«Самолет падал четыре минуты. Орали все, включая стюардессу». Истории знаменитого волейболиста
Со сборной СССР он брал Кубок мира в 1991-м, со сборной СНГ доходил до четвертьфинала на Олимпиаде в Барселоне в 1992-м, а со сборной России — до полуфинала на Играх в Атланте в 1996-м. Играл за «Искру», ЦСКА, а также за бразильские, японские и итальянские клубы. В 30 лет Павел закончил карьеру, и в его жизни начался совершенно новый этап.
Шишкин получил диплом MBA в Гренобле, решил заняться бизнесом и довольно быстро стал одним из самых успешных предпринимателей среди бывших российских спортсменов. Долларовым миллионером, владельцем холдинга, который специализируется на инвестициях и строительстве. А еще — героем «Разговора по пятницам».
— Когда в бизнесе заработали первые большие деньги, для вас это стало потрясением? - поинтересовались у Шишкина обозреватели «СЭ» Юрий Голышак и Александр Кружков.
— Нет. Я же к этому стремился. Обычно как говорят? «Могу отчитаться за каждый заработанный миллион. Кроме первого». Так вот, я — счастливое исключение. Отчитаться могу за все свои миллионы, включая первый. Потому что заработал его, играя в волейбол.
— А в бизнесе — на чем?
— На недвижимости. Самый быстрый заработок, как ни странно, случился в кризис 1998-го. Раньше никогда не играл на бирже, а тут смотрю на акции «Сбербанка» — стоят 13 рублей, при том что до этого за них давали 110.
Я подумал, что «Сбербанк» будет последней структурой, которая рухнет в кризис, и купил акции. Через два месяца они поднялись в цене, и прибыль составила 250 процентов.
— Можете назвать себя самым успешным человеком из поколения волейболистов 90-х?
— Пожалуй. Но что такое успех — качество жизни? Иллюзия свободы, когда есть средства на ублажение себя? С этой точки зрения мне Бог дал многое. И прежде всего — помог встретиться с нужными людьми в нужное время.
— Научите нас — как стать миллионером?
— Если нет стартового капитала или богатого родителя? Тогда нужно быть толковым управленцем. Чтобы получить долю в бонусе в каком-то проекте, которым доведется руководить. Но самое главное — четко определить, чего ты хочешь.
Вспоминаю случай. Году в 1995-м, когда еще не так много было известно о дипломах МВА, готовил человек работу. Не поленился и обошел с анкетой всех слушателей МВА, которых отыскал. Они должны были рассказать о целях в жизни.
Исходя из ответов, он сделал вывод, что лишь шесть процентов заполнявших сумели внятно сформулировать свою цель. Годы спустя решил писать докторскую. Снова устроил анкетирование среди тех, кого когда-то опрашивал. И выяснил — к этому времени суммарный заработок этих шести процентов оказался гораздо выше, чем у всех остальных.
— Вы как спортсмен выжали из себя максимум?
— Да. В седьмом классе я был такого маленького роста, что стоял последним на физкультуре. Под сетку проходил не сгибаясь. Но заставил себя вырасти.
— Шутите?
— Разработал систему роста. Кровать установил под углом в 15 градусов. Ноги привязывал, спал вниз головой.
— Почему 15 градусов?
— Если больше — будет кровоизлияние в мозг. Это я вычитал у доктора Илизарова, когда он описывал лечение позвоночника.
Из кровати я сделал нечто среднее между дыбой и аппаратом Илизарова. Да и другими способами растягивал позвоночник. Если ехал в троллейбусе — заставлял себя вытягиваться и доставать головой до поручня. Может, все это — иллюзия. Но во мне было 165 сантиметров — а стало два метра.
— Это не в вашем ли бразильском клубе тренеры дрались между собой?
— В нашем. Когда приехали туда с Русланом Олихвером, первое время были в шоке. Перед играми автобус ходил ходуном — каждый игрок заявлялся с барабаном, гремела музыка, все танцевали. Мы с Русланом переглядывались: это команда или сумасшедший дом? Зато к концу сезона обзавелись своими барабанами и отплясывали наравне со всеми.
К чему рассказываю? У бразильцев все гипертрофировано. Если гуляют — то сутки напролет. Если спорят — то с мордобоем. Наши тренеры, Рикарду и Жоао, заводились из-за пустяка. Один кричит: «Куда пасуешь?» Второй: «Не слушай никого, все нормально!» Слово за слово — и давай кулаками махать. А игроки разнимали.
— Чаще, надо думать, доставалось помощнику?
— Естественно. Хотя он занимался боевыми искусствами, постоянно таскал с собой нунчаки. Кстати, главный, Рикарду, к волейболу прежде тоже отношения не имел. Но его отец был префектом Сан-Паулу и выделял деньги на команду. Поэтому Рикарду ее и возглавил.
