Один из лучших защитников отечественного футбола 80-х выигрывал со «Спартаком» чемпионат СССР дважды — в 1979-м и 1987-м. А между ними чего только не было! Конфликт с Константином Бесковым, скандальный уход в ЦСКА, тяжелая травма колена и год настоящей армейской службы, когда вчерашнему любимцу трибун пришлось водить танки в Житомирской области...
Но потом все наладилось. Последовало примирение с Константином Ивановичем, возвращение в «Спартак», вторая золотая медаль. А через год и серебряная — уже с Валерием Лобановским в сборной СССР на чемпионате Европы.
О драматичных этапах карьеры сам Хидиятуллин годы спустя рассказал в «Разговоре по пятницам».
Уход
— В 1980-м конфликт с Бесковым вспыхнул из-за того, что он обвинил вас в продаже матча «Карпатам»?
— Это стало последней каплей. Чуть раньше с Бесковым возник инцидент в Будапеште, где играла сборная. Я после матча никогда не ужинал. Не шел кусок в горло. Зато к четырем часам утра просыпался волчий аппетит. Поэтому в Тарасовке всегда просил поваров оставлять еду в холодильнике. На выездные же матчи брал с собой что-нибудь поесть. Бесков знал об этой особенности организма. Но в Венгрии, увидев, что с ужина несу в номер тарелку, накинулся: «А-а, опять закуску тащишь?!» Обидно стало — не передать!
Дальше игра во Львове. Был день рождения Бескова. Футболисты скинулись, подарили ему маленький телевизор «Электроника». Бесков говорит: «После игры — банкет». «Спартак» уже обеспечил себе серебро, а «Карпатам» лишь победа позволяла удержаться в высшей лиге. Хозяева умоляли — помогите! Но мы ни в какую не соглашались. Минут за восемь до конца при счете 0:0 мяч попал мне в плечо. «Точка». Степа Юрчишин не промахнулся. Проиграли. На Бескове после матча не было лица. Да и сам я, баран, масла в огонь подлил.
— Каким образом?
— Захожу в автобус и громко говорю: «Кто-то нам банкет обещал...» Молодой был, наглый. Константин Иваныч тогда ничего не сказал. А утром приезжаю в Тарасовку, навстречу уборщица: «Вагиз, говорят, ты матч продал...» О-па, думаю, началось. И в сердцах написал заявление: «Желаю служить в рядах Советской армии». Между прочим, был один важный момент, о котором никто не знает. В середине того сезона меня неожиданно вызвал Бесков: «Слышал, ты в ЦСКА намылился?» Я в шоке: «Да что вы! Какой ЦСКА?!»
— Лукавили?
— В том-то и дело, что нет. Даже близко таких мыслей не было. Чем угодно поклясться могу. Но жизнь пошутила — и спустя полгода я действительно оказался именно там. Для Бескова это был удар. Узнал он об уходе перед последней игрой с «Черноморцем». Я пришел на установку, а Бесков сказал: «Вон! Ты уже не игрок нашей команды». И добавил: «Раз предал клуб, то предашь и сборную». Еще и оттуда убрал. Если бы не Колосков, который за меня вступился, в сборную при Бескове дорога была бы закрыта.
Армия
А вот отрывок из другого интервью «СЭ».
— Матчи против «Спартака» в сезоне-1981 какими получились?
— Встретились в самом конце первого круга. Я против бывших одноклубников жилы рвал и уже к перерыву спекся. Тут Юра Гаврилов нам парочку пульнул. 0:3 проиграли. В раздевалку генерал пришел: «Я вам покажу, как надо играть! Завтра — сбор, форма — военная. Поедете на полигон».
Привезли нас, переодели, в окопы посадили, дали гранаты деревянные. Танки запустили. Скажу вам, это что-то, когда над тобой такая махина проходит! Кидаем вдогонку болванки, кто-то кричит: «Спартак», получай!" Потом Базилевич, главный тренер, загнал на неделю на базу в Архангельское. В общем, в начале второго круга победили «Спартак» без проблем — 2:0. Но игры у ЦСКА все равно не было.
— Поехать на ЧМ-1982 вам не позволила травма. Как ее получили?
— В двусторонке между первым и вторым составами сборной. Холод был сумасшедший. А я всю игру простоял, замерз страшно. И черт дернул в самом конце — согреться захотелось, что ли? — побежать на фланг. Столкнулся с Федором Черенковым и получил травму. Полетела боковая связка. А крестообразной, как выяснилось, вообще не было! Два года я играл без связки, представляете?
— Неужели дискомфорта не ощущали?
— Ныло. Но за счет сильной четырехглавой мышцы колено держалось. Лежу после операции, отхожу от наркоза. А я руководство ЦСКА предупреждал, что после сезона вернусь в «Спартак». Заходят в палату: «Звание присвоим, пенсия будет — ты теперь калека». У меня голова в тумане — подписываюсь на офицера. Через месяц потихоньку начал бегать, смотрю — колено-то разрабатывается. Прошу: «Верните бумагу». А мне: «Назад дороги нет, ты — лейтенант». — «Видел я ваш ЦСКА там-то и там-то». Они поняли — не выйдет ничего. И решили карьеру мне сломать: «Выбирай — Прикарпатский военный округ или Северокавказский?» Выбрал Северокавказский. Меня тут же отправляют в Прикарпатский, во Львов.
