РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Анатолий Михайлович КОСТРЮКОВ
Родился 7 июля 1924 года в Москве.
Защитник.
Выступал за "Крылья Советов" – 1947-1957.
Чемпион СССР-1957. Серебряный призер-1955, 1956. Бронзовый призер-1950, 1951, 1954. Обладатель Кубка СССР-1951.
Заслуженный тренер СССР. Главный тренер "Локомотива" (Москва) – 1957-1960, 1962-1973, "Трактора" – 1974-1978, "Медвешчака" (Загреб) – 1988-1991. Начальник управления хоккея Спорткомитета СССР – 1983-1987.
В 2004-м избран в Зал славы отечественного хоккея.

Октябрь. Москва. Таганка.

В 91 год Кострюков бодр, свеж и гладко выбрит. Палку мы не заметили даже в прихожей. Может, и нет ее, палки.

Что-то помнит, что-то нет – но к такому готовы. Мы вообще поражены, что человек из поколения первого, легендарного, жив и способен на своих ногах принимать гостей из газеты. Человек, открывший для хоккея Мишакова и Михайлова, Цыгурова и Белоусова, Бабинова и Макарова.

89-летний Симонян для него Никишка, а Парамонов, который годом старше, – Алеша.

ШТУРМОВИК

– Вон мой кот! – Кострюков указал куда-то на шкаф. – Тоже ветеран. Как слышит звонок – сразу туда. Будете уходить – на всякий случай полчаса подождет, затем спустится.

Сверху раздался подтверждающий шорох.

– Смотрите, это награды мои.

Ордена Дружбы народов и знак Почета потускнели так, будто получены в альпийском походе Суворова.

– Вот золотая медаль за чемпионство с "Крыльями". Именная!

Мы повертели ее в руках. Действительно, именная. Сзади выгравировано – Кострюков. Не так давно прикасались к похожим приветам из прошлого века, только на обороте надпись была – Нетто…

– Рядом две серебряные и три бронзовые. Но они без фамилии. Когда чемпионом стал, решил закончить. Позже думал – зачем? В 33 года играть да играть!

– Конечно.

– Показалось, так будет красиво: взял золото – и ушел. Начал тренировать "Локомотив". С нуля создал команду… А вот подарок Симоняна, – Анатолий Михайлович извлек с полки могучий том. "История российского футбола".

– В прошлом году ФХР отмечала мой юбилей. Никита и Алеша Парамонов зашли поздравить.

– Никите Палычу пару недель назад исполнилось 89.

– И Никишка, и Алеша в прекрасной форме. Умные, интеллигентные ребята. Общаться – одно удовольствие. Я познакомился с Симоняном в апреле 1946-го. С авиационного завода, где отработал всю войну, приказом наркома перевели в футбольную команду "Крылья Советов". Тренировал нас Абрам Христофорович Дангулов. Он-то и привез Симоняна из Сухуми.

– В команде его звали Никита? Или Мкртыч?

– Никита. Про Мкртыча Погосовича стало известно годы спустя. Зимой я играл за "Крылышки" в хоккей, летом – в футбол. В 1948-м пришлось выбирать. Футбольные "Крылья" расформировали. Симоняна, Коршунова, Запрягаева, Гомеса и меня направили по профсоюзной линии в "Торпедо".

– Агустина Гомеса?

– Совершенно верно. Баск, в 30-е его семья перебралась в СССР, спасаясь от режима Франко. Но до "Торпедо" ни я, ни Симонян не доехали.

– Почему?

– Дангулов возглавил "Спартак" и перетянул Никиту. А меня председатель центрального совета "Крыльев" отговорил: "Зачем тебе "Торпедо"? Представляешь, какая там будет рубка за место в составе?! У нас отличная хоккейная команда". И я переключился на "шайбу".

– А футбольный "Спартак"? Вы же тренировались там?

– Чуть-чуть. Весной 1941-го. Со Жмельковым, Леонтьевым, Соколовым… Потом война. Мне семнадцать. Энергетический техникум, в котором учился, эвакуировали. Пошел на авиационный завод, выпускавший штурмовики Ил-2.

– 22 июня 1941-го были в Москве?

– Да. По радио объявили, что началась война. Предприятия остановили работу, всех распустили по домам. Тысячи людей высыпали на улицу. Я помню эту толпу – растерянную, подавленную, идущую к метро "Белорусская".

