Еще вчера мне казалось, я все знаю про черные дни «Спартака». Моя память хранит 1:3 от «Антверпена». 1:5 от «Барселоны». Бесцветные московские 0:0 с «Кельном», издевающегося Литтбарски. Ну и так далее.
Для меня, выросшего в Тарасовке, все это было совершенно черными днями. Спартаковские кульбиты последних лет переживались как-то проще — самые обидные поражения (почему-то на языке вертится «Тосно») черными дни не делали. Так, бледно-коричневыми.
Что такое настоящий черный день для клуба, понял вчера. Сколько было смертей прежде, сколько ушло чудесных людей, а дошло вот сейчас. Когда не успел сжиться с новостью утренней — как добивает весть вечерняя.
С Сашей Козловым, выдающимся спартаковским талантом, уж сговорились на интервью. Как-то свели общие друзья в Крыму — казалось, Козлов готов рассказать все-все-все. Как легко попал в «Спартак» — и как еще легче вылетел из Тарасовки. Как в 27 стал ветераном, доигрывающим. На которого как на большого футболиста уж не смотрят.
Решили — вот встретимся в Москве и наговоримся.
Поговорить-то было о чем. Я ж помнил, как рассказывал нам в «Разговоре по пятницам» Александр Гришин чудесную историю. Мы всего лишь спросили: «Бывало, что юниор вас сразил своим автомобилем?»
Гришин усмехнулся:
— Приехали играть со спартаковским дублем, смотрим — подъезжают на «Гелендвагене» двое. Присмотрелись — Давыдов и Козлов, нападающий. Я был просто в шоке! Я заканчивал играть в Ростове, далеко был от этих цифр, которые в Москве выписываются. Когда мне говорили, какие стали премиальные, отвечал: «Да хорош обманывать, такого не может быть...»
«Гелендвагены», ранняя слава, футбольный закат в 27, матчи против команд с именами вроде «Крымтеплица» или ЛФК «Уютное» — все это казалось мне драмой. Играющей на яркость рассказа.
Только что-то в Москве я не торопился набирать этот номер, заканчивающийся на 39-63. Уж Козлов-то точно не выглядел человеком, к которому надо торопиться. Хоть история с Бахаревым и Беркетовым могла бы научить: торопиться надо ко всем...
Слезы Ацтека
Вот сегодня вместо того, чтоб расспрашивать самого Козлова, говорю с тем парнем, моим крымским дружбаном Александром Глущенко по прозвищу Ацтек, который нас знакомил. Тоже человек с биографией и яркими дарованиями — он и голых женщин снимет в лавандовых полях на уровне Хельмута Ньютона, и служил пресс-атташе в нескольких крымских клубах.
С Козловым они сразу сошлись — один Саша спартаковский фанат с соответствующими татуировками по всему туловищу, другой Саша за «Спартак» играл.
Звоню Ацтеку в Бахчисарай — и слышу: плачет!
— Козлов заявился в чемпионат Крыма как звезда? Проездом с Карлсбадского турнира?
— По отношению к работе, к людям вокруг — сама простота. Ничего звездного! Что мы смотрели на него как на великого — это вопрос другой. Вообще-то крымская премьер-лига — довольно специфичный продукт. Думаю, Саша Козлов был главной звездой за все время ее существования. За восемь лет.
— Кто ж звезда номер два и три?
— Его одноклубник Адлан Кацаев, тот когда-то играл за «Анжи» в российской премьер-лиге. Еще две звезды — это тренеры. Работал здесь Валерий Есипов, в Евпатории то ли консультировал, то ли тренировал Канчельскис...
— В какую команду приезжал Козлов?
— В марте 2021 года приехал в команду «Фаворит-ВД Кафа» из Феодосии. Чемпионат закончился — эта команда сменила название, стала называться «Алустон-ЮБК». Та же база, бухгалтерия, владельцы. С президентом у Козлова, как говорили, были приятельские отношения...
— Понятно, как занесло в Крым.
— При этом Козлов ушел из команды как-то непонятно. То ли финансовый вопрос, то ли недопонимание. Ушли сразу Кацаев, Козлов и Заур Садаев. Три звезды клуба.
— Сколько Козлов зарабатывал в чемпионате Крыма?
— Около 130-170 тысяч рублей в месяц.
