряд ему положил. Потом он взял мяч, а я, наоборот, встал в ворота. Рыжаков со всего размаха попал мне в то самое место, и я сразу все понял. Пару раз потом еще приходил с ребятами в бассейн. Вот такие спортивные зарисовки из детства.
— В юношеском возрасте пришлось выбирать между баскетболом и пением?
— Никакого выбора не было. Пошел в первый класс в Сокольниках, со второго начал ходить в хор при сокольническом Доме пионеров, там работал очень известный хормейстер. Пел там до пятого класса, пока мы не переехали на Войковскую. В шестом классе нас объединили с девочками, первые годы мы учились по отдельности. Голос у меня начал мутировать, и я под это дело активно присел на баскетбол. Но в десятом классе получил жуткую травму, сильно ударившись головой о маты на тренировке. Меня отвезли в Склифосовского с подозрением на перелом, в итоге поставили диагноз — защемление нерва. Ноги быстро отошли, а руки потом больше месяца разминал. Пропустил примерно полгода и потом только тренировался, уже не играл.
И тут, на счастье, вдруг прорезался голос. Убирал шваброй в классе, что-то напевал себе под нос и чувствую: зазвучал голосок-то. Стал собирать, как сейчас говорят, виниловые пластинки с конца десятого класса, слушал их, а сам подпевал. Никаких кружков ведь тогда не было. Так я и решил после десятого класса поступать в институт, но меня быстро скинули — совсем сырой был, ничего еще во мне не созрело. А то, что никогда не буду спортсменом, понял рано, особых данных для профессионального спорта у меня не было. Поэтому выбор передо мной не стоял, я решил заниматься вокалом и продолжаю это дело до сих пор.
Наших «комсомольских» долларов на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде не хватало даже на пиво
— Татьяна Борисовна, сестра Валерия Харламова, рассказывала, что ее брат дружил с тройкой Кобзон — Лещенко — Винокур. По ее словам, как-то он привез вам из Канады концертный костюм и наотрез отказался от денег за него. Было такое?
— Да, Валера всем нам привозил вещи. Только не концертный костюм, а спортивный, в остальном все правильно. Мне он привез костюм Sergio Tacchini — это было что-то невероятное по тем временам. А Вовке [Винокуру] — куртку Koho, причем красную. Мы были с нашими хоккеистами во время Олимпиады в Лейк-Плэсиде, ребята там жили в натуральной тюрьме, которую к тому моменту только построили и временно переоборудовали под Олимпийскую деревню. Мы ходили на игры предварительного [раунда] и потом на решающий матч СССР — США.
— Сенсационно проигранный нашей командой и названный американцами «чудом на льду». Это ведь были студенты!
— А на первом этапе мы у них выиграли, кажется, 9:2! Во время финала (на самом деле это была финальная «пулька», но матч с американцами действительно оказался сродни финалу. — Прим. И.Р.) мы увидели свободные места и сели туда. Позже выяснилось, что это была журналистская ложа. Сразу подошел полицейский, проверил наши «тикеты» и отправил нас обратно на галерку. Перед вторым периодом мы сели на другие места, к нам подходит уже другой полицейский, история повторяется. Он предупредил — еще раз сядете не на свои места, я вас арестую.
За нас вступились русские девочки-эмигрантки, работавшие там волонтерами, объяснили им, что мы известные советские артисты. Но полиция стояла на своем. Причем нас с Евгением Леоновым выгнали, а Вовку Винокура никто не тронул. Потом мы поняли, как они нас с ходу вычисляли на заполненной арене — по пыжиковым шапкам и дубленкам.
Мы пошли в итоге наверх от греха подальше и встретили там известного журналиста-международника Мэлора Стуруа. Пожаловались ему, что нас выгнали, с галерки все равно ничего не видно, и наши еще проигрывают ко всему прочему... Он позвал нас выпить пива за свой счет, наших комсомольских восьми долларов на такую роскошь не хватало. Хотя мы умудрялись что-то еще домой привозить, какие-то ремни, майки. В наших магазинах этого было не достать.
— За «Динамо» многие великие артисты болели — Евгений Леонов, Юрий Никулин, поэт Евгений Евтушенко. Вы с ними когда-нибудь бывали на футболе?
— С Никулиным и Евтушенко точно не ходил. С Игорем Кио мы вместе ходили на футбол, это я хорошо запомнил.
— Кио же болел за «Спартак».