– Жили рядышком?

– Наш двухэтажный дом напротив гостиницы "Советская" до сих пор стоит. Только перекрасили. Был красный кирпич – стал желтый. Интересно, что там теперь? Раньше были коммуналки.

– Как у Высоцкого: "Система коридорная – на тридцать восемь комнаток всего одна уборная"?

– Поменьше. Нам еще повезло – с родителями и братишкой жили в двух комнатушках. Многие семьи впятером-вшестером ютились в одной. Никто не жаловался.

– Страх за годы войны притупился?

– Что вы! К этому невозможно привыкнуть. Постоянно в напряжении. Особенно во время бомбежки. Днем фашист залетал редко. В основном ночью, когда Москва погружалась в темноту.

– Светомаскировка?

– Да. Уличные фонари не включали, окна плотно завешивали одеялами. Дежурили патрули, следили за этим строго. Не дай бог мелькнет полоска света! Вражеских самолетов не видно, лишь слышен гул моторов: "У-у-у". Зенитки лупят, осколки валятся с неба… Страшное дело!

– Кем на заводе трудились?

– Медником-сборщиком. По 12 часов без выходных. За три года прошел путь от ученика до мастера участка! Освоился быстро, вкалывал на совесть. Но все равно загадка, как мне, сопливому мальчишке, доверили командовать работягами в два-три раза старше?!

Из цеха окончательной сборки самолет через гигантские ворота вывозили на Ходынское поле. Там аэродром. Проводили испытания – и на фронт. Что такое Ил-2? Летающий танк! Со всех сторон пятимиллиметровые бронированные плиты! Фонарь пилота – двойное стекло. Толстое-толстое, которое поставляли из Америки, и плексиглас. Даже если пуля прошибала первое стекло, во втором – вязла.

– Вычитали, что общий вес брони Ил-2 достигал почти 800 кг. Он был неуязвим?

– Одноместный могли подбить сзади. Когда столкнулись с потерями, моментально переоборудовали в двухместный. Летчика и стрелка-радиста посадили спиной друг к другу. У каждого по крупнокалиберному пулемету. Под крыльями – реактивные снаряды, внизу – бомбы. Ил-2 превратился в крепость. Скорость невысокая, зато эффективность! Немцы боялись его до жути.

– Забирались в кабину штурмовика?

– Меня вызывали, если нужно было заменить боковое стекло. Выписывали спецпропуск. Без него в цех окончательной сборки не попадешь. Садился в кабину, держался за штурвал.

– Тесно?

– Нормально. Пилот защищен полностью – ни спереди, ни снизу не прошибешь. Стрелку-радисту – сложнее, он-то вне бронекорпуса. Но с пулеметом никого к хвосту не подпускал.

БОБРОВ

– Кто додумался лепить с вас хоккеиста на Кубок СССР?

– Начальник управления хоккея Спорткомитета Юрий Бажанов. Понятия не имею, чем руководствовался, но именно на него сослались мужчина и женщина, когда в 1951-м явились в "Крылья" на тренировку. Нам бы, сообщают, Кострюкова. Для Кубка должен позировать.

– Долго?

– Минут пятнадцать. Он говорил – повернитесь так, встаньте эдак, клюшку сюда… Она карандашом делала наброски.

– Фигурка похожа?

– Да я и не вглядывался. Очень спокойно отнесся к этой истории. Когда Союз развалился, трофей на вечное хранение отдали "Крыльям" – как победителю первого и последнего турнира. Через много лет узнал, что Кубок уронили, фигурка отлетела. Ее унес домой сотрудник нашей федерации.

– Кто?

– Забыл фамилию. Человек всегда был в тени. И вдруг обмолвился: "Анатолий Михайлович, хоккеист-то с крышки Кубка у меня…" Я обрадовался: "Может, принесешь?"

– А он?

– Усмехнулся, ничего не ответил. Я не настаивал. Потом задумался: "На кой ляд мне разбитая фигурка?!"

– Память.

– Она мне дороже на Кубке была. А ему нравится, раз хранит столько лет. Ну и пускай лежит.

– В финале Кубка ваши "Крылья" обыграли ВВС во главе с Бобровым.

– 4:3, я забросил победную шайбу. На глазах Васи Сталина, который отчаянно переживал за ВВС. Стоял на снегу в летных сапогах с электроподогревом.

