«Мышцы руки атрофировались, от мениска ничего не осталось». Русский с тремя Кубками Стэнли — один из пятерых в истории
Сергей Брылин
Родился 13 января 1974 года в Москве.
Нападающий, воспитанник ЦСКА. Задрафтован в 1992 году «Нью-Джерси» под 42-м номером.
До отъезда в Северную Америку с 1991 по 1994 год играл за ЦСКА. В НХЛ выступал за «Нью-Джерси» (1994-2008). На время локаута в сезоне-2004/05 вернулся в Россию, где играл за воскресенский «Химик». Заканчивал свою карьеру в КХЛ: СКА (2008-11), новокузнецкий «Металлург» (2011-12).
Обладатель Кубка Стэнли (1995, 2000, 2003). Бронзовый призер МЧМ (1994). Бронзовый призер ЧМ (2007).
Сергей Брылин никогда не считался суперзвездой НХЛ, но был важной частью «Нью-Джерси», трижды завоевавшего Кубок Стэнли. Из россиян столько побед есть у только у четверых: Сергея Федорова, Евгения Малкина, Игоря Ларионова, а также Вячеслава Фетисова, который дважды становился чемпионом как игрок и однажды как тренер — как раз тех самых «Девилз» с Брылиным.
Сергей посвятил всю свою заокеанскую карьеру одному клубу и по-прежнему работает в системе «Нью-Джерси». Последние семь лет он занимает пост тренера в фарме «дьяволов». В «Бинхэмптоне» Брылин отвечает за игру нападающих и действия команды в большинстве.
Для преданных болельщиков «Девилз» Сергей — культовый форвард. В истории клуба есть всего лишь пять хоккеистов, которые выиграли в составе «Нью-Джерси» все три Кубка Стэнли. Россиянин стоит в одном ряду с такими титанами, как Мартен Бродер, Скотт Стивенс, Кен Данейко и Скотт Нидермайер. В интервью «СЭ» Сергей рассказал о своих тренерских планах, вспомнил самые яркие моменты игровой карьеры, работу с Фетисовым, Виктором Тихоновым и Лу Ламорелло и поделился мнением о других российских хоккеистах, выступавших или выступающих за «Нью-Джерси», — Илье Ковальчуке и Никите Гусеве.
Не вижу больших отличий КХЛ от АХЛ
— АХЛ на паузе, как и большая часть хоккейных лиг Северной Америки. Чем занимаетесь во время пандемии?
— К сожалению, сейчас работы не так много, как обычно. Хотя перед нами были поставлены определенные задачи, которые не дают скучать. Следим за игроками, которые находятся в аренде в Европе, а сейчас готовимся к тренерским собраниям. Они начнутся на днях. Будем определяться с планами на следующий год.
— В штате Нью-Джерси строгие карантинные правила?
— Ситуация непростая, как и во всем мире. Количество заражений растет. Мой сын занимается хоккеем, и на днях у детей до 2 января отменили все матчи. Со школами немного по-другому. Этот учебный год ребята начали с дистанционных занятий, однако с недавнего времени пару раз в неделю им приходится лично присутствовать на уроках. Надеюсь, что ситуация улучшится, но пока не видно, за счет чего.
— Когда ждать возвращения АХЛ?
— Пока никто ничего не знает. У меня есть только та информация, о которой везде говорят. Ближайшая неделя должна стать определяющей. Сроки уже поджимают. Если НХЛ хочет начать сезон в январе, то и АХЛ пора определяться с датами.
— Вы уже много лет работаете на тренерской должности. Насколько сильно изменилось ваше представление об этой профессии?
— Кардинально. Будучи игроком, невозможно понять все тонкости тренерской работы. С такого угла она выглядит совсем иначе. Теперь я полноценно осознал, насколько это кропотливый труд. Нужно постоянно готовиться к планеркам и тренировкам, делать кучу пометок, уметь открыто и продуктивно общаться с хоккеистами. Все нюансы понимаешь, только когда погрузишься в эту сферу.
