«СЭ» и Сколтех продолжают проект «Выход из OUTа. Самоизоляция: Жизнь вне поля и лабораторий». Темой очередного выпуска стала медицина и здоровье в спорте.
— Прогнозирование травм и лишний вес.
— Степень травматичности в футболе.
— Медицинские лаборатории в футбольных клубах.
— Что такое генетические тесты и зачем они нужны.
Гостями эфира стали главный тренер «Рубина» Леонид Слуцкий, полузащитник казанцев Дмитрий Тарасов, спортивный директор клуба Олег Яровинский, а также специалисты в области искусственного интеллекта профессора Сколтеха Дмитрий Дылов и Юрий Костюкевич.
Если у футболиста есть 1-2 кг лишнего веса — это не страшно
— Первый вопрос Дмитрию Тарасову: как ваше здоровье и как проходит восстановление?
Тарасов: — Все хорошо, травма позади, я в процессе возвращения в общую группу и через месяц смогу работать со всеми.
— Как проходит процесс восстановления дома?
Тарасов: — Конечно, дома немного сложнее, но главное — это желание. У меня есть небольшой зал, там есть все необходимое. С тренерами общаюсь онлайн, приезжают терапевты.
— Вопрос Слуцкому: насколько пристально вы следите не только за функциональным состоянием игроков «Рубина», но и за их здоровьем в целом?
Слуцкий: — Конечно, слежу. Тренер по физподготовке присылает мне данные. Один игрок даже умудрился перегрузить заднюю поверхность бедра, занимаясь по присланному ему плану, мы посмеялись над этим. У нас в команде помимо Тарасова есть еще несколько ребят, которые восстанавливаются после травм. Но с ними говорим больше не об обычном здоровье, а об их мышцах или суставах.
— Вопрос Дмитрию Дылову: насколько сейчас возможно прогнозирование функционального состояния игроков?
Дылов: — Безусловно, нужно принимать во внимание очень многие параметры и тщательно записывать все, что происходит, собирать как можно больше данных, чтобы строить какие-то прогнозы. Но есть три главных фактора: это генетика, везение и желание, чтобы четко следовать курсу, избранному врачами. Ну и следить за вашими ролевыми моделями, например, Криштиану Роналду. Уверен, что за время карантина у него на животе появилось еще несколько кубиков пресса.
— Леонид Викторович, вы общаетесь с футболистами в режиме видеосвязи. Замечали, что кто-то, может быть, похудел или наоборот набрал вес?
Слуцкий: — У нас игроки обязаны еженедельно взвешиваться и скидывать данные тренеру по физподготовке, который в том числе следит и за их весом. Потому что когда мы приступим к тренировкам, то, видимо, будем их форсировать. И если у футболиста есть 1-2 килограмма лишнего веса по сравнению с его обычным игровым, это не страшно и даже нормально. Но если больше, то мы уже обращаем на это внимание и корректируем либо меню, либо физическую работу, либо режим дня. Но у нас таких злостных нарушителей нет.
— Обмануть никто не пытается?
Слуцкий: — В этом нет никакого смысла, потому что на первой же тренировке будет официальное взвешивание.
— Вопрос Дмитрию Тарасову: вы счастливый отец маленьких детей. Удается в таких условиях поддерживать форму, нормально отдыхать ночью?
Тарасов: — Да, удается. Уже выработался режим. Сейчас после конференции будет тренировка. Младший ребенок спит, старший с мамой. И Дмитрий правильно подметил про генетические особенности. У меня никогда не было проблем с лишним весом, поэтому я за это не переживаю.
Футбол — игра вредная для здоровья
— Тогда вопрос Дмитрию Дылову: какие еще бывают генетические особенности?
Дылов: — Мы в своих исследованиях работаем с врачами, в частности, с кардиологами. И можно проследить генетические особенности тех, кто обращается с какими-то заболеваниями. Но по футболистам выборка примерно одинаковая — они все здоровы, это все атлеты. И здесь важна детекция аномалий — то есть за счет более глубоких исследований и построения моделей выявить, кто может быть предрасположен к остановке сердца, о чем мы, увы, периодически слышим в репортажах.
