На днях в Иркутске прогремел скандал. С чемпионата и первенства Сибирского федерального округа, узнав о внезапном приезде допинг-контроля, снялись сразу 36 спортсменов. Обозреватель "СЭ" встретился с президентом Всероссийской федерации легкой атлетики (ВФЛА), чтобы разобраться: что же все-таки произошло?
– У вас есть объяснение случившемуся?
– Последние два года мы занимались определенным количеством спортсменов. Работали над их включением в пул ИААФ, во внутренний пул, потом пытались заявить их на международные старты. В 2016 году мы из своих средств заплатили полмиллиона евро для тестирования нашей сборной в надежде, что команду допустят до Игр в Рио. Для ВФЛА это были колоссальные и беспрецедентные затраты. Вместе с тем региональные спортсмены, не попавшие в пул, 2,5 года не тестировались. И мы видели, что результаты на внутренних стартах порой превышали те, что показывались атлетами уровня сборной.
– В тот момент немало спортсменов, зная, что их не будут проверять, решили, идти ва-банк.
– Да, уверились, что перед ними горит зеленый свет. Мы это понимали, но у нас не было финансовых возможностей платить британцам, чтобы они зондировали все. Одна проба, на минуточку, это от 100 до 600 евро.
– Что изменилось, когда РУСАДА частично восстановили в правах?
– В ноябре в этом самом кабинете была встреча с руководителем РУСАДА Юрием Ганусом. Мы выразили обеспокоенность ситуацией с происходящим в регионах, поделились соображениями и передали календарь соревнований. Иркутск – это первые плоды. Теперь нужно дождаться результатов анализов, которые там были взяты.
– Но среди них не было тех, кто снялся?
– Нет. Более того, мы просили концентрироваться не на первых номерах, а проверить третьи-шестые. Ведь те, кто стремятся куда-то попасть по линии сборной, понимают, что находятся под контролем. А вот еще более нижний эшелон интересен. Там решаются локальные задачи. Например, тренер пытается довести ученика до уровня мастера спорта – за это ему полагается надбавка.
У НАС НЕПУГАННАЯ СТРАНА
– Дальнейшие действия по отношению к этим 36 спортсменам?
– Давайте разбираться. Мы подняли протоколы прошлого сезона и выяснилось, что тогда на тех же стартах 16 человек тоже снялись с соревнований. Хотя тогда никаких допинговых проверок не было. Тут важно отделить черное от белого. Некоторых включали в заявку на всякий случай, но приехать они так и не смогли. Есть те, у кого были реальные болезни. Мы проверили всех. 16 предоставили медицинские справки, некоторые просто не доехали до Иркутска из-за финансовых сложностей. Кстати, мы направим письмо министру здравоохранения Иркутской области. Хочется понять, реально ли врачи, которые выдавали справки, были из диспансера. И второе – интересно узнать, на каком основании они ставили некоторым атлетам сложные диагнозы. На глаз?
– Что с остальными 20?
– Вот с ними будем разбираться. При этом мы попросили РУСАДА взять внесоревновательные пробы у всех 36 спортсменов. Подобные проверки теперь будут происходить регулярно. Думаю, резонанс от этой истории пойдет большой. И теперь многие задумаются, стоит ли дальше "кушать".
– Перед Иркутском была еще история, но куда менее распиаренная. Порядка 20 спортсменов снялись с юношеского первенства одного федерального округа. Были похожие случаи в других регионах. То есть это – тенденция.
– У нас же непуганная страна. Мы ничего не боимся. Это тут, в Москве, в любой момент могут прийти, проверить. А в Иркутске люди сидят и думают: "Да до нас лететь 6 часов, кому мы нужны"? Другие надеются на русское авось. Что можно сделать? Нанять какую-то антидопинговую лабораторию, чтобы она проверяла вообще всех? Но у нас таких финансовых возможностей нет. Поэтому приходится ограничиваться точечными проверками.
РУСАДА за 2017 год планировала взять 6000 проб. В 2018, думаю, будет еще больше. И, я надеюсь, что 30 процентов из них будут относиться к легкой атлетике. Нам нужно бороться, других путей нет. Как и рычагов у федерации. Нужно подключать силовые структуры. По нашему законодательству они имеют куда большие полномочия, чтобы реагировать на подобное. И в региональные прокуратуры уже написаны письма с просьбой перейти к расследованиям.
– Проясните, насколько внезапной была проверка в Иркутске. Местный старший тренер Денис Петушинский сказал, что о допконтроле было известно за месяц до старта.
– Это невозможно. РУСАДА не предупреждает организаторов о своих визитах на те или иные соревнованиях. Как соревновательный, так и внесоревновательный допинг-контроли всегда проводятся внезапно. Здесь скорее другое. В декабре я собирал у себя региональных президентов федераций и говорил, что всех будем проверять, что прятаться бесполезно. Это, наверное, и подразумевается под предупреждением за месяц. Мы прямо говорили им, что доберемся до уровня областных стартов. Но кто-то все равно не услышал…
В ИААФ ПРИШЛО 88 ЗАЯВОК,
ИМ НУЖНО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ РАЗОБРАТЬ ИХ
– Допустим, несколько спортсменов из одной группы по итогам этих проверок попадутся на допинге. Тренер выйдет из воды сухим?