— Часто приходится слышать мнения российских игроков о том, что АХЛ сильно уступает КХЛ по качеству хоккея...
— Обычно плохо говорят про АХЛ ребята, у которых здесь ничего не получилось. Не могу судить за другие команды нашей лиги, но мы «бей-беги» не практикуем. Посмотрите на игру белорусского форварда Егора Шаранговича. Разве он не демонстрирует высокий уровень мастерства? Есть мнение, что в КХЛ команды показывают более умный хоккей. Могу с этим поспорить. Довольно активно сейчас слежу за чемпионатом и, честно говоря, особых отличий не вижу. Как и в АХЛ — плотная игра с большим количеством борьбы.
— Вы неоднократно говорили о том, что мечтаете попробовать себя на высшем тренерском уровне — в НХЛ. Насколько получилось приблизиться к цели?
— Сложно сказать. Руководство довольно мной, но пока предложений не было. Надеюсь, что варианты рано или поздно появятся. Буду безумно рад. Это то, к чему я сейчас действительно стремлюсь. В профессии тренера важно прогрессировать, ведь хоккей постоянно меняется. Тренер — творческая личность в этом плане.
— Поступали предложения из России?
— Да. Однако они не были конкретными и интересными для меня. Нужно, чтобы многие детали совпадали. Например, хорошее взаимопонимание с генеральным менеджером и четкая политика руководства в плане развития команды. Если этого нет, то продуктивно работать не получится. Не против ли я отправиться в Россию? Нет. Интерес попробовать себя в роли главного тренера у меня растет с каждым днем.
Фетисов мог бы стать главным тренером в НХЛ
— Считается, что европейцев не особо приглашают на должности в НХЛ. Можно ли назвать организацию закрытой кастой?
- Здесь очень жесткая конкуренция. В России так же. Одни и те же специалисты ходят из команды в команду. Если ты попал в эту обойму, имеется за плечами опыт, то спрос на тебя будет почти всегда. Так что дело не в национальной принадлежности. И важно понимать - чтобы работать в Северной Америке, необходимо владеть английским языком. Без этого никак. Ну и быть готовым к бытовым трудностям. Жизнь и менталитет здесь другие. Методы работы тоже совершенно отличаются. Если человек не готов принять эти правила, то попасть в НХЛ практически невозможно.
— Когда в 2000-м вы выиграли с «Девилз» второй Кубок Стэнли, в тренерском штабе команды работал Вячеслав Фетисов. Каким он вам запомнился в этой роли?
— Вячеслав Александрович отвечал за большинство и был достаточно креативным специалистом. Он не загонял игроков в какие-то рамки. У нас была классная команда с большим количеством исполнителей. Тренер обязан четко понимать, с каким материалом он работает, и у него хорошо это получалось. Фетисов использовал сильные стороны наших игроков, предоставлял возможность им самостоятельно принимать решения. Он просто задавал вектор движения, а мы уже знали, что дальше делать.
— Если бы он не пошел по политическому пути, то мог бы стать главным тренером в НХЛ?
— Конечно. Почему нет? Он и на Олимпиаде работал со сборной. Если бы захотел продолжить, то имел бы все шансы для этого.
— Тренером по физической подготовке в «Нью-Джерси» тогда был Владимир Буре. Многие считают его строгим и требовательным специалистом. Тренировки были жесткими?
— Летние — да. Но со временем привыкаешь. Многое в своей системе он использовал из советских методик. У нас уходило шесть недель на то, чтобы подготовиться к чемпионату. После окончания сезона до старта лагеря он требовал хотя бы раз в несколько дней заниматься физической активностью. Будь то футбол, теннис или бег. Кстати, 4 декабря ему исполнилось 70 лет. Прекрасный специалист. Периодически с ним созваниваемся. Часто видеться не удается, потому что он живет во Флориде. Хотелось бы его навестить и поздравить лично, но, к сожалению, не получится из-за работы.
— Как изменилась подготовка к сезону в сравнении с вашим поколением?
