Георгий Черданцев: «У Карпина ничему не научился. Его приглашение на канал — ошибка»

Вот сейчас мы скажем, а вы не поверите: Георгию Черданцеву — 50! В ближайший понедельник!

Да мы и сами не поверили, узнав. На предложение приехать в редакцию «СЭ» и поговорить наш товарищ Георгий отозвался с радостью. А уж встречаться так встречаться. Затянулась беседа на долгие часы.

Начали понятно с чего. Появился Черданцев в черных очках. Думали, дань моде. Оказалось — здоровью.

Коса

— Что с глазами?

— Прошу прощения за такой рок-н-ролльный внешний вид. Зимняя пауза между эфирами — вот и решил заняться здоровьем. Подкорректировать небольшие проблемы со зрением. Пока рекомендованы черные очки. Но скоро буду в форме.

— 1 февраля у вас юбилей. Не было человека, у которого не вытянулось бы лицо: Черданцеву — 50!

— Так и у меня вытягивается. Кризис среднего возраста настигает рано или поздно всех...

— В какой форме настиг вас?

— Мой случился давно. А сейчас уже и цифры говорят — лет-то немало! Но я обожаю футбол и музыку. У меня есть друзья рок-музыканты. Мне кажется, тех, кто любит рок и футбол, объединяет определенный инфантилизм.

— Инфантилизм?!

— Мы, конечно, люди взрослые, «повидавшие». Но любовь к футболу или рок-музыке немного оставляет нас детьми. Внутренний возраст у меня точно не пятьдесят.

— А какой?

— Двадцать плюс. Не больше!

— Значит, готовы вернуться к длинным волосам, как в юности?

— Запросто!

— Что мешает?

— Эфирные условности.

— Помните, как срезали те самые длинные волосы?

— Конечно! В армии!

— Какой еще армии? Вы разве служили?

— Был на сборах. Учился в МГУ, в какой-то момент отменили бронь. Я вовсю засобирался в армию. Еще был на год младше однокурсников...

— Вы из вундеркиндов?

— В школу отдали в шесть с половиной лет. Армейский возраст подошел чуть позже, чем у сокурсников. Те почти все ушли служить — и потеряли впустую два года. Нет примера, чтобы кому-то это пошло на пользу. А вот кому во вред, знаю очень хорошо.

— И кому?

— Два моих близких друга спились после службы. Эту драму наблюдаю уже 30 лет. Но мне повезло.

— Прямо «повезло»?

— Я бросил учиться, на лекции не ходил. Подумал: ну, зачем? Надо насладиться свободой остававшихся недель! И вдруг вернули бронь. Сессию я не завалил чудом. А после четвертого курса всей университетской бандой отправились на сборы. На военную базу под город Ковров.

— Танковый полигон?

— Вот-вот, как раз туда. Бродили разгильдяями, с длинными волосами. В кедах. Внезапно появился какой-то генерал, увидел эту анархию, разбушевался: «Что у вас творится?! Всех в парикмахерскую!» Фотография осталась — шагаю в строю, на голове пилотка. А из-под нее коса.

— Обрили «под ноль»?

— Гуманнее. Просто косу отстригли.

Родители

— Телевизионные юниоры на имя-отечество пытаются перейти?

— Уже давно!

— Напрягает?

— Когда-то напрягало. Звонок с радио: «Георгий Владимирович...» Я вздрагивал: что за «Георгий Владимирович»? Не рановато ли? А сейчас привык. Прежде разглядывал иностранные журналы, там принято под фотографией указывать возраст. Смотришь — какой-нибудь Джон Петруччи. После запятой — «46». Думаешь: о, взрослый дядя! Если «65» — все, уже ветеран движения.

— Так и есть.

— А потом начинаешь перекладывать на себя: ага, Георгий Черданцев, 45. Прилично! Но все равно прошу этих звонящих продолжать без отчества. С другой стороны, у нас телевидение, как и страна, достаточно молодое. Если вы посмотрите на западное ТВ, не только спортивное, там почти все ведущие и комментаторы 40-50 плюс.

— Почему?

— Доверие. Привычка. Для зрителя это важно.

— В какие моменты чувствуете возраст?

— В футбол не могу играть как раньше. Накапливается усталость. Уже нельзя провести вечеринку, а наутро бодро начать заниматься делами. Требуется минимум день на восстановление. Это как в фильме «О чем говорят мужчины»...

— «Зачем ехать к девушкам в Отрадное?»

— Да! Из двух вариантов — пойти потусоваться или остаться дома — все чаще выбираешь второй.

— Печаль.

— Но на месте не сижу. Моя удивительная работа позволяет много путешествовать, что отлично заменяет московские тусовки. Я в свое время натусовался более чем... Боязни старости у меня нет, мыслей о смерти тоже. Волнует другое — растет сын, родители не молодеют. Ты понимаешь: все эти люди зависят от тебя.

— Родители на пенсии?

— Папа — профессор, биолог, два года назад перенес тяжелейший инсульт. Потерял речь. Естественно, не может работать. Какой-то злой рок: моя бабушка, заведующая кафедрой романских языков МГИМО, автор многих учебников по итальянскому языку, десять лет после инсульта пролежала в параличе. Не дай бог никому в семье такого.

— Это трагедия.

— Нет ничего страшнее абсолютной беспомощности родного человека. Бабушка умерла, а я до сих пор вздрагиваю от позднего телефонного звонка. Мне кажется, что-то случилось, звонит сиделка. Все эти годы жуткий психологический стресс!

— Представляем.

— Мы никак не могли найти подходящую сиделку. Одна немедленно украла все, что можно. Другая вроде ничего была, молодая девица, но однажды взяла и куда-то ушла ночью. А бабушка упала с кровати, кричала на весь дом. Соседи выламывали дверь, потом звонили мне, и я мчался туда среди ночи. После этого всякий раз вздрагиваю от телефона, думаю — опять...

— А сейчас с отцом похожее.

— Да. Еще и мама с инвалидностью много лет. Почти не ходит. Других родственников, которые бы помогали, у нас нет, поэтому все на мне. Мой «кризис среднего возраста» такой: ты понимаешь, что положиться не на кого! Вообще! Проблемы решаешь только сам.

«Хорек»

— Если бы не коронавирус — 50-летие отметили бы пышно?

— Я и хочу отметить!

— Это как же?

— Посоветовались с женой. Ей в апреле 45. Весной устроим большой праздник!

— Что в вашем понимании «большой праздник»?

— Сделаем вечеринку в стиле 70-х. Музыкально-карнавальную. Сейчас это модная тема — 70-е. Клешовые костюмы, песни... Большинство моих друзей из того времени.

— Мы находим идею блестящей.

— Думаю, история будет прикольная. Держим в планах. Если легче станет с коронавирусом — замутим!

— Для нас образец стиля 70-х — Муслим Магомаев. Кто для вас?

— Сложно... Почему-то сразу всплывает в памяти «Бони М». Эти прически, диско. По-моему, самый светлый стиль музыки. У нас советская эстрада дома не играла. Исключительно «Битлз». Папа — фанат «Битлов». Так что рос я без советской эстрады, к тому же телевизор смотреть запрещали.

— ???

— Только спорт. Главный праздник — новогодние серии наших против команд НХЛ. Ведь можно было ночью включить телевизор! Как я ждал этих матчей, вы не представляете! «Монреаль Канадиенс», Ги Лефлер без шлема...

— В апреле вы обронили, что не собираетесь делать прививку от коронавируса. Что-то изменилось?

— Так я аллергик. Мне надо двадцать раз взвесить, прежде чем колоть. К прививкам отношусь с недоверием. Но если обяжут — пойду и привьюсь.

— Кто может «обязать»?

— Собрался на чемпионат мира в Бразилию — так было сказано четко: без прививки от желтой лихорадки не пустят в страну. Никто не спрашивал, хочешь ты или нет. Пошел и сделал. Куда деваться?

— Сидение в Москве — большая проблема для вас?

— Огромная. Я вырос в Советском Союзе, для меня поездка за границу была сродни полету на Луну. Мечта! С трудом представлял, что она может быть исполнена. В 1989-м позвонила бабушка, начала издалека: «Как учеба? Как сессия?» «Все хорошо, — отвечаю. — Пятерки и одна четверка». Тут произносит: «Если сдашь нормально, в августе едем в Италию». Я чуть в обморок от восторга не упал!

— Прежде за границей бывали?

— В Болгарии. Как тогда говорили: «Курица — не птица, Болгария — не заграница». Но это неправда!

— Все-таки заграница?

— Еще какая! Там продавался кубик Рубика, ходили за ним в какой-то венгерский палаточный лагерь, вертели как сумасшедшие. А главное, кока-кола в винтовых бутылках. Настоящий Запад. С 1989-го начал ездить регулярно.

— К полтиннику объехали весь свет.

— Почти. Все континенты, кроме Австралии. Путешествия — мое любимое занятие! В прямом смысле отдыхаю. Жена любя называет «хорьком». Сяду на стул — и не могу сидеть, нужна движуха! Сейчас с большим нетерпением жду, когда откроются границы. Мне двух вещей не хватало в детстве. Теперь вот компенсирую.

— Какая вторая?

— Автомобили! У родителей машины не было, жили мы скромно. А я бредил этой темой. Покупка на пятом курсе ржавых «Жигулей» за 800 долларов — счастливейший момент в жизни.

— Знакомая история.

— Полный кайф! Сохраняется ощущение чуда до сих пор. Если есть возможность куда-то рвануть на автомобиле — я лучше на нем, а не на поезде проеду лишнюю тысячу километров.

Америка

— Допустим, завтра распахнутся границы. С вашей душевной организацией — куда надо ехать, чтобы было самое оно?

— Соединенные Штаты Америки. Красивее страны не видел. Там есть все — от снежных вершин и вулканов до каньонов и океанов. Еще и дороги потрясающие. В России пытаются развивать внутренний туризм, это правильно, но на строительство дорог уйдут годы. Кое-где участки не стыкуются, на машине проезда нет вообще. А в Штатах нарисуй любой маршрут — и на автомобиле доберешься куда угодно. По отличному покрытию. Везде мотели, заправки, еда. Плюс ощущение простора.

— Уже пробовали такое путешествие?

— Я пол-Америки на машине объехал! Едва возникает окошко, сразу куда-то улетаю. Беру машину, сажусь за руль и наслаждаюсь.

— В одиночестве?

— Да. Включаю музыку — и вперед. Как-то катался по Долине смерти. Заповедник Valley Death. Ощущения космические, словно ты на Марсе — красные камни, пески, ни души... В этот момент тебе не нужен ни собеседник, ни напарник. Никто! Но в Америке выяснилось, что не могу справиться с глобальной сменой часовых поясов. Если разница во времени больше пяти часов — сильный джетлаг.

— В отпуске-то ладно. А как быть, если работа привела?

— Чемпионат мира в Японии и Корее был для меня катастрофой! Ну просто невыносимо. Ходил сам не свой, ничего не соображал. А надо было и снимать, и комментировать. Жарища, духота, голова не работает вообще. Тяжело приходилось не только мне. Поэтому, думаю, и чемпионат мира получился такой странный: многие европейские сборные провалились. Но в ту сторону света еще полегче. Когда же прилетаешь в Лос-Анджелес или Сан-Франциско — это минус 11 часов!

— Страшное дело.

— Первые три дня тебя расплющивает. Садишься за руль — и будто рубильник выключают. Тут уж стараешься хотя бы в аварию не попасть. Каждые пятнадцать минут тормозишь возле кофеен, хлопаешь себя по щекам, заливаешь энергетические напитки... Но все равно, Америка — идеальная страна для путешественников.

— На тех дорогах одному из нас все время хотелось включить Элвиса. А что у вас должно звучать в приемнике, когда мчите через американские пустыни?

— Есть там Sirius FM. Автоматически подхватывает местные радиостанции. Вот и слушаешь фольклор, группы из тех районов, что за окном. Кстати! В прошлом году доехал я до штата Теннеси, побывал в Музее Элвиса Пресли. Не фанат, но хотелось галочку поставить: «Здесь я был!»

— И как вам?

— Зашли с товарищем купить воды, заправка прямо за углом. Солнце светит, шикарная погода. Смотрим — дверь-то бронированная. У мужичка прилавок изолированный, с крошечным окошечком. Надпись: «Никаких банковских карт, только кэш». Рассказывает: «Место опасное. Нападают примерно раз в три дня». Когда у нас тут обсуждают какие-нибудь беспорядки в США или как полицейский в кого-то выстрелил — забывают о главном: в большинстве американских штатов свободно продается оружие. У каждого в машине ствол.

— ЧП там у вас были?

