Никогда не считал годы футбольного «Торпедо» — ни к чему было. Ведь те, кто выходил на поле с гордым «Т» на груди, были по-мальчишески влюблены в игру. Потому их веселый бесшабашный футбол и сводил с ума болельщиков, после смены летевших с кормильца ЗИЛа на стадион, поддерживать своих. Такой и осталась в памяти та лихая команда молодости нашей.
И когда недавно узнал, что аккурат в мой день рождения легендарному клубу Иванова и Стрельцова стукнет ровно 100 лет, подумал: это лучший повод вспомнить его славные годы, помянув героев золотых времен.
Что мы и сделали с прожившим с ними свою торпедовскую жизнь защитником Александром Тукмановым.
«Торпедо» считали на ЗИЛе одним из цехов завода
— С праздником вас, Александр Вячеславович! С каким настроением встречаете юбилей родного клуба?
— Признаюсь, с некоторой грустью. И прежде всего потому, что нынешнее «Торпедо» не живет в футболе, а существует — меняет собственников, тренеров, игроков, не имеет своего лица и тех родных болельщиков, которые были с ним в мои годы. Создается впечатление, что тем, кто содержит команду, она просто досталась в нагрузку. И они преследуют какие-то свои цели, не связанные с ее будущим. Ведь для того, чтобы чего-то добиться, нужно по-настоящему любить свое детище. Пример — «Краснодар» Сергея Галицкого. Или клубная политика Евгения Гинера, выстроившего крепкий ЦСКА. К сожалению, в «Торпедо» даже попыток для перемен к лучшему не наблюдается. Конечно, мало приятного — говорить об этом в столетний юбилей. Но таковы реалии. А потому те, кому дорог этот праздник, наверняка будут больше вспоминать славное прошлое дорогого им клуба, продолжая с тревогой думать о его будущем.
— А каким чаще всего вспоминается вам «Торпедо» тех победных времен?
— Прежде всего, командой, которая жила в обстановке дружбы и доброты. Да и вокруг нее ощущалось то же самое. По-другому и быть не могло, ведь завод и мы были единой семьей. Шустиков, Сахаров, Еськов, Дегтярев, Никонов, Филатов, Пахомов, Воронин жили на Автозаводской улице. Там же обитали и наши тренеры — Маслов с Золотовым. Выйдешь прогуляться, а вокруг все свои — болельщики с ЗИЛа. Только успевай здороваться. С тем поговоришь, с этим. Кто-то пивка мог предложить по кружечке махнуть. А кто-то и пару рублей попросить на «похмел души». Всякое бывало! Словом, все с уважением друг к другу. И на ЗИЛе «Торпедо» считали одним из цехов завода. Потому с трибуны, когда у нас игра не шла, никто и не кричал, что мы говно. Или еще чего похлеще. Вот такой большой автозаводской семьей и жили. Такая же добрая обстановка, как на поле, и в раздевалке была. И шло это, прежде всего, от игроков, считавшихся ее стержнем.
Молчун Михалыч и модник Анзор
— Кого бы из них назвали самым уважаемым в команде?
— Боюсь кого-то обидеть, но думаю, этого не произойдет, если назову Виктора Михайловича Шустикова. В «Торпедо» он пользовался таким же авторитетом и уважением, как в свое время Симонян и Нетто в «Спартаке», Яшин и Царев в «Динамо», Бобров с Федотовым в ЦДКА. Михалыч, как мы любя звали Шустикова, был железным мужиком, который никогда не ломался, хотя всегда лез на поле в самое пекло. По натуре молчун, голос не повышал, но если уж говорил, то все к нему прислушивались. А еще очень тепло к молодым ребятам относился. Благодаря его вниманию и поддержке я тонкости игры защитника и осваивал. А вот Сашка Ленев с Володей Бредневым могли при случае молодняк одернуть.
