Команда Федора Емельяненко — Fedor Team — пополняется очень редко. Долгое время там было восемь бойцов, а вот в прошлом году появился девятый — тяжеловес Олег Попов. Ему 31 год, у него 16 побед и лишь одно поражение в ММА, а еще солидный жизненный бэкграунд — в этом вы убедитесь, прочитав данное интервью. 25 февраля Попов дебютировал в Bellator — на турнире в Дублине он победил единогласным решением судей турка Гекхана Сарикама. Олег рассказал о приключениях в родной Калмыкии и в армии, болевых Федора, «теплой» встрече от украинских фанатов в Ирландии, жестких спаррингах с топовым тяжеловесом «Ахмата», конфликте с Сарикамом после боя и многом другом.
«Попробуйте в Элисте в выходные один квартал пройти...»
— Как попали в Fedor Team?
— Наверное, везение (смеется). Даже не знаю, что ответить. Может, во мне что-то увидели, какой-то потенциал, что я талантливый спортсмен. В общем, просто повезло.
— Рассказывайте.
— Я неоднократно ездил к ним на сборы, раза четыре бывал, наверное. И в Старом Осколе, и в Кисловодске, в Приэльбрусье были. Просто ездил с ними на сборы, когда Вадим или кто-то еще готовился, меня приглашали. И как-то так получилось.
— Сам Федор предложил вам стать членом команды или это происходит как-то по-другому?
— Да мой тренер все решал, он разговаривал. Просто я в такое не вникаю.
— Но с вашей стороны участие в Fedor Team заключается в том, что вы периодически приезжаете на сборы и выступаете в Bellator?
— Да.
— Постоянное место дислокации — бойцовский клуб «Кузня» в Краснодаре?
— Да, все так.
— С чего начался ваш путь в единоборствах?
— Наверное, как и у многих, — ходил с детства куда-то. Сам я родом из села, родился и жил там, школу там окончил. Как и в любом селе, просто ходил на секцию. Кстати, пошел на футбол — не понравилось. Один раз сходил, понял — вообще не мое. Потом уже на борьбу пошел, даже пытался заниматься кикбоксингом, но, думаю, по моим боям понятно, что это тоже не мое.
— Вы родом из Калмыкии? Из калмыцкого села?
— Да.
— А как называется?
— Яшалтан.
— У вас там, наверное, степь кругом.
— Да, в Калмыкии в основном степи, но мой район, Яшалтинский, граничит с Ростовской областью, соответственно, у нас более зелено. Маленький оазис в Калмыкии.
— Там, где вы росли, в основном калмыцкое население или в основном русские?
— Наверное, там есть все нации, которые можно собрать. Дагестанцы, чеченцы — да все нации, которые я знаю. Занимался борьбой, сменил школу, переехал в Ставропольский край. Там борьбы не нашел, стал ходить на кикбоксинг. Оттуда тоже выгнали, переехал в Калмыкию, только в другое место. Нашел борьбу, пошел туда, потом оттуда выгнали, вернулся домой. Кое-как окончил школу, учителя меня не особо любили, хотя я с ними не ругался. Просто не любили. Я был проблемным ребенком, поэтому так получалось. Окончил 9 классов, в 10-й не взяли бы, даже если бы я захотел. Поступил в Элисту в колледж и продолжил заниматься борьбой. Параллельно выступал за колледж — гири, метание ядра, весь комплекс.
— Имеете в виду, что из школ выгоняли?
— Да. Я конфликтным ребенком был, наверное.
— А так и не скажешь.
— Ну, новая школа, новый коллектив, соответственно, к новенькому надо пристать. С этого все и начиналось.
— А вы не из тех, кто разговаривать будет?
— Все в итоге сведется к одному, к драке, поэтому надо начинать первым. Постоянно: подрался с кем-нибудь — вызвали к директору, разбил кому-то что-то, зашили, камнем кого-нибудь ударил... Разные случаи были, выгоняли и выгоняли, не нравился я. Я кого-то побил — он позвал друга, они вдвоем уже побили меня. На следующий день я пытаюсь побить их. Обычная ситуация.
— Вы рассказывали, что в Калмыкии, если что-то не так, долго разговаривать не будут.
— Да, менталитет такой. Все решается кулаками. Ну, раньше решалось. Сейчас посмотришь на молодежь в Калмыкии — в основном друг друга режут, стреляют. На кулаках уже не так часто дерутся.
— То есть стало еще жестче, чем раньше?
— Да, конечно. Домой приезжаю и вижу это. Я думал, все уже успокоилось, прошли времена. Времена, может, и прошли, поколение поменяло свои взгляды. Один на один, как раньше, уже не дерутся. Только если спортсмены какие-то. В основном — поймать кого-то и толпой побить, зарезать, запинать. Думаю, так везде, но я говорю про Калмыкию, потому что я оттуда родом и многое знаю.
— Элиста мне показалась спокойным городом.
— А вы вечером на улицу выйдите (смеется).
