Ни одну встречу футболистов с болельщиками собственного клуба не ждали с таким интересом. Генеральный директор «Локомотива» Василий Кикнадзе встретился с недоброжелателями.
Конечно, интересен и Чорлука, и Крыховяк, и Федя Смолов. Ну и Марко Николич. Как же иначе. Но на сладкое ждали другого. Ждали представления.
Встреча вышла хоть куда. «Жизнь обгоняет мечту» — высказался по схожему поводу Сергей Довлатов. Пожалуй, я теперь каждое межсезонье буду ходить на эти презентации. Жаль, ничего интереснее уже не случится.
Даже странно, что народу собралось не слишком много. Допуская на трибуны, полагаю, никто не фильтровал фанатов на «лояльных» и «радикальных». Судя по вопросам, которые услышал Василий Александрович. Даже не по вопросам — по репликам и замечаниям.
Это же мне в интервью Кикнадзе говорил не так давно, что на предыдущей встрече с фанатами даже рассадили всех осмысленно — его чуть в сторонке от команды. Чтоб было понятно, кто с кем.
Вот тот кусочек, вспомните.
«Вот снимется окончательно карантин — будем встречаться и разговаривать. Жду тяжелую беседу со взаимными претензиями.
— Вы говорите — попытка атаки. Со стороны фанатов?
— Мне показалось, в большей степени со стороны Палыча. Посмотрите, как нас рассадили: пять человек с одной стороны, я — отдельно. Такой посыл: вот, смотрите, мы здесь, а он...
— Тонкая работа.
— Все это, как говорится, на работу двигателя влияния не оказывает. Преодолимо".
Нынче рассадка была образцовая — сдвинули три скамьи, все сидели плечом к плечу. Никого поодаль. Василий Александрович на секунду замешкался, выбирая место — заметив это, моментально вскочил Чорлука. Предлагая гендиректору полную свободу выбора.
— Садись, садись, — едва ли не силой усадил его на место Кикнадзе.
Через минуту началось самое интересное.
***
Но до этого любовались пришедшие на восстановительную тренировку. Столь задорную, что даже я восстановился после не самой легкой пятницы. Морально.
Вот, например, упражнение — две шеренги. Каждой кидают мяч. Должны головой отпасовать назад — чтоб с этим пасом справился стоящий за тобой. Или вот еще — 12 футболистов берутся за руки, образовав круг. Двигаются в краю поля, не давая мячу опуститься. Этот номер и вовсе близок к цирковому.
Все под милые рассказы — то новичок Лысцов рассказывал, что теперь-то он не прежний Виталий. А совсем другой. Готовый оказывать конкуренцию. Делится совсем уж душевным: «Уходя из «Локомотива» шесть лет назад, я жил мечтой — вернуться...»
Юный узбек на сносном русском сообщал, что Миранчук его кумир. А вблизи и вовсе поразил — «он такой спокойный в завершении атак...»
По ходу выяснилось, что переводчик «Локомотива» — человек непростой судьбы. Когда-то работал в «Алании», и вот Валерия Газзаева пригласили на работу в Италию. «Поедешь со мной?» — «Но я знаю испанский. Это немного другое...» — «Ерунда, выучишь!» За десять дней получил этот прекрасный человек тридцать уроков, если я правильно расслышал. Италия у Газзаева сорвалась — но переводчик оказался увлекающимся. Доучил итальянский до блеска. Как не восхищаться?
Я смотрел на вручение медалей — и вспомнил, как звонил при мне когда-то Юрий Семин в Киев. Видимо, легендарному администратору «Динамо» Чубарову. Сипел в трубку:
— Ты мне медаль-то верни! Она мне нужна, медаль-то...
Заглянул в телефон с новостями — ага, Юрий Павлович уже отреагировал. На награждение не пригласили. «Хотя я выиграл 12 матчей, а они — 4». Ничего, кто-нибудь медаль передаст.
