Мир хоккея не такой большой. Но, даже работая в нем 20 лет, ты можешь не знать из этого мира огромное количество самых заметных и важных людей — просто не пересекаться с ними по работе. Жизнь меняется, в хоккей приходят новые люди и уходят тоже. Кто-то — навсегда.
Когда слышишь о смерти заслуженного ветерана, прожившую долгую и интересную жизнь, ты горюешь и жалеешь человека, но одновременно радуешься за него — за все хорошие дела, что он успел сделать.
Когда люди уходят в молодом возрасте, не имея на то видимых причин, внешне здоровые, активные, приносящие очевидную пользу обществу, реакция на это, конечно, совершенно иная.
Андрею Тарасенко, старшему тренеру «Сибири», было всего 55 лет. Когда говорят о нем, в первую очередь вспоминают его тренерскую карьеру. И, конечно же, то, что он отец Владимира Тарасенко.
Не только тренер, но и игрок
Безусловно, Андрей Тарасенко был выдающимся тренером — об этом уже можно говорить в превосходных тонах. Но почти никогда не вспоминают, что это был классный форвард, один из лучших в российском чемпионате. Трижды лучший бомбардир и самый ценный игрок сезона-1997/98. Если сравнивать с более поздними временами, то это уровень Сергея Мозякина, хоккеиста, который тоже зажигал у нас в стране, но не играл в НХЛ.
Летом 2015 года мне посчастливилось проходить предсезонные сборы с «Сибирью». Не в качестве игрока, а журналиста. Однако заниматься «на земле» пришлось наравне с профессиональными хоккеистами. Там мне посчастливилось познакомиться, вдоволь пообщаться с Андреем Владимировичем и даже сделать с ним интервью.
Мой вопрос про его заслуги в хоккее и известность «просто тренера и папы Володи» он, конечно же, ожидал.
«Я не обижаюсь, — ответил он. — Во-первых, сын должен идти дальше отца. А что касается прошлого... Ну вот, предположим, я молодой игрок. Еду в новую команду. В интернете обо всех хоккеистах сейчас есть все данные. Если мне интересно, кем были специалисты, с которыми буду работать, где выступали во времена игровой карьеры, я обязательно ознакомлюсь с этой информацией. Для этого не нужны никакие усилия. Раньше было сложно, приходилось выискивать какие-то старые газеты».
Хоккей 90-х был вещью в себе. Его смотрели только беззаветно влюбленные в него люди и болельщики в городах, чьи команды после безденежья московских грандов вдруг вышли на лидирующие роли в чемпионате.
«К сожалению, мы почему-то не храним свою историю, — говорил про это Тарасенко. — Был провал — и ее как будто и нет. Может, есть у кого-то какие-то архивы. Но сколько времени нужно потратить, чтобы собрать это все воедино? Я когда-то понял, что свои игры я никогда не найду, чтобы показать детям. Как только в командах стали появляться видеооператоры, чтобы, как во всем мире, разбирать потом игру на повторах, я их стал мучить, чтобы они записывали мне на кассету. Хотя бы голы и голевые передачи. Потом я это все перезаписывал, затем оцифровывал на диски. И Вова рос на моих голах. Утром перед завтраком смотрел диски. (...) Мы смотрели, изучали точки, откуда нужно бросать. Что-то у меня сохранилось, что-то так и не успел переписать — осыпалась пленка. И пока я не закончил играть, все записывал: есть даже последний, казахстанский период в карьере. Сейчас Валентин, мой младший сын, периодически эти записи просматривает. Да, скорости, конечно, не те. Но решения и принципы игры остаются».
Не только тренер, но и наставник
Игрок и тренер Андрей Тарасенко — ученик легендарного Сергея Николаева — «Сеича», как называли специалиста в хоккейном мире. Тот не то что не лез за словом в карман, а бил этим словом, как плеткой, каждого мимо проходящего. Тарасенко же показался мне человеком скрупулезным, по несколько секунд размышлял над ответом на вопрос, до запятой вычитывал интервью. В жизни на Николаева он не был похож ни капли.
«Мне было чуть меньше 21 года, — вспоминал Тарасенко. — По совету Николаева, сразу после того, как демобилизовался, уехал на растренировочный сбор в Адлер, чтобы познакомиться с командой. После него все уходили в отпуск. Меня поразило, насколько скрупулезно он относится ко всем мелочам. Он делал замечания всем, часто применяя ненормативную лексику, что в те времена резало слух, а сейчас в порядке вещей, так называемый рабочий мат.
Оказалось, что весь тренерский штаб незаметно за мной следил. Считали, сколько раз я сделаю то или иное упражнение — проверяли на вшивость.
Решение уехать далеко от дома далось нелегко мне самому. Но особенно — родителям. Понять их можно — единственный ребенок. Папа тогда работал в футбольном «Чкаловце», но, когда приезжал в командировки в Москву, умудрялся заскочить ко мне на два дня. В конце сборов он поговорил с Николаевым, и тот сказал ему: «Мальчишка работал на совесть. Даже делал лишнее, приходилось останавливать». Он нас так называл: «Мальчишки».
