Юрий Голышак при участии Александра Рогулева совершил поездку по маршруту Москва – Валуйки – Алексеевка – Воронеж – Москва. Первая часть – здесь, вторая – здесь.
Мой телефон радует округу мелодией из "Крестного отца". У новых друзей из Алексеевки проясняются лица:
– О, вовремя!
Я рассказываю, как пошли вечером в лучшее заведение этого городка. Которое наверняка посещал Саша Кокорин. Мы поглаживали стулья. Каждый мог оказаться в его крепких руках.
Вспоминаю, как глазел по сторонам – а за соседним столиком женщина, похожая на Даниэля Дефо, лакировала водочку пивом. При этом даже не думая сползать под столик без чувств – а совсем напротив. Готова к общению. Что-то втолковывала подружке – а та поправляла указательным пальцем очки с трещиной. Энергично кивая. Как только голова не сошла со штыря?
Я достал блокнот зафиксировать увиденное.
– Что это ты пишешь? – закинув рюмку, "Дефо" переключилась на меня. – Ты Пушкиным себя возомнил?
– Так у нас же чернобыльская зона! – выслушав, ничему не удивляются алексеевские друзья.
– Вы шутите? – побледнел не только я, но и коллега Рогулев.
– Да правда, нас зацепило. А доктора рекомендуют алкоголь – шлыки выгонять, радиацию. Не удивляйтесь.
Мы здесь вообще удивляться разучились.
Начальник отряда
Мы не слишком рассчитывали на удачу, когда просили наших новых приятелей из Алексеевки отыскать кого-то, работавшего на зоне.
С утра пораньше собираем вещички, готовимся выдвигаться в сторону Воронежа. Где сыграют вечером "Факел" с "Торпедо".
А тут – звонок…
Вы знаете, что такое репортерское счастье? Репортерское счастье – вот это вот. В поездке мы бродили по погостам, карабкались по деревянным скамейкам стадиона "Эфирщик", расспрашивали гробовщиков, родню святого Митрофана и соседей Кокорина. Украдкой скользили вдоль стен колонии.
Коллега Рогулев с проворством мартышки даже взгромоздился на осину, откуда с грохотом и обрушился, словно в оркестровую яму. Я склонялся над телом и вспоминал известного зека, угодившего к тюремному фельдшеру с опухшим глазом. Добрый доктор утешил: "Глаз – не задница, проморгается…"
К тюремному фельдшеру Рогулеву не хотелось – охая, поднялся. Энергично растирал то самое место, проморгаться которое не в силах.
На эти два городка три колонии, но не отыскали мы до поры главного – настоящего тюремщика. Который знает, как щелкает затвор за спиной.
Он появился в последний момент, будто кто-то сверху писал сценарий. Главный герой будто вышел на сцену, распахнул плащ:
– Вот и я!
Помогла отыскать нужного человека та самая Вера Ивановна из Троицкого собора. Чудесная женщина. Спасибо ей.
Александр Митрофанович Коротаев оказался не только футбольным тренером, но и…
– Я много лет был начальником отряда в колонии.
То, что нужно!
– Приезжайте ко мне, – басит в трубку. – Когда будете? Чай ставить?
Перезванивает через три минуты. Неужели передумал?
– Не передумал, – смеется. – Приезжайте лучше на стадион. Я с собой тренера захвачу.
Тьфу ты. К чему лишние люди? Зачем какие-то тренеры? Но тренер Александр Петренко оказался человеком такого обаяния, что мы сидели и любовались. Да и Коротаев не уступал. Это не футбольные тренеры из провинции, это актерский дуэт. Это представление.
Second-hand
– В следующий раз приедете – в баню сходим, массаж вам сделаю, – радует Петренко. – Я подрабатываю.
– Видели у дороги робота из каких-то арматур. Воткнут в руку флажок – "Манчестер Юнайтед".
– Ну?
– А на вас майка "Ливерпуля". Видим, в Алексеевке противостояние серьезное.
– Вчера в second-hand купил… Не шикуем!
Ну не чудо ли?
Мы идем по пригожему стадиончику. Отыскиваем комнатку, где количество кубков сопоставимо с трофеями "Ливерпуля". "Слобода" гремит.
