1 июля Абусупьян Магомедов (25-4) подерется с Шоном Стриклэндом (26-5) в главном событии вечера на турнире UFC в Лас-Вегасе. Для читателя, незнакомого с боями, это предложение прозвучит настолько сухо и непривлекательно, что он, возможно, даже не станет читать дальше. Ну подерутся и подерутся.
Но для фана единоборств такая вывеска выглядит практически нереалистично. Какой еще Абусупьян? Он провел всего 19 секунд в UFC, за последние 5 лет у него, в принципе, всего четыре боя в ММА, он не медийный, он даже не Нурмагомедов, а просто еще один Магомедов — так в чем же тут дело? Ответить на все эти вопросы не может даже сам Абус и его менеджер, всемогущий Али Абдель-Азиз. Так уж перетасовали колоду матчмейкеры, и теперь боец с таким видным именем, как Шон Стрикэлэнд, подерется с парнем, которого не особо знают даже в родном Дагестане. Тем более из этого Дагестана он вообще уехал в школьном возрасте и уже много лет живет в Германии.
Мы решили узнать историю Абусупьяна от него лично и созвонились ради большого интервью. Ниже — большой разговор о жизни в Германии, «мягких» турках, отказе в немецком гражданстве по чудному поводу, глубокомысленном суперсовете от Хабиба, спаррингах с Хамзатом Чимаевым и Алистаром Оверимом.
***
— Вы провели в UFC всего один бой, 19 секунд, и теперь будете драться в главном событии вечера. Как это возможно?
— Для меня самого это было новостью. С одной стороны, я могу понять тех, кто был недоволен, что я один бой провел и получил такой шанс. Но с другой стороны, я провел три подготовки впустую. Один соперник снялся, не смогли найти замену, потом такая же картина. И потом снова снялся оппонент. И затем за день до того, как стало известно [что будет бой со Стриклэндом], мне звонит Али Абдель-Азиз и говорит: «Я столько лет в этом бизнесе и никогда такого не видел — они хотят сделать твой бой со Стриклэндом, главный бой вечера. Ты готов?», я говорю: «Да, конечно, хоть завтра подерусь». И утром просыпаюсь, такой ажиотаж начался, весь мир говорит об этом.
— Боссы UFC объяснили Али, почему они дают вам такой шанс? Верят, что вы приведете немецкий рынок или что-то еще?
— Я точно не знаю, что они во мне увидели, но с Миком Мэйнардом, матчмейкером, я общаюсь напрямую, у нас хорошие отношения, потому что кого бы он мне ни предлагал, я всегда соглашаюсь, на каком угодно коротком уведомлении. Думаю, он этот момент ценит. По большому счету, эти два-три поединка, которые сорвались — он мне обещал найти замену, и сейчас, чтобы сгладить свою вину, дал такой шанс.
— Когда смотришь на вашу структуру тела, бросается в глаза, насколько длинные руки, просто до колен. Какой размах рук?
— Честно сказать, я не знаю. Но там с тяжами на одном уровне (смеется). 212, 214 даже где-то, я не знаю точно, но там серьезный размах. Когда дрался в KSW, у меня были самые длинные руки среди всех весовых.
— В дебютном бою вы снесли Штольцфуса за 19 секунд. Как так получилось?
— Наверное, мне повезло в тот вечер больше, чем ему. Я его дернул один раз, мне показалось, что он мне открыл коридор. По бокам везде закрылся, а спереди все открыто. Я просто на ура ее кинул, и она села туда. А потом добил. А так, Штольцфус — очень крепкий парень, он проигрывал только очень серьезным ребятам и проигрывал по очкам.
— Как выигрывать у Стриклэнда?
— У меня план на бой всегда примерно одинаковый. Нужно заставить его первым полезть в борьбу, оказать давление в стойке, а потом воспользоваться моментом, на сабмишен, может быть, поймать. Но так, в стойке по любому хочется работать, потому это интереснее зрителям.
