Он всегда оставался в тени старшего брата — легендарного Александра Гомельского. Хотя в тренерской карьере Гомельского-младшего ярких побед тоже хватало. Чего только стоит олимпийское золото, завоеванное с женской сборной в 1992 году в Барселоне! Между прочим, с тех пор в баскетболе наша страна ни разу не попадала на Олимпийских играх даже в призеры...
Евгений Яковлевич Гомельский успешно работал и с женскими командами, и с мужскими, о чем никогда не против пошутить. С юмором у него вообще все в порядке. В чем убедились и авторы «Разговора по пятницам», когда однажды заглянули к Евгению Яковлевичу. Вот фрагмент из этого интервью.
Срыв в Сиднее
— В женских командах юмор воспринимается?
— Конечно. Трудных моментов хватало. Однажды собрались в Югославию. Время было противное, февраль. Едва приземлились — снег, туман и черт знает что. В аэропорту подогнали нам два рафика. Еле влезли туда, колени к лицам подтянули. До гостиницы добрались к полуночи, настроение у всех кислое.
— Как выправили?
— Со мной начальником делегации был Эдуард Мудрик, известный футболист. В ресторане Эдик взял аккордеон — и завел «Цыганочку». Я, метр с кепкой, пригласил на танец Галю Воронину, которая под два метра. Начали с ней хулиганить. Под ногой у нее пролезал. И девки на глазах оттаяли!
— Нервные срывы у вас случались?
— Расскажу про самый большой. Это был мой последний матч в сборной России. На Олимпиаде-2000 в Сиднее мы за секунду до конца вели очко у бразильянок. До сих пор на судью-финна смотреть спокойно не могу.
— Что натворил?
— Наташу Засульскую ударили по рукам. Чистейший фол, но судья промолчал. В ответной атаке Оливейра нам забивает, и мы проигрываем олимпийский четвертьфинал в один мяч. Более трагедийного турнира в жизни не было. А в первой игре с кубинками Ира Сумникова получила перелом челюсти в трех местах.
— Ужас.
— Есть прием, который американцы называют «зубочистка». Подбираешь мяч у кольца и делаешь быстрое движение локтями вправо-влево. Кто рядом — отгребает по башке обязательно.
— Кубинка била так?
— Она била, отлично понимая, куда попадает. Прямым в челюсть. Ира вся в крови рухнула на паркет. Вообще, сколько бы мы ни встречались с кубинками, обязательно вспыхивала драка. Даже в товарищеских матчах они вели себя по-хамски. Не знаю, откуда такая лютая ненависть.
— Что после того четвертьфинала сделали с арбитром?
— Я взорвался. Завизжал, полез на него. Потом, правда, нашел мужество сказать, что виноват в поражении только я. А года через два у меня была поездка в Финляндию. Выдал тамошним журналистам, что думаю об этом судье. Так он жаловаться начал Александру Яковлевичу: «Почему Евгений меня ненавидит?» Тогда, в Сиднее, мне очень хотелось завершить карьеру на другой ноте.
— Умеете быть жестким?
— Я не хочу перед вами выглядеть «пушистым». Нередко видел, как Саша не то что уничтожал людей... Просто на какие-то минуты становился жестоким. Мог врезать, когда не очень-то надо было. А я старался помягче. Может, потому с женщинами и собрал больше золота, чем с мужиками.
9 Мая — святой день
— С братом вас не разлучала даже война?
— От ленинградской блокады укрылись в деревне под Оренбургом. Папа на фронте, мама осталась с тремя детьми. Саша с 13 лет работал конюхом, а я ходил за ним как на цепочке. В Ленинград вернулись в 1944-м. Недавно копошился в старых фотографиях — разглядывал, вспоминал... Смотрю — на мне крохотная шинелька, перешитая из отцовской. Очень ей гордился.
В мужской команде был случай. Ребята бросались хлебом. Лепили мякиш и кидали. Для тех, кто пережил войну, это немыслимо. Я при всех подошел к кидавшему и дал в лоб. Сказал: «Еще когда-нибудь увижу — обещаю, выгоню из команды». 9 Мая для меня святой день. Значит гораздо больше, чем Новый год. Мы с Сашей в мае всегда говорили об отце.