Еще одной знаковой фигурой того «Торпедо» назову Анзора Кавазашвили. В отличие от Михалыча это был ураганного темперамента и на редкость компанейский человек, вокруг которого всегда все бурлило. А как он на тренировках заводил нападающих, вытаскивая посланные ими мертвые мячи! И, отразив очередной из них, смеясь, советовал им перед сном отрабатывать точность удара во дворе. Еще Анзор Амберкович был большим модником, перещеголяв даже строго следивших за своим гардеробом Воронина со Стрельцовым. Не случайно «Торпедо» считалось тогда командой, одевавшейся по последней моде в самую дефицитную одежду, достать которую в ту пору было делом непростым.
А вообще в команде всегда были игроки, которые определяли ее характер, настроение, стиль. Тот же Леня Пахомов или Володя Юрин. И, конечно, тренеры, каждый из которых оставил свой след в биографии клуба.
Самый мудрый и добрый футбольный дед
— Маслова можно считать тренером номером один всех торпедовских времен?
— Вне всякого сомнения! И не только торпедовских. Его три подряд золота в чемпионате СССР с киевским «Динамо» и по сей день вспоминают. А каким Виктор Александрович был великим мудрецом и психологом! Как он умел управлять командой, какие слова в разговоре с каждым подбирал. Народ ведь в ней разный собрался. Были и те, кто гульнуть любили — район-то заводской, рабочий. Народ после смены расслаблялся по полной. Благо, заведений для этого хватало. Ну и наших ребят, бывало, составить компанию зазывали. Дед, как мы любя называли Маслова, обо всем этом знал. Но вида не показывал. За игроков в любых ситуациях шел в огонь и в воду. Но на тренировках спуску никому не давал. И частенько перед занятиями говорил: «Слышал, вчера кое-кто из вас режимчик нарушал. Так что будьте любезны сегодня пропотеть как следует, чтобы гадость вчерашняя из вас вышла. А теперь с Богом!» И давал свисток.
— А любимчики у него были?
— Что-то не припомню. У Виктора Александровича в команде все равны. Но с особой симпатией, которую не скрывал, он относился к Михалычу Шустикову, частенько повторяя: «Это глыба! Вокруг него команда выстраивается. И ведь говорит немного, но зато всегда по делу. Клад, а не игрок!» Сам Дед тоже был человеком немногословным. Установки давал короткие, но очень точные, конкретные. И даже в самых горячих матчах голоса в раздевалке ни на кого не повышал. Но главное, «Торпедо» было для него родным домом. И это придавало ему силы постоянно искать что-то новое, открывать таланты. Мне, еще совсем молодому защитнику, доверял, ставил в состав. Напутствуя на игру, говорил: «Ты Витю Шустикова на поле держись, слушай его!»
При случае Дед и пошутить мог. Помню, как-то с женой и только родившейся дочкой отправились погулять по Автозаводской. А навстречу Виктор Александрович с супругой Катериной Федоровной. Увидел меня, брови нахмурил и говорит моей Ирине: «Что это за дела, милая девушка? У нас через пару дней матч с «Динамо», а ты лучшего защитника коляской нагружаешь. Перегрузить его перед важной игрой хочешь?» Жена растерялась, молчит, глазами моргает. А Дед вдруг залился смехом: «Да пошутил я, Ирочка! Пошутил! Знаю, что Сашка к игре в полном порядке будет! Я ведь верно говорю, Александр?» И, улыбнувшись, подмигнул мне.
— Когда-нибудь видели его другим?
— Только раз. В августе 73-го, когда его уволили после поражения в Питере от «Зенита», куда мы сразу же отправились после возвращения из США и Канады. Маслов выглядел непривычно хмурым, каким-то ушедшим в себя. На следующий день команду вызвали в партком, где, зачитав приговор, представили нового главного — Валентина Иванова. Все были в шоке — ведь еще в прошлом году мы праздновали с Дедом победу в Кубке. А когда чуть отошли, я, Володя Бутурлакин, Вадик Никонов и Толя Дегтярев решили навестить Виктора Александровича, которого уже звали в Ереван. Взяли пару бутылок коньяка и отправились к нему на Автозаводскую. Дверь открыла Катерина Федоровна, провела в комнату, где нас и встретил хозяин: «Ну, с чем пожаловали, ребятки? Что-то вы не очень веселые. А что вы там за спиной прячете? Давайте-давайте, ставьте на стол — сам Бог за встречу велел!» Часа два, наверное, мы проговорили, выпили по рюмке. И, уже прощаясь, Дед сказал: «К тому, что случилось, мне не привыкать — профессия такая. А вам посоветую за трубу нашу заводскую покрепче держаться. Она вас в люди выведет. Это наш — торпедовский закон! Помните его!»