«Хабиб говорит перед выходом в клетку: «Изучи каждый угол арены, все рассмотри»
— Давайте поговорим о вашем зале немецком. У вас же там работает Глейсон Тибау, человек, который дал самый сложный бой Хабибу. Он же монстр борьбы, насколько помню, за 30 боев в UFC его перевели всего 5-6 раз.
— Он и как человек монстр, такой четкий пацан. Помогает, хотя вроде даже языка не знает, по-английски не разговаривает нормально, но руками-ногами показывает, объясняет, прикольный чувак. А в борьбе... даже по сей день, мы когда работаем и чтобы удержать его на земле, нужно много энергии. Он хоть и в возрасте, но такой крепыш! В грэпплинге, в контроле, в работе у сетки этот чувак может многому научить любого бойца, я отвечаю. И как спарринг-партнер он очень хороший.
— Он что-нибудь рассказывал о бое с Хабибом?
— Ну мы так, чисто ха-ха, хи-хи. Я же говорю, с языком проблема, он хоть всю жизнь в Америке живет, по-английски не разговаривает. Половина у него на португальском, что-то на испанском, что-то еще. Мы всю дорогу прикалываемся, он говорит, что не проиграл Хабибу, мы такие: «Да ты проиграл, братан, ты че» (смеется).
— Вы сами с Хабибом как познакомились?
— Познакомились мы еще в 2015 году, но так, по телефону, близкие мои из Германии поехали в Америку, в одном зале с ним были, и так мы познакомились. Они набрали, по камере общались. А лично уже познакомились в 2018 году, когда я в PFL дрался, он у меня в углу был. В тот день четверо ребят наших дрались, он у каждого был в углу.
— Какие-то советы Хабиба запомнились?
— Мой бой недолго продлился, минуту 30 секунд, особо советов он мне не успел дать, в борьбу мы не полезли особо. Но у выхода, когда заходили в клетку, он сказал пару тонкостей.
— Каких?
— Что мне запомнилось, чем я по сей день пользуюсь — вот мы когда шли в клетку, там была большая арена, большой зал, и он мне сказал: «Вот как зайдешь, рассмотри каждый угол [на арене], смотри по всем сторонам, чтобы ты мог определять дистанцию к сопернику, чтобы ты понимал, в каком помещении находишься». Понимаете? Это так сразу не понять (смеется), это надо пару боев сделать, чтобы понять.
— То есть не каждый угол клетки изучить, а каждый угол арены?
— Да, само помещение. Я сначала не понял, думал: «К чему это?», но это уже было при выходе, я не стал спрашивать, для чего, но со временем подумал и понял. Ты уже по-другому воспринимаешь дистанцию, ты знаешь, в насколько большом ты помещении, каких размеров клетка и все такое. Потому что очень много бойцов, когда выходят на бой, не могут найти свою дистанцию, им нужен раунд-два, чтобы найти. А я в тот день рассмотрел все, прочувствовал дистанцию.
В этом есть логика, потому что когда ты выходишь в клетку и вообще не смотришь по сторонам, на арену, тебе кажется, что клетка такая большая. А так ты смотришь и видишь, насколько большое помещение и насколько маленькая клетка. И теперь я каждый бой захожу и изучаю помещение, и если друзья дерутся, я им то же самое стараюсь говорить. Если бы Хабиб два-три раза со мной на бой вышел, я бы уже вообще нахватался советов (смеется).
— Я видел, вы как-то тренировались в футболке, на которой картинка, как Хабиб финиширует Макгрегора. Какое у вас отношение к Конору?
— У меня к Конору изначально было положительное отношение, он мне нравился. Да, он много разговаривал, но еще бы два таких Конора, и наш спорт был бы на другом уровне. Но как он начал задевать религию, обобщать начал, тогда он уже в моих глазах потух.
— У вас есть фотка, где вы рядом с Джоном Джонсом. Как умудрились с ним пересечься в Германии?