— Легенды ходят об одной вашей травме.
— Все началось с отъезда в Бразилию. Тренировались там четыре часа утром и четыре вечером. Выходных не было даже после игр. Олихвер оказался терпеливым парнем, остался, а я год спустя сбежал в Японию. Но у меня открылся странный недуг — некоторые его называют «болезнь шахтеров». От того, что молотки из рук не выпускают, перестает поступать кровь в конечности. Во многих странах говорили, что надо делать операцию, менять вены.
— Что было с рукой?
— При малейшей нагрузке кровь уже не поступала в руку. Чернела, потом становилась белой. И абсолютно холодной. Болезнь прогрессировала, но при этом я был в прекрасной форме.
Приехал на отборочный турнир к Олимпиаде-1996. На тренировке Платонов подходит: «Как ты?» Отвечаю: я с этим играл в Бразилии, могу выйти и здесь. Но взгляните сами — и протянул руку. Тот отпрянул: «Куда играть? Тебе ж ее отрежут!» Посадил на скамейку. Но когда сборная начала проигрывать, Платонов меня все-таки выпустил. И мы сумели пробиться в Атланту.
— Кто вас вылечил?
— Женщина-экстрасенс провела со мной в Москве 15 сеансов. Мы держались за руки, так у меня на пальцах чуть ли ожоги не оставались. Это было как раз перед Олимпиадой.
— Тогда вы и поверили в чудеса?
— Я поверил раньше — когда на Николиной горе попал в интересную аварию. Девушке дал порулить, сам сидел рядом. И она ка-а-к рванула! Нормально, говорит, я умею. Едва накинул ремешок, голову поднимаю — а мы уже с моста летим вниз. Охнуть не успел — приземляемся. Пришел в себя — сижу пристегнутый, девчонка вылетела, непонятно где...
— Выжила?
— Да. В свободном полете находились 25 метров, а кувыркались еще сотню. Volvo я заказывал в Швеции, к тому же друзья с завода установили гоночную раму. Такие делали для своих, стоило на 900 долларов дороже. Volvo и так безопасная, а с этой рамой вообще как капсула. И вот, покувыркавшись, мы все равно оказались в полном порядке — хоть не осталось ни двигателя, ни багажника. Всех бед — синяк да шрамы на руке.
— Вы ведь однажды оказались и в падающем самолете?
— Да, в Бразилии. Без контроля самолет был четыре минуты. Орали все, включая стюардессу. У моего соседа из рукава текла струйка пота. Не знаю уж, что текло с меня. Но почему-то вид ручейка привел в себя, до этого был просто животный ужас. То ли пилот не получил запасного коридора во время грозы, то ли на свой страх пошел сквозь облака, но мы угодили в зону урагана. Самолет стало мотать — ямы были такие, что мы, пристегнутые, умудрялись головами биться о потолок.
— Не было в жизни минут страшнее?
— У меня разные были ситуации — например, сложнейшая операция в 2006-м. Опухоль внутри сердца.
— Ничего себе.
— Шансов было немного. Осталась фотография — блюдце, и лежит мое разрезанное сердце. Обложенное льдом. Потом его же вставили обратно. Открылось все случайно — только-только вернулся с Тибета. С Лешкой Кортневым, моим большим другом, отправились в волейбол поиграть. После этого неважно себя почувствовал. Думал, желудок болит. Решил провериться, заодно сделал УЗИ сердца. И по глазам врачей понял: что-то не то. Операцию надо было делать немедленно.
— В Москве?
— В Швейцарии, тоже с приключениями. Мне Господь помогал. Есть у меня друг, владелец крупной строительной компании. Он оплатил операцию. Отдал 100 тысяч долларов.
— У вас не хватало?
— Хватало, но в Швейцарии не станут оперировать без полной оплаты. Электронного управления счетом у меня не было, пришлось бы факсами обмениваться с банком. А друзья к тому времени, выбрав лучшего по рейтингу хирурга, выписали его из Америки. Заодно и операцию проплатили. Я сидел — а вокруг меня все крутилось.
— 100 тысяч вернули?
— Конечно. Но мог и не вернуть — никто не знал, выживу ли.
— Что чувствует человек, рассматривая свое сердце?
— Зрелище любопытное. У меня вся восьмичасовая операция записана, но этот диск смотреть не рискнул. На Западе все записывают — если доктор сделал ошибку, в суде запись будет главной уликой.
— На операцию шли со смятением?
— Страх улетучился, когда в гигантском госпитале, где больше тысячи палат, меня провели в палату номер 108. В буддизме — сакральное число. И для меня это был знак — что операцию руками хирурга будет делать сам Бог.
