Месяца три назад в редакции "СЭ" узнали об удивительной и, что греха таить, польстившей нам истории. Летом уходящего года великий актер Олег Табаков на полтора месяца отправился в Бостон – учить американских студентов системе Станиславского. Перед отъездом, как водится, он давал наказы оставшимся "на хозяйстве". Одним из поручений было как можно чаще присылать ему самолетом через Атлантику... свежие номера нашей газеты.
Дальше – больше. В редакцию пожаловал молодой человек, представившийся Георгием Терентьевым, начальником отдела продаж билетов на спектакли знаменитой "Табакерки" – Московского театра-студии под руководством Табакова. Пожаловал не просто так, а с предложением партайгеноссе Шелленберга (он же кот Матроскин, он же – Сальери из мхатовского "Амадея", и т.д. и т.п.) дружить домами. Приходит, скажем, в гости к "СЭ" футболист Дмитрий Парфенов – и получает два билета на ближайшую премьеру Подвала (так – видимо, из соображений личной скромности – мэтр сам называет "Табакерку"). Оказывается, таким вот способом Табаков и его команда решили поддерживать моральный дух действующих спортсменов, получивших серьезные травмы, и ветеранов спорта.
И как нам было после всего этого не учредить звание "Читателя года"? И не присвоить его 67-летнему "главному тренеру" сразу двух чудесных столичных театров – МХАТа имени Чехова и "Табакерки"? Между прочим, тренеру-победителю: кто еще смог бы за два с половиной года поднять посещаемость Художественного театра менее чем с 50 процентов до 92-х?
Часовое интервью лауреата "СЭ" – а точнее, моноспектакль Олега Табакова, в котором не раз находилось место и его неповторимой лукавой улыбке, и драматическим паузам, и резкому переходу на восторженный фальцет, – состоялось в Камергерском переулке, в его мхатовском кабинете. После этой встречи осталось помимо гордости за собственную газету еще одно светлое чувство. Жив, выходит, курилка – российский футбол, – если переживают за него всей душой люди калибра Табакова, которым дано моментально и безошибочно определять фальшь и пошлость!
ЛЮБОВЬ НЕ ТЕРПИТ ОБЪЕКТИВНОСТИ
– Нескромно, конечно, начинать разговор с самих себя – да повод обязывает. Вы, Олег Павлович, действительно требовали каждый день присылать свежий номер "СЭ" в Америку?
– Ну, не каждый... Отправлять посылки довольно дорого, а я делал это за свои деньги, а не за театральные. Потому присылать номера "СЭ" просил где-то раз в пять дней.
– Что же вас так привлекает в нашей газете?
– И оперативность, и внятность суждений, и, что очень важно, наличие пристрастий.
– ?!
– "Ах, как объективно!" – это для меня не комплимент. Люди становятся объективными, когда у них снижается температура крови. А когда они по-настоящему что-то любят, никакой объективности быть не может. В журналистике, как и в театре, мало людей, по-настоящему любящих предмет. Свободное перо, раскованная рука – таких хватает. Но нужно еще и сердце.
– У нас вы его чувствуете?
– Да. Может быть, поэтому "СЭ" и вошел потребностью в мою жизнь. И в два театра, где работаю, газета приходит, и домой ее выписываю. Наверное, это такая форма интеллектуальной патологии – не знаю. Но то, что "СЭ" – моя радость, сомнению не подлежит.
– А где и когда вы читаете? Свободного времени у человека, который руководит двумя театрами, да еще и сам по-прежнему выходит на сцену, быть вроде не может...
– Честно вам сказать? С утра сажусь в туалете и, пока не прочитаю весь номер, оттуда не выхожу. (Смеется.)
- Кто для вас образец спортивного журналиста?
– Вадим Синявский. Ах, как он иногда вел репортажи!
– Но ведь в своих легендарных радиорепортажах он, говорят, немножко домысливал – и появление телевидения обернулось закатом карьеры великого комментатора...