— Для Крыма — несусветные деньги?
— Просто невероятные. Колоссальные! Базовая ставка футболиста у нас — 30 тысяч. Плюс премиальные за победы. За важный матч могли дать 10 тысяч рублей. А так — 5-7.
Копия паспорта
— Как познакомились с Козловым?
— Зимний перерыв в чемпионате. В команде меняются владельцы. Идет обновление состава. Меня приглашают в качестве пресс-атташе. У меня был опыт работы в премьер-лиге, у владельцев — нет. Поэтому со мной советовались. Как-то спортивный директор спрашивает: «А как вам Александр Козлов?» Я сразу понял, о ком речь, — но переспросил: «Какой Козлов?» Даже представить не мог, что тот самый окажется в нашей команде! Прилетит в Крым!
Тут мне присылают на почту его копию паспорта. Я занимался оформлением заявки. Открываю письмо, вижу это лицо — и доходит... Тот самый Козлов! Я ж фанат «Спартака» — прекрасно его помнил! Сразу пишу спортивному директору: «Да не может быть! Как?!» — «Да, есть вероятность...» Через две-три недели Саша уже был заявлен. Первый домашний матч, стадион «Фиолент» в Симферополе. Думаю: будет на матче? Не будет? Это ж событие! Захожу в раздевалку перед игрой, жму всем руки — и краем глаза вижу: ага, вон он, в углу... Лицо необычное — такого парня сразу замечаешь. Мимика, быстрые глаза. Дохожу до Козлова, крепкое рукопожатие: «Добро пожаловать в команду!»
— Доброжелательный парень?
— Искренний, открытый, добрый. Никакой заносчивости. Сами ребята говорили — «какой же он... нормальный!». Но что вытворял на тренировках — это поразительно. Мяч мог запустить в любую точку. Любой ногой. Резкость, смена движения. Все потрясающее. До сих пор момент перед глазами — играем в гостях с лидером, «Севастополем». Ведем в счете, отбиваемся. Вдруг Козлов получает мяч в центре поля — и в одно касание отсекает всех, выводит нашего нападающего один на один! Передача метров на тридцать — в ноги!
— Забил?
— Нет. Да разве в этом дело? Этот момент остался на YouTube, найдите!
— Я слышал, в чемпионате Крыма приз лучшему футболисту матча — корзина с овощами.
— Вот этого Козлов не застал — в предыдущем чемпионате играла команда «Крымтеплица», так она лучшему футболисту на домашних матчах вручала корзинку. Болгарский перец, клубника...
— Близко общались с Козловым?
— Часто разговаривали — на каждый выходной Саша улетал в Москву к семье. Ребятам давали два-три свободных дня. А я после игр как раз проезжал мимо аэропорта. Козлов меня просил подвезти — что я с удовольствием и делал. Всю дорогу разговаривали. Он больше говорил о семье, двух детях, чем о «Спартаке». У него сын и дочь. Рассказывал, что женился довольно рано — как многие футболисты. Но в остальном нетипичный футболист: никаких соцсетей, тиктоков... Для него радость — возиться с детьми. Погулять с женой по Москве. Получал удовольствие от жизни — но не жадно, нахрапом, захлебываясь.
— Как хорошо излагаете.
— Он даже тренировался с удовольствием. Это ж не подделаешь. Впечатление — никуда не торопится! Никакой горечи от того, что уже не в «Спартаке». Как сложилось — так сложилось. Я до сих пор поверить не могу в его смерть — у меня слезы весь день, руки трясутся!
— Никогда сердце у Козлова не схватывало?
— Нет. Его часто заменяли на 70-й минуте — и каждый раз он был этим крайне недоволен. Всем видом показывал — готов играть матч целиком. Все на стадионе воспринимали эти замены с недоумением. Через Козлова шла вся игра! Весь креатив от него! Обычно Сашу ставили на край полузащиты — хотя ему хотелось играть под нападающими. А последний его матч был в Керчи — там ребята жесткие, ноги у Саши были разбиты. Да и выезд по нашим меркам тяжелый, дальний — 220 километров в один конец...
— Друга Дениса Давыдова, другого великого таланта, не вспоминали?
