41-летний ветеран российского хоккея, олимпийский чемпион-1992 – специально для "СЭ" о своей карьере и нынешней ситуации в нашем хоккее
РАБОТЫ ПОЛНО. НО НЕ ДЛЯ МЕНЯ
Наша видеоконференция началась, едва Дарюс Каспарайтис проснулся. Он тер глаза и наслаждался видом из окна квартиры в небоскребе, что напротив Атлантического океана.
– У меня все нормально, – бодро отрапортовал Дарюс из Майами. – Только встал. На часах 8 утра. Обычно в 6.30 встаю, но сейчас дети в гости уехали, и я позволил себе поспать подольше. Посмотрите, какой у меня за окном океан!
Собеседник развернул компьютер в сторону океана. Вид открывался потрясающий.
– Океан океаном, но все же. Не тяжело без любимого дела?
– Хоккей являлся большой частью моей жизни. Но, знаете ли, моя старшая дочь росла без меня. Просто не было времени ее воспитывать. Сегодня у меня есть маленькие дети, появилась возможность видеть, как они растут. Спросите у любого спортсмена, чего ему в карьере не хватало больше всего. Наверняка услышите: видеть, как растут дети. Хоккей есть хоккей. Работа есть работа. Но, как заметил в одном из интервью Вячеслав Быков, всех денег не заработаешь.
– Когда-то вы говорили, что и дня без хоккея не проживете...
– Действительно, не думал, что смогу постоянно сидеть дома, с детьми, но сейчас уже привык. Правда, всю жизнь так, естественно, не просижу. Переход из хоккея в обычную жизнь – непростой процесс. Мне повезло, что у меня есть на кого опереться, чем себя занять.
– А нельзя сейчас заниматься хоккеем, что называется, для души и параллельно воспитывать детей?
– Одно дело, когда ты был игроком и выбирал, где выступать, в какой стране. А другое дело – тренировать. Семья есть семья. Если бы у меня была русская жена и русские дети, я бы поехал в Россию и работал там, пытаясь продвигаться по тренерской лестнице. Но у меня дети и жена из другой страны. Им даже в Питере было тяжело. В одном из самых европейских российских городов. Они долго привыкали к нашей действительности.
– Чтобы найти работу, надо обязательно находиться в России?
– Я пробовал трудоустроиться в НХЛ, общался с представителями "Рейнджерс". Они сказали: "Езжай в Канаду, начинай тренировать молодежь, а там посмотрим". Но я не могу оставлять родных на продолжительное время. Так что не скажу, что нет работы. Ее полно. Генеральный менеджер "Рейнджерс" правильно заметил: "Выбирай – работа или семья". Это действительно так – разрываться невозможно. У тренера круг обязанностей намного больше, чем у игрока. Хоккеист позанимался пару часов – и пошел домой. А тренер трудится по 8 часов в день. И я выбрал семью. Найти же такую работу, чтобы вообще не было проблем и супруга с детьми находились рядом, пока не могу.
– Слышал, вы пробовали тренировать в Швеции...
– Мне предлагали. Но я не планировал там жить, а потому не хотел брать на себя ответственность за юниорскую команду. Если бы остался в этой стране хотя бы на год, дал бы жене повод говорить о том, чтобы остаться там навсегда. А в Швеции холодно, мне там не нравится. А вот в Америке я прожил 21 год. Хочу быть именно здесь и найти такую работу, как у Алексея Яшина. Неделю проводить здесь, неделю – в России.
– И в чем проблема?
– Пытался говорить со штабом сборной России, чтобы меня взяли скаутом по Северной Америке. Оказалось, их и без меня уже много. И Кравчук работал, теперь Яшин, Борщевский есть. Спросил, можно ли мне ходить на хоккей, наблюдать за российскими игроками, потом звонить Зинэтуле Билялетдинову и рассказывать о своих впечатлениях. Но, видимо, национальной команде еще один такой человек пока не нужен. Хотя я готов был этим заниматься почти бесплатно. Получается, надо находиться в России, чтобы найти работу. Ездить, встречаться с людьми.
– То есть, как говорится, быть в теме?
– Те ребята, которые со мной играли, мои друзья, они все нашли работу на родине: Жамнов, Каменский, Могильный. Чтобы попасть в этот бизнес, надо находиться в стране.
– И поэтому вы пока никуда не торопитесь?
– Да, мое имя еще имеет силу, хотя прекрасно понимаю, что со временем меня будут знать только по Википедии. Продолжаю верить в то, что найду себе занятие по душе, которому буду отдаваться на сто процентов, как умею, и оно будет приносить мне удовольствие. Не исключено, что стану тренером. Но тут надо все начинать с нуля.
ВСЕ БОЛЕЗНИ В АМЕРИКЕ ЗАВЕРШАЮТСЯ НА "АЙТИС"
– В Петербурге до сих пор вспоминают, как заслуженный хоккеист Каспарайтис передвигался по городу на метро, принципиально отказываясь от автомобиля...
