Илья Кутепов десять лет провел в системе «Спартака», дорос от второй команды до основы красно-белых и сборной России. Сыграл в Лиге чемпионов и на домашнем чемпионате мира. Прошлым летом защитник свободным агентом перешел в «Торпедо», но после вылета из РПЛ покинул клуб. Сейчас Кутепов — капитан «Велеса», за который в выходные забил свой первый гол за пять лет.
В обстоятельном интервью «СЭ» Илья рассказал о второй лиге, своих планах в бизнесе и работе с Клотетом в «Торпедо», а также назвал самое яркое воспоминание о «Спартаке».
Еще хочется поиграть, люблю это дело
— «Торпедо» по итогам прошлого сезона вылетело из РПЛ, твой контракт с клубом закончился. Как провел межсезонье?
— Взял отпуск на несколько дней. Слетал к родителям в Ставрополь. Полностью отвлекся от футбола, от всего. Потом вернулся в Москву, где начал индивидуальные тренировки по шесть дней в неделю, чтобы поддерживать, скажем так, товарный вид. До подписания контракта с «Велесом» работал в таком режиме.
— Съездить за границу не успел?
— Нет, я и не планировал. Ожидалось пополнение в семье. Теперь мы уже многодетные родители — родился сын, детей стало трое. Пока справляемся, плюс бабушки приезжают и помогают. Няню принципиально не хотим. Нужно, чтобы в семье были только свои люди — родные.
— Летом было время обдумать и переосмыслить торпедовский период карьеры?
— Все шло к тому, что наша история с «Торпедо» закончится. Не то чтобы переосмыслил. Скажем так, случилась подстройка под новые реалии, жизненные ситуации. Пришлось на что-то взглянуть по-другому. Но в целом придерживаюсь мнения, что все, что ни делается, к лучшему. И период в «Торпедо» тоже был необходим. Я познакомился с людьми, с которыми мы до сих пор на связи, они мне помогают. Были хорошие моменты и в футбольном плане. Не могу назвать период в «Торпедо» провалом, который хочется забыть или вычеркнуть из жизни.
— О завершении карьеры после ухода из «Торпедо» не думал?
— Нет, конечно! Вообще таких мыслей не было. Еще хочется поиграть, есть желание двигаться, люблю это дело. Ожидание нового места работы затянулось, но мы нашли то, что нужно. Надеюсь, еще лет пять в футболе у меня есть. Все будет зависеть от здоровья и нефутбольных, так скажем, факторов.
— С удивлением обнаружили, что тебе всего тридцать. Кажется, ты настолько давно в нашем футболе, рассуждаешь так...
— ...как будто мне под сорок, ха-ха! Поэтому и говорю, что даю себе лет пять еще. Дальше уже будет сложнее.
— Ты играл в сборной и в «Спартаке», а оказался в «Велесе». Глушаков был капитаном «Спартака», а сейчас он в Костроме. Почему игроки такого уровня и опыта не остаются на уровне премьер-лиги?
— Будет неправильно, если я начну кого-то винить: говорить, что нет каких-то связей в клубах или еще чего-то. Эти факторы, конечно, тоже влияют. Например, работа агента. Но, наверное, какие-то вещи в нашей жизни появляются в тот момент, когда они нужны. «Велес» сейчас пришел не просто так. Понятно, что для продолжения карьеры статусность важна. У меня были переговоры с другими клубами, но я понимал, что в данный момент это не то. Это как-то, знаете, «против шерсти».
— Клубы из РПЛ, с которыми ты общался, не из Москвы?
— Да. Получалось, что я переламывал себя. Мой переход был бы продиктован не личными интересами, а статусом. Но для меня сейчас в приоритете оставаться в Москве.
— Вариант с «Ахматом» был?
— Да. В какой-то момент я уже сидел на чемоданах. Ждал звонка и был готов лететь в Грозный, чтобы начать тренировки с командой. Но у нас не было каких-то конкретных разговоров о цифрах, о контракте. Просто общались. В последние пару дней перед подписанием с «Велесом» возник еще вариант с «Пари НН». Но я уже настроился остаться в Москве.
— СМИ сообщали, что тобой интересовался турецкий «Истанбулспор».
— Шли переговоры о зарплате, о длительности контракта — все предметно. Но были и факторы, которые меня смущали: комиссионные турецкому агенту-посреднику, которые нужно было отдать с зарплаты, а она предполагалась не очень-то высокой. Это разовая выплата, но и комиссия немаленькая. Плюс меня смутило... Сложилось ощущение, что ты будто напрашиваешься в клуб, а не они тебя приглашают.
Мы даем тебе такую зарплату, но ты должен заплатить комиссионные. Мы тебе выделим деньги на квартиру, но тебе придется доплачивать. Мы тебе дадим машину, но ее ты будешь сам заправлять с той зарплаты, которая останется... Все в таком духе. А зарплата там выплачивается не каждый месяц, а три раза за сезон. Учитывая обычные турецкие задержки с выплатами и инфляцию, можно просидеть и полгода без денег. Мне сразу дали понять, что там это нормальная ситуация и она никого не удивляет. Сопоставив все риски, я понял, что оно того не стоит.
