Игорь Комаров: "Мое убийство стоило 250 тысяч долларов"

Telegram Дзен

РАЗГОВОР ПО ПЯТНИЦАМ

Судьбы чемпионов-1984 в Питере разобраны до мелочей. Но был в том составе человек-загадка даже для спортивных журналистов этого города. Игорь Комаров забил два гола в золотом сезоне "Зенита", в 25 закончил карьеру из-за травм, работал в КГБ, а в 90-е оказался одним из самых влиятельных людей Санкт-Петербурга. После на годы растворился в Европе – чтоб остаться живым.

Мы его нашли. Три часа сидели в кафе с видом на Каменноостровский. Посторонние линии в биографии бывшего форварда столь драматичны, что уводили разговор от "Зенита" далеко. Мы заставляли себя снова вернуться к футболу – и минуты спустя обнаруживали очередной невероятный изгиб…

– Я вам скажу, куда надо сходить, чтоб увидеть настоящий Ленинград нашего детства, – улыбнулся Комаров весне за окном. – Сейчас появилась удивительная экскурсия. Поднимаешься на крышу в районе Невского – переходя с одной на другую, рассмотришь весь центр. Какая-то особая тропа.

А неподалеку отсюда места изумительные. Каменноостровский проспект, старый-старый памятник "Стерегущему", Малая Посадская улица… Это – настоящее сердце Петербурга. Дворы-колодцы, куда туристы почти не добираются. Я здесь вырос. В подвале. Подоконник ниже уровня улицы.

– Коммуналка?

– Да. Но у нас коммуналка была хорошая – четыре комнаты. Слышали про Гоблина, переводчика?

– Разумеется.

– Мой приятель. Так вот, он при советской власти жил в 20-комнатной коммуналке. С одним туалетом.

САДЫРИН

– В "Зенит" в 1981-м вас пригласил Юрий Морозов. Особенный человек?

– Было у него какое-то свое видение футбола. Экспериментировать, вводить молодежь в состав не боялся. Честь и хвала Садырину в "Зените" и ЦСКА, но создал-то чемпионские команды не он! Только развил, не разрушил созданное Морозовым!

Юрий Андреевич следил за всеми новинками футбола. Та идея прессинга, которую приписывают Лобановскому, принадлежит Морозову. Но называл это "встречным отбором". Здоровье должно быть лошадиным. Команда казалась лавиной, которая кидается на все.

– Лобановского мог довести до бешенства пас пяткой. А Морозова?

– У него другой бзик: если после флангового прохода срывается передача. Четыре человека, получается, бежали на ворота вхолостую – и слышим: "Уже слоны в цирке научились на пузе ползать! А вы…" До истерики доходило.

Коля Ларионов играл на фланге, всегда говорил капитану при выборе половины поля – бери так, чтоб первый тайм я был на противоположной стороне от Морозова.

– В быту тоже был персонажем ярким?

– Юрий Андреевич немного злоупотреблял. Но как бы бурно ни провел вечер – утром бежал кросс с командой. В своем возрасте!

Как-то зашел перед матчем со "Спартаком" и вместо установки произнес: "Три оклада". Не помогло – проиграли. После поражения в Ростове тоже высказался коротко: "Комаров – единственный, кто двигался. С остальных – по 50 рублей".

Никто не знает: когда он в 1983-м принял Киев, хотел забрать из Ленинграда троих. Ларионова, Желудкова и меня. Но нас не отдали.

– Вы как-то сказали про сезон-1984: "Без Бирюкова чемпионства точно не было бы".

– Так и есть. Самый стабильный по характеру человек в команде. Мужик. Мог врезать, если надо. На него смотришь – и спокойствие. А Дасаев, например, классный вратарь, но нервный – нам сами спартачи говорили…

Никогда не забуду матч в Ереване. Как Мишка извивался – это не описать. 2:1 победили только за счет его. Или в Днепропетровске, где нас возили-возили, но Бирюков играл фантастически. 1:0 выиграли! Лично мне тогда стало понятно, что будем чемпионами. Хотя у Садырина иная версия.

– Какая?

– Ташкент. Узбеки назначили матч на 15.00. Плюс 45 градусов. Пробежка в 50 метров тебя исключала из игры надолго. Но "Зенит" выиграл – 4:1.

Был в том сезоне секрет. Мы проиграли финал Кубка полуживому московскому "Динамо". Играли так, будто каждый за собой телегу тащит. И Садырин после увез команду в Сочи – подальше от прессы, ненужных разговоров. Там поразил – дал три дня полного отдыха. Делай что хочешь. Никто не смотрел, куда ты ходишь. С кем гуляешь и что пьешь. Кто-то произнес замечательную фразу: "Спустим всю подготовку в пыль!"

