Напомним, что футболисты были взяты под стражу за участие в двух драках в центре Москвы в октябре 2018 года, в результате которых избиты водитель ведущей Первого канала Ольги Ушаковой – Виталий Соловчук, чиновник Минпромторга Денис Пак и гендиректор ФГУП "НАМИ" Сергей Гайсин.
3 апреля решением Пресненского районного суда срок ареста обвиняемых продлен до 25 сентября.
– Мне понятно все, что происходит. Идет судебное следствие, суд допрашивает свидетелей, изучает документы, – говорит Пашков. – Абсолютно четко работает защита: она доказывает, что сговора не было, что игрокам напрасно инкриминируется групповое хулиганство. Обвинение допрашивет свидетелей именно для того, чтобы выяснить состояли ли они в сговоре. Пока такая версия не находит подтверждения.
Проходит обычная процедура, которая подразумевает поиск противоречий в показаниях свидетелей. Если в суде они существенно отличаются от показаний, которые давали на предварительном следствии, то те слова оглашаются и у свидетелей спрашивают, в чем причина расхождений. Суд потом дает оценку всему тому, что видит. Насколько понимаю, показания оглашаются только если есть существенные противоречия, а сейчас гособвинитель пытается огласить все.
– Судя по всему, нарушались права свидетелей во время следственных действий.
– Если это так, или если подписи на протоколах допросов не совпадают, то должна проводиться судебная проверка. Суд обязан спросить у следователя, как проводились следственные действия, и выяснить сам ли свидетель подписывал протокол. Если это не так, то тогда должна последовать экспертиза подписи.
– Что еще вас смущает?
– То, что допросы свидетелей осуществлялись в ночное время. Закон запрещает такую практику, за исключением экстраординарных случаев. В данной ситуации, свидетели не скрываются, они ходят на заседания. Ничего из ряда вон тут не вижу. Предполагаю, что защита права и в этом аспекте. Почему нельзя было этих же свидетелей допросить утром того же дня?
– Один из них, Карен Григорян, говорил, что ему подсовывали какие-то документы, требуя подписать и утверждая, что это формальность.
– Свидетели говорят так, следователи могут сказать по-другому. Суд должен проверить так ли это или нет. Если так, то почему. Суд никому не должен верить на слово.
– Вам позиция гособвинения понятна с точки зрения допроса свидетелей? Звучит много интимны вопросов, нелогичных, на взгляд со стороны, уточнений и так далее.
– Прокурор вправе задать любой вопрос, который считает нужным, относит к делу и его интересует. Сторона защиты может ходатайствовать о снятии вопроса, допустим, потому что, это не имеет ни к чему отношения. Но последнее слово остается за судом.
– Вы считаете нормальным, когда женщину спрашивают: "Вы садились на Кокорина верхом? У вас была имитация половой связи"?
– Я не вижу необходимости в этом вопросе, потому что это не относится к хулиганским действиям. Конечно, не хотелось бы чтобы гособвинение удовлетворяло свое любопытство задавая подобные вопросы. Но если суд не отвел их и защита не опротестовала, значит свидетелю надо на него отвечать.
– А вам не кажется, что сторона защиты порой действует против своих же клиентов, задавая вопросы, которые вводят в тупик свидетелей?
– Я в данной ситуации связан кодексом адвокатской этики и не имею право рассуждать о тактике и стратегии защиты, так как нахожусь вне дела. Знаю некоторых адвокатов лично и утверждаю, что они квалифицированные и грамотные специалисты. Если им что-то надо узнать, значит для них это важно. Ромашов очень жесткий, опытный и умный человек. Бушманов молодец, хорошо себя показывает. Приговор покажет, кто в итоге окажется прав.
– Открытость, множество журналистов на заседаниях, цитаты моментально разлетаются по Интернету: эти факторы идут на пользу футболистам?
– Есть основополагающий принцип – "Гласность судебного разбирательства". Суд у нас открытый, любое лицо может прийти, послушать процесс и посмотреть как осуществляется правосудие. Подобное всегда идет в плюс.
Пока версия обвинения о том, что был сговор не подтверждается. Никто из свидетелей не сказал, что Мамаев и Кокорин сговаривались бить стулом Пака.
– Гособвинение именно на этом делает акцент?
– Да. Обвинение предъявлено именно в том, что они совершили групповое хулиганство по предварительному сговору. Но пока ни один свидетель ни внятно, ни полувнятно не подтвердил. Значит вырисовывается, что имела место спонтанная потасовка. К сожалению, разгоряченный алкоголем Кокорин услышал оскорбительное слово и начал действовать.
– Есть свидетели, которые к делу имеют опосредованное отношение и не дают внятных показаний.