— Эта история произошла в самом начале трансферного окна?
— В июне, я как раз вернулся из Ставрополя. Неделю мы это обсуждали, прежде чем я сказал «нет». Тогда еще остаться в Москве не было в приоритете.
— Сейчас помимо семьи в Москве тебя держит бизнес в сфере спортивной медицины. Расскажи, как он появился.
— Это моя идея, которая возникла не вчера, не месяц и даже не три месяца назад. Эту идею я вынашивал около полутора лет. Мне это интересно, хочу попробовать реализовать свой проект в этой сфере. Как спортсмен я знаю нюансы и тонкости, которые могут возникнуть в процессе восстановления. Знаю, как преподнести людям услугу, которую они ищут, потому что сам был на их месте. С партнером по данному проекту мы познакомились в «Торпедо», все встречи в жизни неслучайны. Пока был в команде, рассказывал про этот проект, идею. В один день он мне позвонил: «Есть шанс. Одна фирма хочет поработать в этом направлении. Ты хочешь?» Конечно, хочу!
— Это клиника?
— Это оказание услуг в сфере спортивной медицины: восстановление, медицинские услуги. Не могу пока все раскрывать. Сперва хотелось бы, чтобы все заработало. Мы сейчас в стадии регистрации. Проходим бумажную волокиту, оформление. Но мы серьезно за это взялись, будем идти до счастливого регистрационного штампа!
— Когда все запустится?
— Приглашу вас на открытие, если хотите, ха-ха! По срокам пока точно сказать не могу.
— Ты рассматриваешь это как сферу, которой будешь заниматься после завершения карьеры?
— Да, конечно. Это одно из направлений, которыми я буду заниматься.
— Есть цель сделать этот бизнес главным источником дохода?
— Все будет зависеть от того, сколько он будет приносить. Если сочту, что мне этого достаточно, — да. Но опять же, проект долгоиграющий. Он не подразумевает получение огромной прибыли в течение года-двух. Скорее всего, это одно из направлений, которое в будущем будет обеспечивать семью.
— Проходил какие-то курсы по инвестированию, по ведению бизнеса?
— Нет, я самоучка. Где-то обжигаюсь, но это опыт.
— Кажется, что футболисты твоего поколения научились лучше распоряжаться деньгами, чем игроки из предыдущего.
— Наверное, это зависит от самого человека — каким он видит свое будущее после футбола. Ни в коем случае не хочу сказать, что люди не думают головой, а просто тратят. Хотя такие случаи, наверное, тоже бывают... Когда тебе тридцать лет, ты понимаешь, что через какое-то время футбол закончится. Не хочу в тридцать пять проснуться и понять: «В футбол я не играю. И что мне теперь делать?» Поэтому заранее решил подготовить себе направления.
— Твоя нынешняя футбольная ситуация позволяет параллельно заниматься другими вещами?
— Сказал бы так: одно другому не мешает. Могу сконцентрироваться на футболе, когда нахожусь в расположении команды. А в свободное от тренировок и игр время могу заниматься своими бизнес-проектами. Это идеально. То, что мне нужно.
Казалось, что ребята в «Велесе» первое время боялись меня
— Сохраняется ли у тебя желание вернуться в РПЛ?
— Разговаривал с президентом «Велеса», их задача — выйти в РПЛ к 2026 году. Почему бы и нет? Как раз еще пару лет поиграю в премьер-лиге.
— Как появился вариант с «Велесом»?
— Мне позвонил Евгений Бушманов. Спросил, как я, где я. Я ответил, что без команды, в Москве. Он предложил приехать, если захочу — просто потренироваться. Приехал, поговорили, обсудили какие-то моменты. Мне сказали: «Если хочешь к нам, вот тебе условия». Меня это абсолютно не испугало. Плюс есть и другие факторы, из-за которых нужно оставаться в Москве. Поэтому я согласился.
— Бушманов говорил, что ты сможешь повлиять на атмосферу в «Велесе». Учитывая опыт «Торпедо», просили ли тебя помочь с этим в новой команде?
— В «Торпедо» я не влиял на атмосферу, сразу снимаю с себя всю ответственность, ха-ха! В «Велесе» не запрещено улыбаться, шутить, смеяться. Евгений Александрович сказал: «Рад, что ты пополнил ряды нашей команды. Уверен, что это пойдет нам на пользу. Улыбаться можешь — с тренировки не выгонят».
— Как ты отреагировал на его уход?
— Он стал для меня шоком, обескураживающим моментом. Он звал меня в этот клуб. Но мы спортсмены и должны выполнять наши профессиональные обязательства по контракту. Никто не гарантировал, что тренер будет долго или всегда. Мы должны быть готовы к любой ситуации. Собрались с мыслями, отбросили все лишнее и приступили к работе с новым тренерским штабом.