На столе газета – Кокорин улыбается во весь рот. Но из-за решетки.
– Сашеньку-то мы во-о-т таким помним, – улыбается Петренко так же широко.
Еще бы не помнить – Сашенька был главной звездой команды-конкурента. В сражениях губернского значения нервов Алексеевке истрепал.
– Я тренировал семилетних детишек. Поехали как-то в Валуйки – вот там-то Кокорина и встретили. Все рослые, а он ниже всех…
– Ходили разговоры, что Кокорин старше, чем в паспорте написано.
– Не знаю, так это или нет. Может, и в другую сторону. Самый маленький был! Играем в зале, и этот карапуз нам восемь мячей забивает.
– Сколько?!
– Восемь! Кроха, а подвижный такой, в каждой атаке забивал по голу. Бывало, мяч схватит, четверых обведет, а ударить сил не хватает…
– Вот это да. Валуйки-то понимали, что за талант растет?
– Да всем городом за ним смотрели! Папа, мама, вообще весь зал. Только на Кокорина глядели. Еще и нас за рукав дергали: "Ведь замечательный, правда?"
– У вас роскошный стадиончик. В Валуйках все скромнее. Что ж не увезли мальчишку?
– Куда ж увезешь семилетнего?! Вот, смотрите на это поле.
Я послушно смотрю.
– Приключилась история. Приезжают из Валуек младшие юноши, по 12 лет. В школе как раз каникулы были. Подходит их тренер – не пиши, мол, протест, у нас "подставной" выйдет. В заявке-то этого мальчика нет. Ну пускай, думаю, играет. Выходит Кокорин!
– Снова запомнился?
– Около своей штрафной подхватывал мяч – обыгрывал человек восемь по пути. А забить силенок не хватало. Но два все равно занес. Мы выиграли 5:2, на его счету как раз эти два мяча. Я тогда запомнил его как…
– Валуйский Месси?
– Вот-вот! Всем запомнился!
– Кто им занимался?
– Я до сих пор с его первым тренером общаюсь – Виктор Тихонович, ему лет 70. Вот неделю назад были в Валуйках, обыграли их 5:0. Пообщались с ним.
Как в пионерском лагере
– Валуйки-то совсем маленькие.
– Да бросьте! Городок побольше нашего. У них тысяч 70, а у нас 40. У них мясокомбинат и военная часть, а у нас промышленность. Пара ребят-офицеров играют за Валуйки в чемпионате области. Хоть поля у них нормального нет. А у нас и натуральное, и искусственное. Я-то сюда приехал в 83-м, играл за Калугу. Вернулся поднимать футбол на родину. Вот поднимаю и поднимаю. Александр Митрофанович у нас последнего защитника исполнял – думающий, играющий… Все держалось на директоре сахарного завода, тот спонсировал. Дошли до третьей лиги со "Слободой".
– В честь алексеевского майонеза?
– Это надо еще посмотреть, кто в чью честь назван. Раньше Алексеевка не городом считалась, а слободой. Вот и название. Здесь настоящая деревня была – ни дорог, ничего… Но поднялись!
– Играют люди профессионально?
– Нет, уже не освобождают для первенства области. А прежде команда была профессиональная, называлась "Ритм".
– Премиальные существуют?
– В этом году – нет. В прошлом году были. Три года подряд становились чемпионами области – платили по 3 тысячи рублей за игру. Нормально выходило, до 10 тысяч у каждого. А сейчас все, четвертое-пятое место. Ветераны сошли, 15-летними играем.
– Александр Митрофанович уже не играет?
Александр Митрофанович усмехнулся, подмигнул – а Петренко развел руками:
– За ветеранов, детей тренирует. Еще и в хоккей здорово у него получается. Мы здесь, в деревне, во все играем! Не останавливаемся!
– Какие молодцы.
– Я только приехал сюда, сразу сказал ребятам: "Хотите обыгрывать Белгород, Шебекино, Губкин, Старый Оскол?" Помолчали, отвечают – хотим. А обыгрывать их можно только на "физухе", без нее никуда. Гонял их в гору, с горы, 20 километров по снегу, мимо памятника Ленину…
– По учебникам?