— Вспоминали. Спрашиваю: «Вот чего тебе не хватает? Команде?» Тот задумался — и отвечает: «Понимающих партнеров». Тут-то я и выдал: «Так вызвони Давыдова! Что тот прозябает где-то в Латвии?» Козлов усмехнулся: «Давыдов не поедет. У него и так все хорошо...»
Спасибо за веселье
Мне трудно поверить, что умер Ярцев. Хотя заезжаю к родне на кладбище, смотрю на свежие ряды — до 74 сегодня мало кто дотягивает.
Георгию Ярцеву я буду благодарен всегда — за эмоции. За 96-й год, за футбольное веселье. За то безграничное удивление.
Когда-то я служил в газете «Правда». Советской власти уж не было — но оставалось еще здание, зал собраний. Огромный глобус в кабинете главного редактора, стол Марии Ильиничны Ульяновой-Елизаровой. Даже ордена «Правды» еще не вывезли в Грецию. Если не выглядывать в окно — все было как прежде.
Ну и всерьез — доктора наук из редколлегии швырялись словами: «Западные кукловоды». Каждое свое полубезумное заседание заставляли конспектировать двух старух с суммарным столетним партийным стажем.
После нависали надо мной, юниором, со своими назиданиями. Шевелили крашеными бровями. Других юных в редакции не было — приходилось терпеть. Раз уж я — ленинская смена. Кто-то вручил книжку «Школа рабкора», наказал прочитать к понедельнику.
А однажды надо мной склонился самый веселый член редколлегии, профессор Ваня Шаров. Выговорил шепотом:
— Никого не слушай. Все это пустяки. Есть два жанра — «скучно» и «интересно»...
К чему я все это? С Ярцевым не было скучно! Он и сам был вечно на взводе, бурлил — и ты рядом становился таким же.
Сколько раз с ним встречались — столько и возникало чувство, будто куда-то опаздываю. Бегу за поездом. Есть шанс угнаться — но уже знаю, что не успею.
Могила Черенкова
Помню, встретились на могиле Феди Черенкова. Была годовщина.
— А вы когда первый раз увидели Черенкова? — поинтересовался я вполголоса.
— В том же 78-м. Худенький такой... Как тогда казалось — маленький и хиленький мальчик. Но сразу чувствовалось, что боец. Еще мы быстро поняли, что этот человек станет любимцем Бескова. Но особенно ему покровительствовал Николай Петрович, который говорил: «Федор еще всем покажет...» Черенков был словно сын полка!
— Прекрасное определение.
— Неконфликтный человек. Любил не учить, а учиться. Таким и оставался до конца футбольной карьеры. Никогда молодые не слышали, чтоб он что-то менторским тоном говорил. Что сейчас, что прежде вспомнит кто-то в компании Федора — и сразу у всех улыбки. Светлый человек! Бессребреник, мог отдать последнее! Что, кстати, регулярно случалось...
— Сегодня случайно вспомнилась какая-то встреча с Федором?
— Мы жили в соседних домах как раз в то время, когда Черенков проводил самый великолепный свой сезон: играл за «Спартак», первую сборную, олимпийскую... Вот где здоровье-то было подорвано. Однажды встретил его на улице — Федор брел уставший. Остановились, разговариваем. А Черенков всегда выражал сомнения в собственном таланте! И тогда вдруг произносит: «Ой, Георгий, а я не знаю, возьмут ли в сборную...» Я рассмеялся: «Если и сшили в сборной два костюма, то Малофееву и тебе». Малофеев тогда был главный тренер. А Федор даже на вершине славы всегда критически себя оценивал. Собственные действия подвергал сомнению. Поэтому и получился из него народный футболист.
— Еще какие фразы помнятся?
— Как-то долго сидели на сборе, народ стал проситься домой, и Бесков на собрании говорит: «Значит, вы семью любите больше, чем футбол!» И тут в тишине слышим негромкое, но отчетливое от Федора: «А я и семью люблю, и футбол...»
— В этом он весь.
— Точно! Женам тогда запрещалось нас встречать или провожать. Но для Федора делалось исключение — жена его и провожала, и встречала. Федор есть Федор, ему многое позволялось. Только лишь потому, что он никогда не манипулировал и не тянул на себя одеяло. Просто жил как жил. Это его судьба, его жизнь. Когда сейчас всякие яйцеголовые дегенераты дают характеристики этому человеку... Нужно прежде соизмерить величину Черенкова и собственную. Играли-то все. Но все — по-разному. И не каждый остался в народной памяти, как Федя. Все, будьте здоровы!