— Значит, мы сидели рядом и спорили. Все известные динамовские болельщики давно знают друг друга — и Юра Маликов, и Слава Добрынин... В отличие от всех нас, Слава — большой профессионал в футболе. У Славы есть друг Володя Славин, он бывший чиновник и знает все и про всех. Если мне нужна какая-то информация, всегда ему звоню и потом как по заученному могу что-то умное вашим коллегам по «Спорт-Экспрессу» рассказать. Есть и у меня свой инсайдер, как это сейчас модно называть.
Я не очень интегрирован в современный футбол, хотя стараюсь не пропускать знаковые матчи вроде недавней игры на Кубок между «Спартаком» и ЦСКА. Баскетбол знаю намного лучше, одно время более основательно следил за нашим чемпионатом и даже за играми НБА. Сейчас потерял интерес, иногда только слежу за «Зенитом», потому что там играют четыре парня, которые у меня в «Триумфе» начинали. Я был тогда почетным президентом клуба и очень много сделал для той команды, доставал практически все деньги. Ну и дружба с губернатором и другими серьезными людьми тоже позволяла увеличить клубный бюджет.
После смены губернатора команде ничего не оставалось, как переехать в Петербург, это была моя идея. Договорился с Георгием Полтавченко, Алексеем Миллером, с Сергеем Ивановым — совместно мы и сделали питерский «Зенит», который и сейчас там играет. Иногда смотрю за их играми и персонально болею за Сергея Карасева, Егора Вяльцева, старшего и младшего Кулагиных — все это мои ребята. В «Триумфе» подобрался очень хороший коллектив, сейчас человек десять оттуда играют за разные команды в Лиге ВТБ. Несмотря на не самый большой бюджет, за командой всегда приятно было наблюдать.
Как мы с Кобзоном и Винокуром «ограбили» Колоскова, а Высоцкого начальство не разрешило провести к спортсменам
— Вячеслав Колосков рассказывал, что по инициативе Льва Яшина вы с Кобзоном и Левоном Оганезовым встречались с нашей сборной на ЧМ-82 в Испании. А до этого устроили импровизированное шоу в мадридском кафе — Оганезов завладел фортепиано, а вы устроили такой концерт, что от посетителей не было отбоя. Помните такой момент?
— Да, было дело. Когда мы уходили, нас вышел проводить весь ресторан. «Калинка», «Подмосковные вечера» — что там только не пели! Но Вячеслав Иванович не рассказал самого главного — у нас не было билетов на финал, и он пригласил нас посмотреть игру по телевизору у себя в номере.
Я был с комсомольской группой в Мадриде, а Йося, Володя и Оганезов — в Барселоне. Ну, мы приехали к ним в Барселону и пошли в номер к Колоскову, но номер был закрыт. Мы подождали какое-то время, и Йося предложил взять ключ, а Колосков попозже придет к нам. Он пошел на ресепшн и попросил «ту ти ту ту ту ту» («два чая в 222-й номер», известная хохма советских времен. — Прим. И.Р.). Нам дали ключ, мы открыли и стали ждать Колоскова, включив телевизор.
Потом решили, что просто так сидеть скучно, может, у него тут что есть. Ничего особо не нашли и решили вызвать официанта. Заказали выпить, закусить, кофе — стол ломился. А он где-то задержался, матч уже закончился, мы его немного подождали, все убрали, закрыли за собой дверь и ушли. Все было записано на его номер. Мы потом Вячеславу Ивановичу все рассказали, но первое время он очень удивлялся, куда делись деньги с его карты. Вроде не покупал ничего!
— Вы с Кобзоном были друзьями. Как он относился к спорту?
— Очень любил, тоже дружил со многими спортсменами. У меня есть великолепная фотография — на трибуне сидим с Кобзоном, Володей Винокуром и Владиком Третьяком. Иосиф не был большим знатоком футбола, но всегда любил посмотреть тот или иной матч. Вова больше любил футбольную тусовку, ему нравилось дружить и общаться с известными людьми из мира спорта, хотя в футболе он никогда особо сильно не разбирался.
Помню, сидели с ним на трибуне во время одного из матчей того же испанского мундиаля. С нами в комсомольской группе был один армянин, и он постоянно твердил, что дружит со всей сборной СССР, а Хорен Оганесян — вообще его лучший друг, после матча он нас с ним познакомит, и мы даже сможем зайти ненадолго к нему в раздевалку. Мы сыграли с Польшей 0:0 и не попали в следующий круг. На том матче, как обычно, сидели на галерке. И когда команду построили для приветствия, он вдруг подскочил и начал кричать: «Хорен, я здесь»! Тот, конечно, ничего не слышал. Естественно, к ребятам никого не пускали, и мы не смогли подобраться ближе.