– С Нового года мы ввели кое-какие поправки. Теперь все спортсмены до 18 лет должны пройти дистанционное допинг-обучение и получить сертификат. Только после этого атлет получает годовую лицензию, с которой он может быть заявлен на соревнования. Иначе – никак. Другой момент касается как раз тренеров. У них тоже есть лицензии. Если в группе два допинг-случая – она будет отзываться. У специалиста останется только голый оклад. Это максимальные юридические рычаги влияния, которые мы можем использовать. Увы, даже уволить человека нам нельзя.
– Рабочая группа ИААФ как-то отреагировала на случившееся в Иркутске?
– Мы отписались об этом случае. Нам ответили, что это зона ответственности РУСАДА – и пусть она разбирается. Мы с РУСАДА на связи и, думаю, проведем совместное расследование. Как только будут первые итоги – озвучим их в СМИ.
– В какой стадии сейчас отношения с рабочей группой ИААФ?
– Последняя встреча была два месяца назад. Сейчас мы в большей степени занимаемся приемом заявок спортсменов на их допуск под нейтральным статусом в 2018 году. У ИААФ вопросов к ВФЛА сейчас нет. Для нашего восстановления в правах осталось сделать две вещи: государству признать доклад Макларена, а РУСАДА должно быть полностью восстановлено в правах. Но от нас не зависит ни одно, ни другое.
– Есть понимание, почему до сих пор не пришли ответы на заявки спортсменам, которые выступали летом? Мария Ласицкене уже начинает переживать.
– Наше мнение – они еще раскачиваются после Нового года. В ИААФ пришло 88 заявок, нужно время, чтобы разобрать их.
ВКЛЮЧИТЬ КОГО-ТО В ПУЛ ТЕСТИРОВАНИЯ – ЭТО НЕ ПРОБЛЕМА
– Есть ли шанс выступить зимой у тех, у кого не было допуска на международные старты летом?
– Я думаю, вряд ли. Одно из условий для допуска– беспрерывное тестирование в течение года. А РУСАДА начинает увеличивать пул тестируемых только сейчас. Просто по времени не успеть.
– Чья это вина?
– Таково планирование допинг-тестов со стороны РУСАДА.
– Вы как-то можете это корректировать?
– Напрямую – нет. Но мы просим РУСАДА расширить наши пулы и оно, надо отдать должное, идет навстречу. Жесткой проблемы включить кого-то в пул на данный момент нет. Есть другая – человек должен находиться там год. И тут уже нужно время.
– Те, кто потенциально способен выигрывать медали на чемпионате мира, но не может выступать, у нас есть?
– Только в группах юношей и юниоров. Но там еще сложнее, потому что люди растут как грибы и некоторые за сезон совершают колоссальный прорыв.
– Чем завершилась история, когда некоторых спортсменов осенью временно исключили из пула – и теперь по критериям ВАДА они не смогут получить допуск?
– Там были люди, которые проверялись по пять-шесть лет, а из-за этой небольшой паузы они вдруг стали не соответствовать критериям. Просто смешно. Рабочая группа приняла наши объяснения и положительно отреагировала на ситуацию. Тех, кто был в международных пулах, мы отстояли.
НАМ НУЖНО ВЫХОДИТЬ ИЗ ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА
– Правильно понимаю, что глобально ничего изменить по части отношений с ИААФ вы уже не можете. И все усилия решили направить на то, чтобы расчистить "авгиевы конюшни" внутри страны?
– Откровенно говоря, в последние два года руки до внутренней жизни легкой атлетики у нас не доходили. Урывками решали какие-то проблемы, но глубоко не погружались. Теперь же действительно хотим сосредоточиться на серьезных вещах, о которых думали давно, но не было ни возможностей, ни времени. Сейчас есть основания надеяться, что мы сумеем защитить ряд своих проектов – и у федерации, наконец, появятся инвесторы, которые будут их продвигать.
– Что за проекты?
– Мы выделили четыре стратегических направления. Первое касается детей и юношей, понятно, что это наше будущее. Уже готов план трехлетнего проекта, рабочее название – 1000 талантов. Второе относится к повышению квалификации кадров – приглашению зарубежных специалистов и отправкой наших молодых тренеров за рубеж. Третье – это медицинское сопровождение, а четвертое – инфраструктура, которую во многих региона надо подтянуть.
– Главное теперь, чтобы решился финансовый вопрос?
– Именно. Нам нужно выходить из экономического кризиса. Нас же завалили судебными исками. Их уже сейчас почти на 20 миллионов рублей.
– Кто завалил?
– Спортивный арбитражный суд (CAS).
– С чего вдруг?
– За каждое решение суда они выставляют счет федерации. Каждая положительная проба вылетает нам в копеечку. РУСАДА же еще не полностью восстановлена – и дела разбирает CAS. А издержки падают на нас. Апелляции – это тоже к нам.
– Копеечка – это сколько?
– Цифры за одни и те же решения разные, но доходит до 30 тысяч швейцарских франков. Минимум – миллион рублей.
– Где брать деньги на это все?
– Это один из самых больных вопросов, которые сильно оттягивают какое-то развитие. Мы же могли бы пустить эти деньги совсем в другое русло. При этом 20 миллионов – это далеко не конец. В рассмотрении еще десятки дел.
– То есть – плюс еще десятки миллионов?
– Минимум. В итоге получится, что за все судебные дела мы вынуждены будем заплатить в районе миллиона евро. На эти деньги можно было бы построить хороший легкоатлетический стадион.
Хотелось бы поскорее со всем этим разобраться. И, думаю, этот год будем переломным во всех направлениях. Есть какая-то внутренняя уверенность, что и по РУСАДА вопрос решится, и, соответственно, до нашего восстановления дело, наконец, дойдет.