— У нас здесь каждая год бывает FIBO, это ... как по-русски сказать... выставка спортивная. Каждый год она проходит, питание, одежда. тренажеры. Пять дней идет и около 5 миллионов человек ее посещает. И вот так они приехали, это рядом с нашим городом было, он искал зал потренироваться, и так ему наш зал посоветовали, он пришел, и мы познакомились.
Он так, чуть потренировался, на лапах поработал со своим тренером, на груше и все. Мы, конечно, повозились с ним, не дали просто так уйти. Каждый подходил, давай еще, давай еще, давай еще добавку. Но он на лайте работал, ха-ха, хи-хи, смеялись, общались. Единственное, что он у нас спросил, — где можно вкусно поесть, и на этом все. Мы посоветовали, и он со своей командой пошел.
— Что за место посоветовали?
— Мексиканскую кухню посоветовали (смеется). Он острое хотел. Так по общению простой парнишка он. Какой-то промежуток своей карьеры я только на его боях жил, для меня он номер один вне зависимости от весовой категории, кто бы что ни говорил. Он в 19-20 лет выносил ребят, на которых я рос, на которых равнялся. А он их один за одним выносил.
«В Германии, каким бы ты тигром ни был, связи не работают. 10 евро налог не заплатил, на 8 лет сядешь»
— Вы живете в Дюссельдорфе, на картинке этот город выглядит чуть ли не социальным раем. Там вообще есть какие-то проблемы?
— Я думаю, здесь единственная проблема... вот как у нас — если есть связи и какая-то бумага нужна, то ее можно быстро сделать. А здесь какие бы связи у тебя бы ни были, каким бы тигром ты ни был, ты должен по их плану двигаться. И все только в бумаге. Я уже 4 раза здесь переехал, каждые два-три года переезжаю, и постоянно по 50-60 килограммов бумаги выкидываю. Это просто, не знаю... Они любят бумагу, даже просто рекламой могут тебя так закидать, что за месяц несколько килограммов будет. Вот это единственный минус здесь, хотя чем больше живешь, тем больше минусов подмечаешь.
— Каких?
— Ну вот на быструю голову не могу сказать, но свои минусы есть. Да, город социальный, помогает тебе, когда первый раз сюда люди приезжают, для них это рай: «Ваууу! 300 евро в месяц дают». Но чем дольше ты тут живешь, тем больше денег нужно.
— Налоги там конские? Вот, к примеру, от бонуса за первый бой в 50 000 сколько осталось?
— Максимум одна треть. 43-45% налог. Вот это еще один минус тут. Здесь ты можешь выйти из тюрьмы, не заплатить 10 евро налог и снова сядешь на 8 лет. И потом ты не выйдешь ни досрочно, ни за хорошее поведение, ты будешь сидеть до последнего. Кто с налогами тут пытается обмануть, в конце может встрять.
— У вас 4 детей, младшие — близнецы. Есть ли там какое-то негативное влияние на воспитание детей — например, пропаганда ЛГБТ и прочее?
— Есть это, но тебе не навязывают такое. Мы не обращаем на это внимание, к нам никто не приходит, не говорит: «Эй, вы должны это делать». Там висит эта реклама, ну пусть что угодно висит, мне-то что от этого? Меня же никто не заставляет. И я стараюсь, чтобы у моих детей не было свободного времени, они целый день заняты, школа, потом поели и сразу на тренировку. Каждое лето я их отправляю домой, в Дагестан, у нас бывают летние каникулы 6 недель. Они едут в Дагестан, после 6 недель там у них иммунитет против Европы (смеется). Иммунка сильная такая, но через 2-3 месяца снова становятся европейцами.
— Им нравится в Дагестане?
— В основном они всегда летом там бывают и там же жарко, они не любят жару, без конца жалуются: «Там жарко!» Но так, в общем, думаю, им нравится.
— А со сверстниками как, не задирают? В Дагестане дети спортивные, жестковатые.
