Это интервью Валерия Рейнгольда никогда не публиковалось. Мы делаем это сегодня, на девять дней со дня кончины известного форварда.
«Кто забил? Да вот, баранчик рядом со мной лежит»
— Над вами же сам Игорь Нетто как-то шефство брал?
— Прилетаем в Алма-Ату за два дня до игры. Нетто подходит к Николаю Петровичу (Старостину. — Прим. И.Р.) и говорит: «Валерку — ко мне в номер». — «Он же с Юрой Севидовым!» — «Никаких Юр. Эта шпана начнет играть в карты. Ко мне его!»
И вот я первый раз попал в нему в номер-люкс и обалдел. Он меня за руку водил в буфет в гостинице — да везде. Ребята хохочут. Ну а что мне делать? Вышли играть — я забил. У «Кайрата» была банда такая — грубияны страшные, били нас потрясающе. Володе Маслаченко, помню, голову пробили. И я там на 10-й минуте забил, а потом бодались еще 80 минут и выиграли — 1:0.
В три часа ночи Нетто позвонила жена, актриса Оля Яковлева. Она спрашивает: «Игорь, кто забил?» Он отвечает: «Да вот, баранчик со мной рядом лежит». Это он любя, конечно. У него все были баранчики. Но иногда были бараны. И совсем другим тоном.
В перерывах Игорь говорил редко. Только когда уже игра совсем не идет, он мог сказать: «Ну что, бараны, играть не умеют, кого набрали в команду!» А его Николай Петрович успокаивал сразу: «Кого взяли, с тем и играй, Игорь. Не хуже тебя и не лучше тебя. Это «Спартак»!»
За пределами поля — нормальный, вежливый, культурный. В общем, золотой мужик. В футболе — зверь! Разорвать мог любого и не любил проигрывать страшно. Но через десять минут остывал и становился совсем другим. Интеллектуал потрясающий. Здорово играл в шахматы, чуть ли не на уровне мастера спорта...
За Нетто мы всей командой ходили, просили, чтобы Симонян его из команды не отчислял, когда Игорь неправильно себя повел в перерыве матча с «Торпедо». Выступали те, кто постарше — Маслак, Гиля. И Нетто оставили. Он отдавался игре до конца, пахал как ишак.
Недаром около 11 лет Игорь был капитаном сборной. Когда у человека такая самоотдача, он может материться сколько угодно — все это будут нормально воспринимать. Потому что футболисты сами выбирают себе лидера, никто им этого не навяжет. Какой бы говнистый ни был у него характер.
— Играя в одной команде с Нетто, вы называли его по имени-отчеству?
— Это закон! Кроме Игоря Александровича — еще Анатолия Михайловича Ильина, спокойного, уравновешенного и очень скромного человека, которого считаю своим учителем. Вообще, всем этим людям поколения олимпийских чемпионов, спартаковцам до мозга костей, кланяюсь до земли.
Я счастливый человек, что успел поиграть в команде с такими людьми. Для меня это великое счастье. Стоять рядом с ними — уже почетно, не говоря уже о том, чтобы что-то выигрывать на поле! Они все любили «Спартак» в себе, а не себя в «Спартаке». И за «Спартак» готовы были в костер броситься.
Вот только мы после матчей ехали в семьи, а Нетто — в никуда. То Яковлева сидит в ресторане ВТО, то еще где-то задерживается. Личная жизнь у Нетто не сложилась. Может, поэтому он рано ушел из жизни. Хотя Ольга попала в театр за счет него. Потому что Игорь играл в «Спартаке», а знаменитые актеры и режиссеры были его болельщиками.
— Нетто никому в команде не рассказывал, что у него родной брат Лев по политической статье сидел. Об этом стало известно только в 90-е годы.
— А они с Левой долго не общались. Это Лева его пожалел и пошел на то, чтобы взять к себе жить в последние годы. В игровые годы и после них Игорь был занят женой и футболом. С футболом у него все сложилось здорово, а в жизни — беда.
— Почему у Нетто не сложилась тренерская карьера?
— Такие люди не могут быть тренерами, потому что слишком много копают под себя. Думают, что эти все не так делают, как он сам бы сделал. А они так не умеют! Игорь пробовал работать — в Африку ездил, в Азербайджан. Но дело еще было в его характере.
Он страшно не любил несправедливость. И мог поставить на уши начальство, от которого зависел. Рассказывал мне: «Валер, в Баку невозможно тренировать — одни ... (дураки), в футболе ничего не понимают». В Ярославле мог послать директора завода. Честный, кристально честный во всех отношениях. Таких людей мало — и они страдают, мучаются. Сами не понимая, что делают не так.