– Я институт в Малаховке закончил и ВШТ! Всю кухню знаю! Думаете, мы здесь футболистов не видели, кроме Кокорина? К нам сборная Союза два раза приезжала – Стрельцов, Шестернев и Ярцев! Одесский "Черноморец" и харьковский "Металлист" бывали. Даже Карпин здесь играл – молодой, красивый, волосы развеваются. Носился по краю. А Филимонов в воротах.
– Я за вас спокоен. Раз живого Карпина видели.
– Я сам с 14 лет играл за взрослую команду "Эфирщика" – когда товарищ Кириленко, член Политбюро, наш завод "Химмаш" построил. Я сам поле подсыпал, научился размечать, ворота варили… У нас недавно хитро все было устроено. Нашелся парень-спонсор. Так первый состав "Слободы" играл в Белгородской области, а второй – катался по Воронежской.
– Говорят, благодаря приезду Кокорина финансовые условия в колонии улучшатся.
– Это да! Сейчас посмотрим, какая реакция будет. Я-то в зоне каждый месяц бываю.
– Передачи таскаете?
– Судить хожу – зеки против офицеров играют. Честно сужу!
– Да мы не сомневаемся.
– Поэтому меня и тянут туда снова и снова. Играют пять на пять, четверо в поле и вратарь. Площадочка в колонии есть. Каждый зек меня знает. Там из Шебекино парни, с Оскола…
– Выигрывает-то кто?
– Сейчас офицеры играющие пошли. Прислали нескольких из Старого Оскола – просто таланты. Даже бывшие футболисты на зоне работают. Но в последний раз серьезная заруба вышла, 1:1 сыграли.
– Но сейчас команда зеков укрепилась сказочно.
– Кокорин-то вряд ли сыграет со своим коленом… А вот на Мамая большие надежды! Шансов у офицеров ноль!
– Рад трезвости вашего взгляда.
– Чувствую, начальник зоны позовет нашу "Слободу"! Это сто процентов, ха-ха!
– Уже ездила "Слобода"-то?
– Да регулярно. За год раз пять-шесть.
Александр Коротаев отмалчивался, а зря – он-то про алексеевскую зону может толковать до вечера.
– Работать в колонию я поступил в 99-м. Команда там уже была, осужденные играли постоянно. А организовал это все Анатолий Владимирович Замошник, бывший начальник зоны. Сейчас на пенсии. Чудесный дядька! Бывший спортсмен, офицер до мозга костей. Его и зеки уважали, и коллеги.
– Самое сложное в работе начальника отряда?
– Вообще ничего сложного. Называлось это "воспитательный отдел". Беседы проводили с осужденными. Главное – по-человечески к каждому подойти. Сейчас-то в колонии многое изменилось…
– Теперь в Алексеевке исключительно "первоходки"?
– Ага. А при мне люди и по пять лет там проводили, и по десять.
– Настоящие душегубы попадались?
– Насильники были. Один над девочкой надругался – 2 года и 2 месяца. Вот таких мразей я видел в нашей колонии. Когда увольнялся, таких уже не было, со статьями помягче привозили.
– Мы обошли зону по кругу – заборы что надо. Ров между ними.
– С этим все в порядке. Зона-то прежде была усиленного режима. Ни одного побега за всю историю!
– Это в Валуйках почти удрали зеки, – припомнил Петренко. – Подкоп сделали. Немного оставалось дорыть – и все, свобода. Но кто-то сдал.
– Вот там-то душегубов хватает?
– Там вообще три колонии, – радует наблюдательностью Коротаев. – Строгий режим, общий и "малолетка". Одна за другой стоят, рядом с храмом. Вот вы меня расспрашиваете со страхом. Или удивлением. Так ведь?
– Есть немного.
– А чего бояться-то? Работа как работа. Такие же люди сидят, как вы да я. Меня многие расспрашивали: "Как ты там работаешь?!" – "Ты еще не попадался – не знаешь. А посадят, поймешь…"
– Заглянул я как-то в СИЗО 90-х. Там сорок человек в камере – как селедки в бочке. Кокорина ждет то же самое?
– Нет у нас камер!
– Что же есть?