— Нет. Это в Польше на ходу швырнули камень в автомобиль из кустов. Думаю, потому что русский номер. Влетело хорошо — на лобовом в районе головы была приличная пробоина.

— Как же ехали дальше?

— Да вот так — сбоку смотрел.

— До ближайшего сервиса?

— До Москвы докатил. Еще в Польше какой-то чувак на мрачном BMW решил поприжимать на трассе. Вокруг никого, я в машине один. Неприятно. Но я не стал связываться. Знающие люди говорили — опасно. Может плохо закончиться.

— Чем?

— В лучшем случае останешься без машины. У моего знакомого был несколько лет назад такой случай. Поэтому по Польше надо путешествовать аккуратно.

— У товарища отжали автомобиль?

— Да. Но он человек со связями. Подключил знакомых на уровне МВД — и машину вернули.

Топ-5 самых зрелищных матчей по версии Георгия Черданцева

Шрам

— В Бразилии с воровством столкнулись?

— Нет. Хотя пробыл там три недели. Один! Я попал в Салвадор, это дырища страшная. Пока стоял в очереди в аккредитационный центр, разговорились с американцем из местного отделения Reuters. Сообщил: «Я живу здесь 12 лет. Сейчас объясню, как себя вести. С мобильным телефоном на улицу не выходишь. Денег с собой не носишь. Если уж обязательно надо — разложи купюры, чтобы отсчитывать прямо в кармане. Никогда не доставай всю пачку. Если на тебя нападают — отдавай все и не спорь».

— Оптимистично.

— Но за три недели — никаких эксцессов. Как и в Южной Африке. Единственное ЧП случилось на чемпионате мира во Франции, 1998 год.

— Что было?

— В Монпелье с оператором припарковали машину не там, где нужно. Вернулись — стекла выбиты.

— Включая лобовое?

— Все! Вдобавок украли оборудование, которое оставалось внутри. Уцелели камера да штатив, которые брали с собой. Долго сидели в полиции, по-английски там никто не говорил. Что-то я пытался объяснить на итальянском. Заполнял какие-то бумажки. Мы ж материально ответственные!

— Ужас.

— Главный ужас в другом — надо срочно мчаться в Марсель, где у нас монтирующая станция. Слепить сюжет и отправить в Париж. А как добраться? Вы ездили на автомобиле без стекол?

— Бог миловал.

— Если разгоняешься быстрее 40 километров в час — невозможно! Сдувает. А время поджимает. Отсутствие репортажа никто не простит. Говорю оператору: «Серега, погнали». Он скрючился на заднем сиденье, словно при обстреле. Я рулил левой рукой, полулежа, одним глазом поглядывая на дорогу: ага, вроде прямая...

— Ну и ну.

— Это что. Я видел изнутри, что происходило в марсельском порту в 1998-м, когда англичане устроили там беспорядки после матча с Тунисом. В 2004-м было весело в португальском Алгарве. По всему миру прошли кадры — британские болельщики разбушевались и разгромили город. Усмиряла конная полиция. А началось в баре, где мы сидели с ребятами.

— Ждем подробностей.

— Бритиши вежливо пригласили наших девушек потанцевать. Им так же вежливо отказали. А потом слово за слово. Футбольные же болельщики. Не в театре. Все выплеснулось на улицу. А там уже обстановка напряженная, одной искры достаточно, чтобы полыхнуло. Ну вот мои друзья и завелись. Полетели стулья, стекла... За пару минут на длинной улице началось адское месиво! Главное, непонятно, кто, с кем и зачем.

— Вам досталось?

— Нет. Но газа слезоточивого наглотались. Я был с Надей, будущей женой. Это единственный за 25 лет турнир, на котором не работал. Поехал туристом, поэтому сидел в баре с девушкой и друзьями. В общем, начался хаос. Прижались к стене, мимо неслись во весь опор полицейские на лошадях, чем-то размахивали. Один неосторожный шаг — и ты под копытами. До свидания. Тогда понял: от любой толпы надо держаться как можно дальше. Хорошо, что меня не было в Марселе в 2016-м.

— Самая неприятная толпа, с которой сталкивались?

— Из-за нее у меня шрам на скуле. Семь швов.

— Боже.

— Кованым сапогом получил по лицу. Самое обидное, в пятидесяти метрах от своего дома. Рядом построили Дворец молодежи. Со всего Подмосковья туда съезжались подростки. Задирали любого. Местный ты, не местный... Причем с какой-то молчаливой агрессией. Ты людям ничего не должен, знать их не знаешь. Просто идешь по улице, а к тебе подкатывают и сразу бьют — не прося ничего.

— Хороший район Хамовники.

— Да, я тоже был уверен, что отоварить могут только в Капотне или Челябинске. А тут... Вышел из подземного перехода, вот уже мой подъезд. Время не позднее, часов семь вечера. Неожиданно сзади по голове — бам! Думаю: что происходит?

— Прекрасный вопрос.

— Налетает человек пять, начинают мутузить. Молча. Без слов и рассуждений. Я единоборствами не занимался, не драчливый. Как мог отмахивался. Наконец они адреналин выпустили, сила ударов пошла на спад. У меня — без особых повреждений. На лице по крайней мере. Вдруг из подземного перехода вылетает габаритный чувак. В кованых сапогах. Успеваю подумать: наверное, вожак, сейчас их разгонит. Эти-то меня за руки держат.

— Разогнал?

— Тоже молча, с разбегу впаял мне в голову ногой! Все. После этого разбежались.

— Потеряли сознание?

— На секунды. Дальше продавец из палатки выскочил. Поднял, довел до дома. Я в крови с ног до головы. Бедная моя мама... Вызвали «Скорую». Повезло, что хирург попался рукастый: хорошо зашил лицо. Откуда же я тогда мог знать, что оно понадобится для работы в кадре?

Морпех

— Последний случай, когда вы человеку били по физиономии?

— В драки не лез. И во взрослой компании, и в моей футбольной команде было кому кулаками помахать. А я отвечал за переговоры. Все-таки внук дипломата. В 80-е многие матчи в чемпионате Москвы заканчивались рукопашной. Особенно на выезде. Приезжаем куда-нибудь на Шарикоподшипниковскую, а капитан местной команды уже на приветствии говорит нашему: «Чувак, после игры встречаемся вон там». Сначала футбол, потом драка.

— Дрались все?

— Нет. У нас были свои тафгаи. Я-то из академической семьи. Ребята это знали, а так как неплохо играл в футбол и был мальчишкой общительным, ко мне относились уважительно. Говорили: «Юрец, драться — не твое. Ты у нас футболист. Сами разберемся». В нашем «Спартаке-2» почти вся команда была — пацаны из района Лосиного острова. Там Марьина роща недалеко, Измайлово. Довольно жесткое место. Половина команды к 15 годам состояла на учете в милиции. Но ребята отличные, мы дружили. Это общение меня многому научило.

— Чему, например?

— Как находить общий язык с самыми разными людьми. Не показывать всем, что родился и вырос в километре от Кремля. Вести себя скромнее. Был у нас мальчишка, хорошо играл, но пижон невероятный. Поехали на сборы, он довыпендривался на третий день до того, что отвели за туалеты. Наутро укатил в Москву, больше его в команде не было. Жаль не все из моих тогдашних приятелей дожили до сегодняшнего дня. Кто-то сел, один погиб в перестрелке в начале 90-х. Кстати, самый спокойный. Когда узнал, что он был связан с криминалом, даже не поверил. Славный парень, в нападении играл. Вот еще напоминалка о том времени.

— Что такое?

— Да зуб передний, видите, у меня несколько вдавлен.

— Опять какое-то приключение?

— Тогда каждый день приключения происходили. Начало 90-х, мы молодые, детей нет, обязательств ноль, а главное, свобода, которой не было в СССР, кайф же. Раз троллейбус угнали с друзьями. Хотя эта история с зубом не связана.

— Давайте начнем с нее.

— У меня друг жил около троллейбусного парка недалеко от Тверской. Сидим, скучно. Кто-то говорит — пошли на троллейбусе покатаемся. Двери руками можно было раздвинуть. Поставили дуги на провода. А троллейбус вдруг завелся! Ну как не поехать? Линия вела строго на Тверскую. Едем. За нами милиция с мигалками. Дорулили до какой-то подворотни — и врассыпную. Одного поймали. А у него папа — большая шишка в ЦК. Скандал был жуткий.

— Теперь про зуб.

— Сажали девчонок на такси, мимо какие-то гопники проходили, прицепились. Мой товарищ единоборствами занимался, быстро двоих по кустам раскидал. А я с третьим на завтра договаривался. Ну как обычно: «Мы приедем, разберемся, кто здесь кто...» Но мы-то у себя дома — понятно, что никто не приедет! Тем более толпа наших из подъезда вылетела. Вдруг этот гад здоровенный ка-а-ак двинул в лицо — я даже увернуться не успел. Чуть не остался без переднего зуба. Впрочем, это не самый опасный случай. Как-то на «Юго-Западной» едва не нарвались совсем серьезно.

— Что стряслось?

— Пошли ночью за пивом. Мы все с длинными волосами, в каких-то значках. Как тогда говорили — неформалы. А у палаток люди в военной форме. Видно — сильно подогретые алкоголем. К нам с неприязнью: «Ну что, волосатики? Мы на войне кровь проливали, вы здесь жируете...» Кто-то из наших заинтересовался — что за война-то? Вы из каких войск вообще? «Морская пехота. Только что из Нагорного Карабаха».

— Эти опасные.

— А один мой товарищ смеется: «Какой Нагорный Карабах? Какой морпех? Чего вы ****** [врете]! Там же моря нет!» Чудо, что за этими палатками нас не положили. Антураж как в кино. Кромешная тьма, сто железных засовов, ни души вокруг, какие-то костры. И мы с пьяным морпехом. Потребовались выдающиеся дипломатические усилия и все наши деньги, чтобы купить им алкоголь. А потом с ними же до утра тусили. Оказались нормальные ребята, Judas Priest, Iron Maiden знали. Главное — уметь разговаривать с людьми!

Автокатастрофа

— Тогда же вас и автомобиль сбил.

— Я забыл, представляете? Вы сейчас напомнили — было, было! Еще в аварию попадал.

— Где?

— На Ленинградском проспекте перевернулись в микроавтобусе, на крыше проехались метров пятьдесят. Задней частью влетели в столб. Вообще ни царапины! Самое смешное, ногу я все-таки повредил, но когда уже выбирался. Машина же вверх колесами. Вот дверь на ногу и упала. Пришлось операцию делать. А когда лет в 16 под машину попал, спас меня футбол.

— Это как же?

— Реакция! Постоянная собранность! Шел из школы по пешеходному переходу. Вдруг вижу — летит чувак на «Жигулях». Откуда взялся?! Все, сейчас сметет меня!

— И что?

— Чистый инстинкт — ты не думаешь, а делаешь. Я напрыгнул, как каскадер, ему на капот, избежав прямого удара в бедро. Долбанул по касательной, что и спасло. Сделал сальто, несколько кульбитов, пролетел метров пятнадцать. Очень технично приземлился. Встал и пошел домой. В шоке, естественно. Тут замечаю — что это я босиком? А мне сапоги оторвало. Верх остался на ноге, низа нет вообще.

— И без переломов?

— Удивительно, но отделался ушибами. Спасибо спорту!

— Вы отправились домой, а человек поехал дальше?

— Народ начал свистеть, кричать, вызвали милицию. Занятно, что оказалась машина из гаража нашего УПК. Учебно-производственного комбината, где я сам учился водить.

— А что за ощущения, когда ваш автобус скользит на крыше?

— Крайне хреновые. У меня дед погиб в автокатастрофе. Знаете, тут интересные детали... Когда все грезили «Мерседесами», у меня почему-то было предубеждение. Настороженно относился. Годы спустя выяснилось, что дед разбился именно на «Мерседесе». Все сложилось в одну картину.

— Тот самый дед, который был в ФРГ разведчиком?

— Да. Если бы не те трагические события, я бы не появился на свет, а мои родители не познакомились. Дед действительно был разведчиком. Прошел войну, поступил в МГИМО. Как понимаю, там его и завербовали. С одаренными вели беседы сразу.

— Мы в курсе.

— Он долго работал в Афганистане, ГДР. Затем деда перевели в ФРГ, был руководителем советской внешней разведки. Я думаю, он многое сделал для того, чтобы не началась новая война. Даже уверен в этом. Хотя у нас в семье на эту тему не принято было говорить. А в 1969-м дед погиб. На трассе под Бонном подстроили автокатастрофу.

— Перерезали тормозной шланг?