– Геннадий Цыгуров говорил, что видел мальчишкой – приехал на матч в родной Челябинск Виктор Шувалов, перешедший в ВВС. Болельщики орали: "Предатель!" Кто-то швырнул в него дохлую крысу.

– Насчет крысы – не исключено. Играли-то на улице, холодно. Народ согревался известным способом. Кто-то, дойдя до кондиции, начинал безобразничать. Вот когда появились крытые катки, выпивать на хоккее стали меньше. Болели культурнее.

– К концу 40-х кто в хоккее был звездой номер один?

– Севка Бобров. Второй – Женька Бабич.

– Тарасов как игрок не котировался?

– Абсолютно! Чернышев – такой же. Уровень слабенький. Оба быстро перебрались на тренерскую.

– Чего им не хватало?

– Маневренности. После хоккея с мячом возрастным ребятам трудно было перестроиться. Там все другое – лезвие конька, бег. Здесь короткие отрезки, надо виртуозничать.

– Злой спартаковский защитник Анатолий Сеглин, хоть и считался лучшим другом Боброва, на площадке с ним не церемонился. А вы?

– Толик – злой?! Бросьте. Мы с детства знакомы – вместе тренировались на стадионе "Юных пионеров". Чудесный парень, вырос в интеллигентной семье. Но играл жестко, применял силовые приемы. Иначе Боброва не остановить. Севка – здоровый, за счет массы любого мог продавить. Плюс заводной, его легко было вывести из себя. Толик этим пользовался.

– Как?

– Тыкал клюшкой, провоцировал. Смотрелось забавно. Я с Бобровым мало пересекался. Он – левый крайний, против него играл Алик Кучевский. А я – с Бабичем. Еще неизвестно, кому тяжелее. Женька – техничный, подвижный, моей комплекции. Севка – мощнее, но более прямолинейный.

МИХАЙЛОВ

– Ваш "Локомотив" стабильно входил в пятерку сильнейших клубов страны. Почему не зацепились за медали?

– Потому что игроков воровали по-черному! Каждый сезон выдергивали лучших! И ничего сделать нельзя. ЦСКА, "Динамо", "Спартак" – неприкосновенные. За спиной у одних армия, у других – "органы", у третьих – Моссовет. Спорткомитет никак не реагировал. Если не считать издевательской формулировки – "в интересах советского хоккея".

– Самый вопиющий случай?

– Это уже в Челябинске, с Бабиновым. А из "Локомотива" увели Мишакова, Михайлова, Зимина, Волкова, Филиппова, Мигунько… Всех не перечислишь. С Зиминым вообще просто – Женька был фанатик "Спартака". Только помани. Тем более звал Севка Бобров, кумир его.

– Вы из "Спартака" взять игрока могли?

– Смешно даже думать. Это все равно что из ЦСКА попытаться вырвать хоккеиста. Тарасов сразу отправился бы наверх жаловаться. А из "Локомотива" или "Крыльев" выдернуть – пожалуйста!

– Борис Михайлов рассказывал – в детстве отец ремнем задел правый глаз. Потом зрение резко ухудшилось. Как же он играл?

– Слышал эту историю, но в подробности не вдавался. Знаю, Тарасов послал в военкомат Кулагина – уговаривать, чтоб Михайлова признали годным к военной службе.

– Бориса Петровича уже в "Локомотиве" прозвали Пыря?

– Нет, это в ЦСКА привязалось. В "Локомотиве" обращались по имени. Бросал он слабо, конечно. Постоянно над этим работали.

– Мишаков и Михайлов – что за ребята?

– Выносливые, трудолюбивые. У Михайлова уже семья создалась, а этот был не женат. Курить-то оба не курили, но в смысле выпивки Мишаков на многое был способен. Часто на поддаче. Справиться с ним сложно. А Михайлов – диаметрально противоположный персонаж. Жена у него такая хорошая!

– Михайлов ушел в ЦСКА, несмотря на то, что получил от "Локомотива" квартиру. Вы два года с ним после этого не разговаривали. Как помирились?

– Время лечит, но осадок остался. Когда Мишаков и Михайлов закончили школу ЦСКА, никакого интереса для Тарасова не представляли. Их выкинули на улицу. Подобрал, возился с ними, довел до уровня сборной. И тут нарисовался Тарасов. Утащил обоих. Я как-то не выдержал, спросил: "Не стыдно тебе?!"

– Что Тарасов?

