Григорий Родченков: "Искоренить допинг невозможно. Но к этому надо стремиться"

Telegram Дзен

Нынешний спортивный год еще далек от завершения, однако количество положительных допинг-проб уже достигло значительных отметок. Ситуацию корреспонденту "СЭ" прокомментировал руководитель Федерального государственного унитарного предприятия "Антидопинговый центр".

СКЕЛЕТОВ В ШКАФУ ХРАНИТСЯ МНОГО

– Можете ли вы как один из крупнейших специалистов в своей области объяснить, почему газы ксенон и аргон приравняли к допингу?

– Перед Олимпийскими играми в Сочи эту тему подняли журналисты немецкой телекомпании ARD. Там работают два сильных репортера, которые только и ждут, чтобы запустить сенсацию. Именно они в марте 2012 года подняли вопрос о реанализе олимпийских проб 2004 года. А так бы о них и не вспомнили.

– Тогда медалей Афин лишили Надежду Остапчук, Ирину Ятченко, Юрия Белонога, Светлану Кривелеву и Олега Перепеченова. Этого могло и не быть?

– Конечно. Однако вопрос был поставлен, и около ста проб повторно проанализировали. Кто составлял списки на перепроверку, почему только сто, а не тысяча проб – вопрос. При этом, насколько я знаю, афинскую пробу олимпийского чемпиона в беге на 100 метров Джастина Гэтлина, который впоследствии попался на допинге, они так и не перепроверили. В списке для перепроверки доминировали спортсмены бывших республик СССР.

– Почему?

– Любая проба объявляется положительной только тогда, когда на сто процентов совпадает с критериями идентификации. Если есть хоть малейшее сомнение – проба считается отрицательной. В 2004 году в Афинах было около десятка таких проблемных проб, их номера, наверное, запомнили. А поскольку все они принадлежали восточноевропейским спортсменам, с них и начали повторный анализ.

– А туринские пробы не проверялись?

– Проверяли.

– Ничего не нашли?

– (После паузы.) Давайте дождемся официальных результатов.

– Правда, что в 1990-е у суперзвезд были так называемые "зеленые карты", благодаря которым допинг-контроль часто обходил их стороной, а если и не обходил – многое прощал?

– Такие разговоры имели место. В 90-е были люди, которые ехали на соревнования и четко знали, что проверять их там не будут. Или же пробы брали, но в лабораторию они не попадали. Другой вопрос: кто разрешал это делать. Не секрет, что положительные пробы на предварительных соревнованиях были, например, у Карла Льюиса. Но это не афишировалось. Для IAAF Льюис был идолом. Дисквалификация звезды в спорте влечет за собой эффект домино. Начинаются расследования типа лаборатории BALCO или "докторов" Феррари и Фуентеса, возникают списки, появляются слухи, уходят спонсоры, а в результате страдает имидж вида спорта.

На первом чемпионате мира по легкой атлетике в Хельсинки в 1983 году выявили большое количество положительных допинг-проб, но ни одна из них не была оглашена. А во время лос-анджелесской Олимпиады просто пропали все документы пойманных спортсменов – и нет больше положительных проб. Скелетов в шкафу хранится много, но вот кто этим управлял, сейчас сказать сложно.

– А что все-таки с запретом ксенона?

– Накануне Сочи корреспонденты ARD вытащили из интернета данные о том, что ксенон и аргон очень популярны в России, и якобы у крыс он повышает выработку эритропоэтина (ЭПО).

– Так и есть?

– Возможно, но когда крыса начинает дышать аргоном с пониженной долей кислорода, то организм начнет вырабатывать ЭПО. Но не из-за аргона, а из-за недостатка кислорода. Это такой сигнальный механизм. Если кто-нибудь получит травму с большой кровопотерей, то ЭПО подскочит с такой концентрацией, которую не дадут и десять инъекций. Так что доказательств того, что эти газы являются допингом для человека, – нет. Обнаружить такое низкомолекулярное инертное соединение очень сложно. Хотя лаборатория в Кельне уже опубликовала очередную методику.