– 43 свидетеля, конечно, круто. Понимаете, часто бывает, что допрашивают всех, кто под руку подвернулся. Думаю, гособвинение все-таки будет выбирать, какие свидетели ему нужны.
– Вам не кажется, что обвинение тянет время, если судить по первым двум дням процесса?
– Такое дело обычный районный следователь раскрывает за два месяца под холодную закуску. Потому что расследовать тут по большому счету нечего. Все достаточно очевидно. С учетом того, что существуют записи средств объективного контроля – видеокамеры.
Я честно не представляю, чем 18 следователей занимались в этом деле. Реально не понимаю, зачем они были нужны. Зачем вокруг заурядного уголовного дела, но с незаурядными обвиняемыми развернули такой цирк с конями и огнями. Не должно быть такого. Ничего сложного в расследовании дела нет.
У нас есть корпоративная адвокатская шутка. Королева русской преступности – это пьяная драка. В России часто такое происходит. Допустим, в мусульманских странах, где не пьют, есть другие характерные для них преступления.
Что здесь расследовать полгода? Зачем надо было 18 следователей в группу сбивать? Зачем надо было отвлекать следователей по важным делам, чтобы вот эту ерунду расследовать? Как должно происходить: два месяца, обвинение, дело в суде и приговор. Все. То, что дело раздули, это уже очевидно.
По поводу меры пресечения свое мнение уже высказывал. Считаю ее излишней, тем более на такой стадии. Достаточно было бы домашнего ареста. Вопрос стоит не в плоскости наказания виновных, а сделать так, чтобы другим неповадно было.
Пока прокуратура выглядит бледно, ее версия не подтверждается. Защита берет свое.
– Показания оставшихся свидетелей могут изменить ход процесса?
– Кто же знает. Может еще кто-то есть, кто все видел. В кафе же находились не три человека. Давайте посмотрим кого пригласят и что они скажут. Но я жду с нетерпением допроса потерпевших. Тогда и можно будет о чем-то более конкретно говорить.
На данный момент, повторю, версия о групповом хулиганстве подтверждения не находит. Это ключевое, что есть после двух дней слушаний.
– Есть вероятность, что Кокорин и Мамаев выйдут из тюрьмы раньше сентября?
– Если защита соберет необходимую информацию, тогда потребует изменения меры пресечения. Сейчас свидетели допрашиваются, вина не подтверждается, значит можно поменять меру пресечения.
Есть ощущение, что идет показательная порка. Так поступают, чтобы другим неповадно было. Насколько знаю, другие футболисты уже резко притихли с гулянками. Потому что нормальному человеку не захочется оказаться на месте Мамаева и Кокорина.
– По словам свидетелей, Мамаев Пака не трогал, хотя обвинение считает по другому.
– Он его пальцем не тронул. Это было очевидно сразу. Мамаева там не было. Кто-то еще говорит, что Павел бил Гайсина, а другой утверждает, что пытался его удержать.
Надо выслушать обоих, потому что на камерах непонятно, что происходило. Надеюсь, судья не пойдет на поводу у общественного мнения, и примет решение, руководствуясь законом и совестью.
– Сторона Кокорина подала жалобу в ЕСПЧ. Это возымеет эффект?
– Один мой доверитель отсидел девять лет, не за свои грехи. Он к тому же не просил УДО (условно-досрочное освобождение. – Прим. "СЭ"), так как слишком принципиальный. И только через когда уже вышел, ЕСПЧ постановил, что при рассмотрении его дела были допущены многочисленные нарушения конвенции прав человека. Видите сколько длилось? Пришлось ждать почти десять лет.
В Страсбурге плевать, Кокорин ты или Мамаев. Там остро реагируют на депортацию и на пытки. В этих случаях жалобе может быть дан приоритет, чтобы дело рассматривалось вне очереди. Не думаю, что в данном деле были пытки.
– В Пресненском суде суде так и будет продолжаться в ежедневном формате?
– Как суд решит. Может, сделает перерывы. Слушать дела пять дней подряд, конечно хорошо, но у людей должен быть хотя бы один день, чтобы они с адвокатами обсудили то, что состоялось, скорректировали позицию, подготовились к чему-то другому.
Такой процесс очень сильно выматывает. Обвиняемых поднимают в шесть утра, досматривают, затем они находятся два часа в "сборке" (запираемое снаружи помещение СИЗО для накапливания арестантов – Прим. "СЭ"), потом размещают в автозак, развозят по судам и они участвуют в заседании. После того, как все заканчивается их таким же образом доставляют до камер. Дай Бог, что они в час лягут спать. На следующий день тоже самое по кругу. Это непросто.