23 мая 2019-го Анатолий Ионов отпраздновал бы 80-летие. Но в ночь на 12 мая в Электростали сердце бывшего форварда ЦСКА и сборной СССР остановилось. К тому моменту Анатолий Семенович уже давно боролся с онкологией, перенес несколько операций...
В его карьере было всего три клуба — «Кристалл» из родной Электростали, «Крылья Советов», где отыграл два сезона, и ЦСКА, с которым стал пятикратным чемпионом страны. А со сборной в 1968-м выиграл Олимпиаду в Гренобле и три чемпионата мира (1965, 1966 и 1968).
Медалей могло быть и больше, но в 30 лет Ионов внезапно покинул ЦСКА. О том, почему решился на этот шаг, сам Анатолий Семенович рассказал в 2014-м в «Разговоре по пятницам».
Олимпиада
— Пик вашей карьеры — Олимпиада в Гренобле.
— Я плакал, когда взяли золото. Шансы-то были минимальные, после того как проиграли чехам 4:5. Голонка забил, перевернул клюшку, словно автомат, привстал на колено — и показал, как нас расстреливает.
Среди начальства паника: «Да как вы могли?!» Садимся в автобус, рядом шведский тренер. Тарасов потухшим голосом: «Ну что, чехам завтра матч отдадите?» Тот брови приподнял: да нет, как играли, так и будем... Смотреть их утренний матч нам руководство не разрешило: «Сидите дома. Ждите». Не представляю, как Давыдов разведал — но прибегает: «2:2!»
Идем к раздевалке — а шведы выстроились в костюмчиках, галстуках: «Мы сделали. Теперь, ребята, все от вас зависит».
— С канадцами туго пришлось?
— Разорвали — 5:0! А шведов на банкете угостили. Да так, что они под стол сползли. Выпить любят, но не умеют.
— В Гренобле на воротах у вас был персонаж выдающийся — Виктор Коноваленко.
— Когда он от чехов напускал, ему сказали — отдыхай. Зингер будет стоять. Но шведы 2:2 сыграли, ребята к Тарасову: «Вы что, какой Зингер?! Коноваленко нас столько выручает!»
Гениальный вратарь. От природы. Вот пример. Съезжается сборная. Коноваленко нет — запил в Горьком. Там он был царь и бог. Пьяный за рулем — милиция не останавливала. Причем ездил на полуразобранной «Волге», даже сиденья почему-то были сняты. Тарасов посылает: «Найдите. Привезите. Отмочите». Витю находят, кладут в ванную. Два дня на просушке — опять равных нет.
— Курил тоже много.
— Одну за другой. А что у меня здесь творил... Как-то приехал в Электросталь на детский турнир. В гости зашел. В эту самую квартиру, где мы сидим. Выпил — на мою жену с ножом кидался. Еле-еле успокоили, наутро выпроводили. Не помнил ничего: «Я чудил вчера?» После той истории почти не общались.
«Волга»
— Сколько получили за победу в Гренобле?
— 270 франков. И уже в Москве — 17 тысяч рублей. Чистыми. За чемпионат мира полагалось 12 тысяч.
— А в ЦСКА?
— За первое место — четыре тысячи. За второе — три. Плюс звездочки. И радиоприемник в подарок.
— А машина?
— В 1966-м чемпионат мира в Любляне. Объявляют: «Выиграете — получаете автомобили». Позже выяснилось, что мы не так поняли — «Волги» надо выкупать за свои деньги, и то — выделил Моссовет пять штук.
— Кому достались?
— Рагулину, Ромишевскому, Зайцеву, Эдику Иванову и мне. Зайцев белую взял, остальным подобрали голубоватого оттенка. Прав у меня не было. За рулем ни разу не сидел.
— Но ездить умели?
— У Альметова и Александрова были «Москвичи» 408-й и 403-й. Вечерами говорили мне: «Пойдем кататься!» И гоняли — мимо дачи Косыгина. Покуривают, а я на заднем сиденье запоминаю, как они рычаги крутят.
— Сколько «Волга» стоила?
— 5002 рубля. Деньги сложил в старенький портфель. В электричке закинул его на верхнюю полку. Так и ехал до Москвы.
— Какая беспечность.
— Наоборот! Прикинул: на такой портфель никто не позарится. А буду к груди прижимать, подумают, что там деньги — могут ограбить.