Маслов пять раз уходил из «Торпедо». Уходил, не жалуясь, молча, с гордо поднятой головой. И везде доказывал, что он великий тренер — трижды подряд выигрывал чемпионат СССР с киевским «Динамо», открывал звезд в Ростове, ставя на ноги местный СКА, побеждал в Кубке с «Араратом». Но всегда оставался тем Дедом, который всего себя до последнего отдал родному «Торпедо». Низкий поклон вам, дорогой Виктор Александрович...
Ураганный Козьмич
— Тренерский стиль Валентина Иванова в чем-то отличался от того, которого придерживался Маслов?
— Здесь все шло от характера. Если Дед всегда держался сдержанно и спокойно, то Валентин Козьмич, напротив, по натуре был очень эмоциональным, взрывным, резким. Этим он еще как игрок выделялся, захватив свой колючий характер и в тренерскую профессию. И был уверен, что вправе говорить любому то, что считает нужным. Причем порой не стесняясь в выражениях.
Возможно, именно из-за этого его отношения с командой складывались непросто. К счастью, в какой-то момент он почувствовал, что с таким подходом к делу каши не сваришь, и начал потихоньку перестраиваться — стал чаще и ближе общаться с ребятами, обсуждать с ними командные проблемы, игровые. Наверное, сказался опыт работы помощником Маслова. Хотя, повторяю, в жизни и в профессии они были абсолютно разные. А объединяла их только любовь к техничному умному футболу и бесконечная преданность «Торпедо» и ЗИЛу.
— Такой темперамент мешал или помогал тренеру Иванову?
— Случалось по-разному. Конечно, Иванов был большим игроком. И даже на фоне Стрельцова выделялся мудростью, тонким чувством партнера, высочайшей техникой. Но, в отличие от Маслова, считал, что, став тренером, может мерить ошибки игроков с позиций звезды. Причем порой делал это достаточно жестко и прилюдно. Что создавало напряжение в отношениях с ребятами. Но со временем стал мягче. По крайней мере, это чувствовалось по тому, как он общался с Вадиком Никоновым, Валерой Филатовым, Колей Худиевым, со мной, Володей Бутурлакиным. Хотя при случае под горячую руку и нам могло перепасть. По темпераменту и умению зажечь Козьмич, как мы звали его между собой, очень напоминал легендарного Чапаева, сыгранного в кино Борисом Бабочкиным. Помните, как поднимал там отчаянный комдив бойцов в атаку на беляков?!
Так вот как-то в Ташкенте в перерыве матча, где мы проигрывали «Пахтакору», Козьмич в раздевалке вместо разбора по-чапаевски прокричал: «Вы что сюда, за тысячу километров, летели арбузы жрать и дыни покупать?! Если играть, то выходите и делайте что хотите, но без победы в раздевалку не возвращайтесь!» И столько было в его той короткой вспышке страсти и огня, что окна раздевалки потрескались. Сработало — обыграли хозяев. И Козьмич, пожимая потом нам руки, улыбаясь, говорил: «Не зря я вас в перерыве успокаивал, говоря, что все в идет по плану. Потому и победили!» В этом весь Иванов, готовый в любой момент вспыхнуть, пошуметь. А после, осознав, что был неправ, старался сгладить ситуацию.
— И как это выглядело?
— Приведу только один пример. Я еще играл в дубле. И ребята со смехом рассказывали историю, которая приключилась в Одессе с Вадиком Никоновым. В матче с «Черноморцем» он был в запасе и, сидя на скамейке запасных, слышал, как Козьмич весь первый тайм костерил игру Михаила Гершковича, уверяя, что его надо менять. И когда Вадим получил команду выходить на поле — а это был его дебют в «Торпедо», — то по запарке Мишку и поменял. А после игры Иванов бушевал в раздевалке, что Никонов должен был менять Шалимова, а не Гершковича — и такому разгильдяю не место в команде. Вадик схватился за голову: все, конец, выгонят! Но утром к нему вдруг подошел улыбающийся Козьмич — с извинениями за то, что не сказал, кого следовало заменить. А потом, дружески похлопав по плечу, добавил: «Но и ты хорош — почему сам не спросил?»