– Вы слишком мягко выражаетесь: он не немножко, он очень многое домысливал! Но без фантазии нет футбола. И газетной работы тоже нет. Если так, бесстрастно, – какой-то Пимен-летописец получается. Для рассказа о живом такое не годится. Ведь как Немирович говорил: от настоящего, хорошего спектакля в памяти остается 20 – 30 секунд. Не больше. Как Лоськов отдал пас Мнгуни, как этот парень из Африки ушел от Зидана, как прорвался, как ударил... И как в финале "скрал у нас победу жульман с Британских островов"... Вот какие повороты судьбы были за 90 минут потрясающего матча "Реал" – "Локомотив"! Преподносить такое надо с душой. Журналистика для этого и существует.
– А чего "СЭ", по-вашему, не хватает?
– В газете, как и вообще в жизни, не может быть все совершенно. Даже у Достоевского в "Игроке" есть страницы скорописи – в те дни, когда ему надо было отдать очередные куски текста в публикацию, а он не успевал. И даже нам, простым смертным, это заметно. Так бывает и у вас, тем более что в газетном деле нет времени на долгие раздумья.
ФИНАЛ КУБКА ДЭВИСА – КАК ТАГАНКА 60-х
– Какие виды спорта помимо футбола не оставляют вас равнодушным?
– В детстве, в Саратове, часто играл в теннис – в парке неподалеку от дома было много кортов. Но дело даже в другом: этот вид спорта очень близок моему театральному ремеслу. И красота, и совершенство возможностей человека, и просто сюжет – там вы найдете все. Уже почти 30 лет я занимаюсь педагогикой и всегда советую своим ученикам смотреть теннис, потому что многое понимаешь... про себя. Понимаешь меру концентрации, поворотов логики, ошибок. Меру воли – и, наоборот, меру безволия.
– Не было желания слетать в Париж на финал Кубка Дэвиса?
– Было, конечно. Работа не позволила. Но по НТВ-плюс все посмотрел – и знаете, какое чувство осталось? В 60-е, в годы расцвета Театра на Таганке, после их спектаклей два-три дня хотелось работать. Самому. Здесь было примерно то же самое. Как и после матча "Реал" – "Локомотив".
Еще спортивную гимнастику люблю. Когда было больше времени, регулярно встречался с девочками из команды Аркаева. Они и в Подвал к нам приезжали. Хоркина была совсем маленькой, а Замолодчикова – вообще ребенком. На Олимпиаде в Атланте, куда я ездил в качестве председателя комиссии Олимпийского комитета по культуре, ни одного выступления гимнасток не пропустил.
– Выходит, не случайно Хоркина выступает в одном из спектаклей МХАТа – пусть и поставили его не вы?
– Нет, прямого отношения к делу это не имеет. Но в любом случае она – прелесть, совершенное создание!
– Идея вручать спортсменам – гостям "СЭ" билеты на спектакли "Табакерки" – ваша?
– Коллективная. У меня это замешано на ностальгии. Такая нежность подступает, когда вижу Ларису Латынину, Галку Горохову, Давида Тышлера, Марка Мидлера... Хочется и их как-то порадовать, и тех, кто пришел им на смену. Разве забыть, как плакала Роднина, как ее маленькое изящное тело не выдерживало такой меры счастья?
ВО МХАТе НЕ БОЛЕТЬ ЗА "СПАРТАК" БЫЛО НЕПРИЛИЧНО
– С чего началось ваше увлечение футболом?
– Мои родители, врачи, к нему были равнодушны. Но в 44-м, когда мне было 9 лет, тбилисское "Динамо" не смогло выиграть первый с начала войны Кубок СССР и, дабы забыть горечь неудачи, поехало по Волге заработать денег в товарищеских матчах с местными командами.
