Вчера в Москве погиб Василий Тихонов, сын выдающегося хоккейного тренера Виктора Васильевича Тихонова
Василий был крепкий мужик. С характером и своим взглядом на жизнь. И плевать ему было, кто что о нем думает. Кто что говорит.
Невозможно поверить в его смерть – потому что Василий Тихонов должен был прожить сто лет. Свежести и планов в нем было на троих – поэтому легко вычеркнул года три из собственной тренерской жизни. Потратив их на сына Виктора.
Виктор играет, и здорово играет. Кто знает, что заслуга в этом отцовская?
А для Василия Викторовича 55 лет смотрелись сущей ерундой. Легкая седина – и ничего кроме. Тарасов в 55 лет тренировать закончил, Василий готов был начать большое плавание. Запросто!
Но дела сына были важнее собственных.
– Сын – парень с характером, – рассказывал мне Василий Викторович. – Очень талантливый. У него великолепное видение игры, прекрасные руки. Что не было дано мне – дано ему. Это от Бога. Было безумно приятно, когда сына признали лучшим нападающим на молодежном чемпионате мира. Борис Майоров его хвалил. Борис Александрович хоккей чувствует тонко. А мой отец, Виктор Васильевич, тогда расчувствовался – это бывало нечасто…
Мне, корреспонденту, с Василием Тихоновым всегда было легко. Даже когда Василий торопился – пять минут постоять, переговорить у него находилось. Как персонаж он был прекрасен – всякий вопрос схватывал на лету. Вспоминал историю. Историй у Василия хватало.
Я расспрашивал, как удалось ему выучить финский за месяц-другой – Василий тут же доставал блокнот. Пылко излагал собственную систему: "она работает, поверь!"
Говорили про оружие – Василий невзначай рассказывал, что собрал невероятную коллекцию.
Глаза мои расширялись – вот это новости! А Тихонов загорался, упрашивать не приходилось – рассказывал, рассказывал про маузеры какие-то…
– Собираю французское оружие 1840-х годов и времен Первой мировой. У меня есть очень любопытные экземпляры. Езжу на "Ганшоу", оружейную ярмарку. А дома у меня специальный сейф – ростом с человека. Весит 700 килограммов.
Говорили об американском доме – Тихонов вспоминал, как устраивал на своем калифорнийском участке японский садик. Выбирал на побережье маленькие сосны.
– В Сан-Франциско фантастические японские сады. А около моего дома в Сан-Хосе и водопады, и клены…
Он очень вкусно жил, с размахом. В целеустремленности мог поспорить с великим отцом.
– Звонил мне тут Сумманен, – рассказывал не так давно самый главный Тихонов, Виктор Васильевич. – Нахваливал Василия. А мне так приятно! Я всегда говорил – Василий как тренер будет сильнее меня. Да он уже сильнее…
Я не сомневался, что Василий однажды примет клуб КХЛ как главный тренер. Предложения были, но предложения откуда-то снизу. Кажется, из тонущего пару лет назад нижегородского "Торпедо". Василий к собственной репутации относился слишком бережно, чтоб бросаться в омуты. В "Торпедо" поехал кто-то другой.
Я болел за него и знал, что однажды у него все получится. Как болею, например, за младшего Юрзинова. И успехам его радуюсь как собственным. Для меня эти молодые тренеры – продолжение великого советского хоккея. Моя юность.
Он мог остаться в Америке, где сына того самого Виктора Васильевича ценили. Но в Америке не было шансов стать главным тренером. А Василий знал, чего хочет.
– Нет, в Америке я главным не стал бы точно, – рассказывал он. – У двух европейцев, Глинки и Сухонена, не пошло. В 95-м меня назначили главным тренером фарм-клуба "Сан-Хосе" – "Канзас-Сити". Между прочим, оказался первым европейцем, который возглавил профессиональный клуб Америки. Но год спустя в НХЛ решили разорвать все отношения с Интернациональной хоккейной лигой. Та становилась конкурентом.
Василий в нашем хоккее смотрелся чуть обособленно. Аристократично. Возможно, потому и предложения из больших клубов не сыпались.
– Среди российских тренеров есть человек, которого можете называть другом? – спросил я как-то.
Тихонов задумался. Ответил не сразу. Обычно было иначе.
– Я аккуратен со словом "друг", – ответил наконец. – Друг может быть один. Или два. Вот у меня как раз два – и никакого отношения к хоккею они не имеют…
Страшно думать, что сейчас с Виктором Васильевичем и его женой. Что с Виктором-младшим. Мы потеряли яркого человека, они – самого близкого.
Простите всех нас, Василий Викторович.