Хотя даже за кулисы во время одной из игр НХЛ мы заходили к нашим ребятам — Паша Буре нас проводил туда. А на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде зашли туда, где жили ребята, — в ту самую тюрьму для малолетних преступников. Там и жила наша сборная по хоккею, прямо в этих новых камерах. Рукомойничек, небольшой душ — все как полагается. В составе делегации был министр спорта Павлов, мы подошли как-то к нему и предложили после Олимпиады оставить табличку «Здесь сидел советский министр спорта Павлов».
Когда мы пришли в ту «тюрьму», у нас с собой было две бутылки водки. Нас тщательно проверяли на входе, а мы пронесли водку в пластиковых бутылках, как будто простая вода минеральная. Зашли потом к ребятам после тренировки и по пятьдесят грамм махнули — я, Володька Винокур, Левон Оганезов. Они приезжали к нам в Даннемора, где мы жили. У нас там конная ферма была, целый день мы тогда провели вместе, потом пошли на экскурсию в тюрьму, но уже в другую. Интересно было посмотреть на американских заключенных, как их содержат.
— Это там вы Высоцкого едва не провели к нашим спортсменам, но начальство не разрешило, ведь он на Олимпиаде был неофициально?
— Нет, на летних Играх в Монреале-76. Я сидел на трибуне рядом с кем-то из функционеров, наши тогда в полуфинале ГДР проиграли. Смотрел по сторонам и издали увидел какое-то знакомое женское лицо. И она машет мне, а я не могу понять, кто это, далеко сидел. И тут из-за нее высовывается голова Володи Высоцкого. Он был на хоккее с Мариной Влади! Подхожу и говорю ему — Володь, мы завтра для наших олимпийцев устраиваем небольшой концерт в Олимпийской деревне, поедешь с нами? Он с удовольствием согласился. Они с Мариной были просто гостями на Олимпиаде.
На следующий приезжаю в наш лагерь — это была школа для моряков, по 22 человека в комнате жили. Один из той нашей компании потом станет замом министра обороны. Когда возвращались к себе, всегда подводили итоги увиденного. Включали телевизор, в углу у нас стоял графин водочки, со шведского стола мы в карманы набирали бананы, они у нас лежали на кондиционере — мы их тогда в глаза-то не видели.
Выпивали, закусывали зеленью-шмеленью и за разговором подводили итоги дня. Я подошел к Володе Васину, заму министра спорта Павлова, и сказал ему, что завтра хотим с собой взять Высоцкого. Он пообещал узнать у Сергея Павловича — и потом сказал, что Высоцкий здесь неофициально, а мы все в составе официальной делегации, так что это будет не очень корректно. Пришлось звонить и извиняться перед Высоцким. Я решил соврать ему, что пропуск нужно два дня оформлять. Он все понял и даже начал успокаивать меня. Вот так ему не дали увидеться с нашими ребятами, и конечно, это было обидно.
В Монреале была еще одна потрясающая история. Впервые там остался наш спортсмен — Сергей Немцанов, советский чемпион по прыжкам с вышки. Его развела какая-то девочка, там была странная история. Все пришли в автобус, когда надо было улетать, — ни Сережи, ни его вещей в автобусе не было. С нами там был полковник КГБ, который хоть и был очень лояльным дядькой, тут сильно расстроился: «Вот сука, мне теперь это все расхлебывать, я тогда тоже останусь».
Я ошалел: «Что, и ты решил сбежать?!» — «Типун тебе на язык, я просто поживу здесь еще пару дней, он наверняка вернется за это время». После закрытия Олимпиады сразу не выгоняли, давали еще пару-тройку дней собрать все свое шмотье. И что вы думаете? Через два дня Немцанов появился, и они вместе вернулись в Москву. Как только он не уехал вместе со всеми — девушки и след простыл, дом пустой, он несколько раз к ней приходил — все тщетно, его развели, и она слиняла.
Кстати, никаких репрессивных мер к нему не применяли. Через два месяца он выиграл чемпионат Союза по прыжкам в воду, но шум тогда был по всему миру. А потом он как-то незаметно исчез, рано закончил карьеру.
— Не во время ли таких ваших подведений итогов родилось знаменитое «Из полей доносится налей»?
— Вряд ли именно на этой Олимпиаде. Точно, в Монреале мы ее уже напевали, значит, придумали раньше. Прекрасно относился к этому приколу, ничего плохого не вижу. Любая реклама — это завсегда хорошо.