— Когда появилась полиция, улик не осталось. Тормозного следа не было вообще. Все замыли, асфальт абсолютно чистый. На обочине автомобиль. У деда никаких травм. Якобы заснул за рулем. Мы до сих пор не знаем истинную причину смерти. И не узнаем уже, наверное. Для бабушки на этом жизнь закончилась. Деда она невероятно любила. Ушла с головой в работу, преподавание.

— А ваш отец?

— Для него это тоже была страшная трагедия. Представляете, что такое сын разведчика? Они же почти не виделись. А дед решил, что все, последняя командировка. Собирался в отставку.

— Как обидно.

— Да! Отец учился на втором курсе биологического факультета МГУ. Думал — вот наконец рядом будут родители, и на тебе.

— Тут-то и встретил вашу маму?

— Да. Они сокурсники. По сути, она ему стала второй мамой. Опекала. Ей было 22, ему — 19. Ребенка они совсем не ждали. Но я родился. А уж как назвать, сомнений не было. Дед — Георгий Никанорович. В разведке служил как Юрий Никанорович. С другой фамилией. Не думаю, что могу публично ее называть. Это же гриф «совершенно секретно». Недавно работники, как они про себя говорят, «одной организации» помогли попасть в музей ФСБ. Думал, найду что-то про деда, но увы... Теперь мечтаю посетить музей СВР, это гораздо сложнее. Но мне обещали.

— Знаете, что ищите?

— Еще от бабушки слышал, что деду посвящен целый стенд!

— Секретность не снять?

— Вроде бы гриф снимается через 60 лет. Но тут, похоже, сроков нет.

— Прадед у вас тоже легендарный.

— Я хорошо изучил свою родословную. Черданцевы из-под Омска, Тобольская губерния. Степан Черданцев в XVIII веке отслужил в армии столько, что по тем законам имел право отдать детей в гимназию. Прапрадед Никанор Степанович уже обучался в Петербурге, в университете по юридической части. Потом получил одно повышение, другое... Оказался в Ташкенте. Где сдружился с внуком российского императора Николая I, великим князем Николаем Константиновичем, которого туда отправили из Петербурга. Были так близки, что Никанор Степанович составлял завещание великого князя!

— Ничего себе.

— Я недавно узнал от историков из Узбекистана. В нашей семье на эту тему не распространялись вообще. Полное табу. Зато о том, что Никанор Степанович, видный деятель юридических наук в царской России, автор первого в стране учебника по судебной стенографии, в СССР было хорошо известно.

— Учебник любопытный.

— Да. А вот про дружбу с великим князем все молчали. Правильно делали, а то бы жизнь моего прадеда Глеба Никаноровича сложилась иначе. А так, с тайной в отцовском прошлом, стал одним из основателей ташкентского университета, ректором, впоследствии членкором Академии наук СССР. Похоронен на Новодевичьем.

— Вы в Узбекистане бываете с особым чувством, надо думать.

— Попал туда впервые лишь несколько лет назад. Узбекские телевизионщики пригласили. Много рассказывали. В Ташкенте есть микрорайоны, которые называются «Черданцев-1» и «Черданцев-2». Был там и проспект Черданцева. Сейчас все, конечно, переименовали, но ташкентцы по старой памяти таксистам говорят: ехать на «Черданцев-1». Когда я там оказался, старался почувствовать связь времен. Невероятное ощущение!

Буффонище

— Кажется, недавно вы пропустили эфир по болезни.

— Первый раз! За четверть века телевизионной карьеры — ни одного больничного. А в декабре вернулся с матча «Зенит» — «Динамо», температура 39. Все, думаю. Коронавирус нагнал!

— Нужен вам был этот матч.

— Так работали в бешеном графике. Не только футболисты страдали — еще и журналисты. Комментаторов не хватало. Программа «После футбола» для меня приоритет, но ребята стали болеть через одного, выкосило половину редакции!

— Пришлось ехать?

— Да, задействовали всех. Я боялся заразиться. В сентябре был на матче «Зенита» с «Арсеналом» — тоже вернулся заболевшим. Подхватил грипп в поезде, полвагона кашляло и чихало. А здесь кто-то надоумил: «Да лети самолетом! Они сейчас полупустые». Сажусь — битком! Слава богу, закончилось все без коронавируса.

— «Короны» у вас не было?

— Пока нет. Тестируюсь регулярно, но и стараюсь соблюдать ограничения, насколько это возможно с моей работой. Сейчас занимался глазами — сдавал тесты. Еще и домой купил корейские, раз в неделю засовываю в нос. Два подряд. Говорят же, они 50 на 50.

— Приезжать с утра в город, а вечером работать на футболе — мука?

— Это большое испытание. Пауза до вечера длинная, вот чем ее занять?

— Чем?

— Брожу по городу. Как зевака. Пройдешь 20 километров, возвращаешься вымотанный. Тоже не лучший вариант. Но это интереснее, чем сидеть в гостинице. Едешь на стадион, чувствуешь — ты не в форме. Вроде здоров, но что-то не то. Не распелся! Значит, дашь «петуха». А бывает иначе. Ощущаешь: ох, ты сегодня прямо хороший, голос сочный...

— Величайший репортаж Голландия — Россия. Помните, как себя чувствовали перед ним?

— Помню. Я его не хотел комментировать.

— Почему?

— Потому что меня не взяли в Австрию. Да и Маслаченко не взяли! Мы не были в «пуле» Хиддинка. Ну что вы на меня так смотрите?

— Не вполне понимаем. Нам-то казалось, некоторым фигурам необязательно быть в «пуле», чтобы ездить на игры сборной.

— Тогда вспыхнула полемика — зачем нужен Хиддинк с его гигантским контрактом? Вокруг этой темы был грамотно организован пиар. Мол, Гус — великий тренер, платят ему не зря. Целая группа журналистов его поддерживала.

— Но не вы?

— Сколько работаю, стараюсь всегда придерживаться собственной точки зрения. В том случае оставил за собой право смотреть на эту историю со стороны. В пиар-проекте участия не принимал. Ну и как непринимавший и критически относящийся к мероприятию под названием «Гус Хиддинк в сборной России, капучино и оранжевые штаны» был отодвинут от больших дел. Мог вообще не поехать на чемпионат Европы!

— Серьезно?

— Да. В какой-то момент понял, что никуда не лечу. Отправился к руководству, в корректной форме поинтересовался: «Я что, не еду на Евро?»

— Реакция?

— Говорят: «Да не может быть! Сейчас разберемся!» Тут и выяснилось, что есть группа людей, которая отправляется со сборной России в Австрию. А вторая — в Швейцарию. Комментировать другие матчи. И Маслаченко как человек, у которого по определению свое мнение по любому вопросу, поехал туда же. Там и сдружились. Владимир Никитович очень сильно обиделся, что его отцепили от сборной.

— И он Хиддинка критиковал?

— Ну да. Вернее, не поддерживал. Потому что Маслак — это Маслак. Но удручен был чрезвычайно. А я у него водителем работал. Чтобы не скучно было мотаться в соседние города, говорил: «Подвезти вас в Берн? Или в Лозанну?»

— А дальше сборная России сама доехала до Швейцарии.

— Расписание на матчи плей-офф составляли заранее. Мою фамилию записали на базельский четвертьфинал. Никто не верил, что Россия может в нем оказаться.

— Вы же успели еще на самом чемпионате Гусу досадить.

— Когда проиграли 1:4 первый матч Испании, я написал довольно резонансный текст. Который назывался «Халтурщик». Потирал руки — моя-то точка зрения, выходит, правильная! Команда не готова. Пробились на Евро случайно благодаря хорватам — а сейчас результат всего этого «капучино».

— После общались с Хиддинком?

— В 2018-м встречались. И год назад очень долго разговаривали. Обсудили ту историю еще раз. Я редко меняю свою точку зрения, но тут изменил. Иногда нужно уметь признать, что ты был не прав. Не хватило опыта для грамотной оценки ситуации. Тогда поторопился, что и говорить. Решил «звездануть». Зато хороший урок. Не зная всех нюансов, не представляя, какой план у Гуса, высказался... Кстати, то же самое у многих коллег сегодня в оценке работы Черчесова. Не учатся на чужих ошибках.

— Так что с репортажем?

— Блестяще побеждаем Швецию и Грецию, выходим на Голландию. Игра в Базеле. Я вписан заранее на этот матч. Себе самому говорю: буду же выглядеть идиотом! Твердил, что все не то и не так, а сейчас получаю роскошный подарок. Начались дурацкие самокопания. Вплоть до того, что думаю: вообще откажусь, не стану комментировать. Звоню жене, рассказываю. А она в ответ: «Если откажешься от матча — я с тобой разведусь! Выкини дурь, иди и работай так, как можешь!» Пошел и отработал.

— После сказали — это не просто лучший ваш репортаж. А репортаж десятилетия.

— Вот Россия — Испания в 2018-м. Ярчайшее событие нашего времени. Работали разные комментаторы на нескольких каналах. Сборная совершила чудо. У всех эйфория. Но репортажи... Хоть одну фразу из них?

— Как-то не вспоминается. Вы правы.

— В том-то и дело. Может, все из-за того, что в 2008-м — это для нас первый серьезный успех. Всех всколыхнул. Но я ведь комментировал на спутниковом канале, на сравнительно небольшую аудиторию. И такой резонанс. Это действительно феномен. Прошло 12 лет — ко мне до сих пор подходят люди. Говорят одно и то же: «Спасибо вам, Георгий, за Голландию!» Думаю, футболистов той сборной за ту победу благодарят реже.

— Нам кажется, качество репортажа — абсолютный топ. Десять из пяти. Ваша объективная оценка собственной работе?

— Я боюсь слушать этот репортаж. Понятно, такое может быть раз в жизни. Я ничего там не наигрывал! Да и не шел работать с каким-то особым «настроением». Реакция на события была естественная, поймите! Меня спрашивают: «Как вы придумали фразу «Я закончу вообще все»?» А «пушка страшная» — откуда это? Да ниоткуда!

— Кураж?

— Да, да! Бешеный кураж. Или «Буффонище» откуда взялось? Тоже из ниоткуда! Вот так работает головной мозг. Чистая импровизация. Моя хорошая знакомая Даша Ставрович, финалистка «Голоса», одна из лучших вокалисток страны, в интервью сказала, что, когда поет, делает это не для публики. Бешеная энергия рождается где-то внутри и рвется наружу. У меня на топ-матчах то же самое.

— Хотя бы помните, в какой момент родилось «Буффонище»?

— Конечно! «Милан» — «Ювентус». Сначала атака в одну сторону, Аббьяти отбивает. Тут же накат на ворота «Юве». Я не понижал тон — наоборот! Еще выше. Как в музыке: форте, фортиссимо! Удар, Буффон вытаскивает, и у меня вырывается: «Буффонище!»

— Когда Константин Симонов написал «Жди меня», кто-то из коллег поморщился: «Ерунда, даже не стоит публиковать». Кому-то из комментаторов «голландский» репортаж не понравился?

— Да многим! Коллеги вообще на комплименты скуповаты.

— А вы?

— Если хороший репортаж — я обычно пишу человеку.

Комментарии

— Какие репортажи помнятся годы спустя — Маслаченко с финала Олимпиады-1988 и ваш «голландский». Мы заполнили две графы в этом списке, а вы добавьте третью.

— Считается, классно отработал Розанов на финале молодежного чемпионата мира по хоккею. Но я не слышал.

— Почему?

— Ночами телевизор не смотрю. Были крутые вещи, были... Шмурнов отбарабанил феерически матч «Спартак» — «Фенербахче». Но я не хочу в рейтинги лезть, обижать людей. Через день вспомнишь: как же вот этого забыл? По себе знаю — раньше относился к таким моментам довольно трепетно. Где-то не встретишь свою фамилию, нервничаешь: «Как? Почему? Что, выпал из обоймы?»

— Сейчас так же?

— Ровнее. Кому-то наплевать, а кто-то обидится.

— Говорите, сейчас ровнее. Критика, не критика...

— Совершенно верно.

— Набрасываются на вас довольно часто, заголовки бывают просто оскорбительные. Что ж не перестали на это ярко реагировать?

— Наоборот, перестал!

— Как-то гневно восклицали на своей конференции в Питере.

— Это было несколько лет назад.

— Сегодня все иначе?

— Разумеется! Зачем кормить троллей? Им только это и нужно! Мне шестой десяток с понедельника, еще не хватало на ерунду размениваться. Я везде в соцсетях закрыл комментарии. Раньше казалось, что если спорю, то с адекватным человеком. Равным себе хотя бы по образованию. Вот с вами готов спорить. А в интернете поймал себя на мысли: я же не знаю, с кем говорю!

— В самом деле.