— Ну только жара, по идее [не нравится]. В Дагестане молодежь, если честно, очень суровая. Если ты там пару годиков в таком возрасте в Дагестане адаптировался, выжил, тебя потом можно в любую точку мира закидывать, и ты адаптируешься. Хотя все равно, сейчас дети в телефонах все сидят, не так все, как раньше. Но если в селение отправить куда-нибудь, там они закаляются. На пару недель закинул в село, тиграми возвращаются (смеется).
— Они какие языки знают?
— Я кумык, у меня жена аварка. Мы между собой на русском общаемся. В школе они на немецком, плюс телевизор дома на английском, немецком, русском, че попало. Я сам знаю 6 языков: русский, кумыкский, аварский, немецкий, английский, турецкий. Здесь очень много турок, у меня много одноклассников турок было. Я когда в школу пришел, прежде чем немецкому научиться, сначала научился турецкому. И мои первые переводчики тут были турки. Вот за счет них я и научился турецкому.
— Турки ментально от дагестанцев сильно отличаются?
— Турки здесь мягкие ребята, скажем так (смеется). Особенно которые здесь уже родились и выросли, они уже все. Максимально [ассимилировались]. Если одним словом их описать — мягкие. Мягкие ребята.
— А немцы еще мягче?
— Честно, я хоть живу в Германии, но у меня с немцами мало пересечений. У нас в зале из 50 человек только 2 немца. И то — у этих двух немцев либо мать не немка, либо отец. Их и особо видно не бывает здесь, немцев (смеется). Где я бываю в зале, куда бы я ни пошел, мало их. Только если какая-то бумажная волокита, только там сидят немцы, за журнальными столами.
«Германия тебе разбогатеть не даст. Только начинаешь зарабатывать, тебя давят налогами. Хочу платить 13%, как в России»
— Американцы вообще не немцев не похожи? Вы много ездили в США, тренировались и дрались там.
— В Америке они такие простые, им реально пофиг, глухой ты, голый, грязный, чистый, пешком, на машине — их вообще не интересует. В Германии я могу немца определить, а в Америке сказать, он американец, а он нет — нельзя. Любой может оказаться американцем. И там все для жизни, а там все против жизни.
— Да ладно, в Германии все против жизни?
— Тяжело здесь... Как только начинаешь зарабатывать серьезные деньги — все, начинают тебя налогами [давить]. И ты думаешь, стоит мне здесь оставаться или лучше пару годиков пожить в другом месте, позарабатывать.
— На 3 000 евро в месяц в Германии можно жить?
— В Дюссельдорфе, если ты один, то на 3 000 можешь средне пожить. В Германии тебе город помогает поначалу, а потом ты начинаешь зарабатывать, и он давит тебя максимально: «Давай нам по 45 процентов, братишка». И то, нельзя сказать, что тебе тут помогают подняться. Если говорить так, в общем, то в Германии тебе не дадут разбогатеть, но и с голоду умереть не дадут. Лучше здесь не рыпаться, на работу ходить, 8 часов работать и домой приходить, в год раз в отпуск ездить. Германия — идеальная страна для пенсионеров. Чисто когда ты старый, сюда приехать и умереть. Вот в том, что касается медицины и прочего.
— Как там выглядит медицинская система?
— Тут есть два типа страховки. Приватная — это когда ты не ждешь в очередях, тебе все лучшие медикаменты, лучшее обследование. Но это самая дорогая страховка, это у тебя должно быть уже несколько миллионов оборота в год. А есть такие простые смертные, как мы. Для таких страховка стоит 600 евро в месяц. Если что-то серьезное, тебе оплачивают. Тебе дадут хорошее лечение, но есть лечение еще лучше, и его дадут приватному. Если глава семьи застрахован, то автоматом его семья тоже получает всю страховку, им не надо ничего платить. Я считаю, что легкие моменты, несерьезные операции, терапевт, детский врач — вот такое лучше дома лечить [в России]. Терапевт тут... я уже 7 лет как переехал в Дюссельдорф и до сих пор не был у терапевта. Потому что здесь он нужен для одного — взять справку, чтобы на работу не ходить. А так — идешь к нему, сидишь два часа в очереди, объясняешь, что у меня спина болит лет 5. Он смотрит на тебя: «Окей-окей», на компьютере что-то напишет и потом говорит: «Вот тебе 100 таблеток, пей их три месяца и потом приходи». Приходишь, а он: «А сейчас вот эти попробуй». Нет у них там в этом специалистов. Но что касается онкологии, такого — здесь у них максимум. Самое лучшее место.