Сейчас я повзрослел и не так часто мелькаю на экране, а в то время просто проходу не давали. Не только о простом народе говорю. Те же гаишники узнавали и постоянно останавливали, так что были и неудобства. Молодых и тогда трясли, в 1975 году никаких звезд и авторитетов не было. И сейчас трясут — вон недавно тот же Билан попался. А я полгода ездил без прав в свое время, так получилось. А теперь просто так останавливают, чтобы поприветствовать.
— А чем закончилась та история с правами?
— Гаишник спрашивает — вас прав не лишали? Я ответил, что дома забыл, он не поверил. Потом сознался ему, что прав у меня нет. А отпустил он меня только потому, что он... жил рядом с моей тетей из Куркино.
Володька любит рассказывать еще одну историю — третья модель «Жигулей», я в шапке, едем зимой с Винокуром на концерт. Останавливает нас гаишник, я ему с ходу: прости, старик, некогда, мы на концерт опаздываем. А он меня не узнал. Тут высовывается Володька и тоже начинает говорить про концерт. Гаишник узнал Винокура и попросил его «водителя» ехать поаккуратнее.
— В Монреале-76 вы сошлись с Олегом Блохиным. Характер у него не самый простой, на вашем общении это никак не отразилось?
— Нет, абсолютно никак не отразилось. Олег — очень тонкий, правильный человек. Один из немногих по-настоящему честных, открытых и очень порядочных парней. Мы пару раз были в гостях в его киевской квартире — Сашка Малинин, Иосиф Кобзон, Володька Винокур и я. Саша много пел под гитару. С ним была его первая жена Ира Дерюгина. Ира — гимнастка и очень творческая личность, рядом с ней и он удивительно тянулся к творческим людям. Извините меня за слово «диффузия», если ты не чувствуешь симпатии к себе, то никогда не подойдешь к человеку и не заведешь разговор. Когда есть такое проникновение, такая диффузия, то начинаешь общаться.
В Монреале все футболисты жили отдельно на вилле, к ним примкнул Вася Алексеев, наш прославленный штангист. Помню, как мы с Хазановым приехали к ним, анекдоты травили, мячом постучали на поляне около их виллы. Они были там привилегированные из всех нас. Помню, подошел к Васе Алексееву и предложил армрестлинг. Вася всегда был очень серьезный, угрюмый, он взглянул на меня и сказал: «Ты чего, жить надоело? Иди выступай».
Со «спартачами» тоже дружим, нам нечего делить!
— Вы выступали на 90-летии Алексея Парамонова, хорошо общаетесь с Никитой Симоняном, то есть спартаковцы тоже вам не чужие люди. Помню, как очень тепло разговаривали с Олегом Романцевым и Георгием Ярцевым на одном из юбилеев Валерия Газзаева.
— А как же, ведь это наше поколение! Мы все дружили, нам нечего было делить. У артистов всегда было много концертов, у футболистов — постоянные матчи и тренировки. Иностранцев тогда не было ни у «Динамо», ни у «Спартака», ни у кого-то другого, вот и были всегда рады увидеться и пообщаться.
Никто особо не дрался в те годы за место в основном составе, конкуренция была совсем другая. Некоторые даже любили иногда сачкануть — платили всем одинаково и далеко не миллионы. Дядя Валя Кузин, олимпийский чемпион, зарабатывал на заводе 180 рублей. И это были неплохие деньги по тем временам — инженер тогда получал 120, я в театре после института — 110. Кто сидел в запасе, получал такие же деньги. Не было особого стимула у многих игроков.
— Газзаев в 1984-м вступил в Клуб Григория Федотова и отмечал это в ресторане «Союз». Пригласил вас с Добрыниным. Добрынин рассказывал, что встретил там будущую жену, которая была подругой кого-то из динамовцев.
— Был такой защитник Фомичев, она была его женой. «Союз» по тем временам был очень модным рестораном около Москвы-реки. И она приглянулась Славе, а ей всегда нравились его песни. Как по Шекспиру: «Она меня за муки полюбила, а я ее — за состраданье к ним». Это был 1984 год, значит, без малого 40 лет они уже вместе.
С Валерой Газзаевым мы тоже дружили, ездил к нему пару раз, когда он тренировал «Аланию». Когда они стали чемпионами страны, я приезжал поздравить, переделывал текст песни «Родительский дом», вставлял туда строчки про президента Северной Осетии (Ахсарбека Галазова. — Прим. И.Р.).