— Игроки стали гораздо меньше бегать. В советские времена никто особо не задавался вопросом, навредит ли какое-то упражнение здоровью игрока или нет. Когда я пришел в ЦСКА, то смотрел на ребят, которым было по 27-28 лет, а они уже выглядели на 40. Немногие оставались в хоккее после 30. Сейчас же самая главная задача — подойти к сезону здоровым и в хорошей форме. Особое внимание уделяется коленям и спине. Перегружать их нельзя, так как возрастает риск получить травму. Все это важно. Хоккеист должен стараться продлить себе карьеру, а не стереть колени в 30 лет. К тому же игра стала быстрее. К сезону практически все готовятся индивидуально с персональным тренером. В этом и есть главная разница тех времен и нынешних.
— Вам приходится много времени проводить в Бинхэмтоне, а это в двух часах езды от Нью-Джерси. Как семья относится к тому, что вас часто не бывает дома?
— Семья все понимает. Это работа. В жизни всегда приходится чем-то жертвовать. Практически всю неделю я провожу с командой. У нас всего один выходной в неделю, и тогда я еду домой. На самом деле, мне еще повезло. Наш главный тренер вообще живет в Бостоне. Но мы стараемся друг другу помогать. Если есть возможность замениться, то можно и два дня отдыха взять.
— Однажды вам предлагали попробовать себя в качестве скаута в «Нью-Джерси». Такая работа не по душе вам?
— Тогда я только закончил играть. Конкретики по будущему не было, и генменеджер команды Лу Ламорелло предложил мне съездить на несколько матчей. Я немного знал о работе скаута, но посмотрел на игроков, написал отчеты. К счастью, вскоре появилась возможность попробовать себя тренером. Мне эта идея понравилась больше. Хотя работа скаута тоже по-своему интересна и располагает к творческому подходу. Особенно если ты работаешь с молодежью. Тебе ведь нужно предугадать, что выйдет из этого игрока в будущем, а это очень непросто.
— Лу Ламорелло — культовая личность не только для «Нью-Джерси», но и для всей НХЛ. Трудно ли с ним было работать?
— Если ты действительно любишь хоккей и готов себя полностью отдавать команде, то ничего сложного нет. Просто необходимо на должном уровне представлять свою организацию. Многие шутят, что иногда его требования как будто из прошлого века, но он своим профессионализмом уже давно все доказал. Ламорелло живет этой игрой. Мелочей в этом деле для него не существует. Недавно разговаривал со своим знакомым, который тренирует детей на арене «Айлендерс». Когда Ламорелло приезжает на каток, то все начинают активнее работать. Это большой показатель. Он знает, как выжать максимум из игроков не только на льду.
— Ламорелло работал в «Девилз» с 1986 по 2015 год. Клуб изменился после его ухода?
— Пришли специалисты с другими взглядами и ценностями. Это абсолютно нормальный процесс. Я думаю, и сам Ламорелло меняется как руководитель. Команда в Нью-Джерси сейчас совершенно другая. Очень много молодых ребят. Другое поколение. Поэтому и подходы иные. Если смотреть на то, какие результаты «Девилз» показывают сейчас, и сравнить их с командой начала 2000-х, то это небо и земля. Мы ставили самые высокие задачи каждый год, а сейчас выход в плей-офф — это уже хороший результат. Но закладывается фундамент, все через это проходят.
Шокировали дебаты перед выборами в США
— В 1994 году вы получили предложение от «Девилз». Помните свою реакцию?
— Я не ожидал такого сценария. Когда это произошло, то поначалу были сомнения. Несколько вечеров подряд мы с родителями обсуждали, что делать дальше, и все-таки решили попробовать. Возможно, тогда это был немного авантюрный шаг, но в конечном итоге игра стоила свеч. Я сделал правильный выбор. Ни о чем не жалею.
— Поначалу у вас не было места в основном составе «Девилз». Когда-нибудь хотели сменить клуб?