БЕЗ РАБОТЫ МЫ НЕ ОСТАНЕМСЯ

– Накануне Олимпиады в Сочи у Московского антидопингового центра были проблемы с аккредитацией. Сейчас они позади?

– У нас возникли некоторые разногласия в части организации процесса, но с учетом того, что за два последних года построены и полностью оснащены новейшим оборудованием лаборатории в Москве и внедрены 30 самых современных методик, все вопросы сняты. Вот уже три года мы входим в число мировых лидеров по количеству проанализированных проб. Только в прошлом году были исследованы 18600 проб мочи и 4500 проб крови. При этом мы продолжаем работать на перспективу.

– Работа лаборатории на Олимпийских играх в Сочи признана успешной?

– Мы получили самые восторженные отзывы от Международных олимпийского и паралимпийского комитетов. Такого количества положительных допинг-проб предыдущим Играм и не снилось!

– Сколько их было в Сочи?

– Восемь. А в Турине и Ванкувере было всего по одной. Дело не в том, что спорт стал "грязнее", просто мы научились тщательнее выявлять нарушения. Правда, всплеску положительных проб поспособствовало и спортивное питание. Исчезает одно соединение, тут же появляется другое. На подходе порядка 30 новых стимуляторов, так что без работы мы не останемся. В Сочи работали 18 зарубежных экспертов плюс пять наблюдателей МОК из числа директоров ведущих лабораторий мира: Монреаль, Лондон, Барселона, Осло, Гент. Все они стали свидетелями того, как впервые на Олимпийских играх проводился анализ на новые пептидные допинговые препараты. Мы использовали новейшую методику, которую тут же взяли на вооружение зарубежные лаборатории.

– А сколько проб в Сочи было взято?

– 2134. А вместе с Паралимпийскими играми – более 2500 проб мочи и 500 проб крови. Все отправлено в Лозаннскую лабораторию на хранение в течение 10 лет. Их потом будут дополнительно анализировать с применением новейших методик, которые в наше время еще не существуют.

– Из 2134 проб положительными оказались только восемь?

– На самом деле – более 30. Но неотрицательный результат инструментального анализа не всегда является нарушением антидопинговых правил. Часть положительных проб – 19 – была защищена терапевтическим разрешением – то есть спортсмен лечился от травмы или астмы. А часть проб оказалась так называемым "двойным слепым тестированием" лаборатории – то есть МОК подбрасывал нам положительные пробы для проверки работы. В итоге всего восемь проб были засчитаны как допинговые случаи. Но это нормально. В России в прошлом году было порядка 450 положительных проб, но реальных нарушений из них оказалось 204.

– Накануне Олимпиады-2014 вы вместе с кельнской лабораторией опробовали новый метод выявления запрещенных веществ…

– Это один из подходов, когда заново исследуются давно известные анаболические стероиды, и у них обнаруживаются долгоживущие метаболиты. Благодаря новому оборудованию с высочайшей чувствительностью многие анаболики стали определяться в течение нескольких месяцев после приема. То есть их применение в спорте стало бессмысленным – продолжительность определения превосходит продолжительность воздействия. Думаю, если бы мы могли перепроверить старые пробы, нашли бы там много интересного.

– Планируете сделать это?

– Олимпийские пробы принадлежат МОК. Он находится в Лозанне, там же хранятся пробы. Так что реанализ будет, скорее всего, проводиться в лаборатории Лозанны. Там целый подвальный этаж с коллекцией олимпийских проб начиная с 2000 года. Это не смотря на то, что допустимый восьмилетний срок проверки истек! Если честно, мне непонятно, почему пробы можно перепроверять только восемь лет, а не 18. Сейчас на подходе реанализ пекинских проб.

ЕСЛИ РАЗРЕШИТЬ ДОПИНГ, НАСТУПИТ СПОРТИВНЫЙ ОСВЕНЦИМ

– В случайное попадание в организм спортсменов запрещенных препаратов вы верите?