– Пожал плечами: "Толька, да они сами в ЦСКА хотят!" Будто не знаю его методов… При этом у нас были теплые отношения. Называл меня Толька. Значит, признал близким человеком.

– А вы его как звали?

– Анатолий Владимирович. Зачем размениваться? Однажды Тарасов попросил заехать к нему домой, передать что-то Нине Григорьевне. Замечательная женщина. Вот Татьяна у них – тяжелая…

– Знакомы?

– Да, но общаться не хочется. А вторая дочка, покойная Галя, – по характеру копия мамы, Нины Григорьевны. Добрейшая!

– Откуда вы знаете?

– Тарасов предложил съездить в Горький на финал "Золотой шайбы". Говорит: "Пошлю с тобой Гальку, она все знает, поможет". Он их так называл – Галька, Танька… Галя оказалась очень мягкой и доброй. Как Нина Григорьевна. Полная противоположность отцу. Я поражался, как они уживаются – Анатолий Владимирович и Нина Григорьевна. Ну, разные люди!

– Есть ответ?

– Наверное, дома Тарасов менялся. Много загадок в этой фигуре. Закончил тренировать в 55 лет. Некоторые в это время только начинают. Не понимаю – почему он так решил? Здоровье-то позволяло!

– Говорят, Анатолий Владимирович мечтал стать Героем Соцтруда.

– Среди ребят это ходило. Правда ли? Могут же придумать что угодно. Такой ярлык повесят, а ты носи…

– Недавно общались со Станиславом Петуховым. Тот уверен – Чернышев по-тренерски сильнее Тарасова.

– Чернышев мягче. Деликатнее. Видите, кувшинчик стоит? Это принес сын Аркадия Ивановича, Борис. Видимо, Чернышев обо мне доброе говорил в семье. Боря и сейчас позванивает.

Тарасов физподготовкой занимался блестяще. Упражнения случались чудаковатые. Вечно в поиске! А кто в поиске – тот перегибает!

– Он мог усадить хоккеиста на плечи к другому, заставить бежать в гору. Вы такое практиковали?

– Я не копировал. Зачем? Бегать с отягощениями полезно. Но на плечи не сажал, давал им блин от штанги. Та же самая нагрузка на мышцы бедер.

– Из-за чего рассорились Кулагин с Тарасовым?

– Сначала дружили, Тарасов пригласил помощником в ЦСКА. Десять лет Кулагин был у него на побегушках. В какой-то момент надоело. Взыграли амбиции, захотел показать характер. На мой взгляд, Кулагин – не тренер. Он и хоккеистом был посредственным. Здоровая махина, но по льду еле ползал.

– Почему Кулагин слабый тренер?

– Где он работал? Чего добился?

– Выиграл со сборной Олимпиаду.

– Кулагин – ухудшенная копия Тарасова. За десять лет, конечно, натаскался, многое от него перенял. Но в сборной быстро все закончилось, дисциплина упала. Да, в Инсбруке занял первое место. А дальше ни игры, ни результата. Два чемпионата мира подряд сборная оставалась без золотых медалей. И Кулагина сняли.

ЯКУШЕВ

– Но кого-то в "Локомотиве" вам сохранять удавалось. Легендарного Виктора Якушева, например.

– Вот что значит – порядочный человек! Всю жизнь в одном клубе! Сколько играл за сборную, сколько у него партнеров менялось – но никуда не переходил!

– Может, не так уж его и приглашали?

– Да вам не представить, как приглашали. ЦСКА, "Динамо", "Спартак".

– В деньгах терял, оставаясь в "Локомотиве"?

– Нет. Он же получал стипендию как игрок сборной.

– Тихонов отцеплял от сборной Балдериса, который покинул ЦСКА. С Якушевым так не пробовали?

– Вы Балдериса с Якушевым не равняйте. Витя в те годы был на голову выше всех. Без него обойтись не могли. Он и сегодня в любую команду подошел бы. Тогда каждый чемпионат мира смотришь – у Якушева новые партнеры! Но на площадке – лучший!

– А Виктор Цыплаков?

– Тоже кремень. Остальные – шпана. Пальцем поманили – сразу побежали. Якушев с Цыплаковым – единственные, кто провел в "Локомотиве" все шестнадцать сезонов команды в высшей лиге. Цыплаков – большой игрок, но его Чернышев с Тарасовым задвигали. Пихали своих. Хотя, играя столько лет в одной тройке, два Виктора понимали друг друга с полувзгляда. Разбивать такую связку – преступление!