— Что тебя уже успело удивить во второй лиге?
— Пару раз нам не стирали форму, потому что команда поздно возвращалась с игры. Администратор говорил, что они просто физически не успеют все сделать, и предлагал взять самим постирать дома. Это было один, может, два раза. Но в этом нет ничего такого. А какие-то байки про нечеловеческие условия...
Мы летали в Волгоград, жили там в «Хилтоне». Хороший отель, хорошее питание, автобус. Все условия. Был выезд в Муром — все то же самое. Не могу сказать, что во второй лиге заезжаешь в отель с бегающими крысами — абсолютно нет такого. Не знаю, как в других командах, но в «Велесе» все замечательно.
— А по-футбольному?
— Не могу ничего вспомнить. Даже на стадионах везде была горячая вода, хорошие раздевалки. Не знаю, кто пускает эти байки про вторую лигу.
— Как бы ты описал своих партнеров в «Велесе»?
— Это бывшие спартачи. Женька Макеев, Тимур Акмурзин, Даниил Петрунин — у нас целая шайка спартаковская!
— А как с молодыми партнерами взаимодействуешь?
— Мне казалось, ребята первое время боялись меня. Боялись что-то спросить. Обращаются на «ты», не «Илья Олегович», конечно. Все прошло спокойно. В начале были какие-то моменты, но потом они поняли, что я такой же футболист «Велеса». Где-то могу подсказать: в раздевалке, на поле. Но без перетягивания одеяла: «Смотрите, я пришел вас учить играть в футбол».
— Не спрашивают про «Спартак»? Про чемпионский сезон?
— Такие темы всплывают. Например, сидим за обедом, общаемся — ребята спрашивают: «А как? А что?» Про чемпионат мира что-то узнавали. Нормальная обычная беседа. Не скажу, что они сидят с открытым ртом.
— При новом тренере ты стал капитаном.
— Да, это решение тренерского штаба. Возможно, руководство тоже поучаствовало в выборе. Я очень благодарен за доверие. Для меня ничего не изменилось — все свои функции на поле и в команде я выполнял и без капитанской повязки.
— Что такое «Велес» в твоем понимании?
— Это молодая амбициозная команда. Не могу сказать, что сейчас она готова решать высокие задачи, но все шаг за шагом. Мы общались с президентом о том, каким он видит свой клуб. Если мы выполним свои задачи, у него большое будущее.
— За такими частными клубами, как «Велес», будущее?
— Мы знаем пример «Краснодара». Может, завтра кто-то вложится в 2Drots — раскрутит, построит стадион, и команда станет полностью профессиональной. Но случай с «Велесом» пока частный — человек захотел, открыл команду со своей идеей. Не думаю, что это станет массовой практикой. Все-таки клубы с историей так и будут элитой.
— Сейчас «Велес» играет для небольшого числа зрителей. Каково это после «Спартака» с его фанатами?
— Есть моменты, с которыми нужно мириться, — база болельщиков не такая большая, как хотелось бы. Будем нарабатывать. Это можно пережить, когда ты делаешь свое дело, есть задача. Болельщики сегодня пришли, завтра их будет больше. Сейчас и на РПЛ после нововведений стали ходить меньше. Наш стадион заполняется примерно на 35-40 процентов — это около двух тысяч. Люди ходят — это главное. Даже в Волгограде на выезде были наши болельщики.
— Не было мысли попробовать себя в медиафутболе?
— Не-не! Меня приглашали посмотреть, съездил в гости к «Народной команде». Там старые знакомые, но я был как гость — не более того.
— Не нравится медиафутбол? Не твое?
— Может, и то и другое. Не мое и рано. Не смотрю «медийку», очень далек от этого.
Клотет сказал: «Не вижу смысла дальше сотрудничать»
— Когда ты только приходил в «Торпедо», какие были ожидания?
— Было бы замечательно, если бы команда сохранила место в РПЛ. Все-таки «Торпедо» — это клуб с большой историей. Приятно, когда такие команды возвращаются в элиту российского футбола. Имя есть имя. Возлагались большие надежды, что клуб закрепится, будет дальше играть в РПЛ. Но случилось то, что случилось.
— В «Торпедо» ты прошел через несколько смен тренеров и руководства по ходу сезона. Каково это?
— Было четыре смены тренеров и руководства... Мы люди наемные. Нам сказали, что у команды новый директор — значит, новый. Сначала думали: «Так быстро все меняется? Ладно, о'кей». Новые эмоции, задачи. Потом уже стали просто воспринимать это как норму, все пошло по накатанной. Нам не привыкать.
— «Торпедо» образца начала сезона могло претендовать на сохранение прописки?