Тогда, на игре тбилисцев в Саратове, впервые и почувствовал, что присутствую при волшебстве, чуде. Можете представить мое потрясение, если до сих пор помню, что в тот день ворота тбилисцев защищал Иван Шудра, в центре защиты был Дзяпшпа, в полузащите – Панюков и Антадзе, в атаке – Гогоберидзе и Чкуасели... Моя неуемность болельщика связана с этим детским впечатлением.
Ощущение чуда – не меньшего, чем когда смотрел "Три сестры" Немировича, – повторялось еще не раз. Помню, во время одного из чемпионатов мира на гастролях "Современника" в Ташкенте и Алма-Ате дрожал в предвкушении очередного шедевра бразильцев, и не только я: спектакль "Большевики" мы заканчивали на 20 минут раньше, чтобы успеть к трансляциям. И позже, когда выходил на поле Марадона...
– Разведка донесла, что вы болеете за "Спартак". Это верно?
– Верно.
– А как же тбилисское "Динамо", которое потрясло 9-летнего Олежку?
– За тбилисцев я болел всегда. И когда еще в школе расчерчивал на тетрадях в клетку таблицы чемпионата, обязательно выделял "Динамо" (Тбилиси) красным цветом. И уже потом, во МХАТе, – только болел за грузин тихо, чтобы спартаковцы наши не узнали.
– А "Спартак"-то для вас с чего начался?
– Со школы-студии МХАТ. Дружба Михал Михалыча Яншина, других великих стариков с братьями Старостиными... Во МХАТе было неприлично болеть не за "Спартак". Максимум, что я мог себе позволить делать открыто, – болеть еще за родной саратовский "Сокол". А дальше шаг вправо, шаг влево – побег. Но это не было насилием над личностью: любовь к "Спартаку" я воспринял всей душой. Как и все во МХАТе. Это ведь не просто театр, а моя малая родина. Здесь меня обучили профессии, которая кормит на протяжении долгой жизни. Поэтому-то два с половиной года назад и принял предложение возглавить МХАТ: подлее было бы не согласиться.
– Если возвращаться к "Спартаку" – с Олегом Романцевым знакомы?
– Всегда кланяюсь ему, когда вижу. Не думаю, что он меня знает, но сам всегда кланяюсь.
"ЧЕСТЬ МУНДИРА" – ЭТО ИЗ ЛЕКСИКОНА БЮРОКРАТОВ
– Для вас, выходит, завершившийся футбольный сезон – траурный: "Спартак" не стал чемпионом, "Сокол" вылетел...
-...И все равно я их люблю. На матчи "Сокола" в этом сезоне дважды удалось выбраться. Был на стадионе "Торпедо", когда проиграли "ЗИЛу" и потеряли всякие шансы остаться. Жуткая игра, стыдно было. Еще раз приехал – опять проиграли. Неприятно об этом вспоминать.
А "Спартак" – это боль. И тревога. То, что произошло, не случайно. Боюсь, это не аллергия, не детская болезнь, которая быстро пройдет. Очень не понравилась история с Сычевым. Плоха-а-я история! Только в плохой истории возникает такое понятие – "честь мундира". Честь – она и есть честь. Либо она есть, либо ее нет. А "честь мундира" – это из лексикона бюрократов. Люди должны, подобно Холдену Колфилду у Сэлинджера, стоять над пропастью во ржи и ловить детишек, бегущих навстречу опасности. А в истории с Сычевым они, наоборот, в эту пропасть подталкивали.
– Эта история – плохая с обеих сторон?
– Всегда бываешь на стороне слабого, а слабым в этой истории был мальчишка. Поразительно одаренный. Мне кажется, если бы стороны договорились и Сычев вернулся в команду, было бы здорово. И "Спартак" стал бы совсем не таким, каким был в конце сезона. Понимаю, что сейчас это уже невозможно. От этого горечи на душе только больше.
– А когда в последний раз настоящий "Спартак" видели?