– Барак. Вы же в армии служили? Та же казарма, кровати в два яруса. В СИЗО все иначе.
– Жутко представить, – выдохнул я.
– Да чего жуткого?! – всплеснул руками бывший начальник отряда. – Как в пионерском лагере, серьезно вам говорю!
– Даже Стрельцова на зоне крепко поколотили. За Кокорина вы спокойны?
– Да кто их тронет? В алексеевской колонии драк отродясь не было. Отсидят не как дома, но без увечий.
– Точно Кокорина с Мамаевым не тронут, – поддерживает мысль Петренко. – Сейчас начальник зоны – парень молодой, энергичный. Я с ним уже говорил несколько раз на эту тему. Ему смешно слышать: "Да о чем речь?! Все будет как надо!"
– Если б было что не так, – дополняет Коротаев. – Давно бы бунт случился. Даже в мои времена питание было нормальное.
"Есть холодильник, есть кинозал"
– Кто-то мне говорил – ни один человек не выходил с зоны лучшим, чем был прежде.
– А Стрельцов?! – почти возмутился Петренко. – Вышел – сразу стал лучшим футболистом СССР, два года подряд! Кстати, на этом самом поле Стрельцов играл, что у нас за окном. Ветеранская сборная СССР. Пили они хорошо – стаканов восемь сразу!
– Господи.
– Они здоровенные были. Шестернев на меня смотрит: "Ты сколько наливаешь-то? Полный давай!" А Стрельцов говорит: "Мне еще чуть-чуть шампанского…" Кто ж квашеной капусты попросил? Вот память…
– Галимзян Хусаинов! – Коротаев на память не жалуется. – Что ж. Принесли ему капусту.
– Как-то с поляками матч у нас намечался. Думали, они тоже деревенскую команду привезут – а они второй состав сборной Польши! – охнул от воспоминаний Петренко. – Заруба вышла! Дали наши бой. Это я их погонял немножко. 2:4 проиграли.
– Шустиков-старший вез в колонию Стрельцову мячи и сигареты. Больше ничего не было нужно. Что везти Кокорину?
– Да там всего полно, – начальнику отряда даже смешно от наших предположений. – Вообще ничего не надо привозить!
Не в наших традициях являться с пустыми руками. Переглянулись с недоумением – что не укрылось от Коротаева. Все ж отвечал за воспитательную работу.
– Точно вам говорю – все у Кокорина с Мамаевым отлично. На территории есть ларек, можно отовариваться. Деньги они зарабатывают. Говорят, сейчас даже курицу можно печеную заказать!
– Да бросьте. Уж курицу – быть того не может.
– Отвечаю – можно! А в мое время консервы позволялись.
– Для этого не надо быть Цапком?
– Да никем не надо быть! Главное – не быть злодеем! Если не нарушаешь режим – администрация к тебе нормально будет относиться. Распорядок дня самый простой: в шесть утра зарядка, все на нее выходят. Машут руками. Потом идут убираться в бараке, заправляют постель. В семь – завтрак. В 10 утра какие-то занятия. Уже не помню, какие. Какие-то часы отводят на спорт. Прежде проводили политические беседы, лекции читали. Обед, после него качалка, занятия в спортгородке. Хочешь – в футбол играй. Не любишь футбол – волейбол. Все для этого есть. В 22 – отбой.
– Может и телевизор в бараках есть? – язвительнейшим голосом переспросил я.
– Телевизор есть, холодильник. Думаю, даже микроволновки позволены, – Коротаев рушит наши представления о свободе и заключении.
Это не ИК-4, это санаторий для старых большевиков. Со своим пятимесячным сроком Кокорин не так скверно устроился, как выясняется.
– Есть аппарат для стирки одежды. Осужденные сами этим занимаются.
Не хватает только самогонного.
– Кинозал присутствует! – долетает до меня.
– Да будет вам, – умиротворенным голосом произношу. – Ну какой кинозал?
– Есть, есть. В столовой. По выходным фильмы показывают. Вернее, в мое время показывали, сейчас – не знаю. Зачем им кинотеатр, если телевизор есть? Что хочешь, то и смотри. Кто-то в школу для осужденных ходит прямо на территории, учителя из гражданских туда допускаются. Было дело, приводили в зону детишек лет четырнадцати.