— Там может быть 10-летний школьник. А я с ним общаюсь, как с Костей Геничем. У нас на канале огромное количество экспертов из бывших футболистов. Мне есть с кем обсудить футбол, работу без всяких соцсетей. Третья сторона не нужна. Это параллельный мир. Ну, существует он и существует.

— Внутренне вас все это тоже не раздражает?

— Если честно — раздражает. Мир, в котором мы живем, — неправильный! В любой древней культуре — от греческой до новгородского вече — людей было меньше. Все на виду. Человек вставал на возвышение, что-то произносил. Если говорил плохо, в него кидали камнями. А сейчас расселись по диванам за непонятными псевдонимами. Кто эти люди? Что собой представляют? Почему имеют право голоса? Свобода превратилась во вседозволенность. Практически нерегулируемую. Никакой ответственности.

— Вам же писали в комментариях: «Чтоб ты сдох»?

— Писали.

— Как полагаете, что в голове у человека, который отсылает такое?

— Этих людей можно пожалеть. Явно какая-то неустроенность. Думаю, я для них являюсь собирательным образом. «Чтоб ты сдох» не лично мне адресовано!

— А кому?

— Вот этой собирательной фигуре. Которая олицетворяет «у него все хорошо, а у меня плохо. Сижу без работы, а он жирует!». Социальное неравенство в мире обостряется с каждым годом. Не только у нас. Абсолютно то же самое пишут коллегам за рубежом, я ведь языками владею, читаю иногда. Мы работаем в среде... «Кислотной»? Или как молодежь говорит?

— Токсичной.

— Да! А футбольные болельщики — самые токсичные люди на свете. Эмоции максимально обострены. Агрессивны. Надо принимать как данность. Но на улице никто ко мне с такими словами не подходит. Наоборот.

— С какими подходят — вы уже говорили.

— Незнакомые люди подбегают: «Ой, ой, это же вы? Не может быть!» Дети впадают в какой-то ступор. Не в силах понять, что перед ними дядя из телевизора. Потом начинается: «А-а!» Недавно на улице подбежал достаточно взрослый парень: «Георгий, извините. А можно вас обнять?» Ну, позволил ему. Так он еще воскликнул: «Спасибо вам за мое детство!» Одна такая фраза стоит сотни комментариев в интернете.

— До вашего телефона сумасшедшие со своими SMS добираются?

— Вот здесь совсем просто. Футболом увлекаются люди в соответствующих органах. Был однажды такой вопрос — решился за 30 минут.

— А подробнее?

— Позвонил товарищам, и человек, отправивший мне какой-то бред, через час сидел в служебном кабинете на беседе. Где и выяснилось — он не со зла. Есть прекрасная история — мы на «НТВ-плюс» принимали телефонные звонки. Юра Розанов, дай бог ему здоровья, ведет эфир. Редактор в ухо: «Юрий Альбертович, звоночек». Розанов произносит: «Добрый вечер, вы в эфире! Говорите!»

— Что услышал?

— Какая-то возня, грохот. И дикий вопль: «Скорее, скорее все сюда! Я дозвонился до телевизора!» Так что мы для людей не персонажи с именем и фамилией. Мы — «телевизор». В который ты кидаешь тапок или пустую тару, когда твоя любимая команда проиграла. Они бы бросали в судью, но у того нет соцсетей. Как ты до него доберешься? Вот и остается комментатор.

— Так что писал тот человек? Угрозы?

— Нет. Но какие-то возмутительные вещи. А вскоре сидел в своем Саратове и оправдывался. Уверял, что пошутил. Обычный чувак, водитель такси. Для него что мне написать, что на балкон выйти с криком: «Вы все козлы!» — одно и то же. Выход эмоциям.

— Как думаете, какие комментарии будут под этим интервью?

— Не представляю. Я давно перестал читать комментарии. Что можно извлечь полезного? Аплодисменты оттуда мне не нужны. Плохое — тем более. Ну и смысл?

— Жена-то ваша читает комментарии.

— Она спокойно ко всему относится. Да и есть в Instagram список стоп-слов. Очень удобно. Вот я давний фанат группы «Металлика».

— Наслышаны.

— Так под любым видео «Металлики» девять из десяти комментариев одинаковые: «Ларс Ульрих — худший барабанщик всех времен и народов».

— Смешно.

— А Кирк Хэмметт «не умеет играть на гитаре». «Ньюстед лучше Трухильо». Так устроены комментарии в интернете! Вот вы их пишете?

— Даже в голову не приходило.

— Я тоже не пишу. А пишет особая категория людей. Бог с ними.

— Они здоровые, как считаете?

— Думаю, у них дефицит общения. Очень одинокие люди. Если это не тролли, которые строчат за деньги. Такие точно есть.

— В футболе?

— Да. Поверьте — это факт. Надо научиться не реагировать.

— Любой комментатор предыдущего поколения имеет десяток историй, как коллеги писали на него доносы. Успели столкнуться?

— Было другое — лет десять назад подстроили результаты голосования. Открываю «итоги года», смотрю — из 20 комментаторов занял 17-е место. Думаю, ладно, не первое и не третье. Но 17-е! Совсем слабо! Позже выяснилось — все подстроено. Был большой скандал.

Капелло

— 1997 год. В Италии вы берете интервью у Фабио Капелло. Вдруг он вскакивает, срывает петличку, и кажется, что интервью закончилось досрочно. О чем надо было спросить, чтобы натолкнуться на такую реакцию?

— Там не было ничего особенного. Он сразу предупредил, что не будет говорить про «Милан».

— Про что будет?

— Про чемпионат мира.

— Из «Милана» его как раз тогда увольняли?

— То ли в тот же день выгнали, то ли на следующий. Вообще для российского корреспондента попасть в Миланелло было чем-то запредельным. Даже не знаю, с чем сравнить. Я долго договаривался с пресс-службой, сам все организовывал. Никакого продюсирования не существовало.

— Вы же знаете итальянский?

— На этом и выкрутился. В какой-то момент чувствую: Капелло самому стало интересно, загорелся. Тут я и вымолвил: «А у вас в «Милане»...»

— Разъярился?

— Мгновенно! Выкрикнул: «Что-о?! «Милан»? Я же сказал — никакого «Милана»!» Схватил петличку, бросил. Я уже вслед ему: «Фабио, простите, мой итальянский несовершенен...» Он замедлил шаг, смягчился: «Да? Ну ладно. Чтобы больше о «Милане» ни слова».

— Еще были люди, срывавшие петличку во время ваших интервью?

— Да.

— Кто?

— Капелло.

— Как прекрасно закругляется эта история.

— Он уже тренировал сборную России. Со мной был Евгений Савин, нынешний управляющий директор РПЛ, тогда работал в пресс-службе РФС. Помогал организовать интервью. Приезжаем в Лужники к Капелло за каким-то комментарием. Мне нужно буквально несколько реплик. О чем-то спрашиваю, вдруг Фабио поворачивается к Савину и начинает орать: «Что это вообще такое?! Что за вопросы? Я не давал согласия! Как вы работаете?» На ровном месте устраивает абсолютно дикий скандал. Подпрыгивает до потолка.

— А вы?

— Говорю по-итальянски: «Мистер, что случилось? Что вы кричите? Я вам не мальчик!» Смотрю, у Савина отвисает челюсть.

— Что Капелло?

— Еще раз подпрыгнул — и внезапно успокоился: «Извини. Что-то сегодня я не в духе. Давай, поехали. О чем ты хотел спросить?»

— Случая номер три с сорванной петличкой не было?

— Я часто слышу упреки от коллег — мол, не задаю острые вопросы. Когда ко мне приходит Черчесов, например. Или другие топовые персонажи. А приходят они регулярно. Только Каррера был дважды!

— Хотя он не любитель ходить по студиям.

— Да. Интервью в прямом эфире — это совсем другое. Вот вы развиваете тему с YouTube — думаю, наберетесь нового опыта и поймете. В обычном интервью, если что-то пошло не так, можете сказать: «Ой, здесь мы урежем...» В прямом эфире у тебя блоки по пять минут между рекламами — надо успеть вложить какие-то мысли. А так называемым острым вопросом человека просто закроешь. Как раковину. Все, интервью превратится в формальность. С ответами «да» и «нет». Вы же знаете — футбольные люди закрыты.

— Да уж.

— А на телевидении особенно. Каждый боится прямого эфира. Слово вылетело — не поймаешь! От человека, задающего вопросы, требуется большой такт. Конечно, нельзя допустить, чтобы интервью было: «Подскажите, а все ли у вас хорошо? А правда вы такой классный?»

— Это понятно.

— Но и не надо спрашивать: «Вы в самом деле берете деньги с футболистов за то, что они играют у вас в стартовом составе?» Для чего вопрос, на который ответ не получишь? Чтобы показать себе — «О! Какой я рубаха-парень, какой смельчак!»? Но люди подумают, что ты дурачок. Есть история на эту тему.

— Расскажите же скорее.

— Только-только организовался «Матч ТВ». Пришли новые начальники, стали нас учить: «Ребята, что вы такие зажатые?! Больше острых вопросов!» Тут приглашают на интервью Гинера. Решили, что разговаривать с ним будет Генич. Как человек из футбола, пусть задает те самые «острые вопросы».

— Как интересно.

— Редактор Геничу в ухо голосит: «Спроси у него то! Спроси это!» Интервью заканчивается, Гинер идет рядом с Геничем. Приобнимет: «Кость, слушай! Ты же умный парень! Что сегодня всякую хрень спрашивал?»

— Это еще вежливо.

— Мы-то, люди из футбольного мира, знаем, о чем наши герои готовы рассказывать, а о чем нет. Я не задаю вопросы, после которых человек сорвет петличку. Зачем? Нам еще долго в одной лодке плыть.

«Мне лучше «бездарный» Заболотный, чем талантливый Чалов». Жесткое интервью Черчесова после провала

Черчесов

— Ноябрьский эфир Черчесова. Все случилось, как задумали?

— Да. Тонко спланированная режиссура. Не импровизация!

— Есть место и провокациям?

— Ну да, это была провокация. Не все роли расписали по хронометражу и деталям. Но резонанса добились. Эффект что надо — Чалов забил три гола на финише сезона, поняв, что пора заканчивать пить чай. Скажу откровенно: мы с Саламовичем много общаемся за кулисами. Знаю, что все это он два года в себе держал!

— Два?

— Да! Просто чесался язык дать им как следует затрещину! Вы же видите, что происходит: Леша Миранчук полгода почти не выходит в стартовом составе «Аталанты». Далеко не самой сильной команды Италии! Так что это была наша общая задача — чуть всколыхнуть футбольное сообщество.

— Казанского-то предупредили?

— Он с самого начала был в роли «плохого Санты».

— Вам не казалось, что вот-вот дойдет до кулаков — у плохого Санты и Саламовича?

— Да нет... Это игра! Все отработали на «пять с плюсом».

— Вот интересно: если бы Игорь Денисов в динамовские времена откликнулся на предложение Черчесова пойти «поговорить в душе»? Или Казанский ему ответил бы?

— Вы Саламовича знаете?

— Немного.

— Рядом стояли?

— Неоднократно. Он крупный, конечно.

— Да очень здоровый. Я бы не рискнул с ним толкаться. Чревато!

— Ваша реакция — когда главный тренер сборной сообщает, что может и в табло дать Казанскому?

— Он же не Казанскому говорил! Вы не так поняли. Да и сказано это было на рекламе, а не в эфире. Черчесов хотел показать одну простую вещь.

— Это какую же?

— «Ребята, вы желаете задавать острые вопросы? А теперь поставьте себя на мое место! Вам приятно, когда говорят вот так? Я же не мальчик, в конце концов...» Он прав — нельзя к тренеру сборной относиться как к нашкодившему пацану. Сужу по комментариям — это не все понимают. Черчесов — фигура другого полета, орденоносец!

— Бесспорно, орденоносец. Но были 0:5 от Сербии.

— Во-первых, эти 0:5 никак не перечеркивают предыдущих успехов. Была задача: попасть в финальную часть чемпионата Европы. А реплика Черчесова адресовалась не Денису.

— Кому?

— Собирательному образу. Людям, которые забывают о дистанции. К тренеру сборной обращаются как к сокурснику. Вообще никакого намека не было на агрессию в отношении Казанского!

— Самый интересный звонок после того эфира?

— Да никто мне особо не звонил.

— Чья-то реакция долетела?

— С Саламовичем мы на следующий день созвонились, решили, что прошло все отлично. Даже превзошло ожидания!

— В ЦСКА оценили.

— Я считаю, клуб не прав! Вот зачем так реагировать? Это тоже неуважение! Главный тренер сборной — ваш сосед по подъезду, однокашник?

