У Валерия Карпина в пятницу был день рождения — две пятерки. 55. И, глядя на его судьбу, я думаю о том, насколько разные у людей спорта бывают точки отсчета и как важно их понимать. А также, какова во всем этом роль своего тренера, которого ты вовремя встретил.
Карпин родился и вырос в футбольной глуши, в Нарве. В Эстонии никогда не было большого футбола. А тут даже не Таллин (тогда он писался с одной «н»), а Нарва! У кого там можно было чему-то научиться — непонятно.
Потом был таллинский «Спорт» и Валерий Овчинников по прозвищу Борман. У него задачи развивать игрока стоять тоже не могло. А что — могло, сам Карпин рассказал для моей книги «Спартаковские исповеди»:
«Мне тогда повезло — согласно положению о соревнованиях в каждой команде второй союзной лиги в обязательном порядке должен был играть футболист не старше 18 лет. А когда стал совершеннолетним, Валерий Викторович «отмазал» меня от службы в армии, и «воевал» я в том же самом «Спорте». Не всегда, правда, на зеленых полях — однажды он для профилактики меня на месяц в воинскую часть сослал. Но и это было отдыхом на Гавайях по сравнению с тем, что происходило на предсезонных сборах.
Каждый год во время предсезонки он торжественно объявлял: «А теперь поедем на две недели в Освенцим!» Под Освенцимом подразумевался Цахкадзор, высокогорная база олимпийской сборной СССР по легкой атлетике. И мы могли пробегать в тамошнем манеже по 60-70 трехсотметровых кругов. Ладно бы еще на воздухе — может, и полезно продышаться к сезону. Но по манежу?! Легкоатлеты нас спрашивали: «А вы, парни, из какого вида спорта будете?» — «Футбол». У них глаза на лоб лезли: ни разу с мячом они нас не видели. Мяч за эти две недели нам бросали пару раз, да и то после кросса и в снегу по колено».
Вот такая у него была подготовка. Кроме «физики» — ничего. Потом была неудачная попытка в ЦСКА (выступавшим тогда в первой лиге), «Факел» Анатолия Полосина. Где Карпин играл не правого, а левого полузащитника.
А в 90-м Романцев позвал его, мало чем тогда примечательного игрока, в «Спартак».
— Сто процентов моего понимания футбола — от него, — рассказывал Карпин. — До перехода в «Спартак» о многих вещах понятия не имел, причем не только в атакующем, но и в оборонительном плане. Все знают, с каким удовольствием «Спартак» всегда играл в «стеночку» — но именно у Романцева я научился также, как надо играть против «стеночки».
Где меня увидел Романцев — не знаю. Скорее всего, кто-то ему просто сказал, что играет в «Факеле» парень, вроде неплохой. Лично я общался с селекционером «Спартака» Валентином Покровским.
Причем условия, которые мне предложил «Спартак», были втрое (!) хуже, чем в «Факеле». В Воронеже зарплата была 180 рублей плюс хорошие премиальные. В «Спартаке» же предложили стандартную ставку инструктора по спорту (профессии «футболист» тогда же официально не было) — 60 рублей. Но сомнений, стоит ли переходить, не испытывал никаких.
У Романцева есть дар разглядеть в футболисте то, чего он сам в себе не видит. Ни в какой спартаковский футбол я в «Факеле» не играл. Игровым интеллектом, техникой не отличался — школы-то не было. Действовал, повторяю, на левом краю. Почему Романцев увидел во мне перспективу и поставил справа? До сих пор удивляюсь.
...А потом у Карпина проявилось главное, убежден, его качество как игрока — не только дикая работоспособность, но и умение учиться и впитывать, как губка, новую информацию. Это позволит ему, поначалу вроде дубовому, обучиться футболу Романцева и в 1992-1993-м повести «Спартак» за собой, забив по два «Ливерпулю» (он тогда почти с центра поля Гроббелара поймал!) и «Фейеноорду», позже — гол «Барселоне» Кройфа, когда «Спартак» дома ушел с 0:2.
Приехав в Испанию, Валера уже через год пел песни на испанском (!) на местном ТВ и играл так, словно прибыл пять лет назад. Если бы он действовал только на тех качествах, которые у него были изначально, то выше первой советской лиги не поднялся бы. А Карпин прокачал все и стал одним из лучших российских футболистов за все 30 с лишним лет.