Мы связывались совсем недавно — Леха Бахарев курсировал между родительским домом в Тольятти и Донецком, где пригрели его в академии «Шахтера».
— Интервью? — обрадовался старым знакомым он. — Да конечно, не вопрос! Но лучше, наверное, встретиться? По WhatsApp — не то?
Сейчас думаю — лучше было бы по WhatsApp. Кто ж знал, что отмерил ему кто-то сверху 45. Возраст, когда и седина-то еще не у всех.
Молодые, самые озорные парни того, романцевского «Спартака» уходят так внезапно, что сидишь в оцепенении. Ну как это? Почему?
До сих пор помню, как узнал где-то в Кампучии о смерти Илюши Цымбаларя. Перечитал новость три раза — мозг отказывался понимать. Да и не я один был ошарашен. Три строчки в родном «СЭ» — а сидел, вчитывался, вчитывался...
Новость о внезапной кончине Артема Безродного — то же самое. Этот-то — совсем пацан! Играть еще мог!
Ну и Бахарев. Давший за жизнь, кажется, два больших интервью — одно из них мне. Сидели в Тольятти в грязной какой-то кафешке, я смотрел на него. Думал: этот ли парень с печальными интонациями вчера еще считался самым способным юниором в бывшем Советском Союзе? Это же был потрясающий футболист! Ну почему сидим сейчас здесь, слова его пробиваются сквозь нетрезвый гул работяг по соседству — и никто, ни единая душа его не узнает? В родном-то городе?
Третье большое интервью должно было случиться летом — Бахарев пообещал доехать до Москвы. Рассказать все-все-все.
А вон как все вышло...
Зарплата в «Спартаке» — 5 тысяч долларов
Ему было 30 лет. Летит же время!
Я говорил, что тридцатилетие талант такого уровня должен был встречать в «Спартаке». Или в «Шахтере».
Леша улыбался — и произносил:
— Все-таки за «Спартак» я сыграл. 87 матчей!
Такая точность говорила за то, что все обмозговано. Проанализировано. Оплакано самыми горючими слезами, на которые только способен молодой человек. Ну что такое — 30 лет? Пустяк!
Я — как и всякий корреспондент — выпытывал: где ж та ошибка, после которой все пошло наперекосяк в жизни и карьере самого талантливого юниора? Хотя сам догадывался — где.
Бахарев не сдавался:
— Травмы меня извели! А молодые-то подпирают. Сколько мог — столько играл через боль. Потом стало невозможно. Думаешь, Москва — это только праздник, больше ничего? Ой, нет... Да и Москвы-то я настоящей долго не видел. Только из окна автобуса. Месяцев пять прожил в Тарасовке. Смотрели с Максом Бузникиным друг на друга.
— Но освоились?
— Нет. Не освоился. Хотя пытался, расширял горизонты. Первым делом отправился в «Макдональдс» на проспекте Мира. Потом деньги какие-то появились. Машины в Москве у меня не было, только на такси передвигался. По клубам особо не ходил, больше по ресторанам. Стал ездить в «Золотой дракон» на Кутузовском. Вот и вся моя Москва.
— Деньги на рестораны и такси были — уже неплохо.
— Так это ж все-таки «Спартак»! Я в 97-м «пятерку» получал. Это считалось далеко не самой большой зарплатой в команде. Было куда расти. Жаловаться грех. Только недолго продолжалось — пришлось валить из «Спартака». До сих пор не разобрался почему.
Я отстранился. Посмотрел на Бахарева искоса. Это как это? О чем речь? Ты что, Алексей, вещь — как в «Бесприданнице»?
Но он не воскликнул: «Да, я вещь!» Хоть в тогдашнем футболе дело обстояло именно так. Живого футболиста — не последнего! — могли проиграть в карты, например.
Но это не про нашего героя. С ним вышла другая история.
— Да ты ничего не знаешь? — усмехнулся горько Бахарев. Бросил недоверчивый взгляд. Но я правда ничего не знал, мне не доложили.
— Не-а, — ответил совершенно искренне.
«Собирай вещи, едем дальше»
— От меня вообще ничего не зависело! — повысил голос Бахарев. Даже слегка стукнул пальцами по столику. Чашки звякнули.
На наш столик стали оглядываться — и Алеша перешел на шепот. Шепот — самое то для историй про футбол 90-х.
— Ни-че-го от меня не зависело, — повторил он. — Я ведь «Спартаку» не принадлежал, был всего-навсего арендованным игроком. Брали меня на год, время подписывать бумаги — а спартаковское начальство отмалчивается. Контракт не предлагают. Но был человек, который занимался моими делами — я не то что «Спартаку», самому-то себе не принадлежал... Мне просто позвонили и поставили перед фактом — из «Спартака» надо уезжать. Никаких объяснений. Агент сказал: «Собирай вещи, едем дальше». Весь разговор.