— Вы постоянно называете Дагестан домом. Хотите туда вернуться?
— Конечно, я хочу поехать домой. Я сейчас недавно подавал на немецкое гражданство, мне отказали, сказали, что в 2025 году только сможешь сделать. У меня в 2015 году маленький конфликт получился на соревнованиях, я одному пощечину дал. Суд, не суд, типа какая-то уголовная суета, они говорят, что у тебя судимость, тебе нужно теперь 10 лет без штрафов, чтобы получить немецкое гражданство. Я говорю: «Это же была пощечина обыкновенная! Тем более я защищался». Я хотел сделать гражданство и уже потом спокойно переехать в Дагестан, платить 13% налогов, а не 45, как в Германии. В России же 13%? С радостью буду платить эти 13, я и 15 буду платить с радостью (смеется) после 45.
— А что за история с пощечиной?
— Я тут борюсь в бундеслиге по борьбе, командный чемпионат Германии. И мы боролись на выезде, и там была первая схватка на 57 кг, боролся от них болгарин, от нас латыш или из Литвы пацан, точно не знаю, Литва или Латвия. И болгарин выиграл нашего, а наш был вообще молодой такой. А он выиграл и встал над ним так, как будто там кусок говна лежит, на понтах весь. Наша команда вся встала: «Эй!», и он со всей этой толпы меня выбрал, самого большого, который боролся с 90 кг на 130. И ко мне подходит впритык, маленький такой, я вниз на него смотрю, говорит мне: «У тебя проблемы?»
Я хотел сказать, что у меня нет проблем, но зачем ты так себя ведешь? Это молодой парень, отнесись к нему с уважением. Только хотел сказать, и он на меня такой харчок запускает, мне на бороду плюнул. Хорошо, что он низкий был, в лицо не попал (смеется). Я бы его тогда съел бы. Я шаг назад сделал и пощечину ему дал. Потом был суд, я даже на него не поехал. Потому что я одно время хотел открыть охранное агентство, делал бумагу и хорошо изучил параграфы закона. Если в Германии на тебя плюнули, это уже значит, что тебе нанесли телесное повреждение, ты можешь ответить. А если вербально тебя обидели, ты можешь только вербально ответить, не имеешь права бить. Поэтому я надеялся на судью, что здравый парень, хотя бы на ничью спишет. Мне в итоге пришлось платить штраф, оплатить ему больницу, суд, потом он три дня не смог работать, и мне пришлось оплатить то, что он не заработал. Вот такая история получилась в 2015-м.
— Так он от пощечины в больнице оказался?
— Ну я попал, по-моему, неплохо (смеется). Походу, попал ему хорошо (смеется). Его на носилках унесли, шею зафиксировали. Он всего 57 кг, маленький. И этот болгарин уже лет 15 в бундеслиге борется, у него уже был один случай, он на зрителя плюнул, его за это на два года из лиги убрали. Я эти факты все прочитал, думал, судья, наверное, не тупой б***, увидит, что он не первый раз. А судья разозлился, что я на суд не поехал. Это просто на выезде было, ехать очень далеко было.
— Если бы вы знали, что за пощечину не дадут гражданство и придется 10 лет снова ждать — стерпели бы плевок?
— Не, я бы просто на суд поехал бы (смеется). Я бы так же ему пощечину дал, но на суд поехал бы (смеется).
«С Чимаевым мы спарринговали два года назад. Мне он показался обычным. Ни в борьбе, ни в стойке я ему не уступлю»
— В вашем весе в UFC есть два очень видных парня из наших краев, Хамзат Чимаев и Шара Буллет. Пересекались с ними?