— Мое субъективное мнение: нужны были изменения. Сколько мы знаем примеров, когда команда возвращается в РПЛ и перестраивается для сохранения места. Новая лига — другая ступень, нужно иначе играть. На старте было упущено много возможностей, хотя по ходу сезона можно было сохраниться. Уверен в этом! Были моменты, когда шли к хорошему финалу. Но почему-то потом все менялось.
— Когда ты понял, что с «Торпедо» что-то не так? При Клотете?
— Нет, раньше, наверное. Талалаев? Да, хотя при Андрее Викторовиче мы неплохо стартовали, сыграли две ничьи с «Краснодаром» и «Пари НН». Появилась надежда, что можем остаться в РПЛ. Если честно, были шансы на стыки, зацепиться через них. Эти возможности нужно было использовать. Но опять смена тренера... И все пошло куда-то не туда.
— Александр Бородюк очень эмоционально переживал матчи «Торпедо». Что с ним происходило?
— Мы не спрашивали: «Тренер, ты в порядке? Что с тобой?» Хотя в раздевалке обсуждали эту тему с ребятами. Да, это выглядело немного странно. Но человек нервничает. Все-таки в ФНЛ один уровень, в РПЛ другой. На тренировках он был спокойнее.
— После увольнения из «Торпедо» ему сразу начали звонить журналисты. Бородюк ранним утром ответил и сказал: «Сейчас только что открыл бутылочку пива, читаю прессу».
— Конечно, успокоился. Нервное напряжение прошло, нет больше давления. Александру Генриховичу желаю только здоровья, пусть с ним все будет хорошо.
— Как работалось с Андреем Талалаевым?
— Интересно, скажем так. Если можно описать одним словом, то выберу это. Возьмем зимние сборы, когда поехали в Тамбов. Там мы боксировали, катались на лыжах. Такая подготовка в моей жизни была впервые. Не думал, что к тридцати годам встану на коньки, лыжи и начну боксировать. Это реально интересно. Познавал для себя что-то новое.
— Талалаев не объяснял, почему выбрал такой подход к подготовке?
— Мы и не спрашивали. Тренер, наверное, лучше знает. Объяснений нам не давали. Было просто расписание — в 11.00 манеж, вечером бассейн, бокс. Все понимали — надеваем коньки, перчатки и вперед.
— «Торпедо» зимой пыталось пригласить Дзюбу. Это бы спасло команду?
— Наверное, какой-то свежий порыв появился бы. Он играл на чемпионате мира, забивает столько — вряд ли бы испортил картину. Мы с ним не списывались, Артем общался с Егором Бабуриным.
— Удивила результативность Дзюбы в конце прошлого сезона?
— Если выдает такой результат, значит, может еще. Нормально отношусь к Артему. Пусть продолжает наслаждаться футболом и радовать болельщиков той команды, за которую он играет.
— Дзюба не играл полгода, но весной он сильно помог «Локомотиву». Это говорит о том, что уровень лиги упал?
— Здесь скорее сыграл опыт Артема. Он много забивал и в «Зените». Видимо, ему создали условия, чтобы он мог реализовывать свои моменты на поле, подстроили игру под него. Плюс его запредельный настрой.
— Какие первые впечатления были от прихода Пепа Клотета?
— Казалось, что свежее течение. Опять же, европеец, испанец — как они любят, «тика-така», все через мяч. У нас был хороший отрезок, но потом все начало стремительно меняться. Мы проиграли «Химкам», хотя после этого матча, думаю, еще была возможность зацепиться. И начались все телодвижения с «убиранием» людей.
— А за что вас убирали из команды? Ты же был одним из первых.
— У каждого своя причина, как нам объясняли. Мне сказали, что мой контракт заканчивается летом. Я ответил: «Если команда останется в РПЛ, контракт не закончится». Но, видимо, тренер все уже знал. Он сказал: «Не вижу смысла дальше сотрудничать». Это было еще перед тренировкой, он меня вызвал, озвучил все это. Я ответил: «О'кей, тренер». Не стал поднимать шум.
— Как появилась история с запретом улыбаться на тренировках?
— В тот же день. Нам с Равилем Нетфуллиным озвучили, что мы не работаем с командой. Но мы должны были приехать на тренировку, так как нам не дали никаких освобождающих документов: если бы я не вышел на занятие, это считалось бы пропуском. Мы подошли к полю, я позвонил Ярославу Олеговичу [Савину], президенту. Предложил ему обсудить эту ситуацию. У ребят началась тренировка, мы стоим и разговариваем с Савиным. Проходит пять минут, к нам присоединяется Юра Журавлев. Мы не понимаем — спрашиваем, что произошло. Юра отвечает: «Выгнал меня. Говорит, что я улыбаюсь».
— Как Савин отреагировал на это?