— Черчесов — какой он? Ваш взгляд?

— Настоящий кавказец. Решительный. Если оседлал коня, понесся — все, уже не остановишь. Как у любого кавказского человека, темперамент иногда зашкаливает. Но для тренера или спортсмена это лучше, чем быть мямлей.

«Металлика»

— Сами от какой черты избавились бы с удовольствием?

— Я мнительный. Как ни странно.

— Вот бы не подумали.

— А никто бы не подумал. Наверное, произвожу совсем другое впечатление. Но эт защитная реакция. Я не люблю слово «кумир». Поэтому лидера группы «Металлика» Джеймса Хэтфилда назову просто любимым персонажем в публичном мире. Много о нем читаю. Очень мне интересен. Мы встречались дважды, был разговор тет-а-тет.

— Завидуем.

— Это вообще осуществление мечты! Когда человек с плаката, из космоса оказывается с тобой в одной комнатке — удивительные чувства! Так к чему я?

— К чему?

— Даже он, лидер крутейшей рок-группы в мире, харизматик, повторяет в каждом интервью: «Я стесняюсь публики. Потому что очень застенчивый человек. В школе в углу сидел».

— Вы такой же?

— В углу я, конечно, не сидел. Но отношусь к себе критически. Все ставлю под сомнение. Здесь не так сделал, там не так сказал... Не то что я неуверенный — сомневаюсь часто, правильно ли поступил. Бесконечное самокопание. Это иногда бесит.

— У нас та же черта. Все казалось, с годами пройдет, а она только сильнее.

— Ну да. Интеллигенция. Видимо, такая наша судьба.

— Как же вам удалось с лидером «Металлики» пообщаться?

— Я член фан-клуба и выиграл Meet & Greet — встречу с группой. На каждый концерт разыгрывают 12 мест. Эти двенадцать человек приходят в подтрибунное помещение, потом появляются музыканты, раздают автографы. А с позапрошлого года «Металлика» стала устраивать то, что другие группы делали уже давно.

— Это что же?

— Можешь купить супердорогой билет. Таких на концерт печатается всего 12 штук. Оказываешься в небольшой комнате — диван, кресла, напитки. Какие-то печеньки лежат. Музыканты вчетвером заходят — и с каждым из поклонников общаются. Все это продолжается примерно час.

— Здорово как.

— На разговор тет-а-тет у тебя минут десять. Никто не мешает, не лезет с фотоаппаратами и плакатами... Мне-то казалось — знаю про «Металлику» все. Ларс играл в теннис. Джеймс — это хоккей. Появлялся в свитере «Сан-Хосе», когда там Набоков на воротах стоял. Но я понятия не имел, что Хэтфилд как-то связан с футболом!

— Неужели связан?

— Концерт был в Копенгагене. Накануне играли сборные, Дания с Черногорией. Но я знать об этом не знал — что мне Дания? Прилетел на концерт! И вот подходит ко мне Хэтфилд, точно как описывают — волк! Настоящий, матерый человечище! Есть у него песня «Broken, Beat & Scarred». Сломанный, разбитый, весь в шрамах. Человек, которого жизнь ломала как следует. При этом — огромный дядька, в татухах!

— Какой живописный.

— А у меня первый мандраж уже прошел — я еще вискаря треснул для храбрости. Хэтфилд говорит: «Привет. Чем занимаешься?» «Из России, — отвечаю.- Футбол комментирую». Он обрадовался: «О!» Я думал, его-то ничем не удивишь — всяких видал. Общался и с президентами стран, и с космонавтами, и с суперзвездами кино. А тут: «Класс! Как игра вчерашняя? Ты же ее комментировать приехал?» Я оцепенел: какая еще игра?

— А он?

— Поразился: «Ну как же? Дания с Черногорией! Я на стадионе смотрел. Крутой матч! Ты же заодно на концерт попал?» — «Нет, я не ходил на футбол». Честное слово — Хэтфилд был разочарован. Взглянул на меня так: понятно, заливает про комментатора. Полный лох, наверное.

— Сколько стоил билет?

— Две с половиной тысячи евро. Но такое бывает раз в жизни.

— Второго не будет?

— Нет.

— Почему?

— Нельзя так сближаться с тем, кто был для тебя кумиром много-много лет. Нарушается какая-то тайна. Ты же про себя всегда общаешься с кумирами. У меня сказка превратилась в реальность — и что-то волшебное ушло!

— Тот концерт — разочарование?

— Нет. Но понял: больше не надо. Лучше смотреть со стороны.

— Приблизительно это же понял Макаревич после короткой встречи с Маккартни.

— Да. С кумирами вот так. Вспомнил феноменальный случай — я же играл за сборную СССР! Вы в курсе?

— Впервые слышим.

— Для начала чуть не оказался на просмотре в «Сампдории» золотых времен. Мне 21 год, никакого отношения к футболу не имел. Из-за травмы уже и за сборную университета толком не играл. При этом выглядел довольно спортивно. Друг-итальянец пригласил в Геную. А он помогал по коммерческим вопросам футболистам «Сампдории», говорит: «Сегодня команда заезжает на сбор». Это следующий сезон после чемпионства.

— Значит, был еще Михайличенко?

— Если бы только он! Я зашел с приятелем в холл гостиницы — вот идет Манчини, вот Гуллит, вот Михайлович, Дзенга, Виалли...

— Сборная мира.

— А тренировал Эрикссон. Я даже представить такое не мог — что окажусь с этими людьми в одном холле. Не то что руки им буду пожимать. Просто поход в сказочный лес! Подводят меня к Свену: «Это мой товарищ из России, Георгий». Тот окидывает профессиональным взглядом сверху вниз. А товарищ добавляет: «Георгий играл за «Спартак». Эрикссон заинтересованно: «Тебе сколько лет?» — «21». — «Так приходи завтра на тренировку. Посмотрим на тебя. Ты с контрактом?»

— После такого — прямая дорога в сборную СССР. Он не шутил?

— На полном серьезе! Не стану же объяснять, что это «Спартак», да не тот, а юношеский и вообще «Спартак-2». Отвечаю: «Вы простите, у меня колено больное. Я с футболом закончил». — «Эх, жалко...» Будто упустил русскую звезду!

— Так что со сборной СССР?

— Меня попросили провести 70-летний юбилей Эдуарда Маркарова. Поехала в Ереван сборная ветеранов СССР, руководил делегацией Александр Мирзоян. Сидим рядом в самолете, рассказываю ему: первое мое большое разочарование от футбола — финал Кубка, «Спартак» против ростовского СКА в 1981-м. Как раз когда Александр Багратович с «точки» в штангу попал.

— Вы были на игре?

— Сидел за теми воротами и за той штангой!

— Обрадовался Александр Багратович таким воспоминаниям?

— Целую байку рассказал — что не он должен был пенальти исполнять. Но Бесков мандражировал, никак не мог выбрать бьющего. Отправил Мирзояна... Прилетаем в Ереван, у нас все звезды советского футбола. Начиная с Черенкова.

— Ну и как вы просочились в состав?

— На завтраке Мирзоян говорит: «Ты тоже переодевайся. Будешь играть, у нас людей не хватает». Я поражен: «Как?!» — «Выйдешь и сыграешь». — «У меня колено...» — «Да никто здесь убиваться не собирается!»

— Сыграли?

— Да. При полном Республиканском стадионе.

— Куда вас отправили?

— На левый фланг нападения. Даже не помню, вместо кого вышел. Как в тумане! Сами судите — я в сборной СССР. Кино! Главное, дотронулся до мяча всего трижды — и ни разу не потерял. Великий! После чего в полной эйфории заменился.

Романцев

— Вы говорили — каждый день живете с болью. В прямом смысле.

— Это правда. Колено дает о себе знать. Сломался в 18 лет, в университете. Вдруг выяснилось, что на филологическом факультете уже много лет нет футбольной команды. Тут зашли с рабфака трое парней — нас уже четверо! Добрали двоих с левыми бумагами, что учатся на рабфаке, — можно играть в мини. Когда в четвертьфинале первенства МГУ грохнули журфак, это была сенсация. А в следующем сезоне матч с мехматом. Разыграли начало, я с центра поля как шарахнул — гол! Четко в «девять». Вратарь зевнул, не ожидал. 1:0 на первой же секунде! На балконе куча девчонок, пришедших за нас поболеть, верещат: «Филфак, вперед!» На кураже бегу прессинговать защитника, он успевает качнуть в одну сторону, потом убирает мяч в другую, и я в шпагате правой ногой втыкаюсь в свежепокрашенный пол.

— Ох.

— Колено хрустнуло так, что слышал весь зал. Полетела крестообразная связка, мениск, еще и сустав заблокировало. В больнице три санитара не могли ногу разогнуть.

— Странно, что не хромаете.

— За это спасибо доктору Орджоникидзе. Мы познакомились в сборной, когда ее тренировал Романцев. У меня, начинающего корреспондента, были на удивление теплые отношения с Олегом Ивановичем. Он подпускал к себе максимально близко, не отказывал в интервью, брал на выездные матчи. Правда, в 2003-м поссорились, долго не разговаривали. Единственный в моей карьере конфликт с большим футбольным персонажем.

— Сейчас и об этом расскажете. Но сначала о колене.

— Я продолжал поигрывать на одной ноге, добивая в суставе все, что можно добить. Периодически его блокировало прямо во время матча, но я уже знал, что надо делать.

— Что же?

— Просил пацанов: «Дерните резко за пятку — и колено на место встанет». Понятно, это издевательство над собственным организмом. Но я обожаю играть в футбол. Гораздо больше, чем комментировать или вести передачу. Жена смеется: «Ты как собачка. Мяч увидишь — сразу бежишь к нему с высунутым языком».

— До сих пор?

— Да. Я реально страдаю, что не способен играть полноценно, мне этого очень не хватает. Разве что у штанги могу постоять... Ну а тогда в самолете пообщался с Зурабом Орджоникидзе. Он поразился: «Как же ты с таким коленом живешь?! Приходи к нам в диспансер, Алексей Балакирев, светило хирургии, прооперирует». Но Бесчастных с Титовым услышали — и отговорили.

— Почему?

— В один голос: «Зачем тебе это? Ты же не профессиональный футболист. Ходишь нормально. Ты хоть представляешь, что такое полостная операция на колене? Если, не дай бог, что-то заденут — навсегда останешься хромым». И я решил не ложиться под нож. Но в 2004-м заигрался, пошел в крутой вираж, и сустав заблокировало так, что согнулся под углом 40 градусов. Все, ни туда ни сюда. Я понял — трындец.

— Поехали к Орджоникидзе?

— Да. Сделали МРТ, он посмотрел — ужаснулся: «Завтра же на операцию! Срочно!» А Балакирев потом сказал, что такого безобразного колена не видел даже у профессиональных спортсменов. Ни связок, ни менисков, вдобавок хрящи от нагрузки стерлись, начался артроз...

— Слушать-то страшно.

— По равнине сейчас спокойно хожу. Вот по лестнице подниматься тяжеловато, за перила держусь. Если смена погоды — сразу в ногу отдает. Иногда люди думают: «Какой-то Черданцев хмурый, неприветливый». А у меня просто колено ноет. Не позволяет бодренько вскочить, вынужден на что-то опираться. Это угнетает.

— Так из-за чего с Романцевым рассорились?

— Когда закрыли «ТВ-6», на какое-то время шестую кнопку отдали «НТВ-плюс». Я вел спортивные новости. Весной 2003-го играли ЦСКА и «Спартак». Скандальный матч, судьбу которого решил пенальти, назначенный Валентином Ивановым после столкновения Абрамидзе и Семака.

— Помним. ЦСКА вырвал победу — 3:2, а Червиченко назвал Иванова негодяем.

— Верно. У меня и с Червиченко были нормальные отношения. Когда он стал президентом «Спартака», обменялись телефонами. Чтобы иметь прямой контакт. И вот матч заканчивается, практически сразу выпуск новостей. Я в эфире. К тому моменту уже знал о недовольстве Червиченко судейством, но комментарий к спорному эпизоду дал нейтральный. Я и сегодня не считаю, что Иванов отработал предвзято, убил «Спартак». На мой взгляд, основания для 11-метрового были.

— Червиченко это не понравилось?

— Он позвонил, едва я вышел из студии. Раздраженно: «Значит, ты уверен, что все справедливо?» Я ответил: «Андрей, да дело-то не в пенальти. Главное, играли плохо, ЦСКА был объективно сильнее...» — «Ах так?! Ну скажи это Иванычу». И вручил трубку Романцеву.

— А тот?