– Якушев с режимом был не в ладах?

– Поначалу держался. Но окружение… Был еще не женат. Жил в общежитии Боткинской больницы, где мама работала уборщицей. Матч заканчивается, "друзья" берут в оборот: "Пойдем, накатим…"

– Характер тяжелый?

– Я бы не сказал. Просто замкнутый, немногословный, все сидит да молчит. Звали его – Усатый. В молодости усы носил, так и приклеилось.

– Какие еще прозвища помнятся?

– Был у нас в "Крыльях" Чан – Леша Степанов, похожий на китайца. И Валя Захаров – Баланс. Маленького росточку, пел, плясал, заводной, как не знаю что!

– Почему Баланс?

– Никто не мог понять. Как-то сидим в гостинице после тренировки, Чан спрашивает: "Валька, что тебя Балансом прозвали?" – "Я акробатикой занимался, там надо баланс держать…" Вот и прилипло.

– У вас было прозвище в игровые годы?

– А как же – Воропаев! Сейчас писатель Павленко забыт, а в 50-е его пьеса была невероятно популярна. Если уж все игроки "Крыльев" посмотрели в театре. Воропаев – главный герой. В команде я пользовался уважением. И Баланс после спектакля выдал: "А у нас свой Воропаев есть! Вон он, Михалыч!"

– Вас с 25 лет звали Михалыч?

– Да. Я еще рано в партию вступил. Не хотел, но пришлось. Всё бубнили: "Толя, пора, ты взрослый человек…"

– Зачем?

– Чтоб создать ячейку в команде, нужно иметь трех партийных. Тренер Егоров с партбилетом, администратор Покрасс – номер два. Оставалось кого-то из хоккеистов принять. В верхах гадали, кого. Решили меня. Хотя были в команде ребята постарше.

– Сколько ж вы взносов заплатили за жизнь. Могли бы автомобиль купить.

– Ха! Но годы спустя жизнь мне машину вернула. Челябинск вручил к юбилею.

МАКАРОВ

– Говорят, у вас в Челябинске был специальный стульчик, с которого наблюдали за тренировкой. Командовали в микрофон – чтоб слышно было на весь дворец.

– Это кто ж вам нарассказывал? Не было никакого стульчика. И микрофона не было. Фу, придумают же. Зачем мне все это, если я у борта на коньках? Я всегда в движении, всегда на льду! Почему и сохранился так.

– Белоусов четыре раза уводил свои команды с площадки. У вас случалось?

– Нет. Не представляю, что должно произойти, чтоб увести со льда команду?!

– Судья прихватит – и уведешь.

– Ох, как прихватывали! Попробуй, обидь ЦСКА – считай, замахнулся на Советскую армию. Судьям и говорить ничего не надо, сами всё понимали. Если не так отработал – наутро председателю Спорткомитета звонок. В равной ситуации арбитр тебя непременно поддернет. В третьем периоде.

– "Динамо" судьи тоже помогали?

– Да, но почему-то меньше, чем "Спартаку". Три клуба – "недотроги". Их игроков не удаляли, а сделает то же самое парень из профсоюзной команды – две минуты.

– Так как у вас Бабинова увели?

– В 10 утра возвращаемся из Ленинграда в Москву. Поезд в Челябинск – в 15.00. Все разбрелись по своим делам. К двум сбор на вокзале. Ребята сумки взяли, лишь одна на асфальте. "Чья?" – "Бабинова". – "Где он?" – "Кто ж знает". Исчез. Поехали домой без него. И выяснилось – он заранее с Кулагиным обо всем договорился! Какая подлость!

– Сумку для конспирации оставил?

– Зачем с хоккейным баулом таскаться по Москве? Там же личных вещей не было – только форма.

– Кто-то из игроков "Трактора" знал о намерениях Бабинова?

– Вряд ли. Уж очень неожиданно произошло.

– Позже с ним на эту тему говорили?

– Никогда! Мне противно! Бабинов подвел меня, товарищей, команду. Всех! Пускай останется на его совести.

– С отцом Бабинова знакомы?

– Нет.

– Не интересно было взглянуть на челябинского мужика по имени Пантелеймон?

– Все, что о нем слышал, – работал на челябинском заводе металлоконструкций. Как и отец братьев Макаровых.