– Машина нужна, чтобы помогать, а не быть головной болью. Если она тебе вредит, надо от нее отказаться. В Питере приличные пробки. Я мог спокойно 20 минут проехаться в метро до Ледового дворца, газетку почитать. Потом прогуляться и уже разогревшемуся на тренировку прийти. Метро – очень удобный вид транспорта. А Питер навсегда в моем сердце. Моя последняя остановка в карьере. Жаль, что из-за травмы не получилось там нормально доиграть. Великий город, теплый-теплый, несмотря на погоду. С открытыми и добрыми людьми. Недавно побывал на прощальном матче Алексея Яшина и Максима Сушинского – и увидел, что он стал еще теплее.
– Трибуны встретили вас овациями.
– Естественно! Как можно забыть такое имя, как у меня. Необычное ведь! Как, скажем, у Хелмута Балдериса. Намного легче забыть Иванова или Петрова.
Кстати, вы в курсе, что все болезни в Америке заканчиваются на "айтис"? "Бронхайтис", например. Каспарайтиса будут помнить! И любить! Ведь я выступал за Россию, хоть и литовец. Представлял страну на Олимпиаде, выигрывал ее. Меня уважают за то, что отдавал всего себя стране. Вот смотрю на Гальченюка-младшего. Я ведь с его папой играл, а сын – американец. Для меня подобное странно. Но народ в Америке его обожает. За то, что выбрал Америку.
– Когда-нибудь Каспарайтис вернется в Россию?
– Все может быть. Никогда не говори "никогда". Я выступал за "Ак Барс", ужасное время, дал себе слово: "Больше в России играть не буду!" Но потом приехал в Питер – и обалдел. Россия – оптимальный для меня вариант найти работу. Надеюсь, в будущем это случится. У меня времени много, могу еще специальность массажиста получить. Глядишь, пригожусь.
– Сегодня многие хотят попасть в СКА...
– У СКА есть Макс Сушинский, он намного больше сделал для города и клуба. Мне бы в "Майами Хит" попасть, я же здесь живу. Но там своя мафия (смеется).
– Вы учите детей русскому?
– Они говорят по-шведски и по-английски. Но в школе, в Майами, учится много русских детей. Поэтому мои постоянно спрашивают: "Папа, а что это за слово "белочка" или "любовь"?" Хоть я и литовец, но все друзья у меня русские. И дети удивляются, когда я начинаю с другими детьми разговаривать по-русски.
У них в детском саду есть девочка Даша, обожаю с ней общаться. Постоянно ей говорю: "Даша, привет! Как дела?" А мои в шоке: "Папа, ну откуда ты знаешь этот язык?" С сыном учится и мальчик-литовец. Я с ним по-литовски общаюсь. Дети вообще в шоке, думают, что я на всех языках мира говорить умею (смеется).
Но Россия остается Россией. Особенная страна. У меня сын родился в Петербурге. У него российский паспорт. Это просто супер. Сын родился в самом центре Питера. Как сейчас помню, мне это 10 тысяч долларов стоило (смеется).
УЧУСЬ НА ПСИХОЛОГА
– Как долго вы планируете воспитывать детей и не заниматься ничем другим?
– Пару лет как минимум. Но вы зря думаете, что я больше ничего не делаю. И сейчас в моей жизни остается время для хоккея. Поигрываю с ребятами, хотя, конечно, на низком уровне. Пару раз в неделю даю частные уроки взрослым и детям. Мозг еще тренирую, чтобы не забывал, что такое клюшка, лед и коньки. А-а-а, чуть не забыл – в школу еще начал ходить два раза в неделю.
– В смысле?
– Пытаюсь получить диплом психолога. Чтобы мог работать с людьми, у которых есть проблемы с различными зависимостями.
– Зачем вам это?
– У меня был разговор в НХЛ. В лиге есть специальная служба, которая помогает игрокам решать проблемы личного характера. Возьмем Семена Варламова, к примеру. Работай я в этой структуре, поехал бы сейчас к нему, поддержал, не дал сломаться. Но это особый случай, а есть и другие. На самом деле это серьезная тема. Зависимость нередко губит людей. Зависимость от наркотиков, алкоголя. Кто-то ведь тратит на них все.
– Но ведь для такой серьезной работы нужны специальные знания, опыт.
– Я и занялся серьезно. Пока есть время, хожу на учебу. Она продлится 14 месяцев, получу диплом, а дальше будет видно. Помогать людям – классная работа, самая человечная в мире. Пусть и не высокооплачиваемая. Зато полезная и духовная.
– Человеку, который в основном держал в руке клюшку, а не ручку, теперь приходится вести конспекты?
– Да, это большая проблема (смеется). По сути, приходится заново учиться писать. Меня ведь готовят к работе с людьми, улыбочками и панибратским отношением тут ничего не добьешься. Меня одно радует: появились телефоны, которые подсказывают, как правильно писать слова. Английская орфография у меня сильно хромает, а вот разговариваю на уровне коренных американцев.