— Но с детьми любил работать, и Игорь Шалимов, помню, был ему очень благодарен.
— Ну а как не быть благодарным — оказаться в руках такого человека? А как Нетто обожал всех животных, как кормил дворняг, которые жили в Тарасовке! Говорил: «Они несчастные, бедные, ты-то в кровать пойдешь спать, а они где будут?»
— За ветеранов с Нетто играли?
— Много. Его 60-летие вместе праздновали. Женька Ловчев ему тогда машину подарил — новый «Москвич», иномарок не было еще. Сделали в честь Игоря турнир по мини-футболу в Лужниках с участием трех команд. В одной — Нетто, Маслак, Крутиков, Логофет, Севидов, Гиля и я, в другой — Черенков, Гаврилов, Хидиятуллин, Ярцев, Дасаев, третья — французский «Ред Стар», который мы 6:1 разделали.
А потом был концерт очень приличный во Дворце спорта, который тот же Ловчев организовал. В ресторане я подсел к Игорю, а у него слезы текут. Он говорит: «Меня не будут больше за ветеранов брать». Отвечаю ему: «Игорь, пока ты жив, мы на руках тебя на поле вынесем!»
— Потом у него уже был Альцгеймер, а он еще с вами на ветеранские матчи ездил?
— Да. Я много раз в то время жил с ним в номере. Забирал у него все деньги, чтобы он их не потерял, отдавал уже в Москве. Женька ему говорил перед игрой: «Выйди на пять-шесть минут». Нетто: «Хорошо». А потом с поля уходить не хотел, посылал, когда просили.
— Вы и со Стрельцовым за ветеранов играли?
— И много. Классный парень! Кстати, Эдик сам говорил мне, что, играя за «Торпедо», болел за «Спартак». Он был лучший футболист мира. И, если бы играл на чемпионате мира в Швеции, еще неизвестно, выиграла ли Бразилия ЧМ-58.
Власть Стрельцова захотела посадить — и посадила. Ничего там не было. Каждому в нашей среде известно, что дай он согласие еще до судебного процесса играть в московском «Динамо» — все вопросы были бы сняты, а дело — закрыто. Но он сказал «нет». Что ж, нет так нет. Со всеми вытекающими.
Трагедия была еще в том, что умер директор ЗИЛа Лихачев, очень влиятельный человек. Был бы он жив — ни за что не позволил бы, чтобы Эдик сел. Подставили его. Вообще, не пойми что творится в нашем отечестве. Сами себе плохо делаем, а потом жалеем.
— Кому было сложнее в заключении — Стрельцову или Севидову?
— Я общался с обоими — и понял, что Эдику. Юрка моментально нашел со всеми общий язык, его приняли и воры в законе, и другие заключенные. А Стрельцов поначалу повел себя немножко неправильно, и его немножко побили. Но потом все устаканилось.
— Нравится мне корень этого слова. Можете вспомнить, как ярко и небанально распивали с товарищами по «Спартаку»?
— Выиграли 6:1 в Ростове за четыре тура до конца чемпионского сезона. 6:1 — у команды, где играли такие люди, как Понедельник! Приезжаем ночью в аэропорт — рейс откладывают. Что делать? Ребята отправляют меня к таксистам: «Иди, ты шустрый». А тогда с напитками плохо было, и через таксистов вопрос можно было решить.
Так таксист оказался нашим болельщиком. Открыл багажник — а там пол-ящика шампанского. И говорит: «Берите все бесплатно!» Я Севидова зову, других, и мы это шампанское из горла дуем. Самолет опять откладывают, шесть утра. Выпили, садимся в аэропорту, вытягиваем ноги... Старостин идет — а он же непьющий. «Юра, устал?» — интересуется у Севида, который дубль сделал. — «Очень, Николай Петрович!» — с трудом выговаривает Юрка.
Наивный Николай Петрович подходит к Симоняну: «Смотри, Никита, как ребята устали. Даже ноги вытянули». — «Николай Петрович, какое устали? Да они же пьяные в дупель!» — «Как? Вот заразы! Я же только что с ними разговаривал!»
— Поколение олимпийских чемпионов всегда сидело в ресторане «Арагви». Вы — тоже?
— Нет, мы ездили в Новые Черемушки. У нас друг там работал директором шашлычной. Кабинет для нас был всегда открыт.