Перегонял машину в Электросталь знакомый шофер. Мы с женой уселись сзади. Недалеко от дома вдруг попросила: «Толь, можно порулить? Я умею» — «Хорошо». Пустое шоссе. Лишь мотоцикл впереди тарахтит. В него и воткнулась.
— Обидно.
— Парень, слава богу, не пострадал, на «Волге» — пара царапин. У меня в ГАИ Электростали дружок работал. Приехал на место аварии, я шепнул: «Пожалуйста, у жены права забери и не отдавай. Чтобы навсегда забыла, с какой стороны к рулю подходить».
— Почему Ромишевского прозвали Неваляшкой?
— Из полевых он первым начал ловить шайбу на себя. То на одну ногу присядет, то на другую. Вот и привязалось — Неваляшка. Игорь из русского хоккея пришел. Тарасов внушал: «Зимой ты должен каждый день кататься! Хоть на пруду замерзшем, хоть вокруг фонарного столба, если лед есть...»
Впрочем, и я от Анатолия Владимировича наслушался, когда в 1963-м в ЦСКА попал: «С нами потренировался, но этого мало! Днем подъедет Куйбышев, затем Калинин. Команды армейские, насчет тебя договорюсь. Везде успевай!» Домой приезжал к часу ночи, измотанный, как мочалка. На жену не смотрел — падал без сил.
— Ромишевский — Неваляшка. А вы — Федор Иванович?
— Это Кузькин с Рагулиным придумали. Тарасов подхватил. Скажет, бывало: «Пой, Шаляпин!» Нравился им мой баритон.
— Какой репертуар?
— Русские народные. Если банкет после сезона или компания душевная, ребята просили: «Федор Иваныч, давай!» Недавно на хоккей пригласили ветеранов, даже 90-летний Шувалов пришел. Его все расспрашивали: «Витя, как ты сохранился?» А Витя водочку пригубит да посмеивается.
Там же Виталька Давыдов был, поет он чудесно. Затянули мы вдвоем песню и услышали: «Елки-палки, какой хоккей?! Вы артистами должны были стать!» Помню, отдыхали в Алуште — Кузькин, Рагулин, Альметов, Зайцев и я. Нашли гармониста, дни напролет проводил с нами. Он играет, мы поем. Красота!
Тарасов
— А ведь вы в ЦСКА к Тарасову не рвались...
— Он меня высматривать уже полковников отправлял. А в «Крыльях» играли двое наших, электростальских — Пряжников и Ёркин. В 1957-м чемпионами стали. Отговорили меня от ЦСКА: «Там Локтев, Альметов, Александров... Ну кого ты сильнее?» Мне 18 лет, деревенский пацан.
— С Тарасовым познакомиться успели?
— Да, на Курском вокзале пересеклись. Он на юг отбывал, я из Электростали приехал. Получил инструкцию: «Пиши в ЦСКА заявление. Вернусь — все утрясу». Но вместо этого двинул к землякам в «Крылья». Тарасов узнал — рассвирепел. «Крылья» меня от армии прятали. Бронь сделали — но если уж Тарасова до ярости довел, плевать он хотел на эту бронь. Забрал бы, и всё.
— Как прятали?
— На матч против ЦСКА с собой не взяли. Выдали мне валенки, тулуп. База в Баковке — пока они играют, я по лесу брожу. Потому что военные могли и базу прочесать. Увидел из рощицы, что команда приехала, — вышел. Обогрели, накормили...
— Тарасов вас все-таки достал.
— В какой-то момент так обложили, что я товарища попросил — набери Тарасову. Скажи, сдаюсь. Тот позвонил — Анатолий Владимирович мрачно: «Пусть приезжает». Во дворце смотрит на меня: «Что, понял все?» А чтобы жизнь малиной не казалась, сослал в Дорогобужские леса: «Послужишь, присягу примешь. Потом, может, вернем. Тебе полезно узнать, что такое армия...»
— Ну и как служилось?
— Мешочек с хлебом и салом старшина конфисковал, сам сожрал. Капитану говорю — я, мол, у вас не задержусь. «Да куда ты от меня уедешь? Ну-ка вперед!» Чуб мой срезали. Лысым вернулся в строй.
— Никаких поблажек?