— Выдал целый монолог: «Я к тебе относился с уважением. Думал, честный парень. Но ты, как и все журналисты, оказался продажным. Тебя тоже купили...» Я был в ступоре, стоял как истукан. Не ожидал от Романцева такой реакции.

— А дальше?

— Через много-много лет столкнулись случайно на каком-то юбилее. Я чуть-чуть напрягся. Но Олег Иванович подошел первым, разговорились, вспомнили тот матч. Он сказал: «Я на эмоциях был, вспылил. Не бери в голову».

— Отлегло?

— Конечно! Романцев для меня сродни футбольному богу. Тренер номер один — из тех, с кем общался лично.

— А Лобановский?

— Я не могу простить ему, что в 1990-м не взял на чемпионат мира в Италию Черенкова. Не понимаю тренеров, для которых схема и физподготовка важнее таланта. Да и пересекался с Лобановским лишь раз. Приехал в Киев на матч Лиги чемпионов. Тогда я был никто и звать никак. Обычный корреспондент. На динамовской базе спускался по лестнице и увидел Лобановского. Слышу: «Стоять!» Я замираю. Молчу. Валерий Васильевич оглядывает меня с ног до головы: «А я тебя знаю. «НТВ-плюс»?» — «Да». — «Ладно, успехов!»

Альфа-самец

— Чему вас научил Карпин, когда на «Матч ТВ» был главным редактором футбольных трансляций?

— Ничему. У нас отношения не сложились.

— С первого дня?

— Да. В профессии комментатора Карпин для меня не авторитет. Его приглашение на руководящую должность, на мой взгляд, ошибка. Неудивительно, что продержался он на канале недолго.

— Даже Елагин слышал от Карпина мат. Вы тоже?

— Нет, со мной в таком тоне не разговаривал. Может, что-то и проскакивало, но как фигура речи, а не оскорбление. Понимаете, Валера — абсолютнейший альфа-самец. Для него не существует конкурентов в плане влияния на коллектив. Думаю, Карпин мог бы стать большим тренером и работать в топ-клубе, если бы согласился на то, что помимо него там будут и другие лидеры. С собственным мнением. С которым придется считаться.

— Полагаете, Карпин — хороший тренер для маленькой команды?

— Да. Судя по обстоятельствам, сопровождавшим уход из «Ростова» Ивелина Попова, Валера не меняется. А в топ-клубе нужно быть более гибким и дипломатичным. У нас он начал с того, что сразу решил всех построить. Только не учел, что у меня, например, за плечами филфак и два курса экономического факультета МГИМО. А Саша Шмурнов окончил авиационный институт, специальность — конструктор космических аппаратов.

— Ого.

— Нельзя к конструктору космических аппаратов и дипломированному филологу относиться как к футболисту своей команды! Здесь все другое, в том числе с точки зрения интеллектуального взаимодействия. Спортсмены привыкли, что ими управляют. В команде — тренер, дома — жена. А мы люди более самостоятельные. В то же время творческие, с тонкой душевной организацией. Вот почему у нас и не сложилось. Да, для молодых ребят Карпин был авторитетом, слушали его с раскрытым ртом. Но я из этого сотрудничества ничего не вынес.

— Как-то вы прямо посреди собрания встали и ушли. Что за история?

— Я допустил ошибку в репортаже. Карпин начал ее разбирать при всей честной компании. Воскликнул: «Скажите, ну разве так можно?!» Да я знаю, что нельзя! Но если в футбольной команде публичный разбор ошибок в порядке вещей, то у нас это не принято. К тому же ты еще до конца не погружен в специфику работы, сам ни разу не комментировал. И предъявляешь претензии?! Человека, который в этой профессии чего-то добился, отчитываешь как мальчишку?! Просто неприлично.

— Так что за ошибка?

— Я кого-то подменял на матче АПЛ. Играли малознакомые мне команды, кажется, 19-я против 15-й. Да еще посадили в тесную комнату, где монитор с трансляцией на одной стороне стола, а компьютер на другой. Обычно они расположены рядом.

— Логично.

— А тут смотреть одновременно туда и сюда невозможно. Я подготовился к репортажу, что-то прочитал. Но во втором тайме на замену вышел молодой игрок, которого я вообще не знал. Полез искать информацию в интернете, повернувшись затылком к экрану. Конечно же, это недопустимо. Прописные истины. Из серии — не пасуй вратарю в створ. Но даже опытные защитники порой грешат такими передачами, верно?

— Случается.

— Мне самому интересно — что за парня выпустили замену? Начинаю бегло про него смотреть, нахожу любопытную деталь. Ну и на экран поглядываю. А матч скучноватый, с результатом уже все ясно. Играть остается немного, в победе хозяев сомнений нет, они спокойно катают мяч в центре поля. И я продолжаю читать. Секунд через десять поворачиваю голову — гости обнимаются...

— Забили?

— Да. Метров с сорока кто-то жахнул на дурака — и попал. Я еще на интершум ориентировался, но все произошло внезапно, плюс забила гостевая команда, поэтому на трибунах никакой реакции. Для комментатора прозевать гол — безусловно, провал, которому нет оправданий. Но в таком матче — не трагедия. В конце концов, не финал Лиги чемпионов.

— Карпину потом все объяснили?

— Да я уже не помню. Прошло и прошло. В дальнейшем нормально общались. Но я понял — был бы футболистом, у Карпина в команде точно не играл бы. Даже если бы считался лучшим, он бы меня сразу на лавку посадил. Или вообще выставил бы на трансфер.

Англицизмы

— Громкая тема последних дней — отказ на «Матч ТВ» от футбольных англицизмов. Вы уже решили, что будете говорить вместо слов ассист, хайлайты, шорт-лист, чемпионшип?

— А их и нет в моем лексиконе. Между прочим, список этот — предварительный, в стадии согласования, и никак не должен был попасть в открытый доступ. К сожалению, наши новые сотрудники пока не научились пользоваться конфиденциальной информацией. Но! Как дипломированный филолог должен сказать, что за речью нужно следить внимательно. За три часа, что мы с вами беседуем, я, кажется, ни одного англицизма не произнес. Как и матерных слов.

— Это правда.

— Тут услышал, как разговаривает мой 12-летний сын, играя с друзьями по интернету: «Все, парни, ливаем, ливаем...» Не сразу сообразил, что это от глагола «leave» — уходить. Вот такой жаргон. Отчасти сына могу понять. Русский язык — многосложный. Английский — компактнее, на нем проще и быстрее формулировать. Хотя и до абсурда доводить не стоит. Иначе придем к тому, что комментатор скажет в эфире: «Футболеры ливают в дрессинг рум».

— О господи.

— Я не ханжа. Но меня коробит проникновение мата во все сферы речи. То же самое с переизбытком англицизмов. Зачем засорять язык? В 1975 году во Франции даже приняли законодательный акт, запрещающий использование иностранных терминов или выражений, если существует французский эквивалент. Вместо компьютера там говорят «ordinateur». В русском такое вряд ли возможно.

— Почему?

— Больше подвержен влиянию разных языковых культур — в силу географического положения. Возьмем для примера слово «ворота». Оно исконно русское. «Перекладина» — тоже. А «штанга» — заимствованное, причем не из английского, а из немецкого.

— Чувствуется, что говорим с дипломированным филологом.

— Сегодня в нашей стране, пожалуй, лишь две профессии связаны с живым языком, который в прямом эфире слушает гигантская аудитория. Это радиоведущий и спортивный комментатор. На них, как бы пафосно ни звучало, ответственность за сохранение русского языка.

— Мы согласны.

— Разумеется, не надо впадать в идиотизм, искать синонимы словам «футбол», «хоккей», «волейбол». Они уже неотъемлемая часть нашего языка. А есть словечки, которые коллеги используют ради выпендрежа. Чтобы блеснуть эрудированностью. Я вот не выношу, когда говорят бисиклета. Может, по-испански хорошо звучит. По-русски же лучше сказать — удар через себя. Или пивоте. Я-то в курсе, что это означает (полузащитник оборонительного плана. — Прим. «СЭ»). Но слово гадкое, некрасивое, лично у меня ассоциируется с чем-то тошнотворным. Ну и зачем вслух произносить?

Мины

— Заголовок из вашего интервью 2011 года: «Разговор о футболе стал игрой в сапера. Вокруг все больше мин». Последняя, на которую наступили?

— Не было такой. Я научился лавировать.

— Переформулируем — над какой уже занесли ногу, но в последний момент славировали?

— Взять хотя бы фанатские протесты в декабре 2019-го, когда болельщики уходили с трибун в разгар матча. Я позвонил президенту РФС Александру Дюкову. Выслушал его точку зрения. Но остался при своем мнении — нельзя замалчивать тему. Я бы выглядел полным идиотом, если бы в эфире своей передачи «После футбола» сделал вид, будто такой акции не было. О чем и сообщил руководству. Добавив: «Давайте реагировать адекватно. Ничего криминального не произошло. Никто не призывал к свержению власти, к политике история вообще отношения не имеет». Убедили Дмитрия Чернышенко, возглавлявшего тогда «Газпром-медиа», что нужно об этом сказать в программе. Сказали.

— Хоть раз на телевидении были близки к увольнению?

— Еще во времена «НТВ-плюс» после матча «Спартак» — «Зенит» я вел свою передачу «90 минут». Вспыхнула жаркая дискуссия по судейству. Недели через две Дмитрий Чуковский, наш руководитель, между делом говорит: «Да, ты в курсе, что твою программу велели закрыть? Был звонок сверху. Но я решил вопрос...» Других подробностей не знаю.

— Версия-то есть?

— «Газпром» — огромная структура. В те годы людей, которые могли бы надавить на канал, было больше, чем сейчас. Допускаю, кто-то что-то услышал и позвонил Чуковскому или в «Газпром-медиа» по собственной инициативе, ни с кем не согласовывая. Спасибо Мите, что заступился. Другой начальник слил бы, и все.

— От чего в профессии вы устали?

— От рутины. И количества матчей. Раньше их было мало, каждый ты ждал с нетерпением. Просыпаясь в понедельник, предвкушал субботний или воскресный репортаж. А сегодня снежный ком под названием футбол засыпает всех своей массой. Придавливает. Играют в Европе теперь ежедневно, в режиме нон-стоп. Даже выдохнуть не дают. Мне кажется, столько футбола никому не нужно. Он перестал быть праздником.

— Кого зовете-зовете в эфир, а он все не приходит?

— Такого человека нет. Честно, ни разу не слышал: «Фи, к вам в программу ни за что не пойду». Но есть клубы, с которыми трудно взаимодействовать. Например, «Динамо». В 2020-м я дважды звонил Юрию Белкину. Говорил: «Дайте мне кого-нибудь. Будьте чуточку медийнее». Вскоре гостем программы стал Кирилл Новиков. Общались, правда, по скайпу.

— Гончаренко от эфиров уклоняется?

— Виктор Михайлович был у меня в программе, отлично ладим. Просто ЦСКА — коллектив специфический, там не горят желанием тесно сотрудничать с «Матч ТВ». Или не горели раньше. Сейчас, когда к активной работе вернулась Тина Канделаки, думаю, взаимодействовать с людьми будет легче. Хотя клубы делают ставку на свои каналы. В Англии невозможно представить, чтобы Гвардьола, Сульшер или Моуринью пришли к Линекеру в передачу, посвященную обзору тура. Он сидит с такими же ветеранами — Ширером и Иэном Райтом, втроем обсуждают футбол. Мы в этом смысле более продвинутые, главные тренеры РПЛ периодически мелькают у нас в прямом эфире.

— Все на личных договоренностях?

— Исключительно. Как с тем же Черчесовым. А когда главным тренером «Спартака» был Каррера, я подключил Марко Трабукки. Объяснял, что Массимо необходимо появиться в эфире. Один из аргументов звучал так: «Пожалуйста, двери на «Матче» для всех открыты! А то начинается вздор про газпромовский канал, который только о «Зените» рассказывает...»

— Сработало?

— Да! Каррера пришел, понял, что ему комфортно. Что здесь спрашивают о футболе. А не о том, кого он в аварии убил. Наверное, кому-то интересно и это. Но в мою программу тренер приходит обсудить футбол. Так зачем вспоминать вещи, которые непосредственно к игре отношения не имеют? В итоге позже записали с Каррерой еще два интервью — одно снова в студии, а другое на базе в Тарасовке, куда он пригласил нашу съемочную группу.

Босс

— Самый экстремальный эфир?

— Декабрь 2014-го, Чечня. Родилась идея провести эфир «90 минут» из другого города. Сейчас этим никого не удивишь, к чемпионату мира в России построили много великолепных стадионов, сделать выездную студию не проблема. А тогда мы стали первопроходцами. Конец года, тогда еще «Терек» принимал «Локомотив», и выбор пал на Грозный. Там к нашему предложению отнеслись с восторгом, пообещали все организовать: «Отдадим вам лучшую ложу, поможем со связью, светом, предоставим современное оборудование. Только скажите, что нужно». И вдруг за три дня до матча теракт.

