Старый "СЭ" живет в памяти словно сказка. То ли было, то ли не было. Я, попавший в газету 25-летним, смотрел на них и становился меньше ростом. Ах, какие они они, генералы той газеты, были красивые, знаменитые, снисходительные…
Иван Рубин устраивал вечеринки в своем ресторане. Подходя в обнимку с главным редактором к столу для нас, юниоров. Только-только зачисленных в "Спорт-Экспресс". Еще трясущихся.
– Какие вы молодцы… – начинал Рубин. Обводил всех теплыми глазами.
– Не всегда, – обрывал его Кучмий. Впиваясь взглядом, кажется, в меня. – Вот была заметка – ну, грязная. Не выписанная. Неправильной дорогой идете, молодой человек. Не тех кумиров выбрали.
Мне б молвить, что кумиров сменил. Теперь вы мой кумир, Владимир Михайлович. Да и все вы, люди этого издания, куда мечтал попасть – Владимир Моисеевич, Лев Волькович…
Тем более, это было бы правдой.
Но язык прилипал вдруг к небу и вместо правильного и хорошего вырывалось что-то странное.
– Зато была другая заметка. Такая-то.
Кучмий вспоминал мгновенно.
– Да, эта была хорошая. Я сам редактировал. Правильной дорогой идете, молодой человек. Чувствуется, тех выбрали кумиров.
Тут появлялся самый красивый человек "Спорт-Экспресса" – Лев Россошик. Приобнимал за плечи главного редактора, спасая юниоров от разбора текстов.
За это вам тоже запоздалое спасибо, Лев Волькович.
***
Россошик был человеком с другой планеты. Казался богатым иностранцем из советского фильма. Сейчас кажется, ходил он с тростью. Хотя никакой трости, конечно же, не существовало.
Зато были бархатные пиджаки, британские рубахи с высоким воротником, шейные платки… Господи… Я пытался, подражая Льву Вольковичу, приспособить к своей шее такой же платок – вышел конфуз и девичий хохот…
Были заметки, подписанные так вкусно – "Лев Россошик из Мельбурна", "из Вашингтона", "из Катманду". Любимый его волейбол тогда колесил по всему свету. Как колесит и сейчас. Просто люди стали мельче в этом самом волейболе, как я понял после встречи с главным тренером мужской сборной.
Те-то, прежние, были гигантами – с каждым из них Лев Волькович, опекавший юных корреспондентов, сводил легко. Иронически наставляя, как нужно расспрашивать. Меня так познакомил с человеком из былин Гиви Ахвледиани. Я-то думал, он давным-давно умер, а он был вполне себе жив и бодр. В свои, кажется, 85 гонял по Москве на "Москвиче".
***
На Россошика, доброго барина, по-мальчишески хотелось походить. Его шаг не перепутать было ни с чьим другим в коридорах той редакции на улице Красина. Как и удивительный голос. Который словно раскаты грома.
– Золотой граммофон, – как-то усмехнулся один из коллег.
Я не помню, что было со мной вчера – но прекрасно помню, как засиживался в крошечном кабинетике Россошика на пятом этаже. О чем говорили, о чем молчали. Как он рассказывал о своем Нижнем Новгороде – переходя в ключевые моменты на такие басы, что за перепонку становилось страшно.
– А Коноваленко – это был такой мужик! О! Вот, почитаешь. Можешь не возвращать… – грохотал он откуда-то с высоты двухметрового роста. – Про "Волгу" его почитай. Легендарная была машина. По особому заказу собирали.
Доставал свою же книжку. Сейчас, годы спустя, мне смешно представлять, как они ее писали вместе – утонченный Россошик в бархатном пиджаке и великий вратарь, славный простотой души и поступков. Способный так загулять, что Сормово ходуном ходило.
На полке у Россошика стоял портрет Станислава Токарева. Легендарного корреспондента из 70-х. Смотрел черно-белый Токарев задорно. Говорят, веселый был человек.
Это тоже о чем-то говорило.
Многие ли держат на видном месте портреты учителей?
***
Помнится хорошее. Да плохого и не было. Никогда не вдумывался в историю, почему Россошик покинул "СЭ" с большой обидой. Кажется, взаимной. Такое случается даже в самых любящих семьях.
Главное, мы остались друзьями. Молодежь той редакции и прекрасный Лев Волькович. Встречались в полгода раз с объятиями. Удивлялись вполголоса – Россошик-то становится все моложе, все пижонистее.
Это он был одним из организаторов конкурса "Энергия побед", который мы с коллегой Кружковым столько раз выигрывали, что медалей собралось у каждого как у пуделя. Да что медали? Какие там были мастер-классы, вот что главное! Люди съезжались со всего мира такие, что дух захватывало. Кто мог этих гениев заманить в Сочи? Россошик! До сих пор храню какой-то ватман, расчерченный рукой режиссера Александра Митты…
***
Говорили, он заболел. Сколько боролся с раком – год? Полтора? Жаль, за это время не встретились. Казалось, вот-вот, на следующей "Энергии", Олимпиаде…
Такого бы человек сделать героем "Разговора по пятницам" – вы бы ахнули. Но мы, дураки, не успели.
На корейской Олимпиаде Россошика уже не было. Осунувшегося, говорящего много тише Льва Вольковича я не увидел. Может, оно и к лучшему.
Старый "СЭ" уходит в туманы, в историю. Превращаясь в сказку, которая то ли была, то ли придумалось. Что-то забывается, на месте пробелов что-то дорисовывает воображение. Похоронили на днях Ивана Рубина, владельца того "СЭ". Красивая нелепая жизнь. Такая же кончина. Разве такого человека забудешь? Да никогда.
Разве забудешь Россошика – его бас, наставления и фасон? Его веселые книжки и совсем веселое устное творчество?
Я – точно не забуду. Земля пухом, Лев Волькович. Вы были красавец во всем.