– В 2000 году, когда "Реал" в Лужниках "вылечили". Я был на том матче. Дня четыре после этого хотелось работать! Теперь настала очередь "Локомотива". Приятно, когда наши ребята доказывают, что не боги горшки обжигают. И что даже Зидан – не более чем игрок, пусть и прекрасный.
– Многие люди, воспитанные на советском футболе, российский отвергли. Вы не относитесь к их числу?
– Нет. Это ерунда. Когда-нибудь в декабре наша команда играла так, как "Локомотив" с "Реалом"? Да тысячу раз уверен – нет! Даже под угрозой того, что посадят, когда вернешься! Отвергая нынешний футбол, ты сразу ставишь себя в положение человека, уверенного, что раньше и голубей было больше, и гадили они меньше. Я в этот возраст еще не впал.
ТИТОВ – СОВЕРШЕННОЕ СОЗДАНИЕ
– Знакомы с кем-нибудь из "Спартака"?
– Доводилось разговаривать с Егором Титовым. У них были какие-то сборища в "Метрополе", я приходил просто посмотреть – никогда не любил прикасаться. Это в той жизни, молодой, когда у меня в 29 лет приключился инфаркт, один наш актер, друживший с торпедовским селекционером, привел ко мне ребят из "Торпедо". И это было нормально. А сейчас у меня нет такого права. Я же не хожу на каждый матч.
– И как вам Титов?
– Считаю его замечательным явлением природы. Совершенным созданием для футбола. И не представляю, чтобы вдобавок к своей игре он в жизни не был бы элегантен. Это мне в нем тоже понравилось.
– Вы сказали об элегантности – и вспомнилось, как Бесков, увидев на базе неопрятно одетых футболистов, мог отправить их в дубль или вообще выгнать. Как вы оцениваете такое с педагогической точки зрения?
– Думаю, что слова: "В человеке все должно быть прекрасно" – имеют смысл. Так что великий тренер прав. Я, может быть, публично таких вещей и не делаю, но запоминаю. К таким актерам постепенно пропадает интерес. Если молодая актриса постоянно ходит со спущенным чулком – она и к работе так относиться будет!
– Кто из нынешних футболистов нравится вам больше всех?
– Титов. И Шевченко. С ним, кстати, я тоже общался – как-то мы были на гастролях в Киеве, и Суркис дал нам возможность пожить в Конча-Заспе. Там и познакомились. Потом еще виделись на матче "Милана" в Германии. Он почти ребенок, но при этом профессионал и большой талант.
– Слышал, с Бышовцем знакомы?
– Да, мы соседи. Очень ценю его самостоятельный ум и уровень притязаний. Не утихла боль по Давиду Кипиани. Общались с этим феноменальным человеком нечасто, но с удовольствием.
– А с кем еще из великих спортсменов дружбу водили?
– Совсем молодым пару раз общался с Нетто и запомнил эти минуты на всю жизнь – настоящий был человек. Но вообще мне не нравится приближаться к тем, кого люблю. Конечно, если это не женщины. (Улыбается.) Но женщины начали играть в футбол только в последнее время, и лучше бы они этого вообще не делали, как и штангу не поднимали бы. Во французской лирике было два способа любви – вблизи и издалека. По отношению к футболу я предпочитаю – издалека.
– Платоническую?
– Ну почему? Это земная радость, безумное количество адреналина! Когда Мнгуни заделал такую красивейшую штуку – это ни с чем не сравнимо! Какая там платоническая любовь!
– Большими театралами в футбольной среде считались Андрей Старостин, Константин Бесков. Общались с ними?
– Все они были настолько старше и недостижимо выше...
– Это для вас-то недостижимо выше?!
– Знаете, я очень старомодный человек. У меня узкий круг общения. Я и к себе не люблю близко подпускать, и сам с большим трудом вхожу в контакт. Потому, наверное, такая дружба и не складывалась. А в составе так называемых групп поддержки на турниры ездить никогда не любил.