— С Шарой лично не знаком, а Хамзат еще года два назад, когда он в Brave выступал, приезжал на тренировки к нам в зал. Тогда его еще никто не знал, мы с ним поспарринговали, поели, вместе время провели. И через год он взорвался, хайп взял.
— Каким он вам показался тогда?
— Да такой же, как и я, такой же простой. Ничего необычного, пришел, отработал, пообщались, уехал. Сейчас мы не списываемся, у него своя суета. Скорее всего, если дела в гору пойдут и у него, и у меня, то рано или поздно нам придется по-любому рубануться. Я с любым готов подраться, я там для того, чтобы быть чемпионом. Если за пояс бой, то там уже без вопросов, я всю жизнь к этому шел, сколько себя помню. Все эти мучения, все эти старания — ради чего были?
— Сможете защищаться от борьбы Хамзата? Никто не смог, даже Бернса он переводил легко, просто не захотел с ним в партере работать, опасался сабмишенов.
— Да Бернс борец, что ли, б****? Бернс вообще грэпплер, он че, борец, что ли. Я любому... я же говорю вам, я с детства борюсь по бундеслиге, сюда приходят пацаны, которые живут этой борьбой, они ничего особенного не могут мне сделать. Да, большую часть схваток я проигрываю, но им очень-очень тяжело, этих пацанов потом на носилках вытаскивают. Любому я могу там рубку дать, не только Хамзату.
— Как вам Шара?
— Он, в натуре, пират (смеется). Персонаж, яркая личность. Последние бои его я посмотрел, он такой неудобный боец. Может хайпануть легко. Если UFC, мы знаем это, к кому-то проявляют интерес, они могут распедалить его до пояса, довести до титула без проблем. Я сам сейчас, если этот бой беру, то я в одном-двух боях от титула буду, потому что там вся первая пятерка уже подралась между собой. Там еще есть этот Дрикус Дю Плесси, вот этого пацана я вообще не могу понять, как он на 5-м месте оказался. Я клянусь, не могу этого понять. Я все могу понять, но не это. Если этот парень сейчас победит, он дерется за титул! Мне кажется, он вообще не боец! Вообще не боец. На него неинтересно даже смотреть, он меня вымораживает.
— Как побеждать Адесанью?
— Его в этом дивизионе никто нормально не борол. Его нужно с клинча бороть, его нужно на его атаках ловить, как Джонс Сирила Гана поймал. Провалил, зашел. Вот такая борьба нужна, а не тупо заходить в одну ногу и у сетки давить. Мы уже на другом уровне, такое не пройдет.
— Вы когда-то спарринговали с Оверимом. Что он за парень?
— С Оверимом я поработал один раунд, я выложился в этом раунде, думаю, все равно меняться сейчас. Такой попрощался с ним, ухожу, а он: «Давай еще раунд!» Я думаю: «Да ну на фиг, ты че, братан, я умер уже» (смеется). И так пришлось еще один раунд с ним делать. Потом он один момент у меня спросил по борьбе, я его подсечкой повалил. В конце я ему уже не смог объяснить, говорю: «Из-за того, что скользко, ты упал. Нормально все. Скользко бы не было, ты не упал бы» (смеется). Я не смог объяснить ему эту технику. Там просто надо жестче подсекать, я ему показал несколько раз, а он вообще другое делал. И в конце я уже [забил]. Когда он был в UFC, он мне казался огромным, а когда мы вживую вместе встали, он всего чуть-чуть побольше меня был.
— Он не жестил в спарринге? Орловскому коленями ребра сломал, Олейнику сломал, одного парня в JW душил наглухо.
— Я его сразу заборол (смеется). Он сразу начал без щитков коленями бить, я такой: «Да ну на фиг тебя, братишка». Сразу вниз забрал и не дал встать ему (смеется). Я после первого колена понял [что Оверим жестко работает], которое мне залетело в бок. Ну во втором раунде, когда мы встали, видно было, что он уже понял, это разные весовые, надо аккуратно.