— Вопрос Леониду Слуцкому: а какие вообще тесты проходят футболисты перед сборами?
Слуцкий: — Всегда проходит диспансеризация. Нагрузочный тест, ЭКГ, эхокардиография — все стандартные кардиологические вещи. Если у кого-то есть отклонения от нормы, они проходят дополнительное обследование и находятся на контроле.
— Это связано с генетическим профилем или каким-то бэкграундом, по которому понятно, что человека нужно чаще обследовать?
Слуцкий: — Есть и генетические вещи, например, стенка сосуда уже, но тут я все же не специалист. А бывают разные специфические реакции на нагрузку, за такими игроками мы тоже следим.
— Вопрос Олегу Яровинскому: вы когда начинаете изучать того или иного игрока, вы смотрите, скажем так, его историю болезни?
Яровинский: — Да, конечно. Медосмотр — это важнейшая часть перехода любого игрока. Смотрятся суставы, сердце, другие нюансы. Вообще, с точки зрения обычного человека все футболисты — сильно больные люди. Это связано с высокой травматичностью нашего спорта. Можно сколько угодно постить в интернете ироничные ролики с катающимися по газону футболистами, но на футбол, если я не ошибаюсь, приходится 45 процентов вообще всех травм в спорте. Футбол требует очень много неспецифических для человека движений. Даже элементарная остановка мяча требует совершенно нестандартного поворота бедра или колена. Так что футбол — игра вредная для здоровья. И для нас была бы очень полезной возможность прогнозировать, особенно в подростковом возрасте, что будет с этим игроком в будущем. Потому что было много примеров, когда талантливые ребята вынуждены были заканчивать с футболом после проблем, которые обнаруживались при глубоком обследовании.
— А возможно такое прогнозирование?
Дылов: — В принципе, возможно. Но для создания таких моделей нужно набирать очень много данных. В проекте с кардиоцентром, о котором я говорил, речь идет о сотнях тысяч человек.
У футболиста всегда что-то болит
— Вопрос Дмитрию Тарасову: скажите, за последний гол можете вспомнить день, когда вы просыпались, а у вас ничего не болело?
Тарасов: — Нет, такого не было. Всегда что-то тревожит.
Костюкевич: — А как активные занятия спортом в подростковом возрасте сказываются на дальнейшей жизни?
Яровинский: — Но мой взгляд, занятия спортом делают человека лучше. Но у всего есть своя цена. Занимаясь футболом, ты приобретаешь много положительных качеств, не только физических. Ведь это командный вид спорта, а значит, есть коммуникации, взаимодействия в коллективе и так далее.
Слуцкий: — Попробую пояснить. Большинство движений из футбола не используются в обычной жизни, но они не противоестественные. Вы же не садитесь каждый день на шпагат. Но когда гимнастов учат это делать, этот навык остается на всю жизнь, и ничего страшного не происходит. То же самое и в футболе: когда ребенок учится останавливать мяч, поворачивая стопу, ничего противоестественного в этом нет, хотя вряд ли это движение пригодится в обычной жизни. Максимум, что может быть — это изменится немного фигура.
Костюкевич: — Я сам занимаюсь бадминтоном. И видел несколько публикаций, когда для спортсменов, занимающихся настольным теннисом, ставили много камер, и они играли. А потом строилась трехмерная модель того, как они двигались. И можно было видеть, как поворачивался корпус, двигались руки. У нас в России это делается?
Слуцкий: — Это все делается и у нас. Я был в лаборатории «Милана» — Milan Lab, которая когда-то славилась тем, что продлевала карьеру футболистов, например, Мальдини и Костакурта играли до 40 лет, были еще примеры. Условно, мы берем Дмитрия Тарасова, загоняем его в лабораторию, где он бежит, затем выявляются механизмы и закономерности того, как поставлен его бег. И ему даются советы: поднимать бедро выше, выворачивать колено. Но если мы говорим о сформировавшемся футболисте, сложно говорить о его корректировке его биомеханики. Если эти данные будут браться в подростковом возрасте, и будут помогать меняться — это может быть интересно. Но я знаю огромное количество футболистов, которые биомеханически бегут неправильно, но быстро. Все зависит от того, чего ты хочешь добиться. Был знаменитый легкоатлет Майкл Джонсон. Он бежал абсолютно неправильно, но все выигрывал. Мы тоже можем собрать любые данные, делаем это, но вопрос в том, как их правильно использовать.