В этом был весь Валентин Козьмич Иванов — взрывной и отходчивый, тренер-труженик, посвятивший себя «Торпедо». Это он ковал золото чемпионата-76. Трижды выигрывал Кубок СССР, а в 93-м — первый Кубок России. И еще открыл дверь в большой футбол Юрию и Николаю Савичевым, Дмитрию Харину, Юрию Тишкову, Сергею Шустикову, Андрею Талалаеву, Гене Гришину, Игорю Чугайнову. И это тоже его большая победа!
— Ваш уход из «Торпедо» — инициатива Иванова?
— Да, причиной расставания стала размолвка с Валентином Козьмичем. В 75-м в одном из матчей я получил травму голеностопа. Нога распухла, болела, а он считал, что мне все равно надо лететь с командой в Днепропетровск. Но врачи настаивали, чтобы я остался в Москве лечиться. Так возникла трещина в отношениях, которая в итоге переросла в разрыв. И в конце сезона мне сообщили, что в моих услугах команда больше не нуждается. Так закончилась для меня восьмилетняя торпедовская сказка...
Осталась ли обида на Козьмича? Не скрою, вначале была. Но потом, когда я сам оказался в роли одного из руководителей нашего футбола, пообщался в сборной с такими профессионалами своего дела, как Валерий Лобановский, Павел Садырин, Борис Игнатьев, Анатолий Бышовец, Валерий Газзаев, Георгий Ярцев, Олег Романцев... И понял старую футбольную истину: тренер всегда прав.
Потому с чистым сердцем могу сказать в юбилейные дни: почет вам и уважение, большой тренер Валентин Козьмич Иванов!
Хрустальная пятка Анатолича
— Стрельцов был более значимой фигурой в команде, чем Иванов?
— Такой вопрос никогда не возникал, так что даже среди своих не обсуждался. Анатолич, как величали его молодые, был уважаем и любим всеми. И даже болельщики соперников «Торпедо» относились к нему с огромным уважением. Впервые со Стрельцовым я вышел на поле в 68-м. На стареньком стадионе Восточной улицы торпедовский дубль принимал московское «Динамо». И в нашей компании он оказался после травмы, набирая форму. Представляете, как мы волновались, оказавшись рядом с таким гигантам! Но, словно почувствовав это, только войдя в раздевалку, Анатолич шутливо спросил: «Ну что, пацаны, побегаем?» И, улыбнувшись, скромно присел в углу.
А мы посматривали, как он готовится к игре, надеясь увидеть что-то особенное. Но так и не приметили — до самого выхода на поле наш кумир молча сидел, лишь иногда вставая, чтобы сделать несколько обычных разминочных упражнений и приседаний. Игралось с ним на удивление легко. Он и открывался так, чтобы его можно было сразу найти пасом, и сам атаку не тормозил. В одном из моментов я отобрал мяч и в касание отдал Стрельцову. Но динамовский защитник Вадим Иванов сумел его опередить.
«Тукман, ты куда мне мяч даешь?! — тут же отреагировал Анатолич. — Меня же справа Иванов накрывал, а ты мне туда мяч суешь. Под левую ногу надо было давать, под ле-ву-ю! Понял?»
И уж потом после игры сказал: «Запомни, удобный пас — уважение к партнеру». Сам Стрельцов был в этом деле волшебником. А его пас пяткой Савченко в финале Кубка с «Пахтакором» в 68-м, после которого Юрка забил победный гол, вошел в футбольные учебники! И получил название «хрустальной пятки Стрельца». Словом, играть с ним вместе было огромным счастьем и честью. А еще большущей школой. Хотя сам Стрельцов ее нигде не проходил, поскольку первые футбольные шаги делал в заводской команде «Фрезер», где еще и работал. Откуда же пришло это потрясающее понимание и чувство игры? Ответ может быть только один — от Бога! Именно так сказал великий Пеле, когда его спросили, почему он с мячом делает то, что неподвластно другим.