Незадолго до сиднейской Олимпиады в День Победы играли в Каунасе. Я спустился в кафе, купил шампанское и пригласил команду. У нас было несколько девочек из Ленинграда. Выпили по чуть-чуть — и начались воспоминания: «Мне бабушка рассказывала... А мне — мама...» Потрясающе отметили. Я тогда убедился, насколько девчонки впечатлительные.
— И воспитанные?
— Сегодня дипломы покупаются — оттого возникла пропасть между воспитанием и образованием. В Штатах долго не решались издать книгу, в которой описывалось криминальное прошлое 26 действующих баскетболистов. Но в итоге книга вышла. Скажу так: невоспитанный спортсмен легко продаст игру. Он плевать хотел на товарищей. Такой человек — потенциальная опасность в любом клубе. Счастье, сейчас контракты большие — игроки не «керосинят».
Деньги сделали много хорошего в спорте, но и дурного наворотили. Люди, перед которыми замаячили солидные контракты, стали ломаться на глазах. Готовы терпеть за этот контракт любые унижения: «А-а, черт с ним, мне платят — буду лизать...»
— Вы сказали, невоспитанный спортсмен всегда может продать игру. А бывало, что продавал абсолютно вменяемый и интеллигентный?
— Вы ведь не хотите получить сахарный ответ, будто я никогда с подобным не сталкивался? И все-таки у нас почище, чем в футболе... Я не переношу хамства и вранья. Как-то теряюсь. Но потом прихожу в себя и запросто могу двинуть.
— Что в душе у молодого, всегда понимаете?
— Умение разговаривать с молодежью зависит прежде всего от тебя. Считать их бестолковыми — обкрадывать самого себя, общаться с молодым после этого не сможешь. Дети теперь совершенно другие. Вот внучке надо было поменять садик. День ходила, другой, а на третий заявила: «Больше не пойду». — «Почему?» — «Там детей не хвалят...» Ребенок сказал важнейшую вещь! У нас полно тренеров, которые открывают рот на первой секунде тренировки и закрывают на последней. При этом один негатив, сплошная брань. Молодой игрок слушает-слушает, а потом задумывается: «Зачем я в этот спорт пошел? Мне это надо?»
«Знаешь, Рыжий, а ты — тренер!»
— Правда, что на Олимпиаде в Барселоне вас обокрали?
— Это произошло в Испании, но за год до Игр. Мы подошли с приятелем к автобусу раньше команды и закинули вещи в багажник. Приезжаем в аэропорт — все сумки на месте, только наших нет. Позже выяснилось, что в Барселоне такие пропажи сплошь и рядом. Когда в багажнике открыты обе дверцы, воришки подходят к автобусу с другой стороны и незаметно выволакивают чемоданы. Частенько в сговоре с водителем.
Честно говоря, я уже привык к дорожным приключениям. У меня и в Канаде пожитки испарились, и когда летел на Игры в Пекин, украли сумку со всеми шмотками. Пришлось бегать по магазинам. Затерялся чемодан даже на обратном пути. Думал, с концами — к счастью, через два дня нашли.
— Ваш брат девять раз был «невыездным»?
— Семь — точно. Может, и больше.
— А вы?
— Лишь раз, в 1970-м. Отголоски репрессий по отношению к Александру. На него строчили тома в КГБ! Просто «Война и мир»! При желании утопить человека в СССР было проще простого. Страна была писателей, хотя не очень ученых. На одного говорящего — два пишущих.
— Брат ведь совсем небольшого роста был?
— 168. При таком росточке в ухо дать мог любому двухметровому, даже не сомневаясь. Удар держал потрясающе. Не помню, чтобы Саша пошел на тренировку, не написав конспекта. У него играли великие люди, с ними по-другому было нельзя. Он получал разные зуботычины — но всякий раз выкарабкивался. Как говорил Карл Маркс, «падая и вставая, мы растем».
— Какая черта брата особенно восхищала?