— Ничего не сказал, никакого проявления эмоций. Думаю, они как-то сами разобрались. При нас ничего такого не было, все спокойно и адекватно. Хотя мы были удивлены. Потом мы переговорили, объяснили ситуацию, я просил: «Ярослав Олегович, дайте мне документ — куда мы переведены, где и с кем мы тренируемся». Вечером в этот же день нам прислали бумагу, что мы работаем с молодежной командой.
— Мог ли Савин как-то повлиять на то, что происходило?
— Ярослав Олегович сам привел этого тренера. Было бы странно, если бы он говорил: зачем ты так поступаешь.
— Ты видел, чтобы сам Клотет когда-нибудь улыбался?
— Да, бывало. Он не говорил конкретно, что нельзя улыбаться. Но потом оказалось, что какие-то действия не вписываются в правила, о которых никто не знает. Хотя мы не ругались, никакого негатива.
— Какая атмосфера была в команде в тот момент? Что-то предвещало подобное развитие событий?
— Не было ничего такого, мы стали первопроходцами. Не знали, как на это реагировать. Потом эта история пошла дальше, убрали Сашу Довбню. Для меня это в новинку.
— Как ты себя чувствовал после перевода в молодежную команду?
— Необычно, конечно. Но тренировки давали хорошие. Тренер вошел в наше положение, хотел сделать так, чтобы нам было комфортно. На нас никто не собирался забивать. Нас спросили: «Хотите ли вы работать на максимуме? В каком вы состоянии? Готовы ли вы выкладываться после случившегося?» Нормальный мужской разговор. Мы сказали, что готовы работать, быть с командой.
— В молодежке ты уже начал искать варианты на будущее? Заниматься бизнесом?
— Честно, я тогда просто отключился. Понимал, что мне нужно доработать контракт до 2 июня. А потом я уйду в отпуск и в нем уже буду думать, что и как. Я тренировался, кайфовал с ребятами молодыми, ничего не обдумывал и ни о чем не переживал. Просто получал удовольствие от времени, которое проводил на поле.
Можно было бы начать возмущаться, кричать в соцсетях. Но я не приверженец такого стиля, не люблю это.
— Каким словом ты бы охарактеризовал сезон в «Торпедо»?
— Поучительный, я бы так сказал. Я научился смотреть по-другому на некоторые вещи. К тридцати годам понял, что люди бывают не теми, за кого себя выдают. Это хороший год. То, что я прошел через все это, мне помогло.
— Перед переходом в «Торпедо» был ли шанс оказаться в другом московском клубе?
— В московском — нет. У нас состоялись переговоры с «Пари НН» и «Торпедо». Когда у меня закончился контракт со «Спартаком», плотно общался с этими двумя клубами.
Самое памятное — Лига чемпионов, этим можно гордиться
— Как сейчас вспоминаешь уход из «Спартака»?
— Три месяца меня мучил голеностоп, я восстанавливался после травмы. Работал с физиотерапевтом, тренером по физподготовке. Контракт подходил к завершению. Понимал уже, что не останусь в клубе.
— Были ли переговоры о контракте со «Спартаком»?
— Да, в январе-феврале. Но детали останутся между нами. Так сложились обстоятельства, это был в том числе и мой выбор, мое решение.
— Остался с кем-то из команды на связи?
— Общаюсь с физиотерапевтом Пашей Гузеевым. Из футболистов почти ни с кем не переписываемся. Как-то у нас не совпадают графики. Не можем ни созвониться, ни списаться. С ребятами давно не виделись.
— Паоло Ваноли стал твоим последним тренером в «Спартаке». Какие о нем остались впечатления?
— Мы мало поработали. Он приехал зимой, я прошел с командой первый сбор, он меня наигрывал. Потом случилась травма голеностопа, и я выбыл до апреля. Почти не работал по ходу сезона с ним.
— А от Руя Витории?
— У него была основная обойма — определенное количество людей, которые играли постоянно. Остальные — просто для комплекта. Ты ощущаешь это, понимаешь, рассчитывает на тебя тренер или нет — по отношению к тебе, по тренировкам. Не маленькие же дети, все ясно.
— С кем в «Спартаке» работалось лучше всего?
— С Аленичевым у нас были хорошие отношения. Он один из первых, кто меня начал ставить в состав. С Каррерой так же — я отыграл весь чемпионский сезон. Потом пришел Рианчо, но с ним ничего не успел понять — он провел немного времени в команде. Далее Кононов, он доверял, я при нем играл.
— Ты перестал играть при Тедеско.
— Поначалу играл регулярно. Потом в какой-то момент перестал. Не знаю, какие у него были задумки. Нам ничего не объяснялось. Вышел на игру с «Динамо», когда Жиго пропускал матч. Провел всю игру — все хорошо, в порядке. И потом — опять на лавку... Никаких объяснений, никаких разговоров на эту тему.
— Но случались и выходы в концовках в качестве форварда...