– Пили сильно?

– Оторвались, но не напропалую. Когда не запрещено, желание нажраться уходит. Шампанское, вино. Потом собрались – чувствуем: да у каждого настроение переменилось. Тоска ушла. Как погнали!

– Знаменитый случай – Садырин застал команду выпивающей. Сообщил: "Оштрафованы все… кого здесь нет!" Не было двоих. Никто не сознается, кого именно.

– Меня и Игоря Яковлева. А случилось все в Одессе. Насчет штрафа он пошутил, конечно. Ничего не платили. Показатель либерализма Пал Федорыча. При Морозове такое невозможно представить.

– Что ж вы устранились от разлива?

– Потому что завис между дублем и основой. Да и не любитель был выпивать. Если ты вываливаешься из игры, очень скоро выпадаешь и из коллектива. К тебе будут относиться как к человеку, который живет на травмах.

Я погрузился в книги. Привез на базу фотоувеличитель, карточки ребятам печатал. Смешную стенгазету выпускал, сам стихи в нее писал.

– Больше поэтов в "Зените" не было?

– Веденеев что-то сочинял. Надо ж чем-то занять себя в Удельной, по три дня до игры сидели. Особенно занятная стенгазета к дню рождения Бирюкова получилась. Найти бы… Артисты регулярно гостили на базе – Розенбаум, Мигицко, Лавров.

– Каким помнится молодой Розенбаум?

– Приезжает в Удельную: "Ребята, сегодня ночью написал. Послушайте!" Я уважительно отношусь к его песням. Но не к самому Розенбауму. Еще в те времена был эпизод, после которого я понял – там очень много показного.

– А Мигицко?

– Душа-человек! В Серегу влюбляешься сразу и навсегда! С ним дружит Веденеев, как-то мы вместе пришли к Мигицко домой. Я в шоке был – вся квартира обклеена плакатами "Зенита". Футбольными вырезками из каких-то заграничных журналов.

Потом повел нас с Веденеевым на свой спектакль. Аншлаг сумасшедший – так Мигицко усадил на четвертый этаж театра Ленсовета, под прожекторы: "Ребята, простите, больше некуда…"


1984 год. Ленинград. "Зенит" - чемпион СССР. Нападающий Игорь КОМАРОВ - третий слева в верхнем ряду.
Фото - ФК "Зенит"

ДОЛГОПОЛОВ

– Судьи в 1984-м "Зенит" прибивали?

– Как ни странно, ни в Баку, ни в Ереване не прессовали. Но был судья Жук, редкий негодяй. В Вильнюсе на первой же минуте меня двумя ногами сносят в штрафной с хрустом! Жук молчит – сразу ясно, что нас отсюда даже с ничьей не выпустят. 0:1 проиграли.

– Геннадий Орлов рассказывал в интервью: "В квартиру на углу Невского, где селили судей, администратор "Зенита" Матвей Юдкович заранее приносил дубленку и пыжиковую шапку. Арбитр забирал их, если "Зенит" выигрывал. Если нет – дубленка с шапкой исчезали…"

– О фокусах Матвея Соломоновича мы не знали, но догадывались, что судьям вручают подарки. Так во всех городах. Из Ташкента, например, они часто улетали с коврами либо холодильниками. Там вообще футболистам жилось припеваючи. Полно колхозов-миллионеров, к каждому приписан кто-то из "Пахтакора". В день игры председатели съезжались посмотреть на "своего". После матча сажали в машину, увозили в колхоз и осыпали деньгами. В месяц набегало 750 рублей.

– А в "Зените"?

– Зарплата – 250, плюс червонец доплачивали за "мастера спорта".

– Перед золотым матчем с "Металлистом" в последнем туре были сомнения в успехе?

– Никаких! Выиграли 4:1, а могли и восемь наколотить. Выйди против нас сборная СССР – и ее бы грохнули. Кураж!

– В 1982-м судьба минского чемпионства решалась в матче со "Спартаком". Говорят, москвичи игру отдали – лишь бы золото не досталось Киеву.

– Это понятно. Спартачи и Харьков покупали – чтоб те с нами поборолись в 1984-м, не проиграли. Привозили деньги. Были три категории команд – одни перли в еврокубки, другие на вылете. Третья группа забиралась в серединку и тура с 14-го начинала зарабатывать. Но сколько б "Металлисту" ни привезли, мы бы их сожрали.

– Когда закончился чемпионский "Зенит" – по игре и духу?

– Уже на сборах перед следующим сезоном. Там же, в Сочи, почувствовал: что-то сломалось. Нет у нас больше того класса. Абсолютно другая команда.

– В золотом "Арарате" капитан Заназанян и лучший форвард Андреасян друг друга не выносили. В "Зените" такое было?