— Я приехал туда ночью, а уехал уже на следующий день днем.
— Выйдите вечером на выходных, попробуйте пройти один квартал (улыбается).
— И выпивают люди, получается?
— Конечно. Все из-за этого.
«На проводах за вечер пять раз подрался. На следующий день — арматурой ударили»
— Потом вы пошли в армию.
— Да, были конфликты и с законом, и со всем на свете. В общем, были большие проблемы, все это переходило во что-то серьезное, у меня уже и условный срок появился. Условный срок закончился, надо было что-то делать. Просто если бы я пошел другим путем, даже не знаю, как бы все сложилось. Спонтанно решился пойти в армию. В армии все было не так гладко. Я ушел туда спонтанно, в юношестве смотрел фильмы из разряда «9 рота», ассоциация с армией была такая — дедовщина, как себя покажешь. У меня много сослуживцев, никто не даст соврать, что там были конфликты, даже до военной прокуратуры доходило дело. Но там был чудо-человек, который всегда помогал мне — это мой старшина роты. Видимо, увидел во мне что-то хорошее, решил помочь. Видел, что я молодой, конфликтный, не давал мне брать на себя что-либо... В армии же как — там старший по званию пытается унизить младшего по званию. Даже обычная просьба в духе: «Эй, солдат, подойди», звучит не так, все через мат. Оттуда все и начиналось. Кто-то молчит, я предпочитал не молчать. Я был срочником — офицерский состав страдал, до полковников доходило, я и их материл. Для меня преграды не было. Когда я пришел в армию, вообще не понимал, кто какого звания. Уже потом, понятное дело, начал разбираться.
— Сколько человек там побил? 60 за три недели? Это шутка была или правда?
— Много, очень много. Плюс-минус так (улыбается). Учебка была — уже не помню, или месяц, или три недели. Это было в 2011 году. Нас всех туда согнали учить всяким командам, направо-налево. Я все это знал, думал, у всех это со школы. Когда я пришел в армию, увидел, что некоторые люди — просто амебы, которые не знают элементарных команд. Это было страшно. Конфликты начинались в основном в казарме, ближе к отбою.
— А толпой не пытались накинуться? Учитывая, что недоброжелателей накопилось немало.
— У нас в армию из Калмыкии приехали 20 человек. У нас все конфликтные, между собой дерутся, бьются. Но когда выезжают куда-то — объединяются. Ну, думаю, так в любой республике, наверное. Малые народы объединяются, когда куда-то уезжают. Так и у нас было, мы держались вместе, все 20 человек. Поэтому пытаться толпой кинуться вряд ли стоило.
— Но вы-то не из малого народа. Или если из Калмыкии — значит, наш?
— Типа такого, да. Если ты из Калмыкии, то не важно, кто ты по нации, — все дружно держатся.
— В дисбат вас не отправили там?
— Нет. Меня как-то хотели отправить в Армению, не отправили, потому что паспорт был просроченным. Я ушел служить в ноябре, а в январе у меня день рождения. Мне тогда, кажется, 21 год исполнился. В общем, из-за паспорта не отправили. Угрожали, что переведут в Дагестан, я говорил: «Ну, переводите, куда хотите, там такие же люди, на месте разберемся». Так никуда и не перевели. Я бы подробнее рассказал, какие конфликты у меня были со старшиной — не тем, который мне помогал, а из другой роты, — и о конфликтах с офицерами. Много всего было, но не думаю, что стоит об этом говорить.
— Из того, что можно: самая жесткая армейская драка?
— Ой, драк много было. Наверное, самая жесткая была, когда я пришел в одну роту, РСВ — рота спецвооружения. Думаю, этот ублюдок — старшина — вряд ли будет смотреть это, но лучше бы посмотрел. Нас было трое, он пытался нас сломить, заставлял убираться, пытался настроить против нас весь коллектив. Была зима, у нас был полевой выход, холодно до ужаса. Они пытались нас как-то коллективно побороть. Кто-то из второго призыва, например, едет в магазин за продуктами, продовольствием, еще и привозил себе всякие приколюхи. Они ели отдельно от нас, к нам не лезли. Это все уже после всех конфликтов и драк.
— А где служили?
— В Ростове.
— Получается, недалеко от вас.
— Да. Хотя я просился подальше.
— Почему?
— Просто было интересно. А, есть вот одна история, как я в армию уходил. За день до отъезда, как и у всех, у меня были проводы. За весь вечер у меня получилось, наверное, драк пять.
— Только у вас одного?
— Да. Получилось так. Под утро попал домой, быстро собрался, отправился в военкомат. Нас всех собрали, полдня томили, мучили, мы сидели в кабинете непонятно зачем. Ближе к вечеру нас решили повести на ужин. Нас кормили в «Богдо» — это такая кафешка, не на территории военкомата, за ним. Нас вывели строем и повели. Уже одели в военную форму, ноябрь месяц, было холодно, гололед. Подходим, а там такой склон... Нас всех строем подвели, по росту, я первый шел. Там было столько людей — родители, близкие моих сослуживцев. Я иду, у меня голова болит, не выспался. И тут кто-то на меня набегает — я вижу по глазам, что это кто-то недружелюбный. Бьют меня арматурой, я пытался пройти в ноги, смутно помню, но тот парень хорошо попал мне арматурой. Не стану говорить его имя, он по-своему трус...