Академик Келдыш просил для Севидова расстрела
— Молодой Севидов был парень дерзкий?
— Еще какой. У Нетто же все в игре должно было через него крутиться, тогда все молодцы. А начало атаки у нас обычно было простое. Маслак (Владимир Маслаченко. — Прим. И.Р.) очень здорово, сильно и точно выбрасывал мяч. Он метров на 40 бросал его на фланг Крутикову, тот пасовал Нетто — и пошло-поехало. И однажды против «Торпедо» Крутиков, у которого была сумасшедшая скорость, смотрит на Игоря — но не отдает, а как рванет с мячом в свободную зону! Нетто орет: «Лохматый, ты куда бежишь?!»
Крутиков бежит, потом отдает Хусаинову. Гиля видит свободную зону справа, обыграл кого-то — и как рванул туда! Теперь Нетто уже ему кричит: «Отдай!» со всеми возможными в такой ситуации словами. Мы с Севидовым хохочем, хотя игра серьезная. И тут мяч доходит до штрафной, Гиля пасует Севидову — и тот с места левого инсайда бьет в штангу. Все по делу, здорово дошли до ворот.
И тут, когда Севид не забил, Нетто орет на него: «Ты, пижон! Глиста!» И тут Юрка разворачивается и посылает его на три буквы, назвав еще и старым. Приходим в раздевалку, выиграли. И тут Игорь говорит: «Николай Петрович, не могу с этими больше играть. Меня Севидов на ... послал».
Старостин выслушал его и спокойным голосом говорит: «Слушай, Игорь, ну мы же выиграли матч!» — «А вы что, считаете, что если мы выиграли, то меня на ... посылать можно?» — «Если тебя каждый раз Севидов будет посылать, а мы будем выигрывать, я это только приветствую!» Игорь орет теперь уже на Старостина: «Вы такой же ... (дурак)!» Все смеются, включая самого Николая Петровича.
Или вот еще традиционная история. День игры. К нам в дверь стучатся. Все уже позавтракали, зарядку сделали, и Игорь Александрович орет в коридоре Тарасовки: «Никита, что за дела? Кого набрал? Чего эти пижоны спят?» А время — 10 утра, и мы реально спим. До двух ночи разбирали, как нам играть против «Торпедо», на нервах все.
Старостин и Сальников ему говорят: «Игорь, успокойся, да они без зарядки выйдут и «Торпедо» обыграют, оставь ты их в покое. Ну, выйдут в 12 часов, побегают». — «Вы их распустили, Николай Петрович». Глаза открываем, сонные, выходим. Севидов — Нетто: «Ну что ты орешь, спать не даешь?» Выходим на улицу, вся команда смотрит. Я как рвану через все поле, чтобы он успокоился! Севидов опять к Нетто: «Пока ты рот разинул — он уже на той трибуне».
— Нетто был строже любого тренера?
— Расслабляться не давал. И на самом деле был прав — на зарядку люди до 9 утра все-таки должны выйти, нечего храпеть. А мы были молодые, не понимали этого.
— Дело Севидова могло закончиться иначе, чем десятью годами заключения?
— Только если еще хуже для Юрки. Академик Келдыш вообще просил расстрела. Могли поменять статью и дать «вышку» за преднамеренное убийство. В Советском Союзе если уж расстреливали директора Елисеевского магазина — что угодно могло произойти. А здесь первый человек страны по ракетному топливу!
Это же секундное дело. Старый академик Рябчиков вдруг решил перейти дорогу на Котельнической набережной. Два телохранителя рты разинули, а Юрка не среагировал и со светофора рванул...
Хотя умер-то Рябчиков не от того, что Севид на него наехал. Сын академика, болельщик «Спартака», в Тарасовку приезжал к нам и говорил, что умолял мать простить Юрку — ведь отец скончался не от полученных травм, а от разрыва сердца во время операции. С анестезией переборщили.
— Сам Севидов признавал, что за девять часов до трагедии он пообедал с коньяком...
— Да, Юрка поддатый был. Мы с халтуры приехали. Получили в тот день в клубе хорошие деньги. Офис «Спартака» тогда располагался на Красносельской. В Брянске сыграли товарищеский матч при полном стадионе, «окно» у нас в чемпионате было. Там нам прилично заплатили, но перечисление сделали по срочной почте через клуб.