– Случались драки, конфликты. Кто-то и Садырина мог на тренировке послать. Я как-то подсчитал – за год провели на сборах 250 дней! Народ зверел. Нужно выпустить пар, вот и возникали стычки на пустом месте. Хотя команда была дружная. У меня, правда, с Володей Казаченком отношения не сложились. По вине Морозова.

– То есть?

– Юрий Андреевич, когда позвал в "Зенит", бросил сгоряча: "Казаченок на сходе, берем Комарова…" Володе передали. Неудивительно, что мое появление воспринял в штыки. Любую ошибку на поле громко комментировал. Слово за слово, он послал, я ответил. Но до мордобоя ни разу не дошло.

– У кого в "Зените" было тонкое чувство юмора?

– У Желудкова, Толика Давыдова. А были другие примеры – запереть человека в темной комнате и выбросить ключ. Подрисовать спящему усы.

Или случай с Юдковичем. Все знали, что деньги на командные расходы Матвей Соломонович возит в семейных трусах, где внутри нашиты кармашки. Ловким движением извлекал и расплачивался. При этом уже старенький, засыпал на ходу. И вот, прикорнул в холле гостиницы. Серега Кузнецов подкрался, ткнув пальцем в бок, зарычал в ухо: "Бабки" гони!" Бедный Юдкович аж подпрыгнул от неожиданности.

– Жестко.

– Игровики были страшными циниками. Что хоккейный СКА того времени, что "Зенит". У обычного молодого человека такого цинизма просто не может быть. Причем злой цинизм, высмеивалось все.

– Осенью Питер отметил 30-летие первого чемпионства "Зенита"…

– Я все думал – сколько можно жить той победой? В 2007-м "Зенит" впервые стал чемпионом России. Смотрел дома матч с "Сатурном", ребята выиграли. Наливаю виски. Тут звонок – Сашка Канищев, в голосе облегчение: "Наконец-то наша эра закончилась!"

– Какие-нибудь записи чемпионского сезона сохранились?

– Записывали каждый матч. Вовка Долгополов пытался выяснить их судьбу, потом говорит: "Игорь, все погибло". На телевидении есть куцые отрывки – вроде голов Желудкова Дасаеву.

– Долгополова полгода назад арестовали, обвиняют в убийстве жены.

– Темная история. Марина крепко поддавала, умерла от внутреннего кровоизлияния. Получить такую травму могла и за неделю до смерти. Судя по всему, кто-то ударил в живот. А когда еще выпила, открылось кровотечение… Я не верю, что Володя это сделал. И никогда не поверю, даже если осудят. Мы дружим с 1972 года. Он добрый, искренний, порядочный.

– Как полагаете, что его ждет?

– Возможно, пытаются выбить сотрудничество со следствием. Чтоб закрыть хорошо дело. И дать года три условно. Но это все равно судимость. Володя не хочет, держится. Потому что ни в чем не виноват!

"ШИШКИ"

– Травмы вас преследовали с 16 лет. Когда в дубле сломал Алексей Степанов, будущая звезда "Зенита".

– Да, жесткий стык. Забиваю в падении головой – в эту секунду Степанов встречает ногой в колено. Мой отец был на матче – сказал, что треск стоял на весь манеж. Разорвались связки. Полгода ходить нормально не мог. Никто моим здоровьем не занимался. Операцию не делали. Физиотерапия – и все. Мама с собачки начесала шерсти, смастерила повязку на колено. Бабушка мазала скипидаром со сметаной, пока кожа с коленки не облезла.

– Мужественный вы человек.

– Да это ерунда. Когда Долгополов спину дернул, повезли его к знахарю на пасеку. Распаривали – и пчел сажали на спину. Помогло!

А меня травмы извели. Поступил в Политех, отправили в институтскую команду. Я до этого два пальца на ноге сломал. Так стянул покрепче ногу бинтом, надел бутсу на два размера больше. Перед матчем колочу мячом о стенку – набиваю ногу. Боль сначала становится невозможной, а потом уходит.

– И что, сыграли?

– Тайм. Бутса мокрая от крови. Отец не выдержал на трибуне, спустился к тренеру: "У парня двойной перелом!" – "Что ж он не сказал?"

А добил Кубок Анконы, куда уже с "Зенитом" приехали. Желудков дает пас, успеваю раньше вратаря. Играю на "протыке", тот двумя ногами врезается в колено.

– Все полетело?

– Боковая связка, "кресты" и мениск. Итальянцы встали, аплодировали, когда меня под руки увели под трибуны. После этого восемь операций.

– Сколько?!