— Такси под окнами базы? — зачарованно вникал я в подробности.
— Приблизительно. Приехала мама, помогла мне собрать вещи. Уехали. Ни с кем не прощался. Да и что я мог сказать? Помню, подошел ко мне Ярцев, говорит: «Не уезжай, подожди». А у меня в ушах слова агента: «Ехать, только ехать!» Кого слушать? Как реагировать? А мне 20 лет!
— Ну и?..
— Я очень доверяю людям. Тем более Гармашову. Естественно, послушал его. Тем более пристроили-то меня в «Ротор». Вы помните, что такое -«Ротор» в 97-м? Команда блистала! Со «Спартаком» «золотой матч» играли! Я поразился, когда оказался внутри — все мобильные, злые... Кто б знал, что вот-вот с депутатством у Горюнова что-то сорвется — и весь бизнес обрушится. Кислород человеку перекрыли.
WWW.Romantsev.ru
Кто тогда жил — тот помнит: только и разговоров было в нашем футболе о Романцеве. Повадках великого.
Корреспонденты Романцева славили — и ужасались. Выдуманным ими же самими подробностям.
Иваныч — это была сила. Скала. Кто-то со стороны посмеивался над всеми нами, ищущими яркие образы для заметок: «Напишите оду за ночь, чем еще хорош Иваныч. И отправьте поутру в www.romantsev.ru...»
Кто-то из простодушных футболистов поддавал жару в интервью, как Юра Ковтун, отыгравший в «Спартаке» Иваныча бог знает сколько: «Я с Олегом Ивановичем один на один не разговаривал ни разу»... Мать честная! Ну как это возможно? А ведь было же!
На модную тему высказался и Бахарев.
— Я тоже с Романцевым не разговаривал ни разу. Он со мной — был случай. Я только появился в Тарасовке. Олег Иванович пригласил в свой номер на третьем этаже — рассказывал о своих взглядах на футбол. Разговор ровно на пятнадцать минут. Мандраж был — среди таких звезд оказался... Олега Иваныча я только по газетным фотографиям знал. Да в Тольятти видел один раз, когда он со «Спартаком» приезжал в 94-м году. 5:1 «Ладе» привез. «Спартак» незадолго до моего прихода дал беспроигрышную серию в Лиге чемпионов. Ничего себе, думаю, попал в команду. Потом успокоился — на замену, наверное, меня взяли. Для подстраховки.
— Оказалось — все не так?
— Приезжаю, и выясняется — Тихонов сломан. Что-то серьезное, полгода восстанавливался. Романцев меня ошарашил с порога: «Будешь играть слева!» Слева — значит слева. Главное, чтоб играть. Тогда между тренером и игроком была пропасть!
— То есть?
— Вот как было в «Спартаке»? Посмотрел не так — раз, в дубль... Да и возраст был у меня такой, что особо не поговоришь. Думаешь — надо подойти, уточнить. А потом мысль: «Сейчас Олег Иваныч подумает — что тупой какой-то?» Сто раз подумаешь, стоит ли соваться.
— Кто-то из спартаковского начальства назвал ваше исчезновение из Тарасовки побегом.
— Это побег, они считают? Ну хорошо. Пускай будет побег... Вот что такое — «Спартак» тех времен? Я объясню! Характерный штрих: полгода я играю. Основной футболист «Спартака». Тут Тихонов выздоравливает — и мне никто слова не говорит. Просто усаживают на лавку. Как думаешь, обидно мне было?
— Не то слово.
— Да это самый тяжелый день в «Спартаке»! Когда понял, что со мной даже разговаривать не считают нужным!
Статуя Христа
Алеша Бахарев был очень неглупый парень. С юмором, все понимающий. Говорил, что размышляет о будущем — где б оно ни было. В Тольятти так в Тольятти. А прошлое отпустил.
Прошлое — ну и прошлое. На деньгах он помешан не был, на собственном футбольном величии — тем более. Спокойно вспоминал, как со сборной добрался до Бразилии.
— Приземляешься — и подсвеченная статуя Христа выглядит ночью так, будто он тоже летит... А после игры мы ведь целую неделю жили в Бразилии. Но здесь уж у меня все сливается. Столько этих городов! Я игры помню. Вот как выступили против бразильских звезд — каждую секунду. Словами не передать, что я на том стадионе в Бразилии испытал. Я только вышел — в центре поля сразу с тремя разобрался. На свежести. А в Бразилии поле особенное — мягкое, как подушка. Ножки быстро подсаживаются, от свежести ничего не остается. Хочешь взорваться, рвануть — а не пускают.