Приезжаем в Москву, нам говорят: езжайте в «Спартак» — получите деньги за эту товарищескую игру и премиальные за последние победы в первенстве Союза. Получили много, и Юрка говорит: «Поехали, погуляем». Отвечаю: «Не могу, меня жена ждет, уже договорились». В итоге они поехали с Володей Янишевским. Доездились...
— В те времена ведь премиальные давали в зависимости от посещаемости матча?
— Высчитывалось так. Если в Лужниках 25 тысяч зрителей и больше — это полный сбор. То есть в случае победы мы получаем сто процентов премиальных — 72 рубля с копейками. Проигрыш и ничья — ноль, хотя я застал еще два года, когда за ничью 30 процентов платили. А если на стадионе меньше 25 тысяч — в зависимости от того, сколько. Например, при 18 тысяч получали 61 рубль.
— Мог Севидов после выхода из заключения вернуться на прежний уровень лучшего снайпера «Спартака»? Стрельцову-то удалось, он два раза подряд стал лучшим футболистом СССР.
— Конечно, мог. Он и хотел продолжить карьеру в «Спартаке», но его Симонян не взял. Может, им со Старостиным сверху так сказали. В результате Юрка пошел к отцу в «Кайрат», и они вышли в высшую лигу, а он забил больше всех. Тогда он играл на прежнем уровне.
— А правда, что игрокам «Спартака», и вам в том числе, запрещали писать письма Севидову в зону?
— Да, КГБ запретил. И когда вначале писали, там читали и предупредили — чтобы больше, ребята, такого не было.
— Правда, что, если бы не прошлое Севидова, то при его понимании футбола после окончания карьеры ему дали бы гораздо больше шансов стать хорошим тренером?
— Юра был тренером, еще когда играл! Все видел, все понимал. А в том, что не получилось с тренерской карьерой, сам виноват. В какой-то момент пошел во все тяжкие, начал немножко неправильно вести себя в бытовом смысле. Хотя тренировал рязанский «Спартак», ярославский «Шинник», другие команды.
При этом был очень справедливым и честным человеком, мог подойти к любому первому секретарю обкома и поставить вопрос ребром. Это многим не нравилось. Рядом с ним не было человека, который мог бы ему подсказать, как себя вести в качестве главного тренера — там повежливее, тут подипломатичнее. А футбол он понимал потрясающе, секретов в нем для Севидова не было. Это, конечно, от отца пошло, от Сан Саныча.
— Почему-то Севидов представляется любителем западной жизни.
— Так и было. Все время мурлыкал Луи Армстронга, Фрэнка Синатру. Балдел от них, пластинки с Запада тащил. «А тебе, — говорил он мне, — только Лидию Русланову слушать». Еще Гиля Хусаинов обожал джаз и блюз.
Правильно Симонян меня отчислил. Немножко зажрались мы!
— Как вас в 25 лет угораздило уйти из «Спартака»?
— Но я и начал рано — в 18. И эти годы провел с большой пользой — по одной медали каждого достоинства, два Кубка... В первых еврокубковых матчах команды в истории отдал две голевые Юрке Семину. Есть что вспомнить. Может, недоиграл года два в «Спартаке», зато оставил хороший след в Воронеже и Ярославле. Недавно вот ездил в Ярославль — народ меня встречал и целовал. Великое счастье, когда люди тебе пишут: «Спасибо за все». В Москве пять команд — люди разбалованные. А там — одна. И они все очень хорошо помнят.
— Вас вместе с Семиным, Дикаревым и Корнеевым отчислили из «Спартака» в октябре 1967 года после матча в Алма-Ате с жесткой формулировкой «для оздоровления коллектива».
— Ну да, потому что мы там на повышенных тонах разговаривали, и Никита Палыч нас отстегнул. Тренер всегда прав, но это потом понимаешь. К Симоняну за то отчисление у меня нет никаких вопросов. Он как был принципиальным, порядочным, честным человеком, так им и остался. Где-то мы не добежали, недоработали, но амбиций было много. Вот и было принято такое решение. Ребята рассказывали, что Николай Петрович пытался ситуацию сгладить, но не получилось.
— Решение было чисто футбольным? Никто не обвинял вас в сплаве какой-то игры?
— Чисто футбольным. Года два не встречались, а когда увиделись — обнялись, и все в порядке. На обиженных воду возят. А то, что мы сделали вместе, осталось с нами навсегда. Сейчас мы в отличных отношениях.
Думаю, что Симонян правильно сделал. Потому что надо было что-то менять. Команда просела, немного зажралась — в том числе и мы, наверное. А через два года после нашего ухода выиграла чемпионат. Значит, тренер был прав.