– Сначала вшили лавсановую связку. Возникло отторжение, но почему-то определили не сразу. Гной шел через швы, каждые полтора месяца клали в больницу, чистили сустав и отправляли домой. После пятой операции врачи наконец призадумались: что-то не то. Вскрыли колено, удалили лавсановый узел. Заверили, что теперь все нормально. Я бегал без связки, суставы стерлись друг об друга. Когда сгибал колено, оно скрипело, словно несмазанная дверь.

– Как же вы играли?

– Терпел. Затем еще две операции, последняя – в 1983-м. Из бедра вырезали кусок мышцы, пришили вместо связки.

Но с такой ногой травмы неизбежны. Мышцы не выдерживали. Бежишь, хлоп – надрыв. Опять пауза. Мой вклад в чемпионство "Зенита" – два гола "Пахтакору", победили 3:0. Отыграл следующий матч, дома с Тбилиси, и снова травма. В 1985-м выходил чаще, пока в сентябре не воспалились лимфоузлы. "Шишки" по всему телу, подозревали онкологию.

– Кошмар.

– Пришел с направлением в институт крови сдать пункцию костного мозга. Говорят: "На спину ложись, укольчик сделаем". Лег, ни о чем не подозревая. Подходит могучая тетка с волосатыми руками, огромным шприцем, склоняется – и пробивает грудину иглой! Никакого новокаина – по живому!

Вскоре успокоили: "Рака нет". Через пару месяцев оклемался. Но уже настроился заканчивать, Садырина предупредил. Устал мучить – себя и других.

– Каким был последний день в "Зените"?

– Я уже отрезанный ломоть, не тренируюсь, но в конце сезона поездка в ГДР, и Садырин включил в делегацию. Когда играли с Лейпцигом, выпустил минут на 20 – попрощаться с футболом. Это о человеческих качествах Пал Федорыча. Кстати, мало кто знает, что еще в 80-е он жертвовал деньги на детские дома.

КГБ

– Правда, что благодаря Садырину попали в КГБ?

– Не совсем так. Но руку приложил. Когда я уходил из "Зенита", Пал Федорыч сказал: "Если соберешься в ВШТ, дам рекомендацию". – "Спасибо, но тренером быть не планирую. Хочу работать в КГБ". – "С чего бы?" – "Интересно. Почитал кое-что, посмотрел. Чувствую, мое". У него были хорошие отношения с человеком, который курировал "Зенит" по линии "комитета". Через Садырина с ним познакомился. И закрутилось.

– Где учились?

– В киевской школе КГБ. Но сначала были проверки, собеседования. Тесты ежедневно по четыре часа – на логику, реакцию, сообразительность. Допустим, называют с интервалом в секунду десять двузначных цифр. Через минуту в любой последовательности должен повторить. Так три раза подряд. Мой результат – 8, 7, 8. Или дают текст мелким-мелким шрифтом. В каждой строчке подчеркиваешь букву "о". На скорость, сколько успеешь. Затем красной, синей и зеленой ручкой обозначаешь разные буквы в словах. Тут важно не запутаться. В следующем тесте было три тысячи вопросов, из которых на пять нельзя ответить "нет".

– Это какие?

– "Тянуло ли вас когда-нибудь прыгнуть с крыши?" "Тянуло ли что-то украсть?" Ну и в таком духе. Вопросы, не подразумевающие отрицательного ответа. Потому что подобные мысли хотя бы раз проносились у любого. Это нормально. Там же не спрашивают: "Вы воровали?" Более того, объясняют: "Ваши положительные качества не интересуют. У теста задача другая – оценить эмоциональное, психологическое состояние". Если кто-то лукавил, старался понравиться и на три из этих пяти вопросов отвечал "нет", весь тест признавался недействительным.

– В школе ФСБ и сегодня используют такие тесты?

– Наверняка. Первое время на меня косились с сомнением. Дескать, от футболиста проку не будет. Но я доказал обратное. IQ выше среднего, по результатам тестов набирал самые высокие баллы, считался лучшим учеником в группе, моя фотография висела на доске почета. Однажды раздали анкету – определяли из 25 человек лидера группы. Меня каждый поставил на первое место! Гэбэшные психологи поражались: "В нашей практике такого еще не было!"

– В чем секрет?

– КГБ, за исключением технических служб, – это общение. В какой-то момент я понял, что могу людей уговаривать, убеждать, вербовать. Начиная беседу, порой не знаешь, как ее выстроить, на что зацепить человека. Потом интуитивно нащупываешь ниточку, которая позволяет четко объяснить, почему он должен поступить так, а не иначе. Был, например, тест: идет по улице мужчина, к нему надо подойти, заговорить непринужденно, выяснить, чем занимается… У меня получалось!

– Этому можно научиться?

– Помните правила Глеба Жеглова? Подвинь собеседника к разговору о нем самом. Внимательно слушай, найди тему, которая ему близка. Заинтересуй. Только не про себя говори – про него! И он сам все расскажет!