— Конечно. Был период, когда я не играл несколько матчей подряд и не понимал, что происходит. В такие моменты становится эмоционально тяжело. Мысли всякие лезут в голову. В конце 90-х я даже просил Ламорелло, чтобы меня обменяли. К счастью, он этого не сделал. Я совершенно не жалею, что остался в «Нью-Джерси». В начале 2000-х все пошло как по маслу. Тренером команды стал Ларри Робинсон, и я закрепился в составе. Всегда, как бы тяжело ни было, необходимо позитивно мыслить. Обиды и опускание рук ни к чему хорошему не приводят.
— Николай Хабибулин называет вас звездой двусторонней игры. Ваши оборонительные качества закладывались с раннего возраста?
— Не думаю, что нам прививали такой хоккей в детстве. Просто в «Нью-Джерси» от всех ребят требовали отрабатывать в обороне и уметь играть без шайбы. Каждый должен был хотя бы минимально понимать, что нужно делать в зоне защиты. Потихоньку это стало неотъемлемой частью моей игры и начало приносить результат. Даже сейчас такой подход работает. В наше время игрок обязан быть многосторонним и командным.
— Больше трех Кубков из россиян за игровую карьеру не брал никто. Кроме вас, по три трофея только у Федорова, Ларионова и Малкина. Есть ли шансы у нападающего «Питтсбурга» в ближайшие годы установить новый рекорд?
— Конечно. У них произошли некоторые изменения в тренерском штабе и составе, но костяк команды остался. «Питтсбург» по-прежнему может решать большие задачи. Думаю, окно возможностей у них еще не закрылось.
— Ваш первый гол в НХЛ был забит в ворота Патрика Руа. Оставили ту шайбу на память?
— Да. Она хранится у родителей дома в Москве. Если честно, то немного жалею, что коллекция таких вещей у меня не очень большая. Нужно было активнее этим заниматься. Показывал бы сейчас своим детям.
— Ваши слова: «Для того чтобы приносить пользу команде и быть ценным игроком, нужно подстраиваться под те требования, которые выдвигаются тренерами». А вы могли поспорить с тренером?
— Я не ввязывался в такие истории. Может, это часть моего воспитания, как и большинства игроков того поколения. Мы, как правило, доверяли своим тренерам. Даже если где-то были не согласны, то старались не спорить. Сейчас все поменялось в этом плане. Игроки хотят знать, почему мы поступаем так, а не иначе. Хорошая ли это тенденция? Если все делается в уважительной форме, аргументированно и в правильной обстановке, то не вижу ничего плохого. Нужно быть к этому готовым и уметь разговаривать с хоккеистами.
— Когда Пэт Бернс был тренером «Нью-Джерси», у него нашли рак. Это помогло команде сплотиться?
— Он сказал нам об этом в 2004 году. Конечно, мы пытались сделать все возможное, чтобы порадовать его хорошей игрой. К сожалению, в том сезоне сделать этого не получилось. Мы вылетели в первом раунде. Жаль, что в итоге Пэт не смог победить болезнь и в 2010-м покинул мир. Он был человеком старой закалки. У него хорошо получалось мотивировать команду за счет своего характера и опыта работы в полиции. Пэт мог зайти в раздевалку в перерыве и просто сказать: «Делайте что хотите, но вы обязаны выиграть этот период». И уходил. Это работало.
— Только свой третий Кубок Стэнли (2003) вы привезли в Россию. Почему?
— В 1995 году эта традиция еще не настолько сильно укоренилась в НХЛ. Хотя, возможно, это мое упущение, и нужно было просто проявить инициативу. В 2000-м большую часть времени трофей провел в Нью-Джерси, а вот в 2003-м я твердо решил свозить кубок в Россию. К тому же Олег Твердовский тоже горел желанием привезти его домой. Я очень рад, что все получилось, хотя поначалу не было четкого понимания, как это организовать.
— В 2003 году вместе с командой вы побывали в Белом Доме на встрече с Джорджем Бушем — младшим. Вас впечатлил такой опыт?