— В России есть аналог Milan Lab?
Слуцкий: — Даже «Милан» отказался от этой лаборатории. Когда-то они были впереди планеты всей, собрали всех лучших специалистов. Но они делали огромное количество ошибок в интерпретации данных в первые несколько лет. Если уж лучшие ошибались, то что делать остальным? Сегодня клубам не нужно создавать такие центры. Например, если у игрока есть проблема с ахиллом, в Финляндии есть прекрасный центр, специализирующийся на этом. Сейчас все узкопрофильно, игрока можно отправлять в разные клиники. А создавать все это внутри отдельного клуба — нереально дорого и неизвестно, сколько лет на это потребуется.
Только неадекватные родители видят в своих детях профессиональных спортсменов
— Вопрос Дмитрию Тарасову: вы как-то готовитесь к операции психологически?
Тарасов: — Когда я делал операцию на колене, много узнавал про итальянскую клинику. Собирал информацию, советовался с докторами. Душа к ней легла, и там все прошло успешно. Психологически важно собрать информацию, довериться специалисту в области, с которой у тебя проблемы.
— Клуб решает, у какого доктора вы будете оперироваться?
Яровинский: — Футболист — серьезный актив. Клуб выбирает лечение исходя из того, чтобы операция прошла как можно лучше, и он быстрее восстановился. Зависит от многих факторов, в том числе от денег. Всегда все обсуждается, компромисс находится. Когда нормальные люди, все решается диалогом.
Слуцкий: — Еще много зависит от традиций. Когда мы работали в Англии, игроков отправляли в основном в Лондон. Когда в Голландии, всех оперировали в Арнеме. Даже в Амстердам не отправляли. Доктора полностью доверяли местной клинике. В России мы просто отправляем футболистов в лучшие центры по всему миру. Если у Тарасова есть опыт работы с итальянскими докторами, мы пойдем навстречу. Тот же Игорь Акинфеев работал только с одним доктором по травме колена, полностью ему доверял. И глупо было говорить, чтобы он не ехал к нему.
— Собираются ли на детском уровне какие-то данные с футболистов?
Слуцкий: — Дело в том, что когда ты собираешься данные до пубертатного периода, они неэффективны. Не просто так в советские годы система интернатов начиналась с 14 лет. В этом возрасте уже можно что-то спрогнозировать — антропометрию, общее здоровье. У нас сейчас детей набирают с 5 лет, с 11 начинают везти в разные академии, в 14 лет клубы проводят третью волну селекции — кто-то не бежит, кто-то не растет. Ты можешь собрать какие угодно данные до этапа полового созревания, но предсказать, что будет после — невозможно. До 14-15 лет ни в Голландии, ни в Англии не собираются данные, не делаются прогнозы.
Яровинский: — Добавлю, что существует генетический тест на рост для вратарской позиции. В голландских школах хотят спрогнозировать, вырастет ли мальчик или нет. Сейчас ведь мода на высоких вратарей. На это в академии даже был бюджет. Два раза в год можно было делать генетический тест. Но все равно все это было уже после 14 лет.
— Вопрос Дмитрию Тарасову: в ваше время проводились какие-то тестирования — на детском уровне или когда уже становились профессионалом?
Тарасов: — Это появилось недавно. Когда я рос и воспитывался, не было даже полей нормальных. Так что ни о каких тестах речи не шло.
— Предположим, что одной из ваших дочек нравится гимнастика, а по результатам тестирования ей рекомендован большой теннис. Что будете делать?
Тарасов: — Не уверен, что буду делать такой тест детям. Постараюсь отправить их в разные секции — танцы, гимнастика. И буду смотреть, куда тянет ребенка.
Яровинский: — У меня дочка занималась фигурным катанием, куда ей нельзя подходить на пушечный выстрел. У нее способности к циклическим видам спорта. Однако она хотела заниматься фигурным катанием. Я не против.