– Кто из вашего "Зенита" по характеру подошел бы в КГБ?

– Разве что Дима Баранник. Спокойный, интеллигентный, аккуратный.

– Про Веденеева отзываются так же.

– Сережа – чуточку другой. Не хочу его обижать, но помимо прочего здесь еще нужна изюминка.

– Что было после учебы в Киеве?

– Трудился оперативником в ленинградском Управлении КГБ. Позже пригласили в Краснознаменный институт КГБ имени Андропова, сегодня – Академия внешней разведки. Пытались готовить на шпиона. Но помешал развод. Моя шпионская деятельность накрылась. Вернулся к прежней работе – антитеррор, незаконное хранение оружия, "черные копатели"…

– Самое неожиданное, что находили у "черных копателей"?

– В школе, под сценой, обнаружили целый склад боеприпасов! Там же был пулемет. В идеальном состоянии, в масле, завернутый в пергаментную бумагу.

– Это какой год?

– 1988-й. А в Тосненском районе задержали умельца, который выкапывал мины, разводил костер и выплавлял тол. На болоте, в одиночестве!

– Что у такого человека в голове?

– Не знаю. Но состоял на учете в психоневрологическом диспансере.

– Сергей Дмитриев после чемпионата Европы-1988 привез из Германии пятнадцать коробок аппаратуры. Распродал знакомым. Вскоре ему сказали в КГБ: "Нам все про тебя известно! Что, кому, за сколько…" Вы были в курсе, что Дмитриев под колпаком?

– Нет. Наш отдел этим не занимался.

– Почему за ним велась слежка?

– Серега не из тех, кто держит язык за зубами. Где-то засветился. Но вы зря думаете, будто лишь КГБ располагал агентурой. Свои источники и у милиции, и у прокуратуры.

– Это могло иметь для Дмитриева печальные последствия?

– В 1988-м на спекуляцию уже смотрели сквозь пальцы. Да и вообще КГБ было не до спортсменов. Что могло у них быть по нашей части? Максимум "контрабас". В смысле, контрабанда. Несерьезно. При чем тут госбезопасность?

– К уникальным архивам имели доступ?

– Нам передали документы, раскрывающие подробности гибели людей в годы репрессий. Я вошел в комиссию по реабилитации. Ездил по домам, рассказывал родным о судьбе отца, мужа, брата. Зачитывал приговор тройки, дату и место расстрела, где похоронен… Каждая встреча – испытание. Очень тяжело сообщать пожилому человеку такие новости. Но ни разу не столкнулся со злобой, агрессией. Наоборот, благодарили за то, что спустя много лет узнали хоть что-то.

– В школе КГБ изучали боевые искусства. В жизни пригодилось?

– Да. Правда, в уличной драке важнее психология, а не умение махать кулаками. Всегда лучше договориться. Но если уж ситуация вышла из-под контроля – бей первым. Только надо помнить, что некоторые удары могут оказаться смертельными.

– Куда?

– К примеру, в горло. Или ладонью под нос. Когда сильно попадаешь снизу – перегородка уходит в мозг.

– Говорят, именно роль Баниониса в картине "Мертвый сезон" вдохновила Путина на службу в разведке. Вам фильм нравится?

– Конечно! Один из лучших! С точки зрения исторической достоверности, правильности съемок – шедевр.

– Вы, кажется, знакомы с президентом?

– Встречались, когда он работал в мэрии Петербурга.

– Каким тогда был Путин?

– Молчаливым.

– В каком звании покинули КГБ?

– Старший лейтенант. К 1992 году творилось уже черт-те что. Все были в ужасе, когда Бакатин, последний глава Комитета, передал американцам схемы размещения подслушивающих устройств в здании посольства США в Москве. Это же предательство! А я собрал серьезные материалы по известному революционному объекту. Речь шла о контрабанде. Но мне сказали: "Игорь Владимирович, возбуждать уголовное дело не будем. Не то время…"

Вал увольнений из КГБ начался позже. Я же написал заявление одним из первых, и руководство отреагировало нервно. Отпускать не хотели, грозили легендарной фразой: "Попасть к нам трудно. Уйти – еще труднее". Но просто перебирать в кабинете бумажки надоело. От оперативной внештатной должности отказался, побеседовал с психологом – и восвояси.

– Зачем психолог?

– Убедиться, что уходишь в сознании, не идиотом. Теоретически он может направить на дополнительную комиссию. Если врачи зафиксируют, что неадекватен, уволят с пометкой. С ней нельзя работать на оборонном предприятии.

ПОКУШЕНИЯ

– Вы вспоминали Александра Канищева. У него и жизнь после футбола сложилась ярко, стал богатейшим человеком. С какого бизнеса начинал?