– Кто из братьев талантливее?

– Сережка. Ярче, техничнее. В ЦСКА Макарова брали совсем молодым, на перспективу. Трудяга, дисциплинированный. В мои времена к спиртному не прикасался. Что было потом, не знаю. Рассказывали, когда Цыгуров меня в "Тракторе" сменил, дисциплина упала. У меня-то Макаровы за стенгазету отвечали.

– Ого.

– Да-да! Тогда все три брата здорово себя проявили. Сергей с Колей писали. По-моему, даже в стихах. А Юрий не играл, но был при команде. Ну и для газеты рисовал. Вот Цыгуров с Белоусовым стенгазеты сторонились.

– Братья Макаровы по характеру разные?

– Абсолютно. Как сестры Тарасовы. Сергей неразговорчивый, Коля – наоборот.

– Цыгуров когда-то цитировал вас: "Надо быть жестким тренером. Все равно выгонят, так пусть за жесткость. Хоть самого себя уважать будешь".

– Это правильно, было такое! В любой команде на второй год у меня дисциплина железная.

– Еще Цыгуров говорил: "Если Москва пыталась кого-то забрать, обращался к Тяжельникову, первому секретарю ЦК ВЛКСМ. Вратаря Мыльникова помог отстоять". У вас заступник был?

– Нет. Тяжельников – фигура. Умнейший человек, любил хоккей. У меня тоже со времен Челябинска с ним великолепные отношения. Но против ЦСКА, "Динамо" и он был бессилен. Кстати, пару лет назад столкнулись в метро…

– Сразу его узнали?

– Конечно. Как и он меня. Евгений Михайлович на четыре года моложе, живет в Москве.

– Известный хоккейный селекционер тех лет Валерий Жиляев рассказывал, как приехал уговаривать вашего хоккеиста Евстифеева перейти в "Спартак". Вы совершали обход – и бедному Жиляеву пришлось спрятаться в шкаф. А ваша беседа с Евстифеевым затянулась на час.

– Вечерние обходы я практиковал. Эх, знал бы, что кто-то в шкафу прячется… Вот так и терял каждый год по два игрока – что в "Локомотиве", что в "Тракторе". Грабили беззастенчиво.

– Бронзовую шайбу Белоусова за 13 секунд до конца матча помните?

– Нет. Было такое, да?

– Еще бы. Главная шайба в его жизни.

– Белоусов – парень толковый. Я сразу понял, какие способности что у него, что у Цыгурова. Но все они были спортивно неорганизованные. Научил трудовой дисциплине – совсем другие ребята! Всё то же самое потом в Югославии повторил. Так там меня Сталиным прозвали.

ТИХОНОВ

– С Тихоновым ладили?

– Даже дружили. Он с Юрзиновым работал в первой сборной, я – во второй. Отлично взаимодействовали, обсуждали кандидатов. Тихонов к моему мнению прислушивался. Пришел ко мне на 80 лет… Нет, на 90! Я все сворачиваю на 80-летие, как хочется вернуться туда…

– Это мы понимаем.

– Так вот, Витя пришел на 90 лет. Спрашивает: "Что ж не ходишь на хоккей?" – "Тяжеловато. Смотрю по телевизору. Тебя на трибуне постоянно показывают". – "Нет, надо ходить, заставлять себя!". И вдруг такое ЧП, через полгода умирает.

– Вы ведь были в 1981-м на чемпионате мира в Швеции?

– Да, в составе делегации как тренер второй сборной.

– Это в Стокгольме Владимир Петров загремел в полицию?

– Ну да. Сел за руль чужого "Порше", был под градусом. Когда обмывали золотые медали, выпил немножко шампанского. Сделал кружок у гостиницы. Так полиция повязала, отвезли в участок.

– Тихонов после этого поставил на Петрове крест.

– Да. В сборную больше не вызывал… Вот Михайлов – гибче, хитрее. Техничнее. Почему и продлил себе игровой век. Петров-то на льду дубоватый. Ему изюминки не хватало. Играл на природных качествах. Сила выдающаяся, боец.

– Юрзинов каким был игроком?

– Техника невысокая, но "физика" и самоотдача – что-то запредельное. Юрзинова я еще во вторую сборную привлекал! Страшно представить, сколько лет назад это было.

– Он-то не забыл?