– С 2015 года разбираться в этом вопросе станут более объективно. Будут расследоваться случаи применения допинга по-новому: кто посоветовал, где приобрел – спортсмен же является частью команды тренеров, врачей, массажистов. Если он расскажет правду, то срок дисквалификации будет сокращен, а его "советчики" получат отстранение от работы, вплоть до пожизненного. Случайное попадание допинга возможно, особенно в спортивном питании – не всегда на этикетке написаны все ингредиенты. Пишут, например, гераниевое масло, а оказывается – синтетический стимулятор, метилгексанамин.

– В мире спорта давно говорят, что на самом деле допинг употребляют большинство профессионалов. Попадаются же далеко не все. В чем тогда смысл допинг-контроля?

– Защитить честных спортсменов и думающих тренеров. При этом постоянно идут разговоры о разрешении всех препаратов, причем глубины проблемы эти пустословы не понимают, а дальше справочника лекарственных препаратов не видят. Во-первых, это приведет к полному разрушению научной и методической основы спорта высших достижений. Во-вторых, помимо аптечных препаратов сейчас синтезируются тысячи новых соединений. Их действие и побочные эффекты до конца не известны. Но они уже продаются через интернет, дозы расписаны, кто-то, как под копирку, выдумывает восторженные отзывы – и спрос растет. Это недопустимые эксперименты над людьми, допинговый Освенцим. Кто тогда вообще отдаст своих детей в спорт?

Еще один важный аспект – допинг мешает раскрытию истинных талантов. Кто-то выигрывает Олимпиаду в 18 лет, а кто-то раскрывается очень поздно. Олимпийский чемпион в марафоне португалец Карлуш Лопеш побежал только после 30 лет, Олимпиаду выиграл в 37. А американец Крис Хорнер, который в прошлом году победил на "Вуэльте" в 41 год? Он молодец, выложил в интернете все данные своего биологического паспорта, чтобы каждый убедился: он победил за счет своего многолетнего труда. И еще одну проблему несет допинг: он забивает природные качества – ловкость и координацию, искажает сложную моторику и механизмы адаптации, что в итоге ведет к травмам. Упор делается на силу, и опорно-двигательный аппарат не выдерживает.

Сегодня в мире целые институты и спортивные центры работают над биомеханическими и физиологическими проблемами. Эксперты давно поняли, что нужно отталкиваться не от общей схемы, а от индивидуальных показателей атлета, развивать их оптимальным образом на протяжении всей спортивной карьеры. Применение допинга смазывает всю картину индивидуальных особенностей. В Америке продолжают делать вещи, которыми занимались Владимир Куц и Петр Болотников, – на рассвете измеряют пульс, контролируют вес, считают продолжительность сна. Если спортсмен спит на час меньше, чем ему требуется для восстановления, – это равносильно выкуриванию пачки сигарет. А у нас как? Не выполнил тренировку – все, трагедия, завтра или через день кровь из носа должен повторить. Тренеры, зачастую не видя спортсмена на тренировке, пишут планы на месяц вперед, шлют по электронной почте!

– Возможно ли полностью искоренить допинг?

– В реальном времени прежде всего необходимо перекрыть каналы поставки допинговых препаратов через интернет. Это сложно, спрос велик. Стероиды употребляют многие мужчины, желающие сохранить силу и мышечную массу до 50 лет. Спортивный рынок далеко не доминирующий, но он определяет номенклатуру препаратов. Когда в Сеуле поймали на допинге Бена Джонсона, все сразу захотели попробовать станозолол. Был просто невероятный скачок популярности! Или взять гормон роста – во многих странах его выписывают врачи пожилым людям, желающим сохранить моложавый вид и работоспособность. А что говорить про тестостерон­замещающую терапию? В США сейчас просто бум, профессиональные спортсмены и обычные люди могут получить у врача рекомендации по систематическому применению тестостерона. Это допинг в спорте, но у усталых людей критического возраста тестостерон улучшает качество жизни. И как явление, объективно присущее спорту, совсем искоренить допинг вряд ли возможно.