— Какие воспоминания...
— Еще на майки дома наткнешься — все всплывает. Вот «Лацио», вот «Арсенал»...
«Записки о Шерлоке Холмсе»
На ярких тренеров Бахареву везло. Вот Олег Иванович, вот Невио Скала и Виктор Прокопенко. Вот Мирча Луческу, собравший специальную пресс-конференцию на тему Бахарева, рассказывал, почему Алеша его «Шахтеру» стал не нужен. Бахарев был фигурой.
Я припомнил Алексею и Бышовца. Да вдобавок одну историю.
— Кто-то мне рассказывал: Бышовец приехал подписывать контракт с «Шахтером». Ахметов хотел на три года, Анатолий Федорович осторожничал — год с возможностью продления. За разговорами подошли к базе, а тут нетрезвый Бахарев идет — и не попадает в дверь.
Алексей рассмеялся — ну что за чушь!
— Смешная история. Но этого не было.
— Точно? — строго переспросил я.
— Если б меня президент увидел пьяным — это даже страшно представить. Наверное, в тот же день пришлось бы закончить карьеру. А про Бышовца мне вообще говорить не хочется.
— Раз не хочется — надо выйти за зону комфорта. Там самое блаженство.
— Никакого впечатления на меня не произвел. Я у него как прокаженный был. После каждого собрания говорил: «Зайди!» Совал в руки какие-то книжки. Хотел из меня, наверное, сделать не футболиста, а ученого. Ботаника. У меня такое впечатление сложилось. Я за всю жизнь две книжки прочитал, а он мне по четыре тома давал. В каждом — тысяча двести страниц. Говорит: «Прочитаешь — отдашь». Смотрю на него: «Что, мне всю жизнь их читать?!»
— Что за книжки?
— «Записки о Шерлоке Холмсе».
— Зачем?
— Это ты меня спрашиваешь — зачем?! Пишет мне памятку: «Не знать не стыдно, стыдно не хотеть». А я сижу, говорю: «А мне не стыдно!»
— А Бышовец?
— Вскочил, в крик: «Вон отсюда!»
— Орбу у Анатолия Федоровича, кажется, был в черном списке.
— Да, было такое. Бышовец мог его на второй минуте поменять. Знаменитый скандал так случился, после которого Орбу в Саратов уехал. Майку в Бышовца кинул, когда на пятой минуте поменяли. «Надень эту майку, выходи и играй сам!» Какой же скандал начался, мама родная... Бышовец это так преподнес: «Он не майку в меня бросил, а эмблему «Шахтера». Всех нас оскорбил!» А вроде человек сам играл, должен знать, как эмоции захлестывают.
«Будка» как у борца
Мы сидели и вспоминали его голы. Например, англичанину Симэну. В ту пору очень знаменитому.
Леша описывал — память на игровые эпизоды у него была феноменальная.
— Вот только кассет и дисков у меня вообще не осталось. Приходится памяти доверять. Иногда пытаешься гол вспомнить, а встает перед глазами другое. Как Берндт Шустер склонился надо мной и втолковывает: «Ты можешь, ты можешь!» А я тихо отвечаю: «Не могу. Нога не пускает. Надо ехать еще на одну операцию». А он снова: «Ты можешь! Проблема у тебя в голове!» Но я-то знаю — у меня артроз на правом голеностопе. Год таких страданий, что даже бег поменялся. Как хромой был. Скорость из-за этого растерял! А тот все пытался расшевелить: «Давай, давай...» Но сейчас понимаю: Шустер был единственный, кто по-настоящему хотел, чтоб я начал играть.
— Ноги после такой карьеры перебиты напрочь?
— Да ты не представляешь... Голеностопы — все! Ни одного живого места!
— Боже!
— Вот тоже память о «Спартаке». Какой-то матч еврокубков. Меня бьют, этому бы парню карточку — а дают мне за симуляцию! Я мяч прокидывал, а он так врезал, что подошва на меня смотрела. Вывернул наглухо. Боль после удара такая, что думал, вообще сдохну. Оказалось, перелом в восемнадцати местах. На глазах судьи, который мне карточку за симуляцию дал, все раздулось. До сих пор все на сухожилиях держится, ни одной мышцы не осталось. Как раз левая нога, рабочая. Правая-то у меня для ходьбы. Два месяца после этого учился ходить. Во мне 80 килограммов было. Заросший весь, «будка» как у борца. В Москве милиция тормознула: «Мальчик, а ну-ка иди сюда, документы... Ты откуда?» — «Русский я, — отвечаю. — Футболист». — «Ты — футболист?!» У меня щеки со спины видно было...