— О Стрельцове столько всего говорят! В последние годы еще и сняли несколько фильмов. А каким он был на самом деле?
— Что касается последнего из них — под названием «Стрельцов», то полностью согласен с отзывами о нем, на которые наткнулся в интернете. Где прямо говорят, что это картина — очередная неуклюжая попытка заработать денег на имени великого футболиста, а еще слащавая, не убедительная картина с выхолощенными персонажами. Ни убавить, ни прибавить. В киношном Стрельцове нет ничего от нашего торпедовского Анатолича, который и когда играл, да и потом был очень скромным, без звездных амбиций человеком. И очень доверчивым, что, возможно, и сыграло трагическую роль в его непростой судьбе. А еще он был готовым всегда порадоваться за товарища. Помню, через пару дней после моей свадьбы с Ириной он вместе с Геной Шалимовым, Давидом Паисом и Сашей Чумаковым с цветами и шампанским пришел к нам домой с личным поздравлением. И за в миг накрытым столом на правах старшего сказал немало трогательных слов. Такое не забывается.
— Случившаяся с ним беда не озлобила Стрельцова, не замкнула в себе?
— Да что вы! О той истории Анатолич никогда не вспоминал, хотя бесследно она не прошла, подло ударив потом по его здоровью. С людьми общался приветливо, хотя больше любил слушать, чем говорить. Особую футбольную симпатию Стрельцов испытывал к тем, кто и на поле, и в жизни понимал его с полуслова. Это лучше других получалось у Миши Гершковича и двух Александров — Чумакова и Ленева. А еще у Володьки Щербакова, который по манере очень напоминал молодого Анатолича. И относись Щербак к себе посерьезней, мог бы большим игроком стать. Но талантом своим так и не сумел распорядиться.
Потом мы много вместе с ветеранами по стране колесили. Стрельцова народ боготворил. И в больших, и в малых городах стадионы ломились. Люди даже из глухих деревень приезжали посмотреть на легенду, о которой столько слышали. А когда, прося автографы, говорили Анатоличу, какой он великий, тот в ответ только смущенно улыбался: «Ну что вы, что вы!» Вспоминаю, как еще мальчишкой я искал место на стареньком торпедовском стадионе. Слетались туда болельщики со всей Москвы посмотреть на только освободившегося Стрельцова, которому тогда разрешали играть лишь за строительный цех. И все 90 минут трибуны, надрывая глотки, скандировали: «Стрель-цов! Стрель-цов! «Тор-пе-до», «Тор-пе-до!» Мороз бил по коже...
Уходил он из жизни тихо. В ветеранских поездках уединялся, читал толстые книги классиков, много курил. Наверное, уже знал о той страшной болезни, которая в 53 года и привела его на Ваганьковское кладбище. Если загляните к нему, то у памятника Стрельцу, как величали Анатолича в народе, всегда увидите живые, дышащие теплом цветы...
Спасибо тебе, самый народный футболист страны, за доброту и любовь к «Торпедо»!
Ален Делон с Автозаводской
— Воронина тоже отнесете к легендам «Торпедо»?
— Без раздумий! Помнится, в конце 50-х по Москве гуляла байка о том, как однажды вечером при входе в ресторан ВТО столкнулись еще поднимавшийся на поэтический Олимп Евгений Евтушенко и только начинавший играть Валерий Воронин.
— Запомните, молодой человек, пройдет время, и вы будете вспоминать, что открывали дверь самому Евтушенко, — назидательно произнес будущий гений.
— А вы, уважаемый, через такое же время будете с гордость рассказывать, что вам открывал эту дверь сам футболист Валерий Воронин, — мгновенно отреагировал полузащитник «Торпедо».