Ладно, в общем, на меня напали, даже не помню, сколько человек. Это мне уже рассказывали, я-то сам не видел, меня пытались забить дубинками, трубками, пытались мне что-то сломать, но у них ничего не получилось. Как говорят мои сослуживцы, затем двое людей достали пистолеты — предполагаю, это были травматы — и направили на строй, на родителей. Сказали: «Стойте, не лезьте». Никто и не полез, соответственно. Наш строй вели два прапорщика, один из прапорщиков пропал — это все мне друзья-товарищи рассказывали, я там, снизу, отбивался. Ну, ладно, ничего глобального мне не сделали, так, сечки четыре где-то оставили, несерьезно, не так, что я при смерти был. Они по ногам мне постучали, я отбивался как мог. Все, они начали убегать. Я встал, и кто-то мне начал кричать: «Ты понял, за что тебя побили?» Мои сослуживцы и их родители не дадут соврать, я им крикнул: «А вы куда побежали? Мне мало, разворачивайтесь!» Никто не развернулся, они убежали и пропали.
Мы так и не покушали, почти дошли до этого «Богдо», очень хотели есть, но... Нас развернули и повели в военкомат. Я сзади, хромой, больной доковылял. Сотрудники на меня накинулись, спрашивали, кто это был, кто на меня налетел. Я сказал: «Не знаю, перепутали, наверное». Оказывается, пока меня опрашивали, весь мой отряд дружно обнялся и приседал. Они приседали потому, что, видите ли, не полезли разнимать. Ну, ладно, половина из них меня не знала, могли и не лезть, тем более там пистолеты достали, у каждого из ребят там родители были. Но прапорщики-то куда делись, раз на то пошло? Новоиспеченных солдат заставили приседать, а прапорщики куда-то испарились. Вот кого надо было заставлять приседать. В общем, меня отправили в армию, туда я пришел больной, и сразу же получился конфликт. Нас построили, мы выложили вещмешки... Это можно долго рассказывать. На протяжении первых двух месяцев было очень много конфликтов. И каждый мой сослуживец может это подтвердить.
— Это сильно напрягало психологически? Или вы из тех, кому от конфликтов только веселее?
— Да, только веселее. Ну, я так вырос, у меня было понимание, что конфликт — это нормально, что так и должно быть. Так было, пока не приехал в Ростов. В Ростове отслужил год, под конец немного поменялось мировоззрение, думал: «Оказывается, так можно?» Вернулся домой, опять чуть в блудни не попал... Это без подробностей.
— Куда?
— В блудни чуть не залез, чуть по кривой дорожке не пошел.
— А, понял. Сейчас у вас вес, наверное, порой доходит до 110-115 килограммов. Видел у вас в соцсетях фото, где вам 16 лет, вы там худой.
— Я всегда был худой, худощавый, но много весил. Ушел в армию с грыжей на ноге, у меня было ранение, это после местных разборок. Мне запрещали тренироваться где-то четыре месяца после операции. Через два месяца после того, как я вышел из больницы, я начал немного бегать, и что-то где-то разорвалось, не выдержало. В общем, у меня грыжа была большая на месте шва, даже фотка до сих пор есть. Я ушел в армию с грыжей, с огромной шишкой на бедре. Пока все эти конфликты — по армейке успел выступить, по рукопашному бою, выиграл. Потом начались проблемы с ногой, она начала болеть. Меня отправили в военный госпиталь и прооперировали во второй раз — вот потом я начал набирать вес. А так всегда стройный был.
«Полицейский мне сказал: «Ты вообще хохол, отойди отсюда». Это в мягкой форме. Ну, я и ударил его...»
— Расскажите про условку. Вам же тогда было лет 18-19?
— 18. Вам статью сказать или что было?
— Рассказывайте все.
— Получился конфликт с сотрудниками. Они начали переходить на личное. Ну, у нас каждый второй — блатной, даже сотрудники блатуют, как-то мурчать пытаются. Блатной жаргон у нас у всех сотрудников... Ну, не у всех, ладно, всех брать не будем, но есть определенные, которые ведут себя, как блатные, и пытаются так выразить себя. Так и получилось. Поругались, подрались, побил их. Виноват, исправился. Ну, как виноват? Я был прав, считаю. Но полиция есть полиция. С ними поругался. Из-за этого теперь не могу... Я потом в армию сходил, вернулся, поумнел. Решил: «Надо куда-то устроиться». Подумал, может, в СОБР, в какие-то структуры? Но уже поздно. Судимость мешает.
— Тогда так сделаю: возьму фрагмент из другого интервью — YouTube-каналу South Side, в котором вы в подробностях все рассