Из него вы узнаете:
— почему один из лучших арбитров XXI века принял предложение из России;
— какие языки он учил в школе и как по-русски звучит его полное имя;
— как относится к ВАР;
— кто десять раз выбирал его лучшим арбитром Венгрии;
— кто еще недавно был его главным критиком и кто выступил против переезда в Россию;
— на каком языке он готов общаться по телефону с представителями клубов;
— за какую команду болел и что получал в качестве подарков от клубов;
— с кем из российских футболистов учился на курсах УЕФА.
Предложение от РФС
— С одной стороны, можно было предположить, что вы приедете в Россию, учитывая тот факт, что судьба главы департамента судейства и инспектирования Александра Егорова была решена, и руководители РФС изучали возможность приглашения иностранного специалиста. С другой стороны, вам лишь 44 года. Вы могли продолжать карьеру. Я видел ваше имя в числе судей элитной группы УЕФА, приглашенных на сбор в Мальорке, который пройдет в конце января. Почему вы все-таки решили закончить с судейством?
— Очень приятно слышать, что мне всего лишь 44. Но можно сказать, что мне уже 44 — смотря как относиться к этому возрасту. У арбитров, как и у футболистов, карьера не длится вечность. Игроки завершают карьеры, когда им исполняется 30-35 лет, они становятся тренерами, менеджерами, бизнесменами. Каждому приходится задумываться о новой профессии, о переходе на новый этап жизни.
У судей жизнь в футболе более продолжительная. Раньше был возрастной лимит в 45 лет, потом его отменили. Но многие из нас после 40 уже чувствуют, что матч дается с трудом, на тренировках приходится прилагать больше усилий. Я начал заниматься судейством очень рано — когда мне было всего 15. То есть почти 30 лет назад. Много игр, много сборов... Нужно было решать, что делать дальше. В прошлом году пошел на курсы УЕФА по спортивному менеджменту. Оказался в одной группе с Андреем Аршавиным и Алексеем Смертиным.
Предложение РФС — это отличная возможность заняться как раз спортивным менеджментом. Не исключено, я мог бы судить еще полгода или год. Но, думаю, сейчас самое время начать другую карьеру. Пусть лучше меня запомнят как хорошего арбитра, переставшего судить раньше, чем мог бы это сделать.
— В Венгрии вы работали как профессиональный арбитр?
— Да, у меня был контракт с федерацией. Он продлевался каждый год. Но с этим никаких проблем не возникло, контракт не помешал бы завершить карьеру. У меня хорошие отношения с руководством федерации — все-таки 20 лет я был в элите судей.
— Наверное, известный в прошлом венгерский судья Шандор Пуль был рад вашему отъезду? Говорят, у вас с ним не самые хорошие отношения.
— У меня со всеми хорошие отношения. Следующий вопрос.
— Вы долго обдумывали предложение, поступившее от РФС?
— Точно не помню. Какое-то время это заняло. Нужно было поставить точку в карьере судьи. Но решение далось легко. Потому что я мечтал заняться управленческой деятельностью как раз в судействе, хотел готовить новые поколения арбитров. И тут такой шанс — предложение о сотрудничестве с крупной футбольной федерацией! Большие задачи и большие возможности, чтобы показать, на что я способен. Мне кажется, здесь я смогу добиться чего-то значимого.
Ринг, Кульчар, Эреш
— Почему решили взять с собой Дьердя Ринга, вашего теперь уже бывшего ассистента в судейской бригаде?
— Ответ прост. У руководителя отдела или департамента должен быть помощник. Ему я доверяю больше, чем на 100 процентов. Мы провели на футбольном поле свыше 10 лет. У нас схожие взгляды на правила игры и технические аспекты. Очень здорово, что возникла такая возможность, и мы будем работать вместе. Но ведь так поступают и тренеры, приходя на работу в клуб или федерацию: свой штаб, свой диетолог.