Потом великий поэт и большой игрок, наверное, не раз с улыбкой вспоминали эту забавную историю, словно предсказавшую их будущую судьбу. И хотя у каждого она сложилась по-своему, рассказывают, что однажды в ресторане Дома актера Евтушенко в знак восхищения подарил Воронину ящик шампанского. Я же близко познакомился с ним в 68-м, когда дубль «Торпедо» был на сборах в Сочи. Основной состав тогда готовился к матчу Кубка Кубков с «Кардифом» в Ташкенте. А Валерий Иванович после страшной аварии и тяжелейшей операции по два раза в день вкалывал с нами, стремясь вернуться в футбол. И, вопреки приговору врачей, несмотря на боль, стиснув зубы, пахал так, что мы все диву давались. Да еще после тренировки продолжал себя изматывать под команды тренеров Владимира Ивановича Горохова и Бориса Алексеевича Батанова. Чудо, но на моих глазах этот адов труд превращал его из инвалида в прежнего Воронина. И уж совсем невероятным выглядело его желание вернуться в сборную и сыграть на чемпионате мира в Мексике.
«Вы знаете, ребята, — говорил Воронин мне и моему товарищу по дублю Коле Кузьмину. — К отборочным матчам сборной я еще вряд ли форму наберу. А вот к Мексике, можете не сомневаться, уже в полном порядке буду».
Уже потом, когда Валерий Иванович, восстановившись, стал выходить в основном составе, я вспомнил эти его слова. Он начал обретать прежнюю мощь и уверенность — козыри, которые всегда выделяли его на поле. По-прежнему стал выигрывать все единоборства, напомнив, как на мировом чемпионате в Англии не дал дыхнуть на поле звездному венгру Альберту. А как он умел вовремя открыться с партнером, мощно пробить с правой! Но, увы, те восемь матчей с «Торпедо» после возвращения оказались лишь короткой вспышкой.
— Объяснение этому есть?
— Врачи говорили, что причина в нервном перенапряжении, вызванном той кошмарной автокатастрофой. И разом навалившаяся депрессия после всего пережитого породила какую-то апатию ко всему. Даже к футболу, что стало настоящей трагедией! А дальше — возврат в прошлое к тому, что сгубило не один могучий талант.
Воронин — такая же боль «Торпедо», как и великий Стрельцов, которого оно потеряло на долгие семь лет. Но после лагерного ада тюрем и лагерей Анатолич не просто сумел вернуться в футбол, но и дважды становился лучшим игроком года. Невероятно! У Валерия Ивановича попытка сотворить чудо не удалась. Хотя в то трудное для него время руку помощи вновь протянул завод. Ему доверили опекать команду строительного цеха. На ее тренировки и игры он приходил как на праздник — в белой рубашке с галстуком. Вообще, по части гардероба в команде с ним не могли сравниться даже Иванов с Посуэло. А его чернильного цвета костюм, в котором он всегда летал за рубеж, восхищал самых искушенных модников. И частенько, в том числе в Европе, его спрашивали, кто же пошил ему такое чудо. На что Валерий Иванович шутливо отвечал: «На меня очень похож сам Ален Делон, и мой туалет должен соответствовать нашему с ним уровню».
Как и любой из тех, кто привык быть лидером, героем толпы, ее кумиром, Воронин тяжело переносил уход в никуда. В этот период мы часто общались с ним, разговаривали, вспоминали прошлое в компании Филатова, Еськова, Никонова, Сахарова — такая у нас была веселая бригада. Однажды он попросил меня свозить его в Сокольники на международную выставку, где сразу же отыскал фирму «Адидас». А затем, уверенно подойдя к одной из обслуживающих стенд девушек, представился: «Я — Воронин». Та непонимающе развела руками. Тогда Валерий Иванович вручил ей визитку. Взглянув на нее, молодая фрау со словами «айн момент» тут же исчезла за занавеской. И сразу к нам вышел улыбающийся представитель компании, который, пожав руки, пригласил пройти в гостевую комнату. Через пару минут стол уже ломился от закусок и баварского пива. А после дружеского общения, прощаясь, хозяин вручил уважаемому гостю сумку с последними моделями знаменитого концерна. И когда на обратном пути я поинтересовался, что за визитка заставила проявить к нам такое внимание, Валерий Иванович ответил: «Мне ее вместе с комплектом формы на чемпионате мира в Англии лично вручил сам хозяин «Адидаса» Хорст Дасслер. Выходит, Санек, помнят еще Валерку Воронина. Помнят». И грустновато улыбнулся...
