В четверг Игорю Шалимову, экс-звезде «Спартака» и итальянской серии А, исполнилось 54 года. В первом томе книги нашего обозревателя Игоря Рабинера «Спартаковские исповеди», вышедшем в свет в декабре, опубликованы монологи брата Нетто Льва и племянницы Людмилы. Также там можно прочитать воспоминания воспитанника Нетто по спартаковской школе Шалимова, записанные Рабинером в 2012 году и никогда ранее не публиковавшиеся. Сегодня они — в «СЭ».
«Первой футбольной книжкой, которую я прочитал, была автобиография Нетто»
— С Нетто мы начали заниматься в десять лет, когда я перешел к нему в школу «Спартака» из «Локомотива», — рассказывает Шалимов. — Решение о переходе принял мой брат, который на семь лет старше, тоже занимался футболом и был для меня в этой области самым большим авторитетом. На своем опыте — а он сам прошел школу «Локомотива» — брат рассудил, что перспектив в «Спартаке» у меня будет больше. А сам я до последнего не мог решить, уходить или оставаться.
Игорь Александрович запомнил меня по матчу, когда я играл за «Локомотив» против его спартаковской команды и забил ей три мяча. По крайней мере, об этом написано в книжке. То, что забил, — точно! Даже у меня тогда из головы вылетело, а у него — нет, и он сказал об этом, когда брат меня к нему привел. Представляете, пацану десять лет, а его такой человек к этому времени уже помнил по игре младшего возраста! Вот как он был увлечен своим делом.
Хотя в то время я не отдавал себе отчет, кто такой Нетто. Понял, когда он уже стал моим тренером и отец с братом рассказали, что это был за игрок. Первая футбольная книжка, которую я в жизни прочитал, была его автобиография «Это — футбол». Она лежала у нас дома. Наверняка ее брат где-то достал.
В день, когда нужно было делать окончательный выбор, не мог дозвониться до брата, который играл где-то во второй лиге не в Москве, а мобильных телефонов тогда не было. Я плакал, не зная, что делать. Мне звонили и Нетто, и тренер «Локомотива», спрашивали, приду я на следующий день или нет. А я ничего не мог ответить и говорил, что телефон не работает и ничего не слышу. Клал трубку — Нетто перезванивал. Тут я понял, что нужно взять трубку и что-то сказать. И ответил, что, скорее всего, останусь. Игорь Александрович ответил: «Жалко, конечно. Но майчонку тогда завези, а то у нас трудности с экипировкой». Они же мне успели майку спартаковскую дать.
Наутро просыпаюсь, еще ничего не решив. Родители ничего конкретного не говорят, до брата не дозвониться. Сам решаю и еду в «Спартак». А у него как раз матч моего года рождения, 1969-го. Тренер 1968-го подходит и спрашивает:
— Ты же вроде решил остаться?
— Нет, я в «Спартаке».
— Ну тогда иди переодевайся, выйдешь на второй тайм, — решил Нетто.
Эту ситуацию с выбором, который нужно было делать в ту же секунду, я запомнил на всю жизнь.
Первый круг того чемпионата Москвы я не играл, поскольку «Локомотив» включил все свои рычаги и меня, десятилетнего (!), дисквалифицировали. Было тяжело, но я не отступился и потом об этом никогда не жалел. Из-за Нетто.
«Игорь Александрович очень много требовал и был фанатом бразильского футбола. У него все было на технике»
Спустя годы думаю, что он был очень хорошим детским тренером. Игорь Александрович делал то, что нужно, — а с ребятами лет до тринадцати нужно в первую очередь заниматься техникой. Как обрабатывать мяч, как бить, что такое культура паса и как сделать так, чтобы при передаче мяч не прыгал... Он очень много требовал и проводил очень много индивидуальных занятий.
Тренируемся на четвертинке манежа, основная группа играет в «квадрат», а остальных он разбивает по парам и следит за каждым движением. Подбрасывает мяч, после чего мы обрабатываем, отдаем «щекой» и «шведой». Он объясняет, что такое дальняя нога и как под нее отдавать. Меня брали в пары чаще других, но тогда я это не особо замечал. Теперь же понимаю, что ничего случайного не бывает.
В результате мы переходили в дубль уже технически оснащенными. Все правильно — к четырнадцати годам уже надо определять игроков по позициям и учить их тактически играть в своих зонах. А до того — техника, техника, техника. Он требовал и нередко «подкипал», покрикивал. Но не так, чтобы мы боялись ошибиться, а так, чтобы ответственно относились к любой передаче.
Важно и то, что он сам был техничным. В 1980 году, когда ему было пятьдесят, Нетто был в полном порядке. Сам играл с нами во всех «квадратах» и двухсторонках. Очень важно, чтобы тренер в школе, работающий с пацанами, которым двенадцать-тринадцать лет, мог сам все показать. Это намного важнее, чем позже, когда ты уже выходишь на тактику.
Нетто был фанатом бразильского футбола. Когда после чьего-то паса мяч подпрыгивал, то подпрыгивал уже сам тренер:
— Как можно?! Бразилец так никогда не отдаст!