***
Покидающий «Локомотив» Фарфан сразил цветастой рубашкой. Получил аплодисменты и сувениры, приплясывая. Прошел вдоль строя игроков, получив от каждого добродушный тычок в плечо. А после дождался уходящего с поля Гильерме — приобнял. Кажется, даже расцеловал. Приятно смотреть!
А душу щемит, когда видишь вдову Кеши Самохвалова Аню с крошечным Темой. Тот, увидев мяч, отказался идти в центр поля — зачем? Мячик же здесь!
Трибуны аплодировали им — а Тема трибунам. Я чуть не расплакался, честное слово.
Николича встречали довольно добродушно. Как и новичков. Контракт с Виталием Лисаковичем Кикнадзе подписал прямо на лавочке — вот для чего была в его руках папочка.
— Читай внимательнее! — завелся один край трибуны.
— Одумайся! — предостерегал другой.
Пальцы в руке Лисаковича чуть дрогнули.
***
А дальше началось самое интересное.
— Мне сегодня приснилась Смородская, — начал один из фанатов.
Другой сверялся с записями в смартфоне, перечисляя, что Кикнадзе обещал и не выполнил. Там было и про клубный сайт, «которого нет», и про все остальное. Например, про организацию выездов. Или пропавшую на стадионе еду.
— Сбылось только одно — вы обещали решить вопрос с выходом с трибун. Решили! Южная трибуна уходит на 20-й минуте.
Готовый к такому напору Кикнадзе показал кому-то два больших пальца.
Вопросы были длинные — и каждый выверт неизвестно куда мог привести вопрошающего. К какому вопросительному знаку.
— Я не Смородская, я умею кончать, — проинформировал автор самого затянувшегося.
Кто-то ласкал душу стихами. Скорее всего, собственного производства. Василий Александрович терпеливо дослушал до конца. Кто-то склонился над плечом Николича, наскоро переводя самые яркие фрагменты.
Риторика становилась все жестче. Казалось, ответов никто не ждет — главным было высказаться.
— Убрали дорогого нашего Юрия Палыча... — неслось на всю округу. — Вы сейчас ведете себя как быдло...
Кикнадзе не выдержал. Встал, пошел к выходу. То ли с целью уйти прочь, то ли желая навалять кому-то из говоривших. Физические возможности гендиректора позволяют вступать в рукопашную с целым сектором, если вопрос встанет.
Раздался свист. Кто-то кричал совсем уж неприятное.
Василий Александрович обернулся к замершей скамеечке, образовал руками крест. Так показывал оркестру, помнится, Глеб Жеглов. Остановите музыку.
Кикнадзе махнул призывно футболистам — мол, уходим. От меня это не укрылось.
Кто-то из сидевших чуть приподнялся, кто-то, по счастью, нет. Все ждали первого, кто отважится на шаг к раздевалке.
Но первый шагнувший не случился. Это здорово. Потому что продолжение получилось веселым.
Каким-то образом в руке у Кикнадзе оказался микрофон. Говорил, стоя у изгороди перед трибуной. Помню я, помню стоявшим именно так перед собственными фанатами и Олега Романцева, и Валерия Газзаева.
Спорить готов — Кикнадзе был готов к атакам. Еще днем раньше, отвечая на расспросы корреспондентов, заметил:
— Завтра мне на эти же вопросы целый день отвечать.
Наверняка готов был ответить на каждый. Но смутил тон вопрошающих. Выплеснул в ответ точно так же:
— Я единственный раз отреагировал, когда спровоцировали. А ты что себе сейчас позволил? Я хочу сказать одно: еще одно такое же выступление — мы всей командой встанем и уйдем, на этом мы прекратим общение с болельщиками. Спрашиваете, куда делся Семин. Как будто ты не знаешь, куда он делся! Я вам объясняю, куда он делся давным-давно и в который раз! Я хочу сказать вам, собравшимся: я слышу, когда вы кричите: «Кикнадзе, уходи из клуба». Я не уйду из клуба, не уйду! И сделаю так, чтобы этот клуб был самым сильным. Но то, что делаете вы — на мой взгляд, это позор!