– Водка. Почему я знаю – оказал посильную помощь в охранных делах. Была у него "крыша", которая решила Сашу немножко… разорвать на части. Канищев жесткий, но тогда могли эту жесткость не заметить и человека снести. Попросил: "Помоги!"

– Как?

– Разработали комбинацию, при которой те люди сами явились ко мне со словами: "Игорь, было бы хорошо, если б ты его забрал и охранял". Сашка "отошел" ко мне – по-дружески. Я дал ребят, которые ему помогали.

– Он не забыл?

– А что напоминать? Мы не теряемся!

– Бывает, человеку поможешь, тот потом через тебя перешагивает.

– В 90-е через меня было не перешагнуть. Шага не хватило бы. Я не бедный человек и бедным никогда не был. Делить нам нечего, в бизнес он меня не приглашал. Да мне и не нужно.

– Ветеранам "Зенита" тогда жилось совсем туго. Тот же Желудков служил водителем.

– Знаю, что Канищев раздавал ветеранам клуба свои деньги. Без отдачи, разумеется. Каждому по сотке-две баксов ежемесячно. Мне звонили и говорили: "Возьми Ларионова на работу". Спрашиваю: что случилось? Выясняется: Коля, игравший в сборной, – охранник на автостоянке… Кто-то зацепился, как Баранник за Норвегию. Почти все остальные бедствовали.

– Вы не только Канищеву помогли. Еще и "Зениту"?

– В клуб пришел Мутко. Отношения у нас были добрые со времен, когда он работал в правительстве. У меня была охранная структура "Торнадо" – в 90-е самая большая в городе. Возглавив "Зенит", Виталий Леонтьевич обратился ко мне: в клубе долгов на 2 миллиона долларов!

Вокруг – разруха. Клуб, как оказалось, жил в долг, брал наличку у кого мог. Включая армянских ларечников. Тут эта публика почти одновременно пришла и предъявила расписки. Виталий Леонтьевич ничего не брал, но должен отдавать. Раз расписки от имени "Зенита". Говорит: "Игорь, меня сейчас разорвут на мелкие части. Будет много маленьких Мутко".

– Что делать?

– Я в городе был человеком известным. Ввязался в проблему. Все приходили ко мне торговаться. Забыв про Виталия Леонтьевича.

– Как торговались?

– Снижал стоимости возврата. Сроки. Мутко выдал мне некую сумму, а я уж решал по мере накаленности обстановки, с кем расплачиваться. Сэкономил для клуба процентов 30-40.

– Не за просто так?

– Многие думали, что имею половину от долга. На деле – сотую долю процента.

– Самый сложный разговор тех дней?

– С одним криминальным авторитетом. Проще было с лавочниками. До смешного – явился какой-то дагестанец с распиской на кривом русском языке. Сколько ему должны.

– С угрозами сталкивались?

– В случае с "Зенитом" – нет. В другом бизнесе – регулярно. Там натуральная война была. На меня готовили три покушения. Про одно до сих пор подробности не раскрывают. Люди, которые все затевали, живы. Наверное, опасаются последствий. Второе нам удалось предотвратить.

– Каким образом?

– Провели работу… А про третье покушение рассказали друзья из правоохранительных органов. Тем, кто меня заказал, под видом киллера подставили опера.

– Сколько стоило вас убить?

– 250 тысяч долларов. Но мы были готовы и приняли меры. Две машины охраны, я избегал появления в открытом пространстве. Из парадного – в машину, из машины – в парадное. Дочку отправил за границу, жена оставалась в Питере, но жила в другой квартире. Продукты ей привозили, на улицу не выходила.

– Что говорила?

– Ничего. Все понимала. И верила в меня.

– Сколько это длилось?

– Два месяца.

– Они превратили вас в неврастеника?

– Нет. Каждый человек боится, я – не исключение. Но паники не было. Я не вздрагивал от любого шороха. Просто старался минимизировать риски.

– Что нельзя делать в такой ситуации? Открывать в квартире занавеску?

– Главное – не быть дураком, не совершать глупостей. Убивают даже президентов, у которых по тысяче секьюрити. К счастью, со мной работали профессионалы. Меняли место ночевки, машины, время выезда, маршруты. То проехали на красный, то свернули под знак, то проскочили дворами… Это в кино человека легко отследить, в жизни – иначе.

– То, что вы до сих пор живы, – чудо?

– Меня спасла Бельгия. Если б не уехал надолго из России, возможно, сейчас мы бы не разговаривали.

– Почему киллер не последовал за вами?