— Как-то на тренировке я забил несколько голов в двусторонке. Тедеско сказал: «О, у тебя неплохо получается». И уже в какой-то официальной игре он мне говорит, что я выхожу нападающим. У меня реакция: «Нападающим?! Мне не послышалось?» Но Тедеско ответил: «Да, ты же забивал на тренировке. Давай, выходи». Помню, вышел на матч с «Тамбовом» — мы еще два гола забили. Не участвовал в них, но психологическое давление на соперника создал, ха-ха! Так же было и с «Краснодаром».
— Ты как-то сказал: «Тедеско научил терпеть».
— Это как раз о том, что ты будешь ждать, получишь его, сыграешь и снова начнешь ждать. Он и научил терпению. Не очень приятное время — хотелось играть, а ничего не поделаешь.
— Долгое время до чемпионского сезона и после него у «Спартака» не было хорошей обороны. Почему именно при Каррере все сложилось?
— Зависит от тренера, стиля. Каррера ведь пришел изначально как тренер по обороне. Результаты говорят сами за себя. Мы работали над защитой, над перемещениями. Массимо требовал это, поэтому мы выполняли. Конечно, и исполнители были соответствующие, хороший подбор игроков: Боккети, Ещенко...
— Нынешняя оборона «Спартака» слабее, чем при Каррере и Тедеско?
— Если откровенно, сложно сравнивать. Уровень чемпионата немного разный, играют по-другому. Тренер объективно оценивает игроков, которые у него есть. Им он и доверяет. Не могу сказать, что кто-то слабый или выпадает. Тем более они провели трансферную кампанию, точечно усилились. Бабич — неплохой трансфер, к примеру.
— Ты провел десять лет в составе «Спартака». Что самое приятное осталось в памяти?
— Десять лет?! Даже странно слышать... Самое памятное — Лига чемпионов. Это то, что можно вспоминать в любом возрасте. Не люблю слово «хвастаться», это неправильно. Но ты можешь гордиться этим, наслаждаться, вспоминать эти эмоции! Осознавать, что ты там был, ты это видел, ощущал этот запах. Полный стадион, приезжает «Ливерпуль»... Это просто нереально!
— Какой матч из шести групповой стадии выделишь?
— Как раз домашнюю игру с «Ливерпулем». Такое, даже если захочешь, не забудешь.
— Главное, забыть гостевой.
— Не знаю, я там не участвовал, ха-ха!
— Где искать мотивацию молодым игрокам сегодня, пока они лишены возможности сыграть в еврокубках?
— Мотивация у ребят должна быть вне зависимости от того, есть Лига чемпионов или нет. Сейчас такое время. Они же не могут сказать: «Лиги чемпионов не будет — можно не напрягаться, все равно не попаду в еврокубки». Возьмем пример Захаряна — играл в «Динамо» без еврокубков, но уехал в Европу. Ты можешь и в России себя хорошо проявить и куда-то перейти. Ситуация поменяется, нас могут вернуть в еврокубки. Никто не знает, что будет завтра. У молодых ребят вообще не должно быть мысли: «Где искать мотивацию?» Пока нет какого-то имени, результатов, достижений, не стоит даже говорить про отсутствие мотивации.
— Как ты относишься к позиции ФИФА и МОК по отношению к российским спортсменам?
— Все говорят, что у нас спорт вне политики. Но, как мы видим, получается наоборот. Спорт — это первая сфера, где вводят санкции. Это первый рычаг, на который начинают давить. Все спортивные организации зависимы от политических движений. Руководители этих организаций, может, и хотели бы допускать наших спортсменов, но по каким-то причинам не могут.
— Это лицемерие?
— Не то что лицемерие, наверное, предательство чего-то человечного внутри. Если ты знаешь, что это плохо, — не надо этого делать. Спортсменов я прекрасно понимаю в этой ситуации. Когда ты тренируешься всю жизнь... Конечно, хочется услышать гимн, увидеть свой флаг. Но мы же понимаем, что, если спортсмен выиграет, все будут знать, кто он и откуда. Даже без флага и гимна. Но с символами страны — это совсем другие ощущения. Очень неприятно и обидно, когда так долго нашим атлетам не дают просто поднять головы.
— Могут ли спортсмены из России ощутить дискриминацию, если согласятся выступать на предложенных международными федерациями условиях?
— Каждый спортсмен должен решить для себя сам. У нас в стране — и это даже не обсуждается — к спортсменам будут относиться как положено. Но то, что происходит в других странах, — не жмут руку, не фотографируются, — к сожалению, думаю, будет продолжаться... Спортсменам нужно определиться самим, готовы ли они к этому.
— Какой момент ты бы назвал самым тяжелым в «Спартаке»?
— Не могу ничего такого вспомнить. Например, случилась провальная игра против АЕК — но этот негатив перекрывается тем, что потом начался чемпионский сезон.
— На протяжении многих лет болельщики призывали Леонида Федуна продать «Спартак». Как отреагировал, когда это случилось?