— Это было, как минимум, интересно. У нас даже совместная фотография где-то есть. Нечасто такие возможности выпадают. Ими нужно пользоваться.
— Выборы в США в этом году были очень жаркими. Активно следили за ними?
— Конечно. Все-таки мы давно здесь живем. Меня немного удивило то, каким непрозрачным был процесс. Не понимаю, как в стране, которая считает себя эталоном демократии, такие вещи возможны. Дебаты вообще шокировали. Мне кажется неприемлемым, когда влиятельные люди не стесняются в выражениях в прямом эфире и затыкают друг другу рот. Такого я еще не видел.
В раздевалке крутили речь Аль Пачино, чтобы придать мотивации
— Вы как-то сказали, что своим любимым тренером считаете Ларри Робинсона, с которым выиграли свой второй Кубок Стэнли (2000). Чем запомнилась работа с этим специалистом?
— Он без проблем находил общий язык с каждым игроком. Поначалу Ларри был помощником главного тренера, и это помогло ему адаптироваться в коллективе. Нам всегда было легко с ним общаться. Тем не менее, он мог быть довольно жестким. В финале конференции в 2000-м мы проигрывали «Филадельфии» в серии со счетом 1-3 и он не на шутку разошелся. Но все равно Ларри мне запомнился очень добрым и заботливым человеком. Он хорошо чувствовал и понимал игроков, так как сам в этой роли добился многого.
— Во время той серии с «Филадельфией» Ларри Робинсон готов был всех разорвать... В своих интервью он не особо скромничал.
— Когда дела шли хорошо, то Ларри никогда не включал лишние эмоции. Однако тогда ситуация была опасной, ведь мы оказались на грани вылета. Он как тренер видел, что мы допускаем много ошибок, и ему пришлось показать более эмоциональную сторону. Кстати, тогда как раз вышел фильм «Каждое воскресенье», где Аль Пачино произносит знаменитую речь в раздевалке.
Нам крутили этот эпизод, чтобы придать мотивации. В итоге мы переломили серию, победили в седьмой игре, а в финале обыграли «Даллас». Жаль, что на следующий год не получилось повторить успех. Мы вновь вышли в финал, вели в серии у «Колорадо», могли забрать кубок на домашнем льду, а по итогу проиграли. Наверное, самое тяжелое поражение в моей карьере. Два месяца невероятной борьбы и на последнем шаге такая роковая осечка.
— Вы упомянули финальную серию с «Далласом». Тогда в ней приняли участие шесть игроков из России.
— Было очень трудно. Могли забрать кубок в пятой игре, которая проходила у нас дома. Все затянулось на три овертайма, и мы уступили. Очень обидно упускать шанс, когда он так близок. Уже на следующее утро мы отправились на матч в Даллас. Выезд неблизкий. В шестой игре нас снова ждал овертайм. Психологически это было невероятно тяжело. Когда Джейсон Арнотт забросил победную шайбу, сразу гора с плеч свалилась. Незабываемое облегчение испытал в тот момент.
— Вам нравится, когда в команде соперника играют ваши соотечественники?
— Не сильно обращаю внимание на это. Особенно, если это не мои близкие друзья. Я просто выходил и старался играть, как обычно.
— Тому триумфу «Нью-Джерси» в этом году исполнилось 20 лет. Как-то отмечаете подобные юбилеи?
— Нам повезло, что удалось провести мероприятие до пандемии. Руководство пригласило игроков и работников клуба с их женами и подругами. Было много автограф-сессий, торжественный ужин. К сожалению, я смог приехать только на второй день праздника. Юбилей победы 1995 года отмечался еще интереснее. Игроки того чемпионского состава разделились на две команды и на тренировочном катке провели матч. Все происходило с болельщиками на трибунах. Было весело. Всегда приятно видеть людей, с которыми уже давно не пересекался.
— Всю карьеру вы отыграли с одним главным вратарем — Мартеном Бродером. Какой он на площадке и в жизни?