– Зачем тратить большие деньги, если я исчез? Цель-то у заказчиков какая? Вывести меня из игры. Когда с убийством не сложилось, провернули ход конем. Заплатили кое-кому, чтоб на меня завели уголовное дело и объявили в федеральный розыск. Причем дождались, когда буду за границей – арестовывать в планы не входило. Достаточно того, что меня нет в России.

– В чем обвиняли?

– Как положено в подобных случаях – мошенничество, хищение. Сначала хотели впаять создание ОПГ, но это было недоказуемо. Мне позвонили в Бельгию, где открывал фирму, и предупредили, чтоб с возвращением не спешил. В итоге, улетев на неделю, задержался там на пять с половиной лет.

– Когда вернулись в Петербург?

– В 2003-м. К тому времени изменилось уголовно-процессуальное законодательство. Раньше, пока в розыске, в России автоматически грозил арест. Теперь же для этого требовалась санкция суда. А меня ждала подписка о невыезде. До суда не дошло, поскольку дело-то сфабрикованное. Материалов на меня нет, и его закрыли. Дома храню бумагу: "Все действия прокуратуры в отношении вас были противозаконными…"

– В 90-е много ваших сотрудников погибло?

– Нет. Но потери были. Расскажу историю. Бизнесмен задолжал солидную сумму разным людям. Мы его прикрывали. Он выпивал, психически неуравновешен, хотя мы и не предполагали, до какой степени. Звонит мне однажды: "Срочно приезжай в офис!" – "С какой стати? Дал тебе людей, с ними общайся". – "А я хочу с тобой поговорить! Это очень важно!" – "Я занят", – и повесил трубку. Набрал своему сотруднику: "Загляни к клиенту, у него очередной заскок…"

– И что?

– Парень заходит в кабинет. Тот вытаскивает пистолет, стреляет ему в голову, потом себе в висок. Два трупа. В тумбочке автомат и предсмертная записка: "У меня вымогают деньги, прижали в угол, больше не могу…" Вечером в одной из питерских программ сюжет. Показывают этот кабинет, камера скользит по столу, в ежедневнике выведено его рукой: "Комаров. Встреча". А ехать-то должен был я…

– Пока отсиживались в Бельгии, что было с вашим бизнесом?

– Оставил на хозяйстве двух телохранителей. Один сразу отскочил, второй вел дела с моей командой. Но когда нет первого лица, всё пытаются растащить. Это неизбежно.

– До отъезда в Бельгию вы были миллионером?

– Да. Когда вернулся, перестал им быть. Но пережил спокойно. Я не жаден до денег. Знаю – рано или поздно заработаю.

– И чем занимались?

– Возглавлял управление безопасности "Газпромрегионгаза" – это 200 компаний по всей стране. Позже в правительстве Петербурга отвечал за установку систем видеонаблюдения. Управлял бизнес-центром, которым владеет товарищ. А год назад стал помощником главы администрации Всеволожска Владимира Драчева, в прошлом биатлониста.

– Самое заманчивое предложение, от которого за последние годы отказались?

– Друг отдавал бесплатно 20 процентов акций крупной судоходной компании. Взамен попросил разыскать на Камчатке деятеля, который задолжал четыре миллиарда рублей.

– Ого.

– Это нереально – такие суммы не возвращают. Максимальный долг, который мне удавалось вернуть разом, – 800 тысяч евро. Чтоб просто взяли деньги и принесли.

– Рекордная сумма, на которую "кинули" вас?

– 150 тысяч долларов. Человек исчез. Даже не знаю, жив ли.

ЭВЕРЕСТ

– За ветеранов "Зенита" играете?

– Нет. Я же весь "искусственный". В конце декабря поменял коленный сустав, в 2011-м установил в Германии протез бедра. Правда, через год после операции на Монблан забрался. А два года назад – на Эльбрус.

– Давно горы покоряете?

– С 14 лет. В 2005-м с женой в Альпах за 12 дней одолели 11 перевалов. Я обратил внимание – почему-то в горах почти нет гуманитариев. Техники, ученые…

– У вас есть версия – почему?

– Гуманитарные люди живут в своем мире. Способны создать себе этот мир сами. Экстремальные вещи им не нужны. К чему тащить рюкзак в 40 кг? А для физика горы – вторая жизнь, которая позволяет отключиться от главной. От цифр своих, от механики. Восполняют недостаток творческого процесса.

– Хоть раз по-настоящему страшно в горах было?

– На Монблане. Есть участок – "пила", попали в непогоду. Я поморозился, ничего не видно. Идешь по этой тропе и жутковато. Чувство неприятное – понимаешь, как много зависит от твоей координации.

Был случай: на перевале Бечо особенное место – "Куриная грудка". Моя лайка прыгнула в снег, а под ним оказалась расщелина. Улетела вниз, погибла. Мы в шоке спустились, оглянулись на перевал и видим, как сваны ведут лошадей. Одна срывается – и точно так же летит, бьется об уступы, от нее отрываются куски…

– Федор Конюхов нам рассказывал, что на Эвересте полно мумифицированных трупов.