– Это еще для чего?
– А чтоб видели, чего надо опасаться! Бывший начальник зоны это приветствовал – сравнивайте, ребята, вольную жизнь с этой вот. Молодежь ошарашенная выходила. Никто потом на зону не попал.
Нарды и ножи
– Певец Сергей Захаров стал в колонии каменщиком-бетонщиком 3 разряда. Кем станут Кокорин с Мамаевым, как думаете?
– Прежде там литейный цех существовал. Самая популярная профессия, – припомнил Петренко.
– Сейчас некоторым хорошо бы школу окончить, – корректирует Коротаев. – А то приходят осужденные – ни родины, ни флага. Сначала в школу отправляют, потом в ПТУ. Могут каменщиком стать, могут швеей. Когда-то автосервисы были…
– Это то, что надо. Кокорин автомобили ценит.
– Поздно. Решили – люди по году сидят. Чему за этот срок научишь? Прежде по 15 лет давали, человек заходил – ничего не умел. Так к концу срока любой автомобиль в состоянии был перебрать.
– Когда-то я к товарищу Чурбанову, зятю Брежнева, в колонию собирался. Мне сказали – если ему понравишься, мороженицу подарит. Что может подарить Кокорин через пять месяцев полюбившемуся корреспонденту?
– Я когда в первый раз приехал на зону футбольный матч судить, мне нарды подарили! – с наслаждением вспомнил Петренко. – Большие, красивые, до сих пор у меня лежат. Во второй раз спросили: "За кого болеешь?" За "Рубин", отвечаю. Четки вручают с гравировкой: "Рубин" Казань. Желтое стекло, зеленое… Ножи там делают классные.
– Это правда! – подтверждает Коротаев. – Ножи там удивительные мастерят. Саблю могут сделать. Шкатулку. Было, на что посмотреть. Настоящие специалисты сидели. Как-то для чемпионата области заказали им медали. Токарь все исполнил. Награждали победителей чемпионата области медалями с зоны. Но когда я увольнялся, таких мастеров уже не было. Зато тиски у нас знаменитые.
– "Тиски" – это какая-то пытка? Вроде испытания "велосипед"?
– Да натуральные тиски!
– Наши тиски в Японию импортом шли, – усмехается Петренко. – Так два офицера, которые ими занимались, погибли загадочной смертью. Одного нашли в гаражах мертвым. Потом узнали, что он сплавлял тиски за доллары, нащупал канал в Японию.
– Иконы делали, – свернул с рискованной темы бывший начальник отряда. Чтоб и нас четверых не нашли в гаражах. – Лик приносят – зеки его оформляют. Кто рисует, кто вырезает. У людей удивительные таланты проклевываются!
– Но нарды, какие ж смастерили нарды… – выдыхает Петренко.
– Да у меня такие же есть, – поддевает Коротаев. – Написано: "Кто мы? "Мясо"!"
– Вот это Кокорин и сделает. Только сформулирует что-то нежное про "Зенит".
– Кокорин пусть готовится в футбол играть…
"Камчатка"
– Попавшие на зону футболисты Югрин и Деркач превратились в настоящих качков. Кокорину это не грозит?
– Когда там работал, подружился с одним. До сих пор созваниваемся. Как-то указываю ему на бицепс: сколько у тебя здесь? Отвечает – 53 сантиметра. Никаких анаболиков – только тренажерный зал. Я потом ногу свою замерил в самом толстом месте, у бедра – у меня 63!
– Есть зал?
– Нет. Все тренажеры на улице. В мини-футбол играют вообще все. Может, искусственную закроют, сделают натуральную.
– Главное, чтоб никакой дедовщины не было.
– На этой зоне все в руках администрации. Она рулит.
– Зная колонию изнутри, верите, что парни вернутся в футбол?
– По Кокорину – сложный вопрос, – качает головой Коротаев. – С его-то коленом. Может, и захотят вернуться. Но будут ли нужны клубам? Ребята, давайте честно – сколько драк я видел! Каждый день дерутся. Всех сажать, что ли? Просто парни попали под показательный процесс.
– Если б от вас зависело – как наказали бы?