— Как отреагировала Каталин Кульчар, близкий вам человек и одна из лучших венгерских судей женского пола, когда вы ей сообщили о предложении из Москвы?
— Первая реакция — негативная. Она расстроилась, что я заканчиваю судить, перестаю заниматься тем, чем занимался три десятка лет. Но она быстро осознала, какое значение это имеет для начала новой карьеры. Конечно, Каталин понимала, что придется непросто. Потому что я уеду в Россию и буду жить здесь. Но такую проблему мы решим, если это вообще проблема.
— В вашей бригаде долгое время работал еще один ассистент — Габор Эреш. Не возникала мысль и его позвать в Россию?
— Нет. Я не мог везти сюда много помощников из Венгрии — тех, кто не знает российских традиций, не знаком с местными особенностями. К тому же я уверен, что и тут в России достаточно своих специалистов. И мои первые впечатления самые положительные.
— У Габора необычная судьба. Он победил рак и сумел вернуться к обычной жизни.
— Да, сейчас у него со здоровьем все в порядке. И с работой тоже. Он стал успешным политиком в своем регионе. Габор также возглавляет местную судейскую коллегию. И ему трудно было бы решиться на переезд — большая семья, трое детей.
Русский язык
— Собираетесь и дальше жить в гостинице или переедете в квартиру?
— Мне кажется, это не такая важная информация.
— Жилищные условия тоже важны. Роберто Розетти, когда он возглавил судейский департамент, перевез в Москву семью. Но то ли дочкам, то ли жене не понравилось жить в российской столице, и они очень быстро вернулись в Италию, оставив Роберто здесь.
— Но, на мой взгляд, не так принципиально, где жить — в гостинице или апартаментах. Я не собираюсь разрываться между Венгрией и Россией — буду жить здесь постоянно, а не прилетать на три дня, здороваться и улетать обратно. Мне нужно много работать, бывать на матчах, общаться с арбитрами, проводить сборы... Возможно, если стал бы жить в отеле, кто-то решил бы, что я приехал ненадолго, что не планирую тут задерживаться. Нет, это не так, буду жить в Москве. Найдем квартиры и для меня, и для Дьердя. Хочу узнать, как живут русские, постараюсь выучить язык.
— Но вы наш язык уже учили.
— Я учил. Шесть лет. В школе, — все это Виктор сказал по-русски и засмеялся.
— Так вы, наверное, многое понимаете.
— Понимаю немножко, чуть-чуть. Когда не быстро говорят, понимаю, — это тоже было сказано на русском языке с небольшим акцентом.
— Можете читать на русском?
— Буквы знаю. Но, возможно, не пойму смысл написанного. Конечно, спустя 30 лет будет сложно вспомнить все, что учил. Но даже Дьердь за 10 дней успел выучить три десятка слов.
— Ругательных?
— Нет, никто из судей (Кашшаи и Ринг уже встречались с российскими арбитрами на сборе ВАР в Сочи. — Прим. А.Б.) ничему плохому нас не учил. Дьердю придется начинать с нуля, а мне проще — в школе неплохо говорил. Не могу гарантировать, что следующее интервью дам вам на русском. Но точно смогу общаться с арбитрами.
— Вы судили много матчей с участием российских команд — сборных и клубов. Игроки, наверное, не предполагали, что вы понимаете русскую речь. Сколько языков вы знаете?
— Для меня очень важно общение с игроками. Потому старался запомнить слова на разных языках. Я учил русский и французский в школе. Потом выучил немецкий и английский — могу говорить на этих языках. Французский и русский остались в так называемом спящем состоянии, где-то в подсознании. Знаю много фраз на итальянском. А, допустим, в разговоре на поле с сербским футболистом мог использовать русские слова — «без рук», «спокойно».
Левников, Зуев, Николаев
— Вы знакомы со многими российскими арбитрами. Если не ошибаюсь, как-то жили на сборе в одном номере с Алексеем Николаевым. Сергей Зуев...
