Слава, как говорят в таких случаях, свалилась на Анну Погорилую внезапно. Произошло это в тот самый день, когда 15-летняя спортсменка выиграла этап "Гран-при" в Пекине, оставив позади себя не только трехкратную чемпионку России и вице-чемпионку Европы Аделину Сотникову, но и чемпионку мира Каролину Костнер. Сразу по возвращении в Москву Анна дала интервью корреспонденту "СЭ".
– Аня, твоя юниорская карьера развивалась далеко не так ярко, как у Сотниковой, Елизаветы Туктамышевой и Юлии Липницкой. Что за травма заставила несколько лет назад пропустить целый сезон?
– У меня тогда на обеих ногах появились шляттеры, и почти одновременно с этим я получила сотрясение мозга – подбили на подкатке, когда заходила на прыжок. Было обидно: на меня ведь возлагали много надежд.
– И говорили тебе об этом именно такими словами?
– Нет, конечно. Но я тогда стала второй на первенстве России, потом на первенстве СНГ, и было понятно, что у меня есть определенные способности. А тут – такое...
– Сотрясение было тяжелым?
– Сознание я не теряла, но ничего не помню, кроме машины "скорой помощи". На две недели мне запретили какую бы то ни было физическую нагрузку, но мы ведь врачей мало слушаем. Когда мне диагностировали болезнь Шляттера, тоже говорили, что кататься больше не смогу. Я действительно тогда не могла садиться во вращении, много элементов в программе пропускала. Ну а после сотрясения начала кататься через неделю, когда стало понятно, что осложнений нет.
– С какого возраста ты помнишь себя на льду?
– Лет с четырех. Мы тогда уже соревновались, и я постоянно проигрывала, потому что забывала программу. Помню, как мама меня впервые накрасила – нарисовала стрелки на глазах – такие, какие не у каждой взрослой женщины увидишь.
– Краситься тебе нравится?
– Да. Хотя вне соревнований я никогда не крашусь. Зато макияж для выступлений всегда делаю сама. Слежу за новыми тенденциями, что-то придумываю. Как, например, для показательного номера "Кошка" в Пекине. Мой вид тогда произвел фурор! У всех были такие обалдевшие лица, когда я вышла из гостиницы, чтобы идти на каток...
– Насколько серьезно ты относишься к фигурному катанию сейчас?
– Очень серьезно. Иногда у меня возникало желание прекратить тренировки – как у всех фигуристов, наверное. Ну когда не получается что-то или с тренером поссоришься. Были случаи, когда на неделю уходила с катка. Но уже через несколько дней понимала, что нужно возвращаться, просить прощения у тренера и родителей.
– Учеба отнимает у тебя много времени?
– Довольно много заданий я делаю дома. И часто сталкиваюсь с тем, что прихожу на урок, там начинают что-то рассказывать, а я все это уже знаю.
Естественно, прежде всего я занимаюсь теми предметами, которые понадобятся для ЕГЭ: биология, алгебра, русский язык. Французский учу в школе – у нас очень строгая и требовательная преподавательница. Историю – сама. Некоторые не столь важные предметы мне "прощают". Правда, учитель физкультуры всегда просит, чтобы на его уроки я приходила. Ему очень не нравится, что меня иногда не бывает.
– Ему известно, на каком уровне ты выступаешь?
– Да. Даже про прыжки иногда спрашивает, хотя не очень в этом разбирается, как мне кажется.
– Ощущение, что спорт лишает тебя детства, переживать приходилось?
– Мне кажется, что с детством у меня все было в порядке. Мы и в салочки на улице играли при двух тренировках, и в прятки. И группа у нас классная – все дружат, со всеми можно поговорить по душам. Да и кто разрешил бы мне пропускать школу, если бы не тренировки?
– Те программы, с которыми ты выиграла в Пекине, – это предел сложности или на тренировках ты пробуешь более сложные элементы?
– На тренировках я выполняю в два раза больше работы. А с точки зрения элементов я сделала максимум. Пока это все, что я могу. Более сложную программу нам составить не удалось.
– Из более сложных вариантов мне в голову приходит только каскад тройной лутц – тройной риттбергер, который в короткой программе прыгнула Сотникова.
– Наверное, Аделине просто удобнее прыгать именно такое сочетание прыжков. Мне удобнее лутц – тулуп. Разница в стоимости этих каскадов совсем небольшая, так что мы с тренером выбирали именно с точки зрения удобства и уверенности.
– Тебе бывало страшно учить новые прыжки?