Поиграл там и затосковал. Организовали мне в Москве встречу с Бесковым. «Давай старое забудем, — говорит. — Пора тебе заканчивать похождения». — «Как сделать, чтобы меня уволили?» — «Пиши заявление с просьбой отправить в часть. Оттуда я тебя вытащу».
Возвращаюсь во Львов, сообщаю тренеру «Карпат» Самарину: «Так и так, ухожу». «Не делай этого! — убеждает. — Тебя Беликов на Кушку сошлет». Все же написал я заявление. Пошли к генерал-лейтенанту Беликову, который раньше был командующим Северокавказским округом и любил меня без памяти. Протягиваю заявление, Беликов читает, становится пунцовым. Пишет резолюцию: «Отправить в 8-ю танковую армию в город Новгород-Волынский Житомирской области».
И стал я командиром мотострелкового взвода. Проходит месяц — никто не вытаскивает. Потом — второй, третий, четвертый... Год танки водил! Во время стрельб командир полигона все время мне проигрывал: я три мишени выбью, он — две. Чуть ногу себе не отрезал в этом танке. Как-то стреляли, и мне ее так повело — еле успел на кнопку нажать, остановить башню.
Через год осознаю — кинули меня. И Бесков не смог ничего сделать. Звоню Беликову: «Простите паршивца!» Начал тренироваться, но поскольку долго не играл, нога распухла. Положили в военный госпиталь. Профессор тамошний за голову схватился: «Как ты в футбол играешь?!» На снимке колена нет — одни пластины, скобки, железки. Через месяц комиссовали.
Приезжаю в Москву как вольный человек. Опять сводят с Бесковым. «Извини, — говорит, — вызволить тебя не вышло. Ты стал взрослее, мудрее, за ошибки расплатился сполна. Будешь мне помощником». Мой первый матч после возвращения — в Лужниках с киевским «Динамо». Чанову забил со штрафного. И пошло-поехало, второе дыхание открылось. Во Львове увидели это — и к начальнику госпиталя: «Ты кого комиссовал?! Он за сборную играет!»
Бесков
— Какой собственный матч из прошлого пересмотрели бы с удовольствием? - это снова фрагмент из «Разговора по пятницам».
— Как-то Валера Кечинов попросил достать запись матча Бразилия — СССР. 1980-й, «Маракана», выиграли 2:1. Дай-ка, думаю, сам погляжу. Включил — и за голову схватился.
— Почему?
— Пешком по полю ходим! Смотреть невозможно! А взять полуфинал чемпионата Европы СССР — Италия в 1988-м? Тот самый, что вошел в историю как образец прессинга. Нынче смотришь — ничего особенного. Хотя не могу забыть слова Лобановского на установке: «Сегодня с первых же секунд тотальный прессинг! Прямо от вратаря!»
— Какие еще установки запали в душу?
— Валентин Николаев в молодежной сборной говорил мало: «Значит, так. Вратарь — понадежнее. Защитники — сочетание зоны с персональной опекой. Полузащитники — большой объем работы. Нападающие — дайте мне высокий скоростной маневр». И уходил.
У Лобановского тоже были короткие установки. Обычно в индивидуальных беседах он все разжевывал игроку. А вот у Бескова установки затягивались часа на два. Разбор матча — и того дольше. Мы даже говорили новичкам: «Когда идете к Константину Иванычу на установку, захватите подушки, чтобы под задницу положить. Сидеть придется долго». Самая потешная установка связана с Гавриловым. Юрка сам об этом рассказывал.
— Заинтриговали.
— Дело было в «Асмарале». Команда приехала на сбор в Грецию. На установке Бесков называет фамилию Гаврилова, шарит глазами по рядам — Юрки-то и нет. Ребята говорят: «Сейчас за ним сбегаем». Бесков: «Не надо, я сам». И шагает к Гаврилову. А тот, ни о чем не подозревая, лежит в номере — его об установке забыли предупредить.
Накануне Гаврила распробовал «Метаксу», пустую бутылку за тумбочку спрятал. Константин Иваныч заходит, начинает распекать: «Ты о футболе все знаешь, установка тебе ни к чему...». А сам по сторонам глазами водит.
— Нашел бутылку?
— Кто бы сомневался! У Бескова на такие вещи нюх был о-го-го! Потом к зеркалу подходит, подзывает Гаврилова и говорит: «Тебе не кажется, что из нас двоих кто-то пьян?» Юрка смотрит на отражение Бескова и уточняет: «Вы кого имеете в виду?»
— Чем кончилось?
— В состав его, разумеется, не включили. Но во втором тайме пришлось выпускать — игра у «Асмарала» не шла. Гаврилов быстро все наладил — отдал, забил. И Бесков простил.
— Хоть раз Константин Иванович был близок к слезам?
— Никогда! В критические минуты лишь губы в струну сжимал, смотрел исподлобья. Вообще мы Бескова настолько хорошо изучили, что сразу чувствовали его настроение. Если появлялся в кожаном пиджаке и галстуке — берегись. Будет бить тревогу.
— В смысле?
— В прямом. Построит команду, обведет тяжелым взглядом, выберет жертву и начинает: «Я не зря тревогу бил!» Буря могла грянуть на ровном месте. Ладно бы вызвал человека — и дал по шапке. Но нет, обязательно надо прилюдно напихать. Хотя представляю, каково было выслушивать все это, допустим, Бокию. Взрослый мужик, трое детей — а его как пацана перед строем чихвостят...