— Да, он инспектировал мои матчи. В прошлом инспектором на моих играх был и Николай Левников.
— Их мнение тоже спрашивали перед тем, как приехать в Россию?
— Нет, в этом смысле я вполне независим. Решение принимал самостоятельно. Но мне, конечно, пригодятся их дружеские советы, информация. Был рад встретиться с Зуевым и Левниковым в Москве. Сейчас поговорил с Баскаковым. Я открытый человек, готов выслушать разные мнения, но решение, как и на поле, останется за мной.
— Насколько хорошо вы знаете ситуацию в российском судействе и наши проблемы? У нас, к примеру, в списке судей премьер-лиги 24 человека, но реально могут работать на таком уровне только полтора десятка.
— В каждой стране у судей негативный имидж. И у меня две главные задачи. Первая — подготовка и развитие топ-арбитров. Это приоритет. Потому проведем ряд реформ вместе с судейским комитетом и РФС. Я здесь, чтобы, используя европейский подход и мой опыт, готовить судей. Вторая задача — нужно находить и развивать резервы, искать рефери в регионах, привлекать молодых людей в судейство. Нужно создавать судьям положительный имидж, иначе мало кому захочется становиться арбитром.
Конечно, даже с помощью реформ и моего вклада в развитие судейства мы не сможем полностью исключить ошибки арбитров. Это слово, «ошибка», я уже знаю, как произносить по-русски. Понимаю, что придется его часто использовать в ближайшие недели и месяцы. Но главное — сделать все, чтобы число этих ошибок уменьшилось. Да, сложно. Но у нас есть способ их уменьшить (показывает на заместителя руководителя судейского департамента и главного ВАР-инструктора Леонида Калошина. — Прим. А.Б.).
ВАР — не чудо и не инъекция от всех бед
— Прежде чем перейдем к теме ВАР, задам еще один вопрос. Розетти для общения с российскими судьями и обмена мнениями использовал специальную интернет-платформу. Как вы будете общаться с подопечными? Создадите что-то похожее?
— Уже создается. Работа идет. Россия большая страна, невозможно собирать судей в Москве каждую неделю. Да это и не требуется при наличии современных технологий. Будем рассылать методические материалы. Я тут всего недели, надеюсь, к марту все наладим.
— Перейдем к вопросу общения с журналистами. Возможно, так поступают не во всех странах, но у нас, например, каждую неделю теперь уже экс-глава судей Александр Егоров проводил брифинги, отвечал на вопросы журналистов, обсуждал спорные эпизоды матчей очередного тура. Продолжите ли такую практику?
— Мы пока не говорили на эту тему с медиадепартаментом. Найдем решение позже.
— Еще недавно директор клуба, начальник команды или тренер могли позвонить Егорову и пожаловаться на судью, попросить объяснить то или иное решение. Будете общаться с представителями клубов? Если да, то на каком языке? Далеко не все из них говорят по-английски.
— Ну, если только на венгерском... (улыбается). Этот вопрос тоже предстоит еще обсудить.
— Вы упоминали ошибки. Вам известно, сколько ошибок допустили наши арбитры в первой части чемпионата?
— А вы знаете, сколько правильных решений они приняли?
— Предположу, меньше, чем ошибок.
— Уверен, нет.
— Но ошибок действительно много. Даже несмотря на наличие видеоарбитров.
— К сожалению, работа судьи вызывает реакцию, только когда совершается ошибка. О хорошем не говорят, это никого не волнует. Задача — убрать этот негатив. Конечно, прятать ошибки не станем. Да, я уже видел некоторые эпизоды, в которых принимались неверные решения. И даже ВАР не исключит все ошибки. Это не чудо, не инъекция, вылечивающая раз и навсегда все болезни. Потому что ВАР — это тоже люди. Будут спорные моменты, когда возникнет дискуссия, следует ли вмешиваться видеоассистенту или нет. РФС сделает все возможное, чтобы пояснить, как работает ВАР. Главное, чтобы с помощью ВАР избежать тех трех-пяти серьезнейших ошибок, которые выпадают во время карьеры на долю каждого судьи и которые попадают в заголовки «Спорт-Экспресс». Я был бы несказанно рад, если бы видеоповторы появились лет десять назад.
