– Насколько вы довольны тем, как проходит у вашего подопечного сезон?
– Доволен. Считаю, что все получилось.
– Что именно?
– Основной нашей задачей было довести до стабильно хорошего уровня новый опорный прыжок – тот, что мы впервые попробовали с Денисом на чемпионате Европы. На тех соревнованиях я, собственно, и увидел, что прыжок сделан, пусть даже не все получилось с точки зрения качества его выполнения и качества приземления. Сейчас же Денис выполняет прыжок уже на хорошем уровне. Вторым принципиальным моментом было восстановиться после летней травмы плеча.
– Когда эта травма случилась?
– Давно. А после чемпионата Европы она внезапно обострилась – в суставе обнаружился надрыв – такой же, как в свое время был у Саши Баландина и у Эмина Гарибова. Мы, естественно, перепугались, но немецкие медики, которые проводили обследование, сказали, что операция не нужна, а нужно всего лишь тщательно выполнить все их рекомендации по лечению.
С травмой действительно удалось справиться, причем настолько хорошо, что на чемпионате мира мы планируем выступить даже на кольцах – это нужно с точки зрения интересов команды. Заранее предупреждаю, чтобы за выступление на этом снаряде нас сильно не ругали.
А вот на вольных упражнениях главная задача всей нашей подготовки свелась к тому, чтобы обуздать новый ковер. К нашему великому разочарованию, выяснилось, что он сильно отличается от прежнего, на котором гимнасты соревновались до нынешнего сезона.
– В чем заключаются эти отличия?
– Он просто неудобен. Вроде бы и пружины заказывали у того же производителя, что обычно, а неудобен – и все. Нет привычной "отдачи" от отталкивания, а из-за этого в воздухе меняются все привычные ощущения. Не знаю ни одного гимнаста, кто не жаловался бы на это.
– И как бороться?
– Федерация гимнастики почти сразу приобрела такой ковер, чтобы положить его в зале на "Круглом", а кроме этого для нас с Денисом такой ковер был приобретен с тем, чтобы положить его в зале в Пензе. Это важно, потому что именно на таких коврах будут проходить выступления на Олимпийских играх в Рио-де-Жанейро. Первый раз в истории Олимпийских игр такое практикуется: все прочие снаряды поставляет один производитель, а ковер – другой.
Что касается программы, мы чуть-чуть ее усложнили. Теперь будем смотреть: если вдруг я увижу, что падает качество, значит, вернемся к прежнему варианту. Это целесообразнее, нежели максимально задрать базовую сложность и не справиться с ней.
– Дениса на прежних чемпионатах нередко подводили нервы.
– Он стал намного спокойнее. Появилась даже какая-то степенность. В его случае это хорошо. Раньше соревновательные эмоции зашкаливали. На Кубке России я увидел уже совсем другую картину. Денис там немного приболел, я даже хотел снять его со второго дня соревнований, но он отказался. И сделал все, включая новый прыжок. В таком состоянии это непросто. Но, похоже, я нервничал по этому поводу значительно больше, чем Денис.
– Раньше, знаю, гимнасты специально учились тому, как приземляться "в доскок". Вы уделяете этому время в тренировках?
– Дело в том, что тренировать "доскок" можно только на простейших приземлениях. Основное тут – количество повторений. Если же элемент, с которого ты приземляешься, имеет запредельную сложность, много раз его в тренировке не повторить. И главное, никогда не угадаешь угол, под которым ты будешь приземляться, – нет времени на то, чтобы подготовиться к приземлению. Опорный прыжок – несколько иное дело. Там можно поработать над приземлением, делая его на более мягкую поверхность. Но все равно количество повторений лимитировано – как у любого другого сложного элемента. Иначе попадешь в стандартную ловушку, когда тело может, а голова уже не справляется.
На прыжке мы совершили очень большой шаг вперед. Даже объяснить не смогу, наверное, что значит подняться в прыжке с базы 6,0 на 6,4. Это очень много. И, конечно же, это – совершенно иная степень сложности. Несопоставимая.
– После того как в августе практически перестала тренироваться еще одна ваша подопечная Алия Мустафина, вы получили возможность полностью сконцентрироваться на работе с Аблязиным. Облегчение по этому поводу было сильным?
– Не готов согласиться с тем, что я "получил возможность" полностью сконцентрироваться. Дело в том, что еще в декабре, когда решался вопрос, будет ли Мустафина у меня тренироваться, я сразу поставил перед собой задачу сделать так, чтобы работа продолжалась без малейшего ущерба для Дениса. Так что качественно наши тренировки не претерпели ни малейших изменений ни тогда, ни сейчас. Безусловно, мне стало чуть проще – в прямом смысле. Отпала необходимость столько времени проводить в зале. Но это очень кратковременно. Сразу после чемпионата мира мы начинаем с Алией полноценно работать, разве что чуть-чуть изменим планы и задачи. Возможно, больше сконцентрируемся на интересах команды.
– Это вы лично так видите процесс или так видит его Мустафина?
– Мы с ней уже все обсудили по этому поводу, пришли к общим решениям, так что никаких разногласий по поводу дальнейшей работы у нас нет.
– Означает ли ваша фраза про интересы команды, что готовиться к Олимпийским играм в многоборье Мустафина не станет?
– Нет, не означает. Мы по-прежнему будем работать над многоборьем, а уже потом над всем остальным. Дело в том, что после Игр в Лондоне Алия действительно невыносимо устала. И порой реально не могла понять, что делать дальше. Винить ее за это после всего, что она сделала для команды на тех Играх, было бы верхом несправедливости. Поэтому нашей главной задачей на этот сезон было сохранить Мустафину как спортсменку, дать ей возможность взглянуть на то, чем она занимается, немножко под другим углом. Чтобы она посмотрела на команду и на свою роль в ней как бы со стороны. Это удалось. Сейчас могу сказать точно: Алия реально хочет выступить на Играх в Рио и готова тренироваться ради этого столько, сколько понадобится.