Этим «все!» Ярцев обычно и прерывал интервью, вдруг куда-то заторопившись, разнервничавшись. Я тут глядел последнее его на Суперкубке в Питере — говорил Георгий Александрович спокойно, размеренно. А подытожил так же. Эх.
«Как же хорошо поговорили — никого не обосрали...»
Его жизнь для меня — словно резкие вспышки. Прожектор прямо в глаз.
Это Ярцев стал самым первым героем «Разговора по пятницам». Знатным спартаковцам владельцы казино — кажется, «Метелицы» — выдавали золотые карты. Хочешь — ешь, пей бесплатно. Хочешь — принимай гостей в отдельном кабинетике. Может, и фишки выдавали даром. Допускаю.
Ярцев был на вершине популярности — и ему это нравилось. Только-только покинул сборную — но узнавал еще всякий на московских улицах. Ярцев делал вид, что утомлен популярностью.
Встреча наша была обставлена драматично — немногословный встречающий ведет куда-то, ведет. Около двери замирает. Стук, похожий на условный. Дверь без скрипа. Ярцев в полумраке, дыму, при неяркой лампе. Тени играют на лице.
— Если вопрос не понравится — не буду говорить... — нервно предупредил Георгий Александрович. — С вами я готов был встретиться, но сейчас мало кто из репортеров меня достанет. Я не прошу это ценить, но...
— Но мы — ценим! — поспешили выкрикнуть мы.
Мы вели дело к острым темам — а Ярцев ускользал, как в 79-м. Сводил к разговору о спартаковских ветеранах, за которых играет с удовольствием.
«Ярцев получил в сборной столько, что еще долго может играть за ветеранов», — едко прокомментировал тот абзац после Вячеслав Колосков. А годы спустя удивился самому себе: «Разве я такое говорил? Странно! Ярцев получал немного, три тысячи долларов...»
Мы начинали про сборную — а Ярцев говорил, как не боится стареть. Вот-вот исполнится 60, но это ерунда.
— Я возраст не чувствую, много двигаюсь. Желание работать, радоваться жизни при мне... Живу в том же ритме, что и все последние годы. Встаю рано, не залеживаюсь.
Внешне Ярцев почти не менялся — и это говорило за долгую жизнь. Ну, курит одну за одной. Так что ж?
Проговорили часа три — Георгий Александрович не назвал ни одну фамилию. Все закруглял да закруглял. Ну, если назвал, то немного.
Потом встал, выдохнул с блаженством:
— Как же хорошо поговорили — никого не обосрали...
Коллега Кружков не удержал вздох. Впрочем, и фамилии «Ярцев» в заголовке хватило, чтоб народ читал и радовался.
«Где ж вы раньше были, Георгий Александрович?»
Ярцев мог объединить пылкостью и идеей юниоров из «Спартака» так, что те подмяли даже «Аланию». А «Алания» 96-го года, вы меня простите, была о-го-го. Состав помню наизусть.
Ярцев мог вдохнуть в сборную такую жизнь, что наш с вами любимый «Спорт-Экспресс» выходил с шапкой: «Где ж вы раньше были, Георгий Александрович?»
Так думал не только наш главный редактор — так думала вся страна.
Тот же Ярцев мог сорваться до свистка с места в Португалии, не досматривать разгром — и та же страна поражалась: разве капитан первым убегает с тонущего корабля?
Потом-то он поймет, что наделал, как отхлестал собственную репутацию, — и пытался ситуацию сгладить.
Мы не выдержали — и пошли в лобовую атаку. Вспомнили рассказ доктора сборной Василькова после того самого поражения в Португалии 1:7.
— Про вас, ушедшего со скамейки, доктор высказался: «В тот момент это был не человек, а оголенный нерв. Когда Георгий Александрович покинул скамейку, сразу бросился за ним. Смотрю — Ярцев к стене прислонился, за грудь держится, в глазах слезы: «Все, Сергеич, дальше не могу». Дал ему тогда самых мощных сердечных препаратов, а сам подумал: дай-то бог, чтобы пронесло». Был еще в вашей жизни матч, после которого чувствовали себя настолько же ужасно?