— ???
— Потому что тогда я избежал бы тех трех-четырех ошибок, которые совершил в своей карьере.
ВАР и офсайды
— Сегодня среди проблем, связанных с использованием ВАР, выделяется проблема определения положения «вне игры». Раньше спорные моменты трактовались в пользу атаки. Теперь видеоассистенты фиксируют миллиметровые офсайды. Как вы относитесь к этому?
— Есть правила игры. В них написано, что, если игрок атакующей команды находится ближе к линии ворот, чем мяч и предпоследний игрок соперника, это офсайд. Нет ни слова о том, что допускается заступ в какое-то число сантиметров. Если начать делать исключения, то на какое расстояние? Три сантиметра — допустимый заступ? А 2,9 сантиметра?
— Если мы возьмем систему определения взятия ворот (GLT — Goal Line Technology), то в ней положение мяча относительно линии ворот определяет техника, а не человек. Но при определении офсайда линии по-прежнему чертятся с помощью человека. Очень важно определить момент паса — это тоже делает человек, видеоассистент. Мы снова говорим о субъективности в решениях судьи.
— Но во всяком случае сегодня ВАР в состоянии исправить ошибки при определении офсайдов, когда речь идет о 30-40 сантиметрах.
— ИФАБ не собирается менять правила игры, касающиеся офсайда, — вступил в разговор Калошин. — С другой стороны, ряд компаний из разных стран мира сегодня занимаются созданием соответствующего современного компьютерного обеспечения, с помощью которого происходил бы анализ офсайдной ситуации и автоматически определялось бы, есть положение «вне игры» или нет. Возможно, такой инструмент появится в этом году или в следующем. Это только вопрос времени. И как только появятся такие компьютерные программы, дискуссии по поводу определения офсайда будут возникать все реже и реже.
— Главное чтобы футбол оставался прежним, и ВАР не использовался бы каждую секунду, не изучался бы каждый угловой или аут, каждая желтая карточка, — отметил Кашшаи. — А ВАР нужен, чтобы избегать больших ошибок.
— Вы поддерживаете английский опыт? Там в премьер-лиге судьи не просматривают видеозапись — полагаются на мнение ВАР. Им дано такое указание, чтобы экономить время.
— Вопрос не в том, что я поддерживаю или не поддерживаю. Существует протокол ИФАБ. Каждая страна обязана его соблюдать. А то, как его трактуют, соблюдают или нет в других лигах, не наша проблема. Нас интересует только российский футбол.
— Англичане запрашивали разрешение на так называемый экспериментальный период, — пояснил Калошин. — Они и ИФАБ вернутся к этому вопросу после окончания сезона.
За кем последнее слово
— Вопрос о главенстве мнений в российском судействе. Существует судейский комитет РФС, который возглавляет Ашот Хачатурянц. Есть вы и департамент судейства. Кроме того, есть экспертно-судейская комиссия при президенте РФС (ЭСК). Ее председателем в прошлом году был Левников. Когда в России работал Розетти, последнее слово в спорных моментах оставалось за ним. Он определял, как должны трактоваться правила. Как будет сейчас? За кем последнее слово?
— У меня была встреча с руководителями РФС. Мы прояснили этот вопрос. Для решения таких вопросов и была создана ЭСК, которое станет формировать окончательную оценку работы арбитра и инспектора в спорных ситуациях. Готовить и направлять судей буду я. Председатель судейского комитета — не эксперт в практическом судействе, он стоит во главе организации работы всего судейского корпуса и проведения ранее заявленной реформы, — заявил Кашшаи.