– Совершено верно. Погибших не снимают. Я занимался дайвингом, так и под водой трупы тоже оставляют. Не вытащить!

– Что разглядели на дне морском?

– Трупов не видел, врать не стану. Был на затопленных пароходах, подводных лодках, самолетах. Приятель, который подсадил на дайвинг, как-то обнаружил судно, где много что осталось от людей. Спускается – а там детские сандалии. Убийственная, говорит, картина.

Снизу ничего нельзя поднимать, скверная примета. Если это не драгоценности, конечно. Видишь часы – оставь, не трогай.

– Что такое "плохо" в горах – вы узнали. А на глубине?

– На кислороде опускался до 53 метров. Слишком быстро вышел – потом голова болела. Чем ниже опускаешься – тем больше азота в крови. На глубине совсем другие химические процессы! Подниматься надо медленно. Приподнялся, повисел на веревке, – у тебя какое-то количество азота превратилось в кислород.

– Если совсем быстро выйти?

– Разорвет голову! Жена у меня легкая, ее как-то выталкивало наверх. А я тянул назад. Потом подобрал камень, сунул ей в руки. Если даже с 20 метров выкинет – могут быть плохие последствия. Голова не разорвется, но сосуды, тромбы…

– Лучшее место, где ныряли?

– На Мальдивах здорово, в Мексике. А вот на Средиземном море скучно, ничего нет. Голая земля.

– Что ж такого в Мексике?

– Рифы, природа, черепахи, которых мы гоняли. На Мальдивах акулы к нам явились. Я однажды в Малайзии с акулами столкнулся, но те спали в пещере. Клубком крутились, и все. Поэтому страшно не было. А тут учу жену нырять в белой лагуне, уходим на глубину. И вдруг оттуда – три силуэта! Неприятно. Главное – не дергаться. Дикий зверь, он и есть дикий зверь. Кто знает, что у него в голове? Может, голодный? Или брачный период? Тогда беда!

– В октябре вам – 55. Какой дальше видите свою жизнь?

– А я расскажу. В Германии после операции вышел прогуляться на костылях. Смотрю – мужик бежит. Сухой, подтянутый, бодряк. На вид лет 60. Остановился, заговорил по-английски. Сообщил, что прилетел из Майами, ежедневно бегает по 20 километров. Навстречу девчонка, чуть-чуть за 20. Слышу: "Знакомься, моя подружка". – "Вам-то сколько лет?" – "74". Я едва не выронил костыли. И подумал: прекрасный ориентир!

– О каком приключении мечтаете?

– Все альпинисты мечтают об Эвересте, самая высокая гора в мире. Но я хочу на пик Ленина. 7134 метра.

– Почему?

– Не скальный, специального оснащения не нужно. Просто переть за счет здоровья и воли. Но чтоб замахнуться на такое, надо сначала сбегать на Эльбрус. Пройти акклиматизацию. Через месяц идти на Ленина.

– Об Эвересте не думаете?

– Очень уж долгая подготовка. Если планируешь выжить – полгода нужно посвятить только этому. Почитайте Юру Роста, "Эверест-82". Описывает, как надо подниматься. Поднялся на высоту, там лагерь. Потом чуть опустился. Поднимаешься выше и снова чуть приспускаешься. Это называется "набор акклиматизации".

Хотя сейчас можно набрать 2 тонны кислородных баллонов – и вперед. Что на кислороде-то не подниматься? Ничего не теряешь! Любой поднимется!

– Так делают?

– В прошлом году 600 с лишним человек зашло на Эверест. Маразм! Я видел фотографию – цепочка людей тянется на Эверест, словно к мавзолею.

Но еще остались феноменальные люди – вроде Райнхольда Месснера. Мало того что первым покорил все 14 восьмитысячников, так и пошел на восхождение без технических средств.

– Это как же?

– Никаких крючьев, все системы безопасности из веревок. В щель положено забивать крюк с кучей обвесов. А он в ту же щель загоняет плотно завязанный узел. Так ему попытались не засчитать попытку – разглядели, на поясе болтался какой-то карабин… Идиоты!

– С какими интересными людьми вас познакомили горы?

– Служба спасателей большого Кавказа. Невероятные во всех смыслах. Мне казалось, я "12 стульев" знаю неплохо. А они вообще наизусть, общались этими диалогами! В их лагерях были разные экзамены – особенная ходьба по траве, завязывание узлов… И еще один – знание Ильфа и Петрова. Как тест на чувство юмора. Потому что без юмора делать в горах нечего.

Санкт-Петербург – Москва