— Почему в самом сочном футбольном возрасте отправились в первую лигу, в воронежский «Труд»?
— Вначале я ушел в ЦСКА. И поиграл бы там, если бы не порвал ахилл. Всеволод Бобров сказал мне: не дай бог после этого ты не заиграешь, и я, мол, не хочу, чтобы ты, перейдя из «Спартака», оказался лишним. После этого звали в «Зенит», в «Шахтер», но внутри что-то щелкнуло — не хотел играть против «Спартака» в высшей лиге. И уехал в Воронеж.
Семин после нас попал в московское «Динамо» и заиграл на хорошем уровне. А мне Логофет много раз говорил: вернись, тебя возьмут с удовольствием. Но я уже считал, что добился всего, чего мог добиться как футболист. Скорость начала падать, то, что раньше давалось легко, стало получаться с гораздо большим трудом. Зато обыграл в Воронеже «Спартак» на Кубок!
— Причем в чемпионском для спартаковцев 69-м. И вы стали автором единственного гола.
— Два дня играли, с переигровкой! У «Спартака» вся будущая чемпионская основа была — Кавазашвили, Логофет, Папаев, Калинов, Хусаинов, Осянин, Ловчев... Женька все время плачется, когда вспоминает: «Ну как?!» «А просто, — говорю, — Жень: взял и ударил».
Я играл против Логофета, и он меня поволтузил. Ноги недели две болели — обработал Генка их хорошо. А после игры подошел ко мне и сказал: «Иди, извинись перед Симоняном. Тогда с нами уедешь и вернешься в команду». Ответил: «Никуда не пойду, мне не за что извиняться». Самолюбие еще било через край.
— Сейчас жалеете?
— Нет. Как Воронеж гулял после той победы! Страшно вспомнить! Дошли потом до четвертьфинала и проиграли будущему победителю, «Карпатам» из Львова.
Надо освободить Карпина и назначить Тихонова!
— Какие соперники для «Спартака» 60-х были самыми принципиальными?
— «Торпедо» и киевское «Динамо». Но за пределами поля — дружили, с теми же хохлами. Никакой злобы ни у нас к ним, ни у них к нам не было. Тот же Лобан (Валерий Лобановский. — Прим. И.Р.) был очень хорошим мужиком. До последнего дня с Генкой Логофетом дружил. И Базиль (Олег Базилевич. — Прим. И.Р.) тоже — да все хорошие ребята! Но футбол вещь такая, что, когда политика вмешивается, и на него рикошетит тоже.
— Как, по-вашему, возродить настоящий «Спартак»?
— Первое — Карпину надо освободить пост главного тренера. Он должен понять, что в «Спартаке» себя исчерпал. Не говорю про то, что он кончился как тренер. Посмотри годика полтора-два со стороны, съезди в Испанию, наберись побольше опыта и терпения, не будь злым, получше разговаривай с журналистами...
Меня возмущает такая вещь. Почему «Спартак» играет на ножах против ЦСКА, «Зенита» — но не в каждом матче? Почему вразвалочку выходит против «Крыльев», «Волги»? Читаю Карпина: «Я не могу настроить команду. Они сами должны себя настраивать!» Да после таких слов ты должен немедленно подать в отставку, если ты мужик! Как это — не можешь настроить? Как это — проигрываешь «Мордовии», когда очки позарез нужны, чтобы в Лигу чемпионов попасть?! Играют как попало!
— А кого вы видите на месте Карпина?
— Тихонова. Надо рискнуть. Да, опыта у него мало, но он есть. Голова у Андрея светлая, парень уравновешенный, разговаривает и мыслит по-футбольному. Юрка Семин с чего в «Локомотиве» когда-то начинал? В таком же возрасте почти. И чего достиг.
Считаю, что надо Тихонову дать карт-бланш. Как в свое время Симоняну и Романцеву. А главное, что требуется от хозяина клуба — не дергать. Дать два года спокойно делать команду и выполнять все просьбы по футболистам. Вот тогда «Спартак» возродится!
Для меня главное, чтобы «Спартак» не чемпионом один раз стал, а в футбол играл! Вспоминаешь Гаврилова, Черенкова, Дасаева, Хидиятуллина, более ранние поколения — все играли комбинационно, красиво, в средний и короткий пас. Не в колхоз, как Игорь Александрович (Нетто. — Прим. И.Р.) говорил.