Трибуны затихли. Кто-то робко присвистнул. Второй поддержал задорнее. Третий свистел со всей широтой железнодорожной души.
Кикнадзе не смутился:
— Пожалуйста, Христа ради, кричите в мой адрес все, что угодно, я признаю за вами право иметь собственное мнение. Не вы принимаете решение, кто руководит клубом. Не вы! Ни с какой точки зрения вы не можете оказать серьезное влияние на клуб. Ни с той точки зрения, какой финансовый вклад вы вносите в нашу деятельность, ни с той точки зрения, какую поддержку вы оказываете на трибунах. Позорно, в течение восьми матчей вы вставали и уходили на 20-й минуте и оставляли команду без поддержки. Только одно слышно: «Уберите Кикнадзе, уберите!». В чем ваша заслуга, если команда выступила хорошо? Вы сейчас можете ухать, кричать и визжать все, что хотите, пожалуйста, имеете право. Команда пришла к вам отвечать на ваши вопросы, а вы используете это для того, чтобы лишний раз дернуть меня. Но не получается, ребята! Перед вами сидит команда, общайтесь с ней. Что вы выносите вопросы, за которые я отвечаю?
Становилось все горячее. Кто-то вытаращил глаза, слушая такой ответ. Кто-то отказывался верить ушам. Небывалая переоценка ценностей в прямом эфире.
— У вас уникальная возможность раз в году поговорить с командой. Но вы ее размениваете на то, чтобы продемонстрировать то, что демонстрируете на протяжении нескольких месяцев. Я все прекрасно знаю о вас. Представляю. Понимаю. Объясняю вам: по уставу решение по генеральному директору принимается на совете директоров. Я не вижу объективных причин ставить на совете директоров вопрос о моем увольнении. Короче...
Казалось, даже птицы замолчали. Ожидая продолжения.
— У вас вопросы к команде есть? К женской команде, которая в этом году боролась за чемпионство? К «Казанке», к молодежке? Если есть — задавайте. Если вопросов нет — давайте заканчивать. Я сегодня не заинтересован в общении с вами в том формате, в котором это было год назад. Я все ваши вопросы знаю. Неоднократно отвечал на них, мою позицию вы знаете. Хотите говорить с игроками и тренерами — пожалуйста. Не хотите — давайте не тратить время...
— Друг на друга, — мысленно договорил я.
Знал, что Кикнадзе мастер жесткого ответа. Но не думал, что настолько. Возможно, эта встреча и была Рубиконом в отношении с фанатами. Такого отношения стороны друг другу не простят.
***
Все ждали второй части — но Кикнадзе все сказал и снова вступать в диалог не собирался. Как ни звали с трибун. Обещая спокойные вопросы.
Зато поддержали внезапно огонь в этой печи футболисты. Как выяснилось, много всякого накопилось к фанатам у Дмитрия Баринова. С общим смыслом — «У вас претензии к начальству — хорошо. Но мы-то за что от вас получаем?»
Не выдержал, слушая все это и Фёдор Смолов. Чуть не вырвал у Дмитрия микрофон, добавляя что-то чувствственное от себя.
Фанаты задумались. Задумался и Федя — не сказал ли лишнего?
Понял, что положение надо спасать, отважный капитан Чорлука. Встал, сказал в очередной раз что-то примиряющее. Получив аплодисменты...
Посмотрев и послушав все это, мне еще интереснее, как будут складываться отношения «Локомотива» и фанатов дальше. Никому не нужно, чтоб Южная пустела к 20-й минуте. Как решать вопрос — не представляю. Ведь всякая стена в конечном счете немножечко дверь...