— Мы с ним ушли примерно в одно время. Он просто ждал, мы с ним созвонились — говорю: «Леонид Арнольдович, все, можно, продавайте». Ха-ха! Если серьезно, думаю, это решение возникло не спонтанно. Уважительно отношусь к Леониду Арнольдовичу, но все меняется.
— Какое у тебя осталось впечатление о Федуне?
— Мне всегда нравилась одна его черта — он заходил в раздевалку...
— ...и говорил: «Тройные!»
— Ха-ха! Ну, это было замечательно.
Если без шуток, то в такие моменты все понимали, что он — босс. Но без возвышенности, напыщенности. Он не приходил в каких-то супердорогих костюмах, не пытался показать, что он владелец. Человек заходил в джинсах и футболке, всех поздравлял. Происходило абсолютно нормальное человеческое общение. Никогда у него не было никакого пафоса.
— Есть ли у тебя мысли вернуться в «Спартак» в качестве функционера? Например, спортивным директором?
— Все возможно. Но для себя пока я точно закрыл одно направление — не хочу быть тренером. Одно дело, когда ты отвечаешь сам за себя, за свою игру. А другое, когда у тебя еще 25 человек и к каждому надо найти подход. У кого-то собака умерла, жена родила, голова болит. Тебя так же нет дома, ты на сборах. Очень большая ответственность! Мне этого хватает в качестве спортсмена. Функционер — может быть, посмотрим. Но тренерский мостик не для меня.
— В 2018 году популярной стала кричалка «Наш бог Илья Кутепов...», но теперь в «Спартаке» ни тебя, ни Ещенко, ни Мельгарехо. На кого же надеяться болельщикам?
— А это еще одна причина, по которой Федун продал «Спартак», ха-ха! Если серьезно, болельщикам нужно выбрать себе новую надежду. Она всегда умирает последней.
После ЧМ-2018 пару недель я просто приходил в себя. Меня супруга спрашивала: «Все нормально? Что с тобой?»
— Летом исполнилось пять лет с момента проведения домашнего чемпионата мира. Это лучшее событие в карьере?
— Одно из лучших, наравне с Лигой чемпионов и победой в РПЛ. Но я разделяю клубные дела и сборную — это немного разное. В клубе ты проводишь намного больше времени, но в сборной совершенно другой уровень. Патриотизм, честь страны. Безусловно, чемпионат мира — одно из ярких событий в жизни. Причем домашний чемпионат! Никто не ждал такого результата от сборной. Рад, что мы его добились.
— Говорят, что твоя игра вместе с Сергеем Игнашевичем — лучшая за всю карьеру. Почему так?
— Не знаю, почему именно с Игнашевичем. Играл же я, Сергей был на поле не вместо меня, а вместе.
— Может, он подсказывал?
— Когда мы выходили на матч открытия, не слышали друг друга на расстоянии двух метров. Причем когда стояли [рядом], а в движении во время игры — тем более. Не знаю, что должно случиться, чтобы ты услышал человека в полных «Лужниках». То же самое — в матче с Испанией и с Хорватией в Сочи. С Игнашевичем было удобно и комфортно играть, мы обсуждали какие-то моменты. Но он же не за двоих играл. Может, я где-то сидел на бровке с бутылкой воды и говорил: «Ну ладно, Сергей Николаевич справится»?
— Какое самое яркое воспоминание о Станиславе Черчесове?
— У нас была прогулка по базе перед матчем с Испанией. И Станислав Саламович сказал такую фразу: «Ну что, испанского бычка заколем сегодня». Это звучало так уверенно, будто уже случилось. Сначала мы это восприняли с удивлением, а потом поняли — это был посыл для команды: «Ребят, у вас нет другого варианта. Как хотите, но вам нужно это сделать».
— Черчесов при мотивации использует нецензурную лексику?
— Нет, никогда не слышал. Был один матч, когда Черчесов в перерыве немного разозлился. Не скажу, что была нецензурная лексика, но пару словечек проскочило. На тренировках случалось, что повышал голос. Но только когда совсем кипел.
— До матча с Испанией Черчесов утверждал, что будет победа. А после матча?
— Не помню! Там была такая радость... Если он что-то говорил, я этого сейчас просто не вспомню. Виталий Леонтьевич Мутко заходил в раздевалку, но в памяти не отложились его слова.
— Мирослав Ромащенко рассказывал, что перед матчем с Испанией автобус сдал назад. Якобы это сильно повлияло на настроение игроков.
— Не помню такого. Я думал, как бычка заколоть! После матча, кстати, мы не могли выехать со стадиона два часа. Во-первых, мы не спешили уходить из раздевалки, все были вымотанные. А во-вторых, еще час сидели в автобусе, потому что люди не расходились, было слишком много болельщиков. Даже полиция не могла выстроить какой-то коридор.
— Если бы прошли Хорватию, смогли бы победить Англию?
