Вышла в свет новая книга обозревателя "СЭ" Игоря Рабинера "Как Россия получила чемпионат мира по футболу-2018. Спортивно-политическое расследование", воссоздающая остросюжетную борьбу за право проводить мировое первенство. По ходу ее подготовки автор взял интервью у главных фигур российской заявочной кампании - Виталия Мутко, Алексея Сорокина, Вячеслава Колоскова, ее посла Андрея Аршавина, ряда английских журналистов и многих других лиц, связанных с борьбой за ЧМ-2018. Публикуем отрывок об эпизоде, который имел все шансы обернуться трагедией.
О визите в Анголу должны узнать все. Чтобы понять, чего могла стоить людям, стремившимся заполучить для России ЧМ-2018, эта их мечта. И это - уже совсем не шутки.
Александр Чернов, бывший генеральный менеджер сборной России, неформальный участник "России-2018", вспоминает:
- В Анголе, где заседала Африканская конфедерация футбола, Сорокин заболел малярией. В Москве, узнав об этом, я пришел к Алексею в инфекционную больницу для заразных тропических заболеваний, которая находится черт-те где. Там творились удивительные и страшные вещи. Зима. Приезжаю к госпиталю. На входе никого нет. Поднимаюсь на лифте, выхожу - опять ни одного человека. Оказываюсь в огромном коридоре. Стекла везде выбиты. Невероятное впечатление: у лифта стеклянное окно, оно разбито, а на полу выросла изо льда гора сталагмитов. А в десяти метрах - его палата.
Степень серьезности той переделки, в которую попал Сорокин, была очевидна. Вот его собственный рассказ:
- В тот момент у меня несколько поездок наслоились друг на друга, и об Анголе я уже забыл. Приехал в Москву, внезапно поднялась температура. Подумал, что обычный грипп. Вызывал врачей, они так и говорили. Несколько дней держалась температура 40 градусов, я был в полубредовом состоянии, и сбить это никак не удавалось. И в конце концов одна девушка-доктор - по-моему, третий врач из тех, кто ко мне приходил, - спросила, не был ли я в последнее время в каких-то жарких странах. Тогда-то я и вспомнил об Анголе.
Она говорит: "Давайте сделаем прямо сейчас анализ крови". И мне уже через несколько часов перезванивают из лаборатории. Говорят: "Вы знаете, у вас уже скоро... всё. У вас такое количество этих... (вспоминает, как называются паразиты, попадающие в кровь во время малярии) плазмодиев, и так мало осталось красных кровяных телец, что... В общем, мы таких больных иногда уже и не берем".
Но меня взяли в инфекционную больницу на Соколиной горе. Это одна из всего лишь двух клиник в Москве, где лечат малярию. Больше специалистов просто нет. А это тропическая малярия, самая, как я потом выяснил, рьяная. Там действительно несколько удивились моему анализу крови. Эта болезнь очень легко лечится, если она вовремя поймана. Но каждый последующий день прибавляет проблем в геометрической прогрессии. Если терпеть неделю или чуть больше, то можно легко довести до смертельного исхода.
- Вас на какой день забрали?
- (Вспоминает.) На пятый. Сказали, что еще дня три - и было бы совсем плохо. Почки бы я потерял точно, а дальше... Бывает, выхаживают. Но третье в мире место по смертности среди болезней занимает именно малярия. Слава богу, мне попалась хорошая тетенька - завотделением. И постепенно выполз. Помню, передо мной поставили литровую банку с водой. А там самое главное - почки. Если они работают плохо, считается, что болезнь прогрессирует. Единственное, как это можно увидеть, - прогонять жидкость и смотреть соответствие выпитого тому, что из человека... выходит. И завотделением мне сказала: "Если будет существенная разница - поедешь на аппарат под названием "искусственная почка"".
Вот тут‑то я и понял, насколько же все серьезно. Воспринял это, мягко говоря, без особого энтузиазма. С каким же неистовым рвением выжимал из себя все эти капли урины! Больше всего боялся не "попасть в количество": внутрь - литр, обратно - поллитра. И все, искусственная почка. Но у меня количество более или менее совпало. И не отправили.
Я там провел не так много времени, 10 или 11 дней. Обычно люди месяц проводят, но дела позвали. К тому же я с какого-то момента нормально себя почувствовал. Условия? Да нет, нормальные были. Палата полностью изолированная, туалет, душ, телевизор - все твое. Еду мне носили из дома, но в принципе ее там дают тебе через окошко (смеется). Да, сейчас могу по этому поводу посмеяться. А когда мне сказали про искусственную почку, было не до смеха. Сейчас полегче...
Этот рассказ не нуждается в дополнительных комментариях. Но самое поразительное, что та поездка в Анголу из всех путешествий заявочного комитета "России-2018" оказалась самой бесполезной! И это тоже - часть сюжета.
- Во время того Кубка Африки, куда вы поехали, была расстреляна в своем автобусе сборная Того. В вас-то хоть не стреляли? - спрашиваю Сорокина.
- Нет. Но страна грустная. Трущобы, мусор вываливают прямо в сточные канавы... Тяжеловатое ощущение. Там был конгресс Африканской конфедерации футбола. Но туда мы, к сожалению, съездили вхолостую. Потому что этот конгресс и все презентационные возможности на нем целиком выкупил Катар. Не дав вообще никому шанса выступить - даже кандидатам на 2018 год, хотя они претендовали только на 2022‑й!
Более того, говорили, что за это спонсорство - Катар заплатил африканцам 3 или 4 миллиона долларов - они даже не дали представителям других заявок приглашения на вечерний прием! Это было уже за гранью. За это потом многие журналисты "растоптали" организаторов конгресса. Потом ФИФА приняла какие-то меры.
До того ФИФА особо не вмешивалась, не пыталась чрезмерно организовать все презентационные возможности. Просто информировали: там-то происходит такой-то конгресс, есть возможность договориться, чтобы вам выделили время. А дальше уже все зависит от вас. Логистика, стенд в два квадратных метра... После Анголы они стали чуть больше все это регулировать. Но какой-то заорганизованности не было.
Были и другие поездки в Африку. В Кот-д’Ивуар я летал, в Нигерию, с членом исполкома ужинал. Там обошлось без приключений. С камерунцем Хаяту, главой Африканской конфедерации, дважды встречались в Цюрихе во время каких-то мероприятий. Министр общался, я участвовал...
Вспомнив все подробности своей борьбы со смертью, Сорокин мгновенно возвращается к деталям борьбы за чемпионат мира. Но нам-то - как забыть? И имеем ли мы на это право?
Игорь РАБИНЕР