— Нет. Больше такого матча не было. Да и тогда-то, в Португалии, ничего не предвещало — как говорят, нежданно-негаданно... Гром средь ясного неба. И подготовка, и отношение, и настроение у ребят было в порядке. Если б я не чувствовал команду, не стал бы играть в два нападающих. Можно было укрепить линию обороны. Статистика была сумасшедшая: мяч девять раз попал в створ наших ворот. И получилось семь голов.
— Многие вас осуждали за уход со скамейки в Португалии. Что хотите сказать этим людям?
— Ничего. Плохо себя почувствовал — ушел. Константин Бесков вообще футбол с трибуны смотрел, даже не садился на эту лавку. А я не ушел совсем — досматривал португальскую игру на мониторе, внизу. Можно раздуть ситуацию как угодно. Можно ведь было рассудить иначе: какой Ярцев молодец, плохо себя чувствовал, но стоял у монитора... Это ведь только на тренерах корреспонденты акцентируют внимание. Про игрока скверное напишешь, а он в следующем матче возьмет, да хет-трик сделает. А интервью тебе не даст.
«Человек-радио»
Ярцев мог выгнать с чемпионата Европы Мостового за фразу в интервью и ярко не сработаться в «Торпедо» с главной звездой Сашей Пановым. На первой же тренировке даже до упражнений не дошло — Ярцев зацепился за Панова взглядом:
— Что руки в карманах держишь? Яйца чешешь? Вон отсюда!
Конечно, мы расспрашивали и об этом — вот тут Ярцев вспыхивал, давил со злостью сигарету в пепельнице. Отвечал громко, даже зло:
— Панов? Об этом человеке давайте вообще не говорить!
Мы и рады бы согласиться — но Ярцев собственное предложение «не говорить» не принял. А продолжил вполне задорно:
— Человек-радио! Рот вообще не закрывался! Обсуждает все с утра до позднего вечера: какие деревья растут в Турции, почему это цветет, а это нет... И все это во время поездки на игру.
— Кто-то рассказывал, что Панова выгнали с тренировки за то, что руки в карманах держал.
— Если б просто держал — он еще семечки грыз! Это при Ярцеве-то!
— Немыслимо, — сжимались мы.
— Я поначалу подумал, что в дурдом попал. Выходим на первую тренировку, здороваемся. Стоит Панов: одна рука в кармане, в другую шелуху сплевывает. Я присмотрелся: может, жвачка? Нет, семечки. А я стою перед ним — и объясняю задачу на сезон. Посмотрел-посмотрел, потом не выдержал: «Пошел отсюда!» Потом на тренировке чуть не устроил драку с Дасаевым — о чем говорить?
Как погиб сын
Ярцев был... Настоящий, что ли. Яркий. В любой компании сразу же ставящий себя. Он был пижон и во многом пацан. Глядя на Ярцева, хотелось тщательнее подбирать самому себе пиджаки. Ярцева любили — и вот это самый важный штрих.
Мало кто знает, через что он прошел — и не только в «Спартаке». Хотя и там было «весело»: вот каково выиграть взрослый чемпионат с молодежным составом — и быть отодвинутым из главных тренеров? Как он это пережил — со своим-то самолюбием?
А как пережил гибель сына? Вы не знаете эту историю? Вот что рассказал нам Петр Шубин, бывший ассистент Бескова. Позже работавший в спартаковской школе, где и тренировал сын Ярцева.
— С футболом убийство точно не связано. Темная история. Время начинать тренировку — Александра нет. С утра все повторяется. Своим говорю: «Ну-ка наберите ему». Дома никто не отвечает. Дозвонились до родителей, мама поехала к сыну на квартиру. Там и нашла.
Ирония и усмешка
Мне точно будет не хватать Ярцева — на ветеранских тусовках, на трибуне. Будет не хватать — как персонажа и человека.
Я вспоминаю его голос, его иронию. Его усмешку после сборной:
— Мне сейчас очень легко общаться. Часто подходят люди, задают вопрос — и сами на него отвечают. Тут главное — не перебить человека. Ему абсолютно не важно, что ты думаешь, главное — высказаться самому...
Пожалуй, я его любил.