— Александр Яковлевич ненавидел проигрывать! Даже когда садились играть в шахматы, побеждать его себе дороже — запросто можно было получить доской по голове. В матчах между моим «Динамо» и его ЦСКА всегда шла битва от ножа. Какие бы ни возникали ситуации, никогда мы друг под друга не ложились и не пытались договориться. У нас состав был послабее, но время от времени щипали армейцев. Вы наверняка слышали историю, как после поражения от «Динамо» министр обороны Гречко озлобился и отменил приказ о присвоении Саше звания полковника. Он мне вечером перезвонил: «Что творишь?! Папахи меня лишил!»
Был и другой эпизод. Брат уже стал президентом ПБК ЦСКА, а я возглавлял «Динамо». Встречаемся в зале. Кругом народ, и Саша нарочито громко спрашивает: «Что, выигрывать собираетесь?» «Разумеется», — отвечаю. И тут он, никого не стесняясь, сгибает руку в локте: дескать, вот вам...
— После победы женской сборной на Олимпиаде Александр Гомельский сказал: «Знаешь, Рыжий, а ты — тренер!» Прежде он вас не хвалил?
— Представьте себе. Хотя к тому моменту я уже как тренер был трехкратным чемпионом Европы. Надо было выиграть Олимпиаду, чтобы брат признал во мне задатки. Такой характер. Часто вспоминаю академика Капицу. Когда ему говорили: мол, какой у вас знаменитый сын, на телевидении работает, в ответ раздавалось: «Сын — известный. Знаменитый только я!»
Конечно, того, что достиг в тренерской карьере Александр Яковлевич, не повторить. Нереально. Нашу баскетбольную фамилию создал он, только он. Но я нигде ее не замарал. Всю жизнь боялся, что кто-нибудь скажет Саше: «Ну и раздолбай твой братец...»
Женитьба — лотерея
— У вас есть ответ на вопрос: почему вы единственный из Гомельских были женаты один раз?
— Ох уж это переходящее количество жен... Не хочу из себя строить ангела. Я не ангел. Просто женитьба — лотерея. Мне повезло. Хотя кто мог подумать, что 18-летняя сталинградская девчонка окажется великолепной женой, чудесной матерью и фантастической бабушкой? С Татьяной строили все с нуля, по крохам собирали. Вилок не было. Мне кажется, это скрепляет семейную жизнь прочнее, чем дареные родителями «мерседесы».
— Говорят, деяния великих людей строятся на крови их близких. Вы знаете, как никто, — это правда?
— Когда к брату в гости приходил Анатолий Тарасов, часто предлагал тост: «Давайте выпьем за Героя Социалистического Труда Нину Григорьевну, мою супругу. Столько лет терпеть мужа вроде меня — это героизм». Пусть не обижаются жены шахтеров или полярников, но быть женой тренера — труд адский. Особенно тренера, который работает с женской командой.
— Ревновала вас супруга?
— Поначалу — еще как! Это нормально. Дальше на первый план выходит мудрость. Татьяна не кончала Оксфорда, она из простой семьи. Мама — прачка, обстирывала в Сталинграде солдат и получила из рук генерала Родимцева орден Красной Звезды. Таня училась в физкультурном институте и играла в баскетбол. После всю жизнь посвятила семье. Не оценить этого мог только слепой или подлец. Мне дома всегда комфортно, и я этим очень дорожу.
— Когда-то вы сказали про победу в Барселоне, что чувствовали помощь откуда-то свыше. А в обычной вашей жизни много было мистического?
— Однажды оказался на краю гибели. Когда работал в Испании, отправился на машине из Валенсии в Тулузу. Ночью возвращался назад и отключился за рулем. Меня уже вело на встречную полосу, по которой неслись фуры. Спасло настоящее чудо. На дороге шел ремонт, я сбил несколько резиновых столбиков, стоявших на разделительной полосе.
— Сразу проснулись?
— Да. За секунду успел сообразить, куда выворачивать руль, и затормозил на обочине. Должен благодарить Бога за то, что уберег. Я счастливый человек. Всю жизнь придерживаюсь золотого правила: что бы ни произошло, проблемы остаются за порогом квартиры. Прихожу, закрываю дверь на замок и говорю: «Пошли все к чертям. Я — дома!»