ПОКА ЕСТЬ СИЛЫ, СОВМЕСТИТЕЛЬСТВО НЕ МЕШАЕТ
– Как-то услышал по телевидению такую историю. Якобы встретились вы с Олегом Ефремовым в театре, и кто-то из вас напел другому новую песню Булата Окуджавы. И оба вы были настолько потрясены, что работать в этот день больше не могли и отправились "переваривать" впечатление... на матч "Спартака". Было?
– Точно не помню. Но даже если и не было, стоило выдумать. Хорошая история. Про меня.
– Правда ли, что в "Табакерке" вы временно запретили актерам играть в футбол – после того, как однажды кто-то вывихнул ногу и тем самым сорвал премьеру?
– Правда. Дураки паршивые, не владеют собой! При всей любви к футболу так нельзя. Люди платят деньги за театр, и это уже показывает отношение к профессии. В любом состоянии нельзя забывать о своих обязанностях. Но вообще у нас и во МХАТе хорошая команда, и в Подвале ребята бойкие.
– Не пинали мяч на съемках "17 мгновений"? Представляю себе репортаж Николая Озерова: "Броневой проходит по краю, обыгрывает Евстигнеева, пас Табакову – и Тихонов достает мяч из сетки..."
– (Смеется.) Нет, не пинали. Я человек честолюбивый, а потому понимаю: если что-то делаю нехорошо – лучше не делать вообще. Это нехорошо по отношению и к зрителю, и к самому себе. Каждый должен носить свой чемодан, и тогда, может быть, у нас что-нибудь получится.
– А кто-то из великих актеров славился удалью на поле?
– По-моему, нет. Или был недостаточно велик. (Улыбается.)
- Нет намерения поставить спектакль о спорте?
– Нет. Спектакли надо ставить не о спорте или о чем-либо другом, а о людях. Тот же Чехов писал о людях. Один был сельским учителем, второй – доктором, третий – промышленником, а четвертый мог бы быть спортсменом. Тематическое творчество – "совковая" ошибка. Поэтому и на ваш вопрос, интересны ли люди футбола в общении, отвечаю: они – люди. Все разные. Одни интересны, другие – нет.
– Вы руководите двумя театрами, стало быть, своего рода совместитель. В футболе совместителем был Романцев, теперь – Газзаев. Не мешает ли это, по-вашему, делу?
– Пока есть силы и понимаешь, что ты полезен, не мешает. А дальше уже должна подсказывать совесть.
– Одна из ваших любимых фраз: "Я отменил во МХАТе демократию". Тренеру тоже нельзя играть в демократию?
– Такая демократия – обман. А обман, во-первых, рано или поздно обнаруживается, и, во-вторых, его тяжелее всего переносят именно молодые люди.
– Многие тренеры признаются, что на ответственной должности у них быстро портится нервная система. Во МХАТе за каждым вашим шагом тоже следят все. Не чувствовали подобного? И что можете посоветовать таким тренерам?
– Разве я произвожу впечатление человека с неуравновешенной нервной системой? (Хитро улыбается.) Я просто знал, что делать. "Подлее было бы не согласиться" означает, что мне неизвестен был человек, который сработал бы во МХАТе не то, чтобы лучше... Результативнее меня. А со стороны наблюдать за тем, что происходит, не мог.
– Еще в футболе бывает, что приходит новый тренер со своими жесткими требованиями, а "старики", привыкшие к спокойствию и безнаказанности, начинают его "сплавлять".
– Меня не сплавишь – сто кило...
– Как, кстати, форму поддерживаете – весьма недурственную для ваших лет?
– Играю в "Кабале святош" – минус кило 100 граммов. Играю в "Амадее" – минус килограмм. А еще права великая Майя Плисецкая, которая на такой же вопрос ответила просто: "Сижу не жрамши". Есть на ночь не надо. А когда несколько вечеров подряд выпиваешь, следующие несколько дней ложись спать голодным. И будешь в отличной форме!