Концовку своей короткой переломанной жизни он проводил в родном автозаводском районе, где его знали в каждом дворе. Часто заходил к Леше Еськову, Валерке Филатову, к нам с Ириной. На жизнь не жаловался. Но по всему чувствовалось — у него, как пел Высоцкий, «все не так, ребята». Помогали как могли. Однажды ко мне обратилась сестра Воронина: «Саша, прошу тебя, не давайте больше Валерке денег. Мы ему покупаем дорогие лекарства, а он все на спиртное тратит. Что дальше-то будет?»
А дальше был страшный конец — в мае 84-го его под утро нашли в районе Варшавки с проломленной головой. Последний матч за родное «Торпедо» он провел 26 октября 1969 года с луганской «Зарей». И с того самого момента навсегда остался в памяти отчаянным романтиком игры, отдавшим ей и клубу всего себя без остатка.
Светлая тебе память, дорогой Валерий Иванович!
Сто грамм за столетие «Торпедо» с пожеланием ему вновь стать командой-праздником!
— А теперь, вспомнив тех звездных героев, кто был сердцем и душой «Торпедо» лучших времен, вернемся в нынешние серые будни клуба. Как часто бываете сейчас на его матчах?
— Вообще не бываю, поскольку, кроме грусти и досады, это ничего не принесет. Примерно такое же чувство испытываешь при посещении тяжелобольного, зная, что на его выздоровление мало надежд. Замечу, что все беды команды начались с момента, когда закачался гигант ЗИЛ, начавший испытывать финансовые проблемы. А по цепочке это коснулось и его любимого детища — клуба. И по мере того как угасал завод, катилась в небытие и команда. Хотя заводское руководство делало все, чтобы этого не случилось, остановить падение не удалось. А когда рухнул завод, осиротевшее «Торпедо» продолжало существовать только за счет былого имени.
— Да, но ведь был момент, когда из высшей лиги в первую рухнул могучий «Спартак». А он сумел не только вернуться в элиту, но и начал побеждать в ней. Что мешает «Торпедо» повторить этот путь?
— «Спартак» — несколько другая история. В ту пору были еще советские времена, команду поддерживал горком партии, профсоюзы. К тому же рядом были мудрые братья Старостины, благодаря которым клуб продолжал жить их давними традициями. «Торпедо» же, потеряв завод, лишилось не только единственной и главной опоры, но и связанных с ним многолетних традиций: ушла преемственность, прервалась связь поколений. И команда поплыла по течению. Пришли новые хозяева — Прохоров, Алешин, появилось «Торпедо-Металлург», «Торпедо-Лужники» и дальше по списку... Не зря великий Дед, Виктор Александрович Маслов, частенько повторял: «Держитесь за трубу завода, ребята. И она выведет вас в люди. В этом сила «Торпедо».
— В чем же вы видите выход?
— Поверьте, не в приходе супертренера и не в закупке партии классных футболистов. Это второй вопрос. Самое главное — появление человека, который бы не только вкладывал деньги в «Торпедо», а любил его так же горячо и трепетно, как те, о ком мы с вами вспомнили. И эта любовь была бы у него на первом месте. Как у Сергея Галицкого, отдающего своему «Краснодару» всю теплоту души. Как это делали наши верные, влюбленные в клуб заводские болельщики. А еще грех не вспомнить, сколько души вкладывали в «Торпедо» такие уважаемые люди, как актеры Анатолий Папанов с Александром Ширвиндтом, Олег Анофриев и Олег Даль, писатель Аркадий Арканов, поэты Андрей Дементьев с Александром Шагановым.
Других вариантов уйти из небытия я просто не вижу. Так давайте поднимем юбилейные сто грамм за столетие «Торпедо», оставшееся в памяти как команда-праздник! И за то, что она еще сумеет вновь стать такой же!
Ну а в завершение, как выпускник школы «Торпедо», вспомню тех, кто трудился на благо клуба, готовя ему достойную смену. Это Николай Николаевич Сенюков, Алексей Алексеевич Анисимов, Павел Петрович Саломатин, Николай Георгиевич Котов, Юрий Иванович Шебилов. Все они торпедовцы с заводским знаком качества.
Низкий им поклон!