— Спрашиваю у того старшины: «Кормят-то как?» — «Не хуже, чем в ресторане!» Но на обед наливают такую бурду, что у всех новобранцев изжога! Утром задания распределяют. Старшина говорит: «А Ионова — ко мне. Лопаты будет выдавать». Так и подружились. Что он отбирал, то мы вдвоем съедали.
Но через месяц невмоготу стало. Отыскал бумажку с телефоном Кулагина, ассистента Тарасова: «Борис Палыч, когда назад?» — «Жди». А во дворе, смотрю, лошадей нагнали, винтовки раздают образца 1812 года...
— Что стряслось?
— Бондарчук «Войну и мир» снимал. Наконец пришла депеша — сдал я котелочек и побежал на станцию. Четыре километра, не оглядываясь. Боялся, что передумают и не выпустят. С вокзала звоню Тарасову. Отвечает: «Чтобы вечером был на тренировке!» А мне кататься не в чем. Нога огромная — в Союзе таких коньков не выпускали.
— Это что ж за размер?
— 45-й. Даже в ЦСКА ни у кого не было. Я брал ботинки меньше, мыски отрезал.
— Пальцы торчали — как у Волка в «Ну, погоди!»?
— Точно! Коньки для меня нашлись в США, вручили 46-й. Затянул потуже — королем себя чувствовал после всех мучений!
КГБ
— Америка — первая поездка за границу?
— Нет. Еще из «Крыльев» вызвали в сборную. В Англию должны лететь. Надел единственные штаны — с двумя заплатками на заднице. В день отъезда объявляют: «Ты остаешься» — «Почему?!» — «Вспоминай, где работал...»
— Где?
— На закрытом заводе в Электростали. Перебросили меня во вторую сборную, та уезжала в Чехословакию.
— Туда можно?
— Сначала — на площадь Дзержинского, в КГБ. Садимся в лифт, долго-долго едем вниз. Чуть ли не до ядра земли! Сидит мужичок, со мной по имени-отчеству: «Ну что, Анатолий Семенович?» Мне это сразу не понравилось. «Что видели на «почтовом ящике»? Вы же там трудились?» — «Месяц полы мел...»
— Завод секретный?
— Секретнее не бывает. Это сейчас вы в Электросталь легко въехали — а прежде одни шлагбаумы были. Город на оборонку работал. В Чехословакию, правда, отпустили. Купил там брюки новые. Взамен тех, с двумя заплатками. Хожу, радуюсь — а за мной всюду тип метра два ростом. На горшок сажусь — он дверь сторожит. По приезде, видимо, доложил, что я в связь с иностранцами не вступал, шифровки не передавал.
— Тарасов — мужик-то хороший?
— Прекрасный. Если бы не он — и сборной такой не было бы. Чернышев — мягкий, да и на лед никогда не выходил.
— Почему Трегубов завещал, чтобы Тарасова на его похоронах не было? Сологубов тоже Анатолия Владимировича не жаловал.
— Так и Тарасов их не переваривал! Пили! Но даже с бодуна играют — все равно лучшие, ЦСКА побеждает. Поэтому Тарасов терпел. Когда замена подросла, тут же из команды освободил. Хотя Сологубов — это что-то уникальное! Силища невероятная. На ногах пальцев не было, а так катался!
— Пальцев не было?!
— Он же в штрафбате воевал. Нам рассказывал: пролежал две ночи в болоте, заморозки были. Прихватило его. Друг спас, но пальцы на обеих ногах пришлось отрезать.
— Как вы в 30 лет уходили из ЦСКА?
— Ближе к лету 1970-го Тарасов объявил: «Годик с трибуны понаблюдаю, как вы будете играть. Главным назначается Кулагин». Вызывает меня: «Анатолий Семенович, сезончик еще поиграете?» — «Нет. Домой поеду». Тарасов как узнал, поразился: «Толя, зачем? Я тебя не отпускаю!» Однако я для себя уже все решил.
— Почему?
— Чувствовал — не тяну. Голова-то соображает, а ноги не бегут. Если в такт не играешь, что-то отстает — надо заканчивать. Не мучить ни себя, ни других. В Электростали я еще поиграл, но это был совсем другой уровень. Потом здесь тренером работал — в школе, в «Кристалле». А когда главным назначили Валю Григорьева, я стал начальником команды.