— Что за теракт?

— Бандиты напали на пост ДПС, убили полицейских, захватили Дом печати. В городе идут боевые действия, объявлен режим КТО. Звоню в Грозный: «Футбол отменяется?» — «Ни в коем случае! Наоборот, важно провести матч, показать, что все под контролем, успокоить людей. Так что и вы приезжайте. Гарантируем стопроцентную безопасность». А теперь поставьте себя на мое место.

— Ставим.

— У меня жена, маленький ребенок. Не хочется рисковать. Тем более никто не может заставить лететь в Грозный. Это же не повинность, а добрая воля. Промо моей передачи — где я и продюсер, и автор, и ведущий. Взвесив за и против, понял — сливаться нельзя.

— Удар по репутации?

— В том числе. Коллеги проделали титаническую работу, все подготовили — а ведущий в последний момент штаны намочил. Некрасиво. Я принял вызов. Но это никакой не героизм. И денег за эфир из Грозного мне не обещали. Просто подумал: «Если руководители республики сказали, что безопасность гарантируют, значит, все будет нормально». Мы часто говорим, что футбол объединяет. А здесь при реальной возможности показать это на деле — взять и соскочить?

— Как прошло?

— Замечательно. В студии были Рамзан Кадыров и Магомед Даудов, мы поговорили о футболе. А после эфира кто-то сказал мне: «Если бы ты сейчас баллотировался в парламент Чечни, набрал бы сто процентов голосов. Потому что не испугался, приехал. Люди оценили». Но бывали и стремные случаи в командировках.

— Например?

— 1997-й, Владикавказ, «Алания» — «Локомотив». Мы приехали снимать сюжет для НТВ. В том регионе было неспокойно. Кругом военные, БТР... Обстановочка так себе. На приезжих из Москвы смотрят косо. Матч сложный, «Алания» проигрывает, мы с камерой за воротами Овчинникова. Рядом какой-то местный шкет, громко костерит Сергея по матери. А игра-то в разгаре.

— Что Босс?

— Не выдержал, повернулся спиной к полю и давай парню объяснять, как нужно себя вести. Атака идет — а он лицом к нам. Поворачивается в тот самый момент, когда ему бьют в угол. Взял. У нас в архиве НТВ есть эти кадры.

— Для вас-то что стремного было в той поездке?

— Так нужно же видео в Москву отправить. Интернета нет, только спецсвязь. Поехал в местный телецентр, он где-то на отшибе. Появляюсь, а там как будто вчера закончились боевые действия. Полный разгром. Сумерки, вечер, ни души. Заглядываю внутрь — сидит человек в камуфляже. В руках калашников. Объясняю: вот, надо кассету передать. Приподнимается: «Пошли». Замечаю — он то ли пьяный, то ли обкуренный в хлам. Автомат не выпускает. Идем куда-то в темноту, думаю про себя: все-таки государственное учреждение, не будет же стрелять... Но все равно тревожно! Я впереди, этот за спиной. Никого вокруг. Вдруг слышу звук, будто затвор передернули.

— И?

— А ничего. Открылась какая-то дверь — там люди, свет. Действительно телевизионная аппаратная. У страха глаза велики — это один из самых неприятных моментов в жизни.

Фатальная ошибка Широкова? Рабинер — о поступке Романа и его последствиях

Широков

— Романа Широкова следует вернуть на ТВ?

— Сложная тема. Вот у меня сын играет в любительской лиге. То, что вижу там, приводит в ужас. Сплошной мат — и родителей, и тренеров, которые на 10-летних мальчишек кричат так, будто те проигрывают миллионы. Вместо удовольствия от футбола — заряд негатива, разжигаемый еще и полоумными папашами. Они мечутся по бровке, орут: «Врежь ему! Врежь!» Плевки, бешеная агрессия, удары по ногам... В одном эпизоде сын чудом избежал перелома. После матча я подошел к судье: «Что у вас творится?! Вы хотите, чтобы дети футбол любили? Или калечили друг друга?»

— Что ответил?

— Ничего. Я знаю, что позволяют себе арбитры на любительских турнирах. Ребята очень непростые, некоторые думают, что они тут действительно самые главные. Поймите, Широкова не оправдываю. Рукоприкладство недопустимо, здесь и спорить не о чем. Но Роман не производит впечатления городского сумасшедшего. Человек адекватный, экс-капитан сборной. Просто вырос в Дедовске, где свои законы. Его реакция в той ситуации — что-то из коллективного бессознательного, как это называл Карл Густав Юнг, отец аналитической психологии. Какие-то дикие инстинкты. Но был суд, приговор оглашен. А значит...

— Что?

— Если бы решение зависело от меня, я бы Широкова вернул. Персонаж-то яркий. Не только как эксперт. Роман успел прокомментировать несколько матчей, один из них — в паре со мной.

— Из футболистов, которые недавно закончили карьеру и попробовали себя у микрофона, кто особенно хорош?

— Второго Генича пока не видно. Все данные, чтобы стать комментатором, есть у Жеки Савина, но он предпочел другой формат. Возможно, получится у Широкова. Главное, ему это действительно интересно.

— А остальным?

— Встречный вопрос — как вы думаете, почему за пять лет на «Матч ТВ» не появилось ни одного крутого комментатора из бывших футболистов?

— Ну и почему же?

— Им предлагают — пожалуйста, пробуйте! А дальше так — идет комментировать, наступает перерыв, человек снимает наушники, пот градом. Выдыхает: «Елки-палки, как вы это делаете?! Нет уж, лучше посижу в какой-нибудь программе в качестве эксперта, скажу десять фраз и спокойно поеду домой, чем тут фигачить полтора часа, а потом еще нарваться на потоки дерьма в интернете...» Лишь очутившись по эту сторону экрана, наши футболисты начинают понимать, насколько сложна профессия комментатора.

— Когда-то легендарный Вадим Синявский дал совет молодому коллеге Владимиру Писаревскому, который вел репортаж в эмоциональной манере: «Люди сидят за столом у телевизора, выпивают — а вы кричите. Поспокойнее, поинтимнее». Сейчас этот подход уже не работает?

— Сто процентов! Голос, эмоции, повышенный градус — сегодня только это может зацепить аудиторию, удержать ее у экрана. А что еще? Экспертиза и аналитика? Для этого есть специальные программы. Осведомленность? Да самый продвинутый комментатор на фоне нынешних футбольных знатоков — ни о чем. Всегда найдутся гики, изучившие схемы «Аустрии» 1938 года или построения сборной Венгрии со времен Густава Шебеша. Раньше моим козырем было знание итальянского языка. Я доносил до зрителя то, что он никогда не прочтет в La Gazzetta dello Sport. Теперь и это не прокатывает.

— Почему?

— Сейчас в распоряжении болельщика куча источников информации — клубный сайт, Twitter, Instagram, различные телеграм-каналы. Человек, который живет любимой командой 24 часа в сутки, знает о ней все. У комментатора объективно такой возможности нет. На нем минимум два-три чемпионата, и в каждом 20 команд. Что-то обязательно упустишь. Да еще у зрителей появилось развлечение — ловить комментатора на ошибках, оговорках. Потом строчить в соцсетях — а-а, он не подготовился! Хотя смысл подготовки не в том, чтобы выучить наизусть имена, фамилии, даты рождения, кто куда перешел и за сколько. Сегодня в репортаже это вообще никому не нужно.

— Неужели? Вы разрываете шаблоны.

— У любого болельщика, который смотрит футбол, всегда под рукой гаджет. Захотел что-то узнать — ткнул в экран пальцем и сам прочитал. Другой важнейший момент — закон кнопки.

— Это еще что?

— Люди часто сидят дома у телевизора, просто щелкая пультом. Попадают на футбольную трансляцию. Представьте, комментатор неторопливо излагает: «Во-о-от... Мяч на правом фланге... Хороший пас...» Да многие сразу переключат. А услышат эмоции — заинтересуются. На топ-матчах нельзя работать без огня, это тоже влияет на охват аудитории.

— Понятно.

— Только не подумайте, что все время комментирую в такой манере. Иногда долетают упреки, мол, Черданцев — горлопан, постоянно орет. Хотя последний раз на настоящих эмоциях отработал битву «Зенита» с «Краснодаром» два года назад. Я же прекрасно понимаю, что матч, в котором решается судьба чемпионата, и встреча условно «Зенита» с «Арсеналом» — это разный подход и разная тональность.

Маслаченко

— Вы Маслаченко вспоминали. Когда он вас особенно насмешил?

— Владимир Никитович, если проводить эту параллель, грустный клоун. Со стороны казался веселым, балагуром. Когда в 2008-м начали ездить по Швейцарии, я был уверен, что всю дорогу Маслаченко станет сыпать байками. В духе Александра Бородюка. Вот уж кто кладезь историй. Рассказывает так, что от хохота складываешься пополам.

— Но не в эфире.

— Да, в кадре сразу зажимается. А для Маслаченко, как выяснилось, существовала одна тема — почему не он, а Яшин. На всю жизнь засело. Даже в зрелом возрасте только об этом и говорил.

— Удивительно.

— Меня тоже поразило. В 1962-м Яшин был не в форме, и у Маслаченко появился реальный шанс стать первым номером сборной, сыграть на чемпионате мира в Чили. Но все перечеркнула тяжелейшая травма, полученная в товарищеском матче прямо перед турниром. А Яшина через год признали лучшим вратарем мира, вручили «Золотой мяч». То, что Маслаченко полностью не реализовал себя в футболе, не достиг того успеха, о котором мечтал, стало для него колоссальным ударом. С этим так и не смирился.

— Какая фраза Маслаченко у вас и сегодня в ушах?

— Я не могу назвать его ментором. Ни меня, ни других ребят он никогда не учил комментировать. Но однажды в эфире произнес: «Комментатор — артист у микрофона». Я запомнил. Это мой девиз. Даже скучнейший матч можно подать как суперсобытие. Подыгрывать, притворяться, что тебе действительно интересно. Или что дико болеешь за нашу команду, хотя тебе, может быть, все равно, с каким счетом все закончится.

— Владимир Никитович называл вас исключительно Жора. Раздражало?

— Нет. Это единственный человек, которого я не поправлял.

— Вообще не одергивали?

— Сначала-то, конечно, объяснял: «Я не Жора, а Юра, если коротко». Маслаченко кивал: «Хорошо». И через минуту: «Жор...»

— Издевался?

— Ну что вы! Просто это Маслак. Вот засело у него в голове, что я — Жора, и все, не переубедишь. Еще Черчесов с какого-то момента тоже стал так обращаться. Наверное, решил, что Георгий — слишком официально. Но, кажется, не совсем уверен, что «Жора» — это правильно.

— Верите в дружбу между комментаторами? Если они не соседи по даче.

— На Шмурнова намекаете? Так совпало, что у нас дачи в одном поселке. Чистая случайность! Но общаемся мы не каждый день. Как и с остальными коллегами. Это лет двадцать назад любили потусить. А сейчас у всех жены, дети, работы полно. Плюс ковид. Вон, последний раз собрались вдесятером. Посидели, выпили пива, потрещали за жизнь — потом половина слегла с коронавирусом. Я в пятерку зараженных, к счастью, не попал. Но все равно теперь лишний раз задумаешься — а стоит ли встречаться?

— Трезво.

— Раньше для таких посиделок идеальным местом считался какой-нибудь турнир, на который отправлялись большой бригадой. Это был настоящий тимбилдинг. Кстати! Вот слово, которому невозможно подобрать альтернативу в русском языке. Ну никак не заменишь. «Командообразование» — звучит чудовищно. В нашей культуре в принципе отсутствует понятие «тимбилдинг». Наверное, потому и аналога нет.

— Интересная мысль.

— В 2016-м на чемпионате Европы целый месяц провели в Париже, что явно сплотило коллектив. В районе Сены облюбовали уголок, который мы прозвали «Остров комментаторов». Зависали там в паузах между трансляциями, покупали сыр, вино, часами болтали... А в прошлом году я решил устроить праздник в Катаре.

— Оригинальный выбор.

— У меня день рождения — 1 февраля. Смотрю на календарь и понимаю — все ребята в это время там на Кубке «Матч Премьер». Я же тогда на турнире не работал, ну и рванул за свой счет. Арендовал лодку, собрал человек 30 — гульнули. Плавали по заливу, веселились так, что Андрей Тихонов, впервые оказавшийся в нашей компании, до сих пор вспоминает. Как встретимся в останкинских коридорах, сразу расплывается в улыбке: «Георгий...» Оценил, что зажечь могу не только в репортаже.