Слуцкий: — Только неадекватные родители видят в своих детях профессиональных спортсменов, и будут делать им генетические тесты. Спорт дан, чтобы ребенок комплексно развивался. О серьезных перспективах можно думать лет в 14-15.
Мы в футболе не неандертальцы
— Какой объем данных необходим, чтобы строить какие-то прогнозы или гипотезы?
Дылов: — Это сложная задача и с точки зрения математики. Мы не можем предсказать, будет ли конкретный ребенок хорошим вратарем. Нужно собирать данные, максимально не мешая игрокам. Возможно, хорошие поля важнее. Но если повесить в школах несколько специализированных камер, это могло бы принести потенциальную отдачу.
Яровинский: — Мы все-таки не неандертальцы. Наука интегрирована в футбол уже много лет. Вы даже не представляете, какое количество данных обязан анализировать главный тренер и клуб. Мы на самом деле наукообразная отрасль, несмотря на то, что некоторые считают, что футболисты тупые и просто бегают за мячом. Технологий в футболе огромное количество, но в то же время мы готовы стать полем для эксперимента. Чтобы вы собирали данные, а выводы, к которым вы придете, оказались для нас новыми. Леонид Викторович после каждого матча получает отчеты, на которые нужно потратить минимум 2,5 часа. А есть еще тренировки. Больше данных нам не нужно, нам с этим справиться бы.
Слуцкий: — Я приведу пример. Когда мы получаем огромное количество показателей, важно вычленить самый важный. Когда Клод Макелеле переходил из «Реала» в «Челси», то уже был в солидном возрасте. И были большие опасения, сможет ли он быть эффективным. Аналитическая группа лондонцев обратила внимание, что Макелеле бежит в оборону быстрее, чем в атаку. Таких футболистов в мире очень немного. На основании этого они спрогнозировали что, скорее всего, ему хватит здоровья на несколько эффективных лет. Так что мне важно найти таких людей, такую группу, которая могла бы для каждого игрока найти уникальный показатель. То есть для Макелеле 1490 показателей могли быть и не важными, а этот — важным.
— Как сохранить командный дух в условиях самоизоляции?
Слуцкий: — Мы его создали еще до начала всей этой ситуации. Надеюсь, что он автоматически поддерживается. Мы проводим конференции каждую неделю. Но для командного духа необходимы испытания, футбольные стрессы. Искусственно их создать трудно.
Тарасов: — Грустно, конечно. Уже устал находиться дома. Скучаю по атмосфере футбола, команде, ребятам.
Тренер всегда меня хейтит
— Вопрос Слуцкому: вы скучаете по работе в Англии и Голландии?
Слуцкий: — У меня такого нет, я не могу скучать или нет. Скучаю по работе в «Рубине». Жду, когда будет возможность проводить полноценные тренировки.
— Можно ли к вам попасть на стажировку?
Слуцкий: — Я принимал много тренеров на стажировку и в России, и в Европе. Любой человек, который хочет это сделать, должен прислать письмо в клуб, и мы принимаем решение. Смотрим, есть ли возможность. Существуют разные турнирные ситуации, этапы, периоды.
— Вопрос Дмитрию Тарасову: часто ли вам достается за шутки в Instagram? И как вы реагируете на хейтеров?
Тарасов: — Я в Instagram не шучу. Все на полном серьезе. А к хейтерам отношусь с юмором, спокойно. Меня сложно вывести из себя. У нас тренер всегда меня хейтит, но я с юмором к этому отношусь.
Слуцкий: — Не знаю, пару раз у тебя скулы ходили недовольно.
Тарасов: — Нет, нет.
Слуцкий: — Я отлично отношусь к троллингу. Я сам выбираю манеру троллинга с футболистами. Не потому, что мне хочется над ними подшутить, а потому что тогда они вовлечены в процесс. Чтобы не было времени задуматься, выпасть из процесса и получить кучу шуток в свой адрес. Это тоже способ держать концентрацию, иметь обратную связь с игроками. И когда они начинают троллить в ответ, это позволительно. Потому что когда ты хорошо шутишь, значит, у тебя работают мыслительные процессы.