– В прошлом году говорит: "Между прочим, я у вас играл". – "Помню, Владимир Владимирович! Первый московский турнир вторых сборных. Лед трещал, когда вы бежали в оборону…" Он был ошарашен, честно говоря. Лед действительно трещал! Думаю – какая ж в нем силища? Володя вообще хороший мальчик.

– Про Владимира Егорова, который привел "Крылья" к чемпионству, вы сказали – наивный человек.

– Не забывайте, он и Чернышеву помогал в 1954-м, когда сборная выиграла первый чемпионат мира. Эти-то, Чернышев с Тарасовым, хитрющие, знали всю подноготную. А Егоров расслабленно себя вел в этом отношении. Не обращал внимания, что делается за спиной. А это знать необходимо! Ты должен быть в курсе, где, кто и с кем поддает. Он же был, хм… Не строгий. Не было в нем суровости.

– Игроки пользовались?

– Еще как! Режим нарушали. Провести Егорова было легко, очень доверчивый… В последние годы потерял его из вида со своими разъездами. На пенсию ушел – сразу отправился тренировать "Медвешчак". Не дома ж сидеть!

СТАЛИН

– Органично мы переместились к теме Югославии.

– В позапрошлом году приглашали в Загреб, на открытие. Сходил к кардиологу, тот покачал головой: "Я бы перелет не советовал. Зачем рисковать?" Но хорваты не отступились от идеи. Придумали вот что. Я приехал в здание КХЛ… Вы были в КХЛ?

– Кто ж не был в КХЛ?

– В Загреб позвали не только меня, но и Виктора Крутова. Был у меня в "Медвешчаке". Хороший и парень, и хоккеист. А второй… Как же его… Аниськин?

– Вячеслав Анисин.

– Его югославы с треском выгнали. Но об этом еще расскажу. Захожу в КХЛ. Зачитываю текст приветствия: "Приглашаю Виктора Крутова вбросить шайбу в игру…" Вроде как стою у хоккейного борта, руковожу открытием сезона. В руках микрофон. Записали два или три дубля. Переслали в Загреб. Потом рассказали, как оформили там. На большом экране показывают меня – и тут на льду появляется Виктор Крутов. Вбрасывает. Все аплодируют.

– Прекрасная история. Но ждем другую. За что выгнали Анисина?

– На третий год контракты у нас заканчиваются. Весной югославы ко мне обращаются: "Съездите со сборной на чемпионат Европы…"

– Куда?

– В Париж. Возвращаемся чемпионами, на следующий день приходит Анисин: "Анатолий Михайлович, я останусь". Помню, мысль мелькнула – насовсем хочет остаться, что ли? Попросить политического убежища? Черт его знает! "Медвешчак" с нами рассчитался. Там все порядочно, аккуратно. Двое наших ребят уехали, Анисин с женой и ребенком в Загребе. Контракты закончились, за проживание-то надо платить!

– Анисин планировал устроиться тренером?

– Каким тренером?! Это май, решил пожить, отдохнуть. Не задумывался, что нужно оплачивать квартиру. Что уж он наговорил в клубе, не знаю. Предполагаю, сказал: "Вот вернется Кострюков, все вопросы утрясем". А я и знать не знал! В итоге со скандалом его оттуда вытурили. Годы спустя Крутов был в Загребе: "Построили новый дворец, открыли Зал славы. Наши с вами портреты там висят".

– Анисина нет?

– Вы смеетесь?!

– Когда брали в Загреб, догадывались, что у него за характер?

– А для меня характер значения не имеет. Со мной не забалуешь. Пока я там был, Аниськин этот ходил по струнке, боялся. Стоило мне уехать – натворил дел, просто стерва.

– С вами собирались продлевать контракт?

– Со мной – да. Я улетел в Москву, прошло дня три. И тут – расстрел Белого дома!

– Ну и что?

– Переворот! Куда ехать, в какой Загреб? Рванул вместо этого в югославское посольство, там меня знали. Говорю: "Сами понимаете, какая обстановка. Позвоните в клуб, вернуться не смогу. А то будут надеяться…"

– Югославы легко восприняли ваши порядки?

– Поначалу был ужас. Всё небрежно, опаздывают. Предупредил – русский язык они понимали. Не дошло. Тогда первого опоздавшего отправил с тренировки прямиком к руководству. Какой хоккей без дисциплины? И дальше все как по маслу!

– Когда узнали про Сталина?