— Значит, дружба между комментаторами существует? Не разъедают ее, как ржавчина, зависть и ревность?

— Ну... Коллектив у нас непростой. Но ребята нормальные. Чтобы кто-то за спиной откровенно делал гадости — таких не знаю. Мы гораздо дружнее, чем думают блогеры. Главная проблема в том, что хорошего футбола очень мало. А желающих прокомментировать его много.

— Как быть?

— Последний финал Лиги чемпионов я, например, отработал пять лет назад. В прошлом году руководители сказали, мол, твоя очередь. Я ответил: «Давайте честно. Три финала Лиги уже прокомментировал. Если случится четвертый, глобально ничего в моей жизни не изменится. А есть молодые ребята, которые давно доросли до этого уровня. Кому-то из них очередь уступаю».

— Благородно.

— Да не в этом дело. Важно, чтобы в коллективе был баланс. А ветераны проследят, чтобы он соблюдался, не появлялись любимчики. Начальники-то приходят и уходят.

— Кому же доверили финал?

— Диме Шнякину. Он здорово прибавил за последние годы и свой финал точно заслужил.

Книжка

— За свой счет вы летали не только в Катар. Еще в Уругвай и Швейцарию — когда работали над книжкой «Истории чемпионатов мира».

— Да, потратил на нее в общей сложности 300 с лишним тысяч рублей.

— Гонорар не покрыл расходы?

— Смеетесь? В России на книгах много не заработаешь. Если ты не Донцова и не Акунин. Ладно, пусть по деньгам в минус ушел, зато в остальном — сплошные плюсы. Я очень доволен тем, что получилось. А в издательстве рассказали, что для них это самый успешный спортивный проект года. Проданы все экземпляры, включая доптираж.

— Долго над книгой работали?

— Два года. Сначала полетел в Монтевидео, где в 1930-м на стадионе «Сентенарио» проходил первый чемпионат мира. Заглянул в музей футбола, обнаружил, что сама арена за сто лет почти не изменилась. А в Цюрихе на три дня засел в библиотеке музея ФИФА. Нарыл кучу уникальных материалов.

— Самое крутое открытие в процессе работы? Найденные жемчужины?

— Я отыскал монету, которую в 1968-м на чемпионате Европы подбрасывали после матча Италия — СССР. Ту самую, что выбрал не Шестернев, а Факкетти — и дальше прошли итальянцы. Единственный случай в истории, когда финалиста турнира определил жребий. В том матче играл Дино Дзофф. Однажды я брал у него интервью, поинтересовался судьбой монеты. Дзофф воскликнул: «Вы первый человек, который меня спрашивает об этом! А ведь монетка легендарная, было бы круто ее найти». Поиски привели меня к сыну Франко Сенси, бывшего президента «Ромы». Дома в семейной коллекции и хранится. Мне показали, позволили сфотографировать.

— Номинал?

— Не помню. То ли 5 швейцарских франков, то ли 10... А Симоняна, когда над книжкой работал, я попросил рассказать о чемпионате мира 1958-го — первом для нашей сборной. Коснулись, естественно, и темы Стрельцова. Вдруг Никита Павлович достает фотографию и говорит: «Мне дали ее в МВД, она из архива уголовного дела. Публиковать не разрешаю. Но ты посмотришь — и, наверное, многое станет понятно». Что именно я увидел, рассказать не могу. Обещал Симоняну.

— А мы догадываемся, что на снимке. Искусанный в кровь палец Стрельцова?

— Без комментариев.

— Скажите хотя бы — у вас отпали сомнения в виновности Стрельцова?

— Не все, но многие. А сейчас новую книгу пишу.

— О чем?

— Как-то сын спросил: «Папа, а когда следующая книжка?» Я ответил: «Сынок, я же не Рабинер. Каждый год выпускать по книге не в силах». Потом задумался: действительно, о чем бы мог написать? Конечно, о футболе. Но это не беллетристика и не биография, другой жанр. Говорить подробнее пока не хочу.

Гонорар

— Сколько сейчас платят за корпоративы?

— Понятия не имею. Я их не веду. Только спортивные праздники либо на конференциях выступаю модератором. День рождения провести могу, но для друзей и, разумеется, бесплатно.

— Рекордный гонорар?

— В докризисные времена случались мероприятия, когда за вечер можно было заработать 400-500 тысяч рублей. Сегодня таких цифр нет. Цены упали минимум в два раза.

— Самые большие деньги, от которых вы отказались?

— Я не настолько обеспечен, чтобы от чего-то отказываться. Разве что Instagram не хочу превращать в «магазин на диване». Вот и не соглашаюсь рекламировать всякую хрень, типа бензопилы.

— Съемок в рекламных роликах в вашей жизни было много. Самые мучительные?

— Реклама — это всегда муторно, долго и нудно. Причем в основном ночью, когда клонит в сон, а от тебя требуют включить эмоции на полную катушку. Не представляю, как актеры справляются. Они-то ради 30-секундного эпизода по 10 часов сидят в вагончике, ждут, когда позовут на площадку.

— С кино вы тоже соприкоснулись.

— Да. «Кухня», «Вне игры», «Со дня вершины»... А в 2019-м озвучил комментатора в фильме «Алита. Боевой ангел». На студии сказали, что Джеймс Кэмерон, продюсер картины, для России и Китая лично отбирал голоса. Отослали несколько вариантов, мой голос ему понравился больше всего.

— Продолжение следует?

— Я бы с удовольствием принял участие в озвучке какого-нибудь фильма или мультика. Прикольный опыт. Еще хотел бы попробовать себя в роли шоураннера.

— Это кто?

— Автор сериала, контролирующий процесс его создания от и до. Новая для России тема. Понимаете, о себе как о комментаторе я знаю все. И плюсы, и минусы. Копаться в этом мне уже не очень интересно. Другое дело — работа в кадре, развитие в качестве ведущего. Здесь для меня еще непаханое поле, расти и расти. С Тиной Канделаки договорились, что с февраля, когда начнется футбольный сезон в РПЛ, буду вести дневные эфиры «Все на Матч».

— Зачем вам это?

— Новый для меня формат, который позволит больше общаться с героями, делать тематические программы. В «После футбола» слишком много рекламы, рваный темп, нужно успеть показать кучу матчей. На разговор времени в обрез. А кино — запасной аэродром. В России можно по пальцам пересчитать качественные сериалы на спортивную тему. Одна из ближайших задач нашего холдинга — что-то в этом плане изменить. Будем креативить.

Стыд

— Комментатор Михаил Мельников долго существовал без мобильного телефона и периодически собирался уйти жить в лес. Вы его понимаете?

— Нет. Вся эта лесная романтика с палатками, костром, котелками и жуками мне абсолютно не по душе. Предпочитаю комфорт, удобную кровать, горячий душ по утрам. Когда в прошлом году во время карантина с семьей вынужденно переселились на дачу, в какой-то момент поймал себя на мысли, что скучаю по городскому шуму, гулу автомобилей. Да просто по людям. Я очень люблю Москву, свой район — Хамовники. Но ситуация с экологией в городе удручает. Особенно зимой, когда без конца сыплют реагенты. Они гробят все, включая здоровье. У меня вообще на них аллергия. Боюсь, рано или поздно придется куда-то переехать.

— Куда?

— С точки зрения климата мне идеально подходит Калифорния. Ни жарко, ни холодно, простор, океан под боком. Вопрос в том, чем там буду заниматься. Прекрасно понимаю, что не смогу в Америке работать комментатором. К России я привязан сильно, в том числе языком. Эту связь очень трудно разорвать. Но если реагенты победить не удастся, встанет выбор — профессия или здоровье.

— Вы когда-то рассказывали, как в пятом классе стащили с прилавка советский еще рубль и он жег карман, было дико стыдно. Вторая по силе стыда ситуация в вашей жизни?

— Лет в 14 поехал с командой на сборы в пионерский лагерь. Парни постарше уже девчонками интересовались, каждый вечер — шу-шу-шу, шу-шу-шу. Потом кто-то проговорился — в бане есть дырка, можно за пионервожатыми подглядывать. Чем ребята и занимались регулярно.

— Присоединились?

— Хотел — чтобы не выглядеть белой вороной. Но я же из профессорской семьи, мама учила, что подсматривать — неприлично. Терзался долго. Как-то в очередной раз вернулись они из бани, сообщили волнующие подробности — часть вожатых еще домывается. И я сказал себе: «Все, хватит! Я должен это увидеть!»

— Трудно вас осуждать.

— Прокрался через кусты, обнаружил запотевшее окошко. Пар такой, что ни черта не видно. Думаю — ну и что ребята могли разглядеть? Поворачиваюсь — и сталкиваюсь с нашим тренером!

— У него в бане были те же цели?

— Не знаю. Но он, мягко говоря, остолбенел. Смотрел с укором, дескать, и ты, сын профессора, туда же. От стыда я был готов провалиться сквозь землю. Ну а история с ворованным рублем, слава богу, не получила продолжения. Больше никогда не брал чужого. И взяток не беру.

— А предлагали?

— Один раз. Расскажу — но без имен. Пригласили в ресторан. Просто поговорить о футболе. Посидели, поболтали. Когда прощались, на столе внезапно появился конверт: «Георгий, это тебе. Спасибо за объективность». В то время я мало зарабатывал, деньги точно не помешали бы. Но ответил: «Во-первых, спасибо за спасибо. Во-вторых, если что-то говорю в эфире, значит, действительно так считаю. А не по принуждению или потому, что кому-то это нужно».

— Реакция?

— Огромное удивление. Видимо, человек впервые столкнулся с отказом. Главное, меня ни о чем не просили — ни поддержать кого-то, ни утопить. Но я уже тогда понимал, насколько важно дорожить репутацией. Футбольный мир тесен, все друг с другом общаются. Если берешь деньги, об этом узнают сразу.

Италия

— Как-то вы обмолвились, что неудачно занимались бизнесом. Это в 90-е?

— Да. Правда, «бизнес» — громко сказано. В 1996-м по воле обстоятельств попал в Римини — как представитель российской турфирмы. В то время челноки только-только переключились с Турции на Италию. А я человек коммуникабельный, свободно владею итальянским. На побережье перезнакомился с директорами фабрик, которые производят одежду, обувь, мебель. Чуть ли не каждый говорил: «Привозишь к нам русского туриста — с любого счета 10 процентов твои. Наличными».

— Заманчиво.

— Еще бы! Наши первый раз прилетают в Италию, ничего не знают. Спрашивают: «Где здесь самая лучшая обувь?» А она там везде шикарная. Но ты везешь на ту фабрику, где можешь заработать свой процент. Да разные схемы мутили.

— Например?

— Аэропорт Римини 25 лет назад — маленькое здание с одной взлетной полосой. И единственным таможенником, с которым быстро нашли общий язык. Многие российские туристы тогда не знали, что по итальянским законам НДС на вылете возвращается. Допустим, приезжает девушка из Новосибирска. Закупила четыре коробки шмотья. Но в самолет больше двух не пронесешь — перевес. Мы предлагали решить проблему в обмен на счет-фактуру. Без печати. Что позволяло нам с таможенником спокойно списывать НДС. Выручку делили пополам.

— Ловко.

— Никакого контроля, делай что хочешь... Вскоре познакомился с Федором Дунаевским. Актером из фильма «Курьер», помните?

— Конечно!

— Звонят из Москвы: «Мы тебе начальника нашли. Завтра прилетает. Встречай». Это был Федор. К тому времени он уже закончил актерскую карьеру, вовсю занимался бизнесом. Гонял в Москву фуры с товарами из Европы. У нас был модный «Рэндж Ровер», катались на нем по побережью. Май, Римини, красивые девчонки... Есть что вспомнить. Но это уже не для интервью.

— Жаль.

— Еще подружился с ребятами, которые в Москве на вещевом рынке во дворце «Крылья Советов» держали четыре точки. Одну из них предложили мне, на выгоднейших условиях: «Тебе лишь надо купить товар в Италии и отправить в Москву. Мы за тебя все разложим, продадим. Заберем комиссию, 20 процентов. Остальное — твое». Была бы у меня предпринимательская жилка, заработал бы огромные деньги. Они фактически на полу лежали, только руку протяни. Но...

— Что?

— Трех месяцев в Римини хватило, чтобы осознать — занимаюсь не своим делом. Не получал удовольствия от мутных схем, бесконечных переговоров с туристами и таможней. Иметь точку на вещевом рынке тоже не хотелось. Вернулся в Москву, попал на телевидение и понял — вот он, драйв! Началась другая жизнь.