А что такое нынешний «Спартак»? Абсолютно нулевая команда, которая потеряла все, в том числе уважение к зрителям. У нее вообще нет лица! Для меня это самое страшное. Они не знают, что надо на поле делать. Во главе с тренером, конечно. Да, Карпин играл с Мостовым в Испании, и он хочет перенести это на «Спартак». Но, милый мой, это делается очень осторожно. Ты же все испоганил! Деревня такая, что иной раз смотришь и думаешь: «Боже мой!»
Тот же Веллитон был — да сплыл. Ну не может человек прийти в команду, приносить пользу громадную, два года подряд становиться лучшим бомбардиром в России, не в последнем в Европе первенстве — и вдруг сдуться. В чем дело?
— В чем?
— В отношении. Карпин называет Ловчева дворником и говорит, что тренером «Спартака» надо назначить Рейнгольда и Бубнова. Что ты меня подначиваешь? Мне иногда говорят: «Что ты критикуешь?» Да потому что у меня душа болит!
Ты кто такой, Карпин? Ты играл в «Спартаке» три года, а я — восемь! Какое право ты имеешь называть Ловчева, лучшего игрока Советского Союза, дворником? Есть кинохроника, как играл Ловчев и как — ты...
Или не могу сравнить мастерство Карпина с Гавриловым — это небо и земля. Но каждому свое. Если бы на поле было 11 Гавриловых, тоже не было бы «Спартака» — кто-то и бегать должен, и подавать снаряды. И ведь к тому же Карпину на кривой козе не подъехать. Тренеры и футболисты — одно целое, ребята! Зачем вы строите из себя павлинов?!
— Помню, как-то вас с Евгением Ловчевым и Александром Бубновым не позвали на традиционные предновогодние посиделки спартаковских ветеранов, которые организует клуб.
— Меня сначала не позвали, а потом перезвонили и все-таки позвали. Я узнал, что звать нас запретил Карпин. Смотрю на эти вещи очень просто — не позвали, и ладно. А потом позвонил не Вячеслав Егорович (покойный ныне глава спартаковских ветеранов. — Прим. И.Р.), а Жора Ярцев. Я ответил: «Приеду, конечно. Чтобы ребят увидеть, потому что люди каждый день из жизни уходят». Столько эмоций, когда с ними общаешься!
Все они в один голос говорят мне: «Ты молодец». Мне приятно от них это слышать, ни один не сказал, что я горожу какую-то чушь, когда даю интервью. Мы-то многие, мол, не можем так откровенно говорить, потому что работаем, а ты просто красавец. Вот помните какой скандал был с Веллитоном и Акинфеевым?
— Как не помнить.
— Так вот, виноват во всем там был сам Акинфеев! Ты куда полез, Игорь? Ты уже полевой игрок! Ну, боролись в воздухе. Симонян со мной спорить начал, когда я приехал к нему в федерацию. Была борьба. Я говорю: «Никита Палыч, сколько раз Маслак или Яшин покидали штрафную? Но они же успевали! Почему Акинфеев не успел?» — «Валер, ну он ему в бок врезал». — «В какой бок? Никуда он ему не врезал. Столкнулись, упали, и он приземлился на синтетику на больное колено. Вот и «кресты». А Веллитон тут при чем, милый мой!
Я в той ситуации сначала вообще не за Акинфеева, а за Веллитона испугался, что такая махина из него грелку порванную сделает. Но Игорь расслабился. Он вообще, знаете, пижончик. Да, талант, реакция страшная. Но некоторые мячи вообще не тащит, провожает мяч взглядом.
А вот когда Дикань пошел на Кержакова, и тот ему коленкой засадил — тут было не специально. В этом моменте не виню ни вратаря, ни нападающего. Чисто футбольный эпизод...
— Как объяснить, что почти все поколение «Спартака» 60-х так рано ушло? Может, это следствие того, что оно росло в послевоенные годы?
— Нет. Мне все-таки кажется, что это неправильный образ жизни. Многие мои друзья, видимо, хотели догнать жизнь. То, что они упустили в молодости из-за сборов, режима и так далее, они решили компенсировать, когда закончили с футболом. Сколько людей из-за водки раньше срока ушло из жизни! Из всего чемпионского состава 62-го года остались Сережа Рожков, Володя и Борис Петровы, Толя Коршунов и я...
...Теперь нет и Рейнгольда. И его удивительные, колоритные истории, лихая бескомпромиссность, пусть даже часто и ошибочные, но кристально честные оценки — все это осталось в прошлом.
Будем помнить.