– Прошло полсезона. Начальство говорит: "Знаете, как вас зовут? Сталин!". Ого, отвечаю. Это прозвище прекрасное, я доволен. На второй год у нас в "Медвешчаке" все было по-сталински. Подгонять никого не требовалось.

– В чемпионате ГДР играли две команды. В Югославии хоккейный чемпионат серьезнее?

– Там была крепкая лига. В Белграде полно иностранцев. Чехи, поляки туда стекались. Но все три года чемпионами становились мы.

МИНИСТР

– С 1983-го по 1987-й вы были начальником Управления. Фактически министром хоккея СССР. Удачно?

– Мне везло – и первая сборная в тот период была чемпионом, и вторая играла прилично. Бить меня было не за что.

– Сами ушли с такой должности? Или выгнали?

– В Советском Союзе в 60 лет любого выпроваживали на пенсию. Сначала разъединяли все виды из одного управления, затем снова объединили. Колосков, руководивший футболом, возглавил Управление. Он молодой. Что ж на меня вешать, когда год до пенсии?

– Министру полагалась "Чайка"?

– У меня и "Волги" никогда не было.

– Почему? Тарасов, Чернышев, Эпштейн признавали исключительно "Волги".

– У меня была BMW.

– Тогда извините.

– В Загребе купил. Сам гнал через пол-Европы в Москву, ночевали в машине с женой. Так приятно ехалось – будто по советской земле. Добрался, и вдруг сюрприз от федерации хоккея.

– Что за сюрприз?

– За пятой моделью "Жигулей" была очередь на годы. А тут сборная СССР что-то выиграла, всем причастным давали машины. Звонят: "Вас тоже включили в список". Поехал, получил с огромным удовольствием. Что ж, думаю, с BMW делать? К ней запчастей в Москве не найти! Так и продал.

– Какая печаль.

– А потом и вовсе приключилась смешная история. Отметил 80-летие, полгода спустя пригласили на неделю в Челябинск. Человек, который меня сопровождал, внезапно говорит: "Хочу жене машину купить. Давайте в салон заглянем, вы что-нибудь посоветуете". Удивился, но отказываться неудобно. Приехали, прошлись по рядам, я указал: "Взял бы эту…"

– Розовый "Бентли"?

– Боже упаси! Темно-синий "Жигуль", 14-я модель. Вернулся в Москву, через две недели звонок в дверь: "Анатолий Михайлович, "Трактор" на юбилей дарит вам автомобиль. Вот ключи". Выхожу на улицу – батюшки, тот самый "Жигуль"! Пригнали из Челябинска.

– Сюрприз так сюрприз.

– Главное, машина до сих пор на ходу! Но я год покатался и отдал мужу внучки. Им нужнее. Мне-то ездить некуда.

– Выглядите замечательно. Дома не сидите?

– Все время в движении! Каждое утро начинаю… нет, не с зарядки. С разминочки для поясницы. Готовлю завтрак. Выхожу на прогулку или в магазин. Раньше вообще из врачей знал дорогу только к стоматологу. Но года четыре назад почувствовал, что организм начал сдавать. Зрение садится, сердечко пошаливает. Теперь регулярно наблюдаюсь у кардиолога.

– Рюмочку себе позволяете?

– Уже четыре года – ни капли. Врачи запретили. Хоть я не злоупотреблял. Если достойный повод, махнуть грамм двести водочки под славную закуску – почему нет? Другое дело, пить сразу после игры. Многих ребят это сгубило. Матч закончится, возьмут бутылку на троих. Вроде невелика доза, но после такой нагрузки, да с куревом – страшный удар по организму.

– Вы – курили?

– Ни разу! Даже в годы войны, когда табаком заглушали голод, – ни одной затяжки!

– Тихонова мы спрашивали, верит ли в Бога. Нет, ответил, я атеист. А вы?

– Я тоже. Может, и перестроился бы, да поздно. Зато от жены покойной целый иконостас остался. Я не убираю, пусть.

– Сколько вместе прожили?

– Больше 60 лет. Расписались в 1946-м. Мне было – 22, Лиде – 18. Окончила педагогический, работала в школе учительницей русского языка и литературы. Потом завучем, инспектором Гороно. Шесть лет назад умерла.

– В церковь заходите?

– Нет. Последний раз был мальчишкой. Ездил в деревню к бабушке, с ней заходил. С тех пор – всё.