– Я пыталась выучить триксель (тройной аксель. – Прим. Е.В.), думала, что, если упаду на приземлении, будет не больно. А упала на коленки, недокрутив пол-оборота. После этого мне страшно заходить на этот прыжок. Так что идею пришлось временно отложить.
– Что для тебя в соревнованиях самое сложное?
– Сами соревнования. Хотя я уже как-то научилась оставлять все свои нервы в гостинице. На катке надеваю наушники, включаю что-нибудь веселое типа Everybody dance now! – и вперед. Ноги сразу перестают быть деревянными.
– Что тяжелее на "деревянных" ногах – прыгать или кататься?
– Прыгать. Шаги всегда можно чуть облегчить, особенно в заходах на прыжок. А вот с прыжками возникает реальная проблема. Тем более что у меня прыжков много. В начале два каскада – "лутц – тулуп" и "риттбергер – ойлер – сальхов", – а потом сразу идет отдельный лутц, выполнять который тоже сложно. И дорожка, которую нужно сделать быстро, с работой рук, корпуса, да и в музыку попадать при этом. Хорошо еще, что потом у меня – медленная часть, где можно немного отдышаться.
– Правильно дышать вас на тренировках учат?
– Да нет, как-то само получается. Мне кажется, нужно просто катать и катать программы. Тогда и с "дыхалкой" все в порядке будет, и с выносливостью.
– Тебя родители привели на каток за медалями или для здоровья?
– Просто чтобы по стенкам не бегала.
– А ты бегала по стенкам?
– В прямом смысле причем. У нас была шведская стенка, лазить по которой я научилась гораздо раньше, чем ходить. Оттуда перелезала на телевизор – помните, такие толстые телевизоры были? Ну а с телевизора прыгала на диван и потом на качели. И опять на стенку.
– Многие фигуристы говорили, что взрослое фигурное катание в сравнении с юниорским – это как война. У тебя была возможность это почувствовать?
– На этапе "Гран-при" в Китае я скорее почувствовала обратное. Что есть взрослые спортсмены, которые излучают доброту. Та же Костнер.
– Я читала твое интервью, где ты очень тепло говоришь о Костнер. И о Сотниковой. О том, как Аделина "терроризировала" тебя на тренировках.
– Я говорила совсем о другом – сама удивилась, прочитав. А в виду имела поразившую меня способность Аделины концентрироваться перед стартом. Раньше я никогда такого не видела: когда совершенно обычный человек, выйдя на лед, полностью преображается. Словно отрешается от всего вокруг. Понятно, что от Аделины требуют гораздо больше, чем от меня.
– Теперь, наверное, и от тебя начнут.
– Не знаю. Конечно, попасть в финал "Гран-при" было бы хорошо, но такой задачи передо мной по-прежнему никто не ставит.
– А какие цели ставишь перед собой ты сама?
– Теперь мне хочется посоревноваться в Париже. Жаль только, что между этапами получается не так много времени. Хотелось бы побольше поработать над программой. В прошлом году на юниорском первенстве мира оценки за компоненты в короткой программе у меня были выше, чем в Пекине. Вот и хочется над этим поработать – чтобы между мной и Сотниковой такого громадного разрыва в компонентах в Париже не было.
– Я почему-то запомнила, как во время финала "Гран-при" ты стояла в уголке пресс-центра, где Лена Радионова давала интервью как победительница, и вид у тебя был совершенно несчастный.
– Я так себя и чувствовала тогда. Было очень обидно проиграть американке. Тренер мне объясняла, что надо больше стараться. Я же никак не могла понять, почему я только третья? Ведь откаталась так, как никогда в жизни, да и на тренировках какое-то немыслимое количество тройных лутцев каждый день прыгала... Растерялась, в общем.
– Кто из соперниц, с которыми придется соревноваться в этом году на чемпионате России, кажется тебе наиболее опасной?
– Юля Липницкая. Она наиболее стабильна. Ну и претендует на место в олимпийской сборной в отличие от меня. Хотя мое дело – выходить на старт и думать о собственных прокатах, а не о том, с кем именно я соревнуюсь.
– Хотела, кстати, спросить: не обидно бывает слышать, что большинство специалистов вообще не рассматривают тебя как претендентку на поездку в Сочи?
– Я и сама знаю об этом. Если мне не суждено попасть на эти Игры, значит, так и надо.
– Вы с родителями дома разговариваете об этом?
– Нет. Мне кажется, что, если я вдруг начну говорить об Играх, родители решат, что у меня начинается звездная болезнь.