Для нас была важна каждая тренировка, и он добился того, что когда мы вставали в пару, концентрация была полной. В итоге привил нам культуру паса и приучил думать о партнере. Уже у Нетто, мальчишками, мы играли в абсолютно спартаковский футбол. И знали: если отдаешь под удар, то должен рассчитать пас до миллиметра и сделать его с такой силой, чтобы у партнера не было сомнений, что надо бить в касание.
Да, он все время кипел, и надо было видеть, как гонял ветеранов, когда они играли. Все время что-то бубнил, все время был чем-то недоволен! Может, для работы со взрослыми это и был перебор и что-то не складывалось в человеческом плане. А когда он на нас рычал, мы воспринимали это нормально, соображали, что он нас учит. Каких-то жестких наказаний я у него не припомню. Система работы у него была своя, ни у кого другого такой не было, это точно.
Мне кажется, ему в силу принципиального, не склонного к компромиссам характера было тяжело общаться с руководителями. А с нефутбольными — вообще невозможно. Потому-то, думаю, он и не добился чего-то как тренер на взрослом уровне.
«Никого из нас не хвалил, не ставил другим в пример»
Не помню, чтобы что-то рассказывал о своем славном прошлом. Был увлечен текущей работой, его волновало то, что происходит сегодня. Душу не раскрывал, человек был непростой. Помню, даже когда летом выезжали в спортлагерь, особо не общались — он где-то сам по себе, мы сами. Вывести его на какую-то историю было невозможно. Не то что я их не помню — их точно не было. Поскольку я читал его книгу, то знал много фактов из его карьеры, но даже не пытался его о чем-то расспрашивать. Наверное, он так себя ставил, что даже такая мысль в голову не приходила.
Периодически ему нравилось, как играли какие-то зарубежные футболисты, и он показывал это нам на тренировках. Как-то «Спартак» проиграл «Нанту», кажется, два гола забил форвард Туре — здоровый такой черт. Так Нетто вышел на тренировку, ни с того ни всего взял мяч и побежал со словами:
— Я — Туре, Туре!
Нас это развеселило.
Из тогдашнего состава «Спартака» выделял, конечно, Гаврилова и Черенкова. Юрий Васильевич как-то раз вроде бы провинился в первой команде и с нами в выпускной год в «квадрате» играл — просто красавчик! И нам все тонкости подсказывал, и Нетто говорил:
— Смотрите, как он выглядит!
За пределами поля Игорь Александрович был человеком спокойным, бурные эмоции у него вызывал только футбол. И в основном, когда дело касалось игры, он кипел, комплиментов делал очень мало. А к тому, что мы плохо учились в школе, относился ровно, даже когда его как тренера вызывали в общеобразовательную школу и жаловались, что мы не учимся. При этом, как и Николай Петрович, говорил:
— Чем больше будете читать книжек, тем лучше будете играть.
И я абсолютно с этим согласен.
Мне до сих пор интересно, о чем они разговаривали с отцом, когда я разминался или после матчей. Видел издалека, что они обмениваются какими-то словами, но никогда не спрашивал. А теперь уже и не у кого...
Мы с ним дважды стали чемпионами Москвы, в том числе, что очень важно, в выпускной год. Но не помню, чтобы были какие-то особо бурные празднования — ведь Нетто результат волновал меньше, чем качество игры, и он нас к этому приучил. И на него в этом плане никто из руководства не давил, что очень важно. Сегодня в детском футболе это очень большая беда.
Игорь Александрович никого из нас не хвалил, не ставил другим в пример. Примером был только он сам, и мы это знали. А если был доволен — мы это чувствовали по тому, что он ничего не говорил.
«Чтобы в старости он узнавал свою комнату, на ней была нарисована цифра 6. Его игровой номер»
После нашего выпуска, помню, я играл за дубль, а он что-то кричал, рвался. Когда я попал в основу «Спартака», мы разговаривали, встречались в манеже в Сокольниках. А потом много лет не виделись — Италия, другие страны... И я очень удивился, узнав в девяностых, насколько Игорь Александрович плох. И стоило больших трудов его отыскать. Мы с Игорем Ефремовым все-таки нашли его на даче, далеко за Москвой, где он жил с братом и его женой. И поняли, как все плачевно.
Сначала он нас не узнал. Потом вспомнил:
— О, Ефремов, Шалимов!
А чтобы узнавал свою комнату, на ней была нарисована цифра 6 — номер, под которым наш тренер играл. Я, приехав из-за границы, только головой качал — как они только там живут? Тогда и купил ему телевизор, спутниковую тарелку. Все ему отвезли, поставили, и он стал смотреть футбол с утра до вечера.
Понятно, что есть такая серьезная болезнь, но, наверное, какие-то важные люди должны заботиться, чтобы человек с таким именем и такими заслугами жил с такой болезнью в других условиях. До того телевизор у него был, но маленький и с тремя каналами...
Где-то через год Игоря Александровича не стало. Но чуть-чуть утешает, что по крайней мере в последний год его жизни он видел много того, что любил больше всего, — футбола. А я буду благодарен ему всегда. И когда создатель фонда имени Нетто Алексей Соколов попросил меня выделить деньги на памятник Игорю Александровичу — конечно, сделал это.
Никогда не забуду, какое удовольствие он получал от работы обычным детским тренером — хотя когда-то играл так, что на него смотрел весь мир. И за ветеранов он выступал с тем же рвением.
Футбол для него был всем. Вообще всем.