— Достаточно спокойный и уравновешенный человек. С годами он становился еще более хладнокровным и умел контролировать любую ситуацию. Мне кажется, у каждого вратаря бывают курьезные эпизоды. Мартен хорошо с ними справлялся в психологическом плане, а это не всем удается. Вспомните, какой гол он пропустил в финале 2003-го против «Анахайма». Это не помешало ему собраться в серии, а в седьмом матче оформить шатаут.
— Помните его легендарное противостояние с нападающим «Рейнджерс» Шоном Эйвери?
— Конечно. Когда мы играли в меньшинстве, он пытался вывести Мартена из себя. Эйвери чуть ли не в маску хотел ему залезть, и «Рейнджерс» в итоге нам забили. Любой игрок будет эмоционально реагировать на такие ситуации. К счастью, лига быстро ввела правило, которое запретило провоцировать вратаря. Эйвери всегда пытался забраться под кожу соперникам. Самое интересное, что он был неплохим хоккеистом. Не понимаю, почему Шон выбрал такую роль для себя. Наверное, это часть его характера.
— Насколько дерби с «Рейнджерс» было принципиально для «Нью-Джерси»?
— Не могу отвечать за «Нью-Йорк», но для нас — очень. Особенно после 1994 года, когда в финале конференции «Рейнджерс» обыграли «Девилз», да еще в седьмой игре.
Гусев уже адаптировался в НХЛ
— Как в свое время вы отреагировали на побег Ильи Ковальчука в СКА?
— Никто не ожидал такого развития событий. Безусловно, для команды это была большая потеря. От такого серьезного удара она до сих пор не оправилась. Очень много было вложено в Ковальчука, у него был очень большой кредит доверия. Некоторые игроки после ухода Ильи захотели покинуть команду. Все это сильно отбросило «Нью-Джерси» назад.
— Фанаты «Девилз» простили его? На матчах Ковальчука неслабо освистывали.
— Со временем все забудется. Хотя, конечно, это дело каждого. Есть очень горячие болельщики, для которых такой уход из команды непростителен.
— Тяжело ли будет Никите Гусеву полноценно адаптироваться в НХЛ?
— Мне кажется, он уже это сделал. В прошлом сезоне Никита показывал хорошую игру. Особенно во второй части чемпионата. Он креативный нападающий, который отлично видит площадку и может создать момент из ничего. Именно таких хоккеистов не хватало в «Нью-Джерси» в предыдущие годы. Несмотря на изначальные проблемы, он нашел возможность закрепиться в составе. Надеюсь, в новом сезоне Гусев будет еще более продуктивным и поможет команде выйти на новый уровень.
— Некоторые болельщики считают, что у Никиты могут возникнуть проблемы с новым главным тренером команды Линди Раффом...
— Мне сложно что-то сказать по этому поводу. Раффа я пока знаю мало. Мы общались пару раз, да и то по зуму. Мне он показался очень общительным человеком, который готов найти общий язык с любым игроком. Так что на данный момент я не вижу причин для пессимистичных прогнозов. Не думаю, что Рафф будет связывать Гусеву руки. И надеюсь, что Никита останется в «Девилз». Он очень полезный игрок в плане созидания и должен помочь прогрессировать задрафтованной молодежи.
От мениска ничего не осталось, даже бегать толком не могу
— В вашей карьере были две серьезные травмы (колено и кисть). Пять лет вы отыграли практически без связок...
— С коленом у меня не заладилось еще в 1993-м. Годом ранее меня задрафтовал «Нью-Джерси», а затем я полетел в США на медобследование. Ничего серьезного тогда у меня не нашли, но потом именно на этом колене я повредил связки. Стало понятно, что нужна операция. На восстановление потребовалось бы около шести месяцев. Был риск пропустить весь сезон, а этого не хотелось. Мне предложили сделать пластиковый наколенник.