Я сильно напивался всего несколько раз в жизни. Первый раз — в Днепропетровске, мы тогда знатно отметили чемпионство «Днепра». Второй раз случился в Осетии, дело же было со спиртом связано (команду финансировали за счет доходов от переработки спирта, ту победу «Алании» в 95-м болельщики других команд прозвали «водочное чемпионство». — Прим. И.Р.). Вино лилось рекой, кавказское гостеприимство в действии. Мне тогда впервые дали попробовать стакан чачи. Они мне сказали: «Лева, ты должен хоть один раз целиком выпить стакан чачи, иначе не поймешь, что это такое».
Композитор Ян Френкель за вечер всегда выпивал один тонкий стакан водки. Он говорил — вы там что-то цедите, а я один стакан выпил и потом весь вечер в прекрасном настроении, на пять часов хватает. Вспомнил в тот момент Френкеля и выпил этой чачи. После этого уже ничего не помню про тот вечер. Как только допил, будто поднялся метра на полтора над землей и уже ничего не соображал.
— Игрок романцевского «Спартака» Виктор Булатов вспоминал, как в Мадриде перед матчем «Реал» — «Спартак» вы заходили в раздевалку и давали напутствие спартаковцам. Не каждого Романцев пускал в святая святых. Как это было?
— Напутствие — это громко сказано. Да, мы с одобрения Олега Ивановича зашли в раздевалку, пожелали ребятам удачи, рассказали анекдот, чтобы немного снять напряжение. Но никто не смеялся, так все были сосредоточены не предстоящей игре. Поэтому непосредственно перед матчами обычно не говорят какие-то слова, все и так сконцентрированы.
— Сестра Харламова говорила, что Валерий Борисович знал анекдотов не меньше, чем Винокур. Это правда?
— Да, Валерка много анекдотов знал. Он вообще был очень креативным и исключительно современным парнем. Не знаю других таких хоккеистов, хотя знаком и со старшим Майоровым, Старшиновым, Володей Петровым. Валера был совсем другой, хулиганистый такой.
Саша Мальцев тоже может похулиганить, но он — молчун, из него лишнего слова не вытащишь. Всегда удивлялся, как он отхватил такую девчонку — его жену звали Сусанна, она уже ушла из жизни, к сожалению. Нереальная красавица, вся эстрада по ней сохла. При этом дочка профессора, большая умница. И выбрала Сашу, молчаливого такого и немножко выпивающего. Мы общаемся, он уже хорошо себя чувствует (в прошлом году Мальцеву делали серьезную операцию. — Прим. И.Р.). А на хоккей я перестал ходить, тяжело с возрастом за шайбой следить.
— Всем интересно знать, был у него роман с Софи Лорен, о котором столько легенд сложено?
— У него не был, у меня был. Это шутка, конечно. И у Саши, конечно, и в помине никакого романа с Софи Лорен. Она пару раз была в Москве, я с ней встречался у Никаса Сафронова. И Орнелла Мути к нему приезжала, он рисовал ее портрет.
Однажды, когда Софи Лорен приехала в Россию, мы ее награждали за благотворительность в концертном зале «Россия». И я попросил менеджера познакомить нас. Он обещал зайти и узнать — мало ли, не одета или просто не ждет гостей. Мне разрешили зайти, она немного привстала. Она уже была вся загримированная и, так сказать, в доспехах. Я поцеловал ей руку и сказал по-французски: «Здравствуйте, у нас сегодня праздник», — единственное, что знал на этом языке. Поэтому, когда она заинтересовалась, какой, попросил переводчика сказать ей, что у нашего Отечества сегодня очень большой праздник, так как Софи Лорен приехала к нам во второй раз. Она рассмеялась.
В третий раз мы должны были встретиться у Никаса, я ее очень долго ждал. Но у меня, как назло, был в тот вечер сборный концерт в Кремле, и не имелось возможности долго сидеть и общаться. Перенести его тоже не было никаких шансов. Она заходила в подъезд, а я уже выходил из лифта. Я упал перед ней на колени. Она сначала отпрянула, а когда я снова залепетал ту же фразу по-французски, меня вспомнила.
Зарему ругают зря! А такого инвестора, как Федун, «Спартак» больше не найдет
— Вы ходили на матчи со спартаковцем Игорем Кио. А с еще одним красно-белым, знаменитым поэтом-песенником Игорем Шафераном, три песни на стихи которого исполняли, о футболе никогда не общались?