– Я точно знаю, как! – оживился Петренко. – Вот построили бы стадион в Валуйках и Алексеевке – и сразу выпустить! Больше же толку будет, правильно? Хотя Мамаев и так отстегивает детской академии. Кокорин помогал детям.
В противовес моему "Крестному отцу" из телефона Коротаева доносится что-то лиричное, песня из 50-х. Разбираю – "Камчатка"…
– Это что ж такое?
– Ездили в том году на детский турнир "Большие звезды". Перед каждым матчем вот эта песня звучала. Как слышу – мурашки по коже! Мы – считай, деревня – играли с Хабаровском, Тверью, Ульяновском и Нижним Новгородом. Все подходят: "Сильная команда! Откуда вы?" А мы, отвечаем, из Алексеевки, где и 40 тысяч населения не набирается. Народ хохочет! Администрация помогла, дала автобус. "Желтый дьявол". Но это мучение. Сейчас автобус с детьми должен ехать 60 километров в час, а они бесятся, кричат. До другого конца области-то 4 часа пылим.
– Народ у вас в Алексеевке добрейший.
– Как-то "Чертаново" к нам приехало – тоже поражались: "В Москве стреляют-убивают, а у вас даже автомобили не закрывают. Тишина и рай!" Потом говорят: "Мы в Лиски не поедем. У вас останемся жить".
– Скажите честно – колонии-то в радость, что таких заключенных привезли? Или одни проблемы?
– Да какая радость? – поражается Коротаев. – Столько внимания со всех сторон! Корреспонденты понаедут! Эти – ж-ж-ж! – будут летать над колонией…
– Дроны?
– Во-во, дроны. Все будут просить какие-то выставочные матчи организовывать. Будь я начальником – плевался бы от такого. Вот сейчас "Спорт-Экспресс" приехал, а завтра – "Звезда" какая-нибудь. Попрут один за другим. Будут бродить вокруг колонии. Еще не привезли парней, а уже весь город знал, когда приедут!
– Что вы говорите.
– Одна головная боль для начальника! А представляете, сколько звонков будет?
– Страшно представить. Хоть автоматчиков на вышки возвращай. Чтоб штыком дроны отпугивали.
– При мне автоматчик еще стояли. Сейчас, говорят, ни к чему – камеры все заменяют. А я думаю: если побег – камеры-то не спасут. Впрочем, какой у нас побег, смешно…
– Только если танк подгонят, по прямой проедут и заберут, – смеется Петренко. – Самый дерзкий побег в истории будет.
Подарок
На следующий день после нашего возвращения слух пойдет о побеге – и мы вспоминать начнем: ага, терлась под стенами какая-то черная Audi…
Но слух остался слухом. Из Алексеевки не убежишь. Если только на танке.
А два тренера, знающие колонию изнутри, на пороге опомнились:
– Как же мы забыли! Подарок-то вам!
Подарки мы любим. Особенно такие, со смыслом – расковыряв какие-то коробки, вручили нам по книжке "Открой для себя Белгородскую область". Перечень достопримечательностей – от значительных из самого Белгорода до полузаброшенных усадеб. То, что нужно!
Собираемся уходить – подходит один из детских тренеров:
– Еще вернетесь?
– Сто процентов. Вот только Кокорина привезут.
– Сдам трешку у самой колонии. Второй этаж, полная обстановка. Рядом начальник колонии. Бери зубную щетку да заезжай.
Имеет смысл.
В заключение
Мы уезжаем из Алексеевки, спешим в Воронеж на футбол.
Едем мимо Троицкого собора, мимо "Желтого дьявола". Который в это утро капризничает, отказывается заводиться. Мимо скрипучего подвесного моста и стадиона "Эфирщик". Где на фоне химзавода тянется по забору надпись – "от новичка…" Кусты прячут продолжение – "…до олимпийца".
Едем мимо Верхнего Теребуна. Мимо Долгоруково. Что тоже наводит на мысли. Гоним их как можем.
Кокорину и Мамаеву – терпения. Сидеть будут не в самом плохом месте. Вокруг добрые люди. Откроют для себя Белгородскую область без всяких путеводителей.
Бог даст, еще сыграют.