К счастью, я смог играть с ним и делал это на протяжении нескольких лет. Прооперировали меня только в начале 2000-х. Сейчас от мениска практически ничего не осталось. Я даже бегать толком не могу. К сожалению, травмы — это часть профессионального спорта. Кому-то везет, а кому-то нет. Приходилось тогда дополнительно работать. Летом уделял больше внимания стабильности колена и следил за его состоянием.
Ну а кисть я сломал как раз перед плей-офф в 2003 году. Только восстановился после операции на колено и неудачно столкнулся в матче со своим же игроком. Мне сделали операцию и вставили в руку спицы. Шесть недель мне нельзя было даже потеть, потому что могло пойти заражение. Восстанавливать кисть оказалось в десять раз больнее и труднее. Мышцы полностью атрофировались, и я даже не мог зубную пасту выдавить из тюбика. Тем не менее, во втором раунде плей-офф вышел на лед и помог команде. Хотя играть было очень нелегко.
— Вы воспитанник московского ЦСКА и успели поработать под руководством Виктора Тихонова. Каким он вам запомнился?
— Конечно, он был требовательным и жестким, но у меня остались довольно размытые воспоминания о нем. В клубе я застал уже переходный период. Поначалу у нас было много хороших игроков, а затем большая часть уехала за границу. В основном осталась только молодежь. Клуб испытывал большие финансовые трудности и задерживал зарплаты. Виктор Васильевич часто занимался решением организационных проблем.
Тренировки порой проводили его помощники. Уже даже не помню тактические моменты, которым нас учили. Эти годы пролетели очень быстро. Да и когда ты молодой, то многое воспринимается иначе. Хотя не так давно я нашел запись одного из матчей ЦСКА того времени, и мне как тренеру сейчас очень интересно посмотреть на то, как изменился хоккей.
— Вы застали момент, когда ЦСКА превратился в «Русских пингвинов»...
— Для того времени это был весьма интересный проект. Американцы, которые пришли в управление, помогли клубу выжить. Да и результаты стали лучше. Болельщики вернулись на трибуны, проводились хорошие маркетинговые кампании, наши матчи показывали по Первому каналу. Все стало намного интересней. Наконец-то появилось более стабильное финансирование. Мне как игроку было комфортнее работать в таких условиях. Не так давно вышел документальный фильм про «Русских пингвинов». Там довольно много интересных фактов, особенно для людей, которые не застали те времена.
— Последние четыре года вашей игровой карьеры вы провели в КХЛ. Тяжело было перестроиться после НХЛ?
— Конечно. Когда тебе уже 34 года, переходить на большие площадки — не самый приятный момент. Все это заняло время. Многие команды играли в совершенно другой хоккей. Было непросто, но со временем я втянулся. В любом случае, это был интересный опыт. Если отмотать время назад, то возможно, я бы изменил какие-то моменты в предсезонной подготовке.
— В 38 лет вы решили завязать с карьерой игрока. Как пришло осознание того, что пора остановиться?
— Организм давал сигналы. Он уже не выдерживал темпа и скорости. В Новокузнецке дала сбой спина, и мне пришлось несколько недель лечиться в Москве. Потом я еще и мизинец сломал. Делали операцию, было заражение. Все занимало больше времени, чем хотелось. Скомканный сезон получился в «Металлурге». Было желание поиграть еще годик, но уже понимал, что держать себя в форме становится труднее. Предложений никаких не поступило, и я принял такое решение.
— Не обижало, что в сборной России на вас почти не обращали внимание?
— Старался думать о другом. Формирование состава — прерогатива тренера. Только своей игрой я мог доказать, что достоин выступать за национальную команду. Конечно, когда оглядываюсь назад, то понимаю, что было бы здорово сыграть на Олимпиаде. Не получилось. Ничего уже не поделаешь. Может, в будущем, но уже в качестве тренера.
— В 2002 году на Олимпийских играх в Солт-Лейк-Сити Вячеслав Фетисов не пригласил вас в сборную, и это удивило многих...
— Значит, были более достойные представители. Только так я могу объяснить то решение. Но лучше этот вопрос задать Вячеславу Александровичу.