— Нет. Но у меня о Шаферане осталась очень хорошая память, он был остроумнейший человек. У них была компашка с другими поэтами — Леонидом Дербеневым, Михаилом Рябининым. Когда мы заходили на фирму «Мелодия», это была святая святых. Ты пришел, у тебя полтора-два часа на запись, не успел — твои проблемы, время вышло. Было не до разговоров, за свое время все дрожали. Да и не всегда найдешься что сказать, когда перед тобой сидят Никита Богословский и Шаферан. Он был членом худсовета «Мелодии», причем одним из самых доброжелательных. Там больше свирепствовали композиторы, а поэты были более склонны к либерализму. Жизнь композиторов — это вечная классика, а у поэтов постоянно менялись стихотворные формы, и они были более прогрессивны — их меняла сама жизнь.
— Я был в конце прошлого года на прощании с Александром Градским, слышал там ваше выступление. Он был ярым спартаковцем. Довелось ли вам обсуждать с ним футбол?
— Удивительное дело, но никогда не знал, что он ярый футбольный болельщик. Я на «Спартак» ходил так же, как и на стадион «Динамо», потому что дружба с Вагитом Алекперовым позволяла мне сидеть в их самой главной ложе. И с Леней Федуном мы приятельствуем, часто бываем на днях рождения общих друзей.
Поэтому «Спартак» мне не чужд, хотя там были вице-президент Саша Джапаридзе и Джеван Челоянц, которые болели за ЦСКА. Из-за этого в ложе были постоянные споры с ними. Я старался не участвовать в этих корпоративных разборках. Наблюдал за всем этим со стороны. Все равно подсознательно переживал за «Спартак», потому что хорошо общался с руководством клуба и часто посещал их матчи. Я и Зарему неплохо знаю.
Поэтому, особенно на играх еврокубков, мои преференции всегда были на стороне красно-белых. По сути, только в матчах с динамовцами я болел против «Спартака». Похожая ситуация и у Сергея Степашина, он тоже был в свое время ярым болельщиком «Зенита». И ему постоянно приходится делать выбор. «Зенит» для него на втором месте сейчас.
— Скажите, насколько Алекперов неравнодушен к футболу и к «Спартаку»? Его это все волнует или просто долг генерального спонсора?
— Думаю, что его к футболу привлек Федун. Леня одержим «Спартаком», а вот Алекперов, насколько я знаю, поначалу не горел желанием вкладываться в это дело. Но потом, как человек здравомыслящий и прекрасно ориентирующийся в маркетинге, он понял, что футбол стал важной частью его жизни и его работы.
Несмотря на занятость, он начал ходить на матчи, иногда приходил вместе с Сергеем Лавровым. Пару-тройку раз мы смотрели матч все вместе. Вагит Юсуфович — человек достаточно креативный, он прекрасно понимал, что значит для компании всенародная любовь к «Спартаку». Все это было оправданно и даже прагматично, но любая прагматика со временем в тебя врастает, и ты становишься участником всего этого действа.
— А Зарема какое впечатление на вас произвела?
— У меня хорошее впечатление от нее. Зря ее так ругают, она искренне болеет за «Спартак». В баскетболе болельщики более интеллигентные, там публика элитная. В то же время футбольные болельщики после матчей оставляют очень точные комментарии, стараюсь их читать. Очень много остроумных оценок попадается, да и деловых — все же когда-то играли в футбол. Если ты ходил в училище и учился игре на фортепиано, значит, будешь ходить в консерваторию до конца своих дней. Люди, которые гоняли мяч во дворе, всегда будут болеть за свои команды, и они действительно разбираются в футболе. Зря саркастично говорят, что у нас вся страна разбирается в футболе, медицине и искусстве. На самом деле многие действительно понимают футбол, и Зарема — не исключение.
Когда на нее ополчились, я во время одного из матчей обсуждал с Никитой Палычем, зачем все набросились на эту бедную девочку. У Федуна семья с ней, дети, он любит «Спартак» и который год вкладывает в него свои деньги. Представьте, что он завтра объявит о решении продать «Спартак» — в жизни больше не найдете второго такого инвестора. Беречь и лелеять надо таких людей, как того же Абрамовича на руках носили в «Челси».
Потрясен, что Шварц не уехал из России, а Шиманьски вернулся из сборной
— Поговорим о дне сегодняшнем. На «Динамо» в последние пару сезонов приятно смотреть после стольких лет мучений (беседа проходила до трех поражений «Динамо» подряд от ЦСКА, «Урала» и «Крыльев». — Прим. И.Р.). Что изменилось? Знакомы ли с Сандро Шварцем? Его не звали на юбилейный концерт?
— Нет, Сандро и ребят из команды я не звал, они в тот момент были на сборах. Мои друзья из руководства «Динамо» приходили, мне это очень приятно. А что изменилось — это очень простой вопрос, как мне кажется. Наконец-то ввели в строй наш перестроенный стадион в центре Москвы, лучший в советские годы. Помните старые кадры, когда переполненные трамваи шли к стадиону «Динамо»? 60 тысяч мест, все на лавках сидели, стульев тогда еще не было.