— Случалось так, что арбитры на своих сборах договаривались об одной трактовке правила, но инспектор считал иначе, не зная о договоренности, а экспертно-судейская комиссия, в которую тоже входят инспекторы, поддерживала его. Возникала путаница и непонимание, как же решение нужно принимать.
— Я буду постоянно инструктировать судей, а базовая задача судейского департамента и департамента инспектирования — обеспечение общего информационного пространства и единства трактовок моментов.
— Но тогда, получается, об этих инструкциях должны знать инспекторы и члены ЭСК. Вы пригласите их на турецкий сбор вместе с судьями?
— Состав ЭСК на этот год пока не определен, — пояснил Калошин.
— Что касается инспекторов, господин Фурса, новый руководитель департамента инспектирования РФС, обратился с такой просьбой. В этом нет ничего удивительного — в Венгрии мы тоже проводили совместные сборы судей с инспекторами, — рассказал Кашшаи.
— Сколько же тогда человек поедут на сбор?
— Больше 80, — ответил Калошин.
— Кто выступит в роли преподавателей?
— У нас много инспекторов УЕФА.
— Вы имеете в виду Левникова, Зуева, Баскакова, Николая Иванова?
— Да. Они выступят с лекциями, но последнее слово по трактовке правил останется за мной. Естественно, после обмена мнениями с другими.
— В первой части сезона видеоарбитры работали в основном на двух играх тура. Планировалось, что начиная с марта ВАР будут работать на каждой из восьми встреч тура. Но пока нет ВАР-центра. Где же будут работать видеоассистенты?
— Работа по созданию ВАР-центра уже началась, — вступил в разговор Калошин. — В принципе, в процесс сейчас вовлечены три стороны: РФС, национальный телевещатель «МатчТВ» и Hawk Eye. Непростой проект. Но мы настроены положительно и надеемся, что все работы завершатся перед стартом второй части сезона.
— Где будет находиться этот центр?
— В Москве.
— Не в РФС?
— Нет.
— Повторю: не стоит ждать полного исчезновения ошибок, — отметил Кашшаи. — ВАР призван бороться с очевидными ошибками. Не забывайте, видеоарбитры появились менее пяти лет назад. В декабре 2016-го. Впервые ВАР работал на крупном международном турнире (клубном чемпионате мира, где Кашшаи первым посмотрел видеоповтор. — Прим. А.Б.). Опыт не такой большой.
Футбол — любовь, страсть и жизнь
— Вы сказали, что хотели бы появления ВАР на 10 лет раньше. В вашей карьере были, к примеру, три матча, когда ваша бригада допускала серьезные ошибки («Реал» — «Бавария», Украина — Англия, «Манчестер Сити» — «Шахтер. — Прим. А.Б.). Как вы тогда восстанавливались? Спрятались от всех, выключили все телефоны, перестали читать газеты?
— У людей разные характеры и разные способы расслабления и восстановления. Один из самых сложных моментов для судьи — когда после игры он понимает, что совершил ошибку, когда видит на экране телевизора то, что на поле не разглядел. Можно, конечно, спрятаться от всех, но этим ты ничего уже не изменишь. Я старался заняться тренировками вместе с другими судьями, старался общаться. Жизнь-то не останавливается. Будешь долго плакаться, впадешь в депрессию. Но ведь у тебя через неделю новая игра. Арбитр должен быть сильным психологически. Будешь долго копаться в себе, вспоминать и думать об ошибках, быстро закончишься как судья. Понятно, что очень большие ошибки могут выбить надолго — иногда воспоминания держатся в мозгу неделями. Нужно как можно быстрее приходить в себя. Нельзя зацикливаться, нужно думать о хорошем, нужно говорить себе, что ты хороший судья, что у тебя квалифицированные помощники.