Но это было еще не все. В нашей семье никогда не было ругани и матерных слов, я получил хорошее воспитание. А тут каждую тренировку о себе узнавал очень много нового. Уши-то и завяли. Я еще был очень домашний, далеко от дома никогда не уезжал. Единственная связь — телефон по вечерам на почте. В конце концов не выдержал, позвонил родителям и сказал, что еду домой. По три тренировки в день слушать о себе всякое-разное больше не мог. Сейчас я понимаю, что требования ко мне предъявлялись правильно.
Отец мне ответил: «Для чего столько времени мы терпели, чтобы перед сезоном ты уехал? Раз решил идти до конца, то иди. Сделай так: все запускаешь в одно ухо, ненужное выбрасываешь через другое, а оставляешь только ту информацию, которая тебе нужна». Что же до коронных фраз Николаева, то их воспроизвести трудно. Все они — игра слов с большим количеством шуток, баек и ненормативной лексики. Он говорил иногда обидные слова, но я ему благодарен за то, что он вывел меня на новый уровень, и это стало трамплином в большой хоккей".
Тарасенко-тренер меня поразил. Когда наша группа, с которой я занимался в зале на сборах, делала упражнения со штангой, обнаружилось, что я не умею делать рывок. Просто потому что никогда его не делал. И Тарасенко учил этому меня, объясняя каждый шаг, поправляя раз за разом. Зачем ему нужно было обучать журналиста, который через неделю уедет в Москву? Именно в этих наставлениях, коротких фразах я четко услышал интонации «Сеича», с которым тоже успел пообщаться, хоть и очень немного.
Уже позже я узнал, что Андрей Владимирович занимался так с очень многими игроками, кто был в «Сибири», работая с ними индивидуально. Тот же Максим Шалунов приезжал в Новосибирск за две недели до сборов и дополнительно оттачивал навыки, в частности кистевой броском на ходу. Доводка нападающих до определенного уровня была поставлена Тарасенко на конвейер: Шалунов, Шумаков, Окулов, Бутузов, Шашков, Кугрышев, Овчинников и многие другие выросли в мастерстве именно благодаря работе старшего тренера, о которой почти никто не знает.
Не только тренер, но и отец
Самая распространенная глупость про отца и сына Тарасенко — о том, что Андрей везде протаскивал Володю по блату. Наверное, так же по блату он забивал голы на победном МЧМ-2011, получал восьмимиллионный контракт в НХЛ и «всего лишь» два раза выиграл Кубок Стэнли.
«Это стоило мне немало нервов именно как отцу, — говорил Тарасенко. — Те, кто был рядом со мной, знают, что было на тренировках, на сборах, на играх. У нас были отношения «тренер — игрок». Дома я с ним разговаривал очень много. Пацану 15-16 лет крайне тяжело было объяснить, что там я тренер, а здесь — папа. По этому поводу с ним много разговаривали мои родители и моя жена.
Однажды у меня и вовсе состоялся с ним серьезный разговор. Я сказал: «Чтобы не говорили тебе в лицо, что ты — мой протеже, и чтобы сам чувствовал себя уверенно в первой команде (хотя такие разговоры пошли еще со второй), я буду сдирать с тебя три шкуры за то, что ты делаешь на льду». И все остальные видели, что я очень жестко отношусь к сыну по каждому моменту, если это влияет на исход игры. У меня даже на лавке во время игр были с ним конфликты. Понять его можно — кровь кипела. Ему доставалось очень и очень сильно. Я даже сам от себя не ожидал, как жестко я могу разговаривать с собственным сыном. Да, я знал, что потом он скажет мне спасибо, но как быть с нервами? И не только ему, но и мне. У меня самого сердце кровью обливалось, но я уверен, что должен был это делать. Дома его немного успокаивал».
Многие свидетели говорили, что Тарасенко-старший действительно на тренировках спускал с сына три шкуры. Даже ветераны команды подходили к нему просить поаккуратнее работать с сыном.
Не только тренер, но и Человек
Мир хоккея не такой большой. Мне понравился Тарасенко как человек. Общаться с ним было удивительно легко, интересно и приятно. Среди десятков общих знакомых игроков, тренеров, агентов, журналистов никто не сказал о нем ни одного плохого слова.
Вот вам один из последних эпизодов. Когда в «Сибири» отправили в отставку Дэвида Немировски и его штаб, ни один тренер, кто остался работать в клубе, не пришел на прощальный ужин. Кроме Андрея Тарасенко. Потому что так надо, так велела его честь, совесть, чувство ответственности и причастности к происходящему.
Спите спокойно, Андрей Владимирович. Спасибо вам за Владимира, за вашу игру, за любовь к хоккею, за знания, которыми вы делились, для того чтобы хоккеисты росли! Не только как мастера своего дела, но и как личности. На вашем примере отношения к жизни.