Стадион стал роскошным подарком для всех нас и в том числе для команды. Начав играть дома, она поймала кураж. К тому же динамовский менеджмент начал думать о развитии клубного футбола. Считаю, Юра Соловьев — совершенно гениальный менеджер, не зря его признавали в позапрошлом году одним из лучших банкиров в России. Он все просчитывает наперед — безумно талантливый человек, патриот, умелый хозяин.
Вдруг взялась и возродилась атмосфера. И этого не произошло бы, если бы все сидели по домам и смотрели футбол по телевизору. На болельщиков любо-дорого посмотреть — улыбчивые, интеллигентные лица. На футбол начали ходить умные люди, все-таки спорт должен развивать человека и делать его лучше.
Мало посмотреть сам матч и получить удовольствие. Важна подготовка к игре, много детей приходят, все общаются, знакомятся, происходит невербальный контакт, анализ увиденного на поле. Зрители сами стали серьезными аналитиками. Столь прекрасная атмосфера на стадионе начала притягивать больше молодежи. Подросли и заиграли Тюкавин, Захарян, Евгеньев, Грулев и остальные ребята. И это наше будущее.
— Стало для вас неожиданностью, что Шварц, в отличие от коллег-соотечественников из «Локомотива» и «Краснодара», не уехал из России? И что Себастьян Шиманьски вернулся в «Динамо» из сборной Польши, несмотря на все давление?
— Я был потрясен! Это говорит о том, что люди думают о серьезных вещах. Все эти действия в отношении спортсменов и артистов — огромная глупость всей Европы. Спорт и культура в нынешних реалиях — это одни из немногих возможностей вести диалог, а нас берут и отлучают отовсюду. Мы готовы показать, что открыты, хотим только добра и стремимся к миру. А нас постоянно вызывают на конфликт, нас теребят и забрасывают нам разные крючки.
Не хочу и не буду обсуждать политику. То, что Шварц остался, — это показатель того, что спорт и культура вне политики и межнациональных разногласий. Это единственная возможность сейчас наладить отношения с мировым сообществом. Прекрасно понимаю, как тяжело динамовцам, — все хотели завоевать место в еврокубках и хорошо выступить там. После чемпионата мира у нас остались потрясающие стадионы. Шиманьски — тоже большой молодец. Значит, он понял, что ради дела нужно потерпеть и довести начатое до конца.
— Лично вы верите, что «Динамо» в этом сезоне сможет обогнать «Зенит» и впервые с весны 1976 года стать чемпионом страны? (повторяем, разговор проходил до матчей с ЦСКА, «Уралом» и «Крыльями». — Прим. И.Р.)
— Верю, что мы выиграем следующий чемпионат. Во-первых, у динамовцев сейчас довольно напряженный график, три игры с сомнительным конечным результатом — ЦСКА, «Крылья» и «Локомотив». У «Зенита» уже практически никого не осталось из серьезных соперников, разве что «Спартак». С «Крыльями» динамовцам играть в Самаре, мне очень нравится эта команда.
Я предрекал «Крыльям» место в первой пятерке, меня тогда нещадно критиковали. Мне доводилось видеть, как они играли в ФНЛ в прошлом сезоне. На одной из динамовских тусовок разговорились о возможном усилении нападения в команде, я сразу предложил Сергеева. Никто всерьез не воспринял, а потом бац — и он оказался в «Зените». Видимо, в селекции еще немного соображаю.
— Многие динамовские болельщики готовы на что угодно ради долгожданного чемпионства — налысо побриться, волосы покрасить, тату набить. На что готовы лично вы в случае триумфа любимой команды?
— Думаю, что мы вполне можем взять Кубок в этом сезоне, хотя в наше время он ничего особо и не дает, это раньше давал путевку в Лигу Европы. Побриться наголо не могу, единственное, что могу сделать, — это усы отрастить.
— Мы это зафиксировали. Приобретение Федора Смолова, забившего несколько важных голов, порадовало вас? Одобряете возвращение блудного сына?
— Очень порадовало. Федя — креативный игрок, владеет арсеналом хороших технических навыков, он — один из лучших наших нападающих. Правда, мне больше нравилось, когда он играл слева и забил из той зоны несколько важных мячей. В свое время Федя жил с Викой Лопыревой, моей любимицей. Я побывал не у них, а на другой свадьбе — Жени Алдонина с Юлечкой Началовой, там был очень красивый футбольный мяч, сделанный из цветов.