— Случалось, что, допустив ошибку, вы думали все бросить и завершить судить?
— Нет. Это слишком легкий путь. Я относился к футболу не как к работе. Это моя любовь, моя страсть, моя жизнь. И отказываться от этого из-за одной ошибки?
— В некоторых странах работа судьи может быть опасной. В Греции и на Кипре были случаи нападения на судей. На Кипре недавно взорвали автомобиль одного из них.
— Это, конечно, печально. Но масштабы проблем, возможно, преувеличены СМИ. Посмотрите сколько стран в Европе, где к судьям относятся нормально. В целом судейство не настолько опасно.
— А у вас возникали проблемы с фанатами?
— Что вы называете проблемой?
— Например, пытался ли кто-то вас побить?
— Нет, такого не было. Однажды позвонили, не мне — моим родителям. Что-то там сказали. Но ничего серьезного. В Венгрии принято считать, что опасно начинать заниматься судейством — мол, на начальном этапе, в низших лигах тебя могут побить.
— Такие случаи бывают.
— Наверное, раз пять за год. А сколько матчей играется? Возможно, две тысячи, но не за год, а только за одну неделю. Это все равно, что отказываться летать на самолете, если произошла одна авиакатастрофа.
— Если будет время, сходите в одно из апрельских воскресений на игру первенства Москвы среди детских команд. Увидите, что там творится, как ведут себя родители — в том числе, по отношению к судьям.
— Это не новость. Такое случается. Бывает, что клубы закрывают доступ родителям на матч. Чтобы не мешали игрокам, не требовали делать противоположное тому, что сказал тренер. Наверное, некоторые отцы ведут себя так, потому что им самим не удалось стать футболистами. И они надеются, что получится у их детей.
Любимых команд нет
— Вы завершили карьеру, вы больше не действующий арбитр. Теперь можно наконец-то признаться, за какую команду вы болели всю жизнь.
— Такие вопросы задают журналисты и болельщики. С тех пор как я начал судить в 15 лет, всегда соблюдал нейтралитет. Мне все равно, кто победит и кто забьет голы. Всегда старался работать на отлично и судить на соответствующем уровне. Никогда у меня не было любимой команды.
— Но, может быть, вам нравятся более техничные футболисты как Месси или, наоборот, здорово готовые физически.
— Это все равно что спросить у родителей, кого из их трех детей они любят больше.
— Судья должен быть видимым или невидимым на поле?
— Это зависит от игры.
— Вы были заметны.
— Думаю, не всегда. У судьи должен быть характер, он должен быть личностью. Но если матч развивается спокойно, зачем мне демонстрировать свой характер? Знаете, любому судье понравится игра, прошедшая без желтых карточек, без большого числа фолов и без 11-метровых. Провел такой матч, написал рапорт и поехал в отличном настроении домой. Возможно, иногда я проявлял характер. Значит, того требовала ситуация.
Кто лучший критик
— Мне кажется, судьям не хватает призов и наград. Мы проводили специальный конкурс в «СЭ», называвшийся «Золотая мантия», выставляли оценки арбитрам, суммировали их с оценками инспекторов и команд и в конце сезона определяли таким образом тройку лучших. Они получали очень дорогие призы, сделанные из платины, золота и серебра. К сожалению, через несколько лет нам перестали давать оценки инспекторов, а затем РФС запретил клубам выставлять оценки рефери. К чему я это все рассказываю? Все судьи, получившие призы, говорили, что им не хватало такого признания, не хватало таких наград. Вы когда-либо думали об организации судейского конкурса? Может, стоит снова начать выбирать тройку лучших, проводить пышное награждение?
— Конечно, лучших обязательно нужно награждать. Призы должны быть. Но рейтинг арбитров необходимо составлять исходя из разных данных — не только на основании оценок инспекторов. Возможно, стоит учитывать мнение журналистов в качестве одной из составляющих. Кстати, в Венгрии единственное существующее спортивное издание ставит оценки арбитрам после каждого матча.