— Мы были очень вымотаны — как физически, так и эмоционально. Если бы прошли дальше... Может, у Черчесова остались какие-то еще козыри в рукаве, чтобы встряхнуть нас. Но там бы пришлось играть не на морально-волевых, а на жилах. Два тяжелых матча — с Испанией и Хорватией... В них отдали все, что могли! После чемпионата мира пару недель я просто приходил в себя. Меня супруга спрашивала: «Все нормально? Что с тобой?» А у меня просто не было эмоций. Физически ты двигаешься, ешь, спишь — но ты в какой-то прострации, существуешь. Какое-то эмоциональное опустошение.
— Сейчас есть понимание, почему сборная России тогда так выступила? В чем секрет?
— Совокупность факторов: тренер, игроки, отсутствие ожидания огромных результатов. На нас шло давление, но люди прекрасно понимали: «Сборная не выигрывала в товарищеских матчах, будет как обычно». С нас в какой-то степени сняли этот груз ответственности. Мы выиграли первый матч, и все подумали: «Хм, оказывается, можно побеждать. Ладно, идем дальше». Второй матч выиграли, вышли из группы — переглянусь и поняли, что можем больше. Попробуем? Выиграли у Испании и осознали, что можем давать результат. Если бы с первого матча было давление, что нужно обязательно выйти из группы, — сыграли бы по-другому.
— Перегорели бы?
— Может быть. В той ситуации в нас мало кто верил. Нисколько не снижаю важность той работы, которую провел тренерский штаб на сборах: разговоры, тренировки, подготовка, индивидуальный подход к каждому. Мы освободились от всего, чтобы сконцентрироваться только на футболе.
— После чемпионата мира чувствовали себя звездами?
— Нет, я две недели не чувствовал ничего. Звездность? Вроде на красной «Феррари» не пересекал две сплошные, крича в окно: «Мне все можно», ха-ха! Такого не было.
— После чемпионата мира ты мог уехать в Европу?
— «Фиорентина» проявляла интерес, но без конкретики. Вроде были готовы общаться, что-то обсуждать, но «Спартак» сработал быстрее. У меня оставался год контракта — нужно было либо продлеваться, либо уходить. Знаю, что с Дамиано (агент Кутепова. — Прим. «СЭ») разговаривали еще люди из «Галатасарая».
— Не жалеешь, что не удалось уехать?
— Ни о чем не жалею. Никто не знает, как бы там сложилось дальше.
Семья — самое дорогое, что у меня есть
— Что для тебя сейчас самое главное в жизни?
— Семья. После рождения третьего ребенка еще раз понимаешь, что семья находится в приоритете. Это самое дорогое, что у меня есть.
— Что читаешь сейчас?
— В основном слушаю аудиокниги, пока еду на тренировку и обратно. Например, «Сила подсознания» Джо Диспенза. Недавно перечитывал «45 татуировок личности» Максима Батырева, люблю эту книгу — время от времени возвращаюсь к ней. Вообще нравятся бумажные экземпляры, чтобы можно было потрогать, полистать. Читаю от корки до корки, только потом иду к следующей книге. Но времени особо не хватает, только на переездах с командой. Дома я полностью отдаюсь семье.
— Молодежь в «Велесе» читает?
— Да. Скажу больше — в «Велесе» я увидел больше ребят с книгами, чем в какой-либо другой команде.
— Как относишься к стереотипам о том, что футболисты — глупые, ничем не интересуются?
— На то они и стереотипы. Сейчас совсем другое поколение футболистов. Может, как-то мы на это повлияли, когда взялись за книги, показали пример.
— В чем ты видишь разницу между футболистами своего поколения и молодого?
— Молодежь быстрее адаптируется к изменяющимся условиям футбола. Им нужно меньше времени, чем нам. А следующему поколению потребуется еще меньше времени. В этом главное различие.
— Ты говорил, что тебе интересно искусство. Посещаешь ли выставки, музеи?
— Давно уже не посещал, семья большая, особо времени нет. Но хочется еще раз сходить в Третьяковку, отвлечься, прикоснуться к прекрасному. Современное искусство? Смотря какое. Все-таки считаю, что искусство должно вызывать какие-то эмоции, чувства, воспоминания. В одном из моих любимых фильмов «1+1» Филипп и Дрисс приходят в музей, и Дрисс говорит: «У чувака кровь пошла из носа, и он просит за это тридцатку?» В моем понимании это сложно назвать искусством. Если оно массовое, то должно быть понятно всем.
— Самый эрудированный футболист, с которым ты пересекался?
— Саша Рязанцев и Егор Бабурин. Рязанцев, кстати, посоветовал мне хорошую книгу — «Зеленый король» Поля-Лу Сулицера.
— Остались ли еще мечты в футболе?
— Да, хотя скорее это цели. Хочется, чтобы «Велес» поднялся, решил свою задачу. Все возможно. На чемпионате мира в нас никто не верил, а мы сделали. Здесь можно так же. Почему нет?