— Если бы Александр Кокорин захотел вернуться, как бы отреагировали?
— Даже не сомневаюсь, что это было бы очень хорошо для всех. Мне кажется, он потерял почву под ногами после ухода из «Динамо», прежним мы его уже не видели. Все решает твое окружение, очень важна эмоциональная подпитка. Не зря же есть выражение «поймать кураж». Вот в «Динамо» он играл с куражом.
Не очень одобряю историю с его арестом, это больше похоже на очередную провокацию. Я не был с этим согласен и говорил об этом. Честно скажу: по мне, это была большая глупость всей нашей правоохранительной системы. В свое время Стрельцова посадили на восемь лет. У меня был сосед — полковник КГБ, чемпион СССР по стрельбе. Он сказал, что это была чистая подстава, девочка была подставная, кто-то хотел хорошенько проучить, дорогу перешел кому-то не тому. Так дела не делаются, ведь многие из тех, кто должен находиться на тюремной скамье, в последний момент почему-то избегают наказания.
— Как человек из динамовского баскетбола вы наверняка хорошо знаете Татьяну Овечкину. Что позволило двукратной олимпийской чемпионке воспитать такого сына?
— Там и папа Миша не промах, дорос до дубля футбольного московского «Динамо». Татьяной можно только восхищаться, она из одержимых до мозга костей спортсменов. Это здорово, когда есть традиции. Куда артистам отправить своего ребенка, если не в родной театр? Сашка родился в семье спортсменов и динамовцев, у него не было другого выбора. Знаю, что он поначалу играл, причем очень неплохо, в баскетбол, пошел по стопам мамы. С его данными он запросто мог стать прекрасным разыгрывающим. Но он выбрал хоккейную судьбу и не прогадал.
Татьяна очень много сделала для отечественного баскетбола. Она ходила на самый верх и просила денег на женскую команду «Динамо». Я, сколько ни хожу по кабинетам, пока нормальный бюджет для мужского баскетбольного «Динамо» выбить не получается. У нас в городе на 16 миллионов только одна хорошая баскетбольная команда — ЦСКА. Это ни в какие ворота не лезет, будем пытаться изменить эту ситуацию.
— С самим Овечкиным, как с Третьяком и Фетисовым, никогда не пели?
— Сашу давно знаю, при встрече приветливо хлопаем друг друга по плечу. Но никогда не был с ним в больших откровенных компаниях и не пел.
— Как, кстати, у Третьяка и Фетисова со слухом? Вы же пели с ними и можете профессионально оценить.
— Тяжеловато, но они поют, и правильно делают. «Команду молодости нашей» вместе со Славой я спел, наверное, минимум раз 20, с Владиком — чуть поменьше. Недавно вот довелось спеть с министром спорта (Олегом Матыциным. — Прим. И.Р.), вот он — «слухач» и слова наизусть знает. Он меня этим потряс, как и своей коммуникабельностью, грамотностью, глубокой любовью и уважением к спорту.
— Все лучшие песни о спорте в нашей стране написали Александра Пахмутова и Николай Добронравов, вы этих людей прекрасно знаете. У вас есть понимание, почему именно им это удалось?
— Во-первых, Коля давно болеет за «Динамо», это важно. Александра Николаевна всю жизнь находится среди молодежи, а молодежь тогда была или артистическая, или спортивная. Она единственная, кто много писал о спорте, начиная с «Героев спорта» и заканчивая той же «Командой молодости нашей» и «Трус не играет в хоккей». Ее талант оставил нам на долгие годы эти спортивные песни, а песня про олимпийского Мишку — это вообще мировое достояние. Могу только поклониться ей до земли за то, что она своим творчеством прославляла весь наш спорт.
Спорт и культура всегда были и останутся витриной нашего Отечества. Поэтому берегите своих артистов, своих спортсменов, они очень ранимые, не обижайте их! От любви до ненависти один шаг — эта формула больше всего работает на публичных людях. Вы пять минут назад готовы были носить игрока на руках, а потом он взял, неаккуратно подставил ногу и забил в свои ворота — все, тут же он стал никому не нужным изгоем. Будьте добрее, ведь многие из тех же спортсменов или певцов жертвуют своей личной жизнью ради своего дела — у некоторых нет семьи, детей. После карьеры многие спортсмены ломаются и потом уже не могут найти себя в какой-то другой сфере. Выйти в тираж — это страшное дело. Когда они на вершине своей популярности, дайте им возможность вдоволь насладиться своей славой. Это же ненадолго!