— У вас много наград?
— Интересно, что я был популярен среди футболистов. Раз девять или десять меня признавали лучшим по итогам их опроса. Несколько раз лучшим выбирали федерация и журналисты. Конечно, было приятно видеть свои фотографии и читать заголовки. Но, честно говоря, для меня главной всегда была моя собственная оценка. Лучший критик — ты сам. Я всегда мог оценить, насколько хорошим или неудачным получился сезон. И лучшая награда — те положительные чувства, которые ты испытывал как судья. Судейство — это чувства и воспоминания. Всегда буду помнить финал Олимпиады в Пекине, стадион, тех, кто входил в состав бригады. А о моем первом матче в Валенсии будет напоминать брелок для ключей, подаренный местной федерацией. Для меня такие вещи важнее.
— Коллекционировали майки игроков?
— Специально этим не занимался. Если дарили — брал. Дома у меня хранятся, наверное, штук 150. В трех больших сумках в гардеробе. На некоторых написана моя фамилия, на некоторых — имена известных футболистов, на каких-то — только номера. Никогда не использовал их, не надевал на тренировки. От какой-то из команд, если судил десять матчей с ее участием, мог получить десять маек. Легко проследить за работой дизайнеров, разрабатывавших эту форму на протяжении нескольких лет. (улыбается)
Судьи — не сентиментальные люди
— Что вам подумалось, когда вы дали финальный свисток в своем последнем матче — в январе в Саудовской Аравии? Старались продлить ту игру?
— Нет.
— Игроки знали, что это ваш последний матч?
— Наверное. Некоторые из них. На самом деле футболистов, как правило, мало интересует то, что происходит с судьями. Помню, что минут за пять до конца сказал помощникам, чтобы не теряли концентрацию и последние минуты провели безошибочно. Было бы ужасно, если бы на последних минутах последнего матча произошла бы ошибка.
— Прослезились?
— Не плакал. Нет. Но были эмоции.
— А вообще вы сентиментальный человек?
— Судьи — не сентиментальные люди. Конечно, в жизни случаются моменты, когда ты проявляешь чувства. Какие-то печальные, грустные ситуации. Но в целом меня не назовешь сентиментальным.
— Вы смотрели игры Каталин?
— Обязательно. Всегда. А она — мои. Понимаете, когда ты находишься на верху, мало кто может сказать тебе честно, как ты работал. Потому мы старались оценивать судейство друг друга и делиться критикой. Она, отмечала, что я сделал правильно или неправильно, какие-то жесты, которые мне не стоило делать — допустим, когда я случайно дотронулся до игрока, и это смотрелось плохо на экране телевизора.
— Ваш отец тоже был судьей.
— Да.
— Как его зовут?
— Иштван. Степан по-русски. Получается, что меня зовут Виктор Степанович Кашшаи. (улыбается)
Туризм
— Помимо судейства вы занимались туристическим бизнесом.
— Да, больше десяти лет работал в туризме.
— У вас была своя фирма?
— Нет, обычный сотрудник. Тогда еще был молодым арбитром без профессионального контракта. Нужно было зарабатывать на жизнь. Та работа позволяла иметь гибкий график, я мог уезжать на игры.
— Вы организовывали туры?
— Сидел в офисе, составлял каталоги, занимался переводами, отвечал на жалобы клиентов. Мы действовали как туроператор и сотрудничали с двумя сотнями агентств.
— У вас есть хобби? Чем увлекаетесь?
— Какого-то особого хобби, пожалуй, нет. Мое хобби — моя работа. Она занимает все время. На судейство уходят все сутки. Свободного времени не остается. Хорошо если удается посмотреть какой-либо фильм, а не пересматривать матчи и изучать видеонарезки. Но думаю, в ближайшие недели времени на фильмы у меня не будет.