Штрихи к портрету Валерия Харламова, которому сегодня исполнился бы 61 год. |
Человек счастлив лишь тогда, когда ему есть с кем делить счастье. Валерий Харламов делал счастливой целую страну. От его игры с нестандартной обводкой, скрытыми от посторонних глаз передачами и на первый взгляд совершенно неподготовленными бросками, после которых вратари не верили, что шайба уже в воротах за их спиной и потому порой грозили кулаком судье, зажигающему фонарь, веяло какой-то мальчишеской безоглядностью, благодаря чему он дарил едва ли не каждому зрителю ощущение личного знакомства. И ведь на самом деле Харламов за пределами хоккейной коробки был именно таким, каким представляли его миллионы, - естественным, открытым для окружающих, готовым, как образно заметил однажды Владислав Третьяк, отдать другу последнюю рубашку. |
К слову, на свадьбу он подарил мне рубашку, в которой, пусть с опозданием, но все-таки примчался в ресторан из аэропорта. "Извини, но за два дня в Стокгольме (там сборная СССР проводила товарищеские игры со шведами. - Прим. Л.Т.) даже десяти минут не нашлось, чтобы заскочить в магазин", - виновато развел руками Валерий, видимо, не понимая, что самым дорогим подарком для новобрачных был он сам, поспевший, несмотря на все сложности бытия профессионального спортсмена, на их торжество. |
*** |
Его мама Хэрмана Орибэ приехала в Советский Союз в 1937 году из Испании в 11-летнем возрасте. Воспитывалась в детдоме. Во время войны работала на заводе в Саратове. На другом, уже московском заводе "Коммунар", где она трудилась 25 лет, познакомилась с электроиспытателем Борисом Харламовым. |
"Мои родители - добрые и простые люди, - рассказывал мне как-то Валерий. - Правда, мама, в отличие от отца, который не пропустил ни одного моего матча в Москве, на хоккей не ходит. Не нравится ей, когда трибуны свистят, если я ошибусь. Но по телевизору все игры смотрит. Домой придешь, а она сокрушается: "Что ж ты опять сам не забиваешь? То перед воротами Михайлову шайбу отдашь, то Петрову. А достается тебе, сынок, больше всех..." |
Мама умерла спустя шесть лет после гибели сына. А с Борисом Сергеевичем мы встречаемся на хоккее по сей день. Он приходит на матчи ЦСКА пораньше. Как и прежде, когда у служебного входа успевал сказать Валерию несколько напутственных слов, а после игры спешил к нему, чтобы высказать свое мнение. |
Представляете, насколько тяжело Борису Сергеевичу всякий раз видеть армейский автобус, из которого не выйдет его сын. Но присутствовать на игре команды, которая столько дала Валерию и которой, в свою очередь, столько отдал он, считает для себя непременным. |
*** |
Мне всегда казалось, что Харламов играл бы в хоккей день и ночь. Всю жизнь... И никогда бы об этом не пожалел. И потому я очень удивился, когда декабрьским вечером 73-го после победы в "Призе "Известий" он вдруг загрустил: "И почему хоккеем так увлекся? В школе математика хорошо давалась, олимпиады выигрывал. Сейчас бы просто работал. Представляешь, каждый вечер свободный! А так - вечно куда-то спешишь... Вот сыграю последний матч - пойду домой пешком. Не торопясь, как все". |
*** |
Когда в расцвете сил да еще при трагических обстоятельствах уходит из жизни близкий человек, ты невольно ощущаешь чувство вины. И хотя с годами оно чуточку притупилось, я по-прежнему живу с ним (уверен, что то же самое чувство испытывают друзья Юрия Гагарина). И нет-нет, ловлю себя на мысли: а мог ли что-то сделать, дабы уберечь Валерия от несчастья. И тогда бы сегодня, как в старые добрые времена, поздравил бы его - полагаю, замечательного тренера - с днем рождения. |
*** |
В хоккей играют круглый год. Играют во дворцах спорта с постоянным климатом. Но молодецкая удаль Валерия Харламова, его веселость и отвага радующегося своему умению и везению победителя напоминают всегда лишь одно время года - морозную и одновременно жаркую зиму не проходящей в человеке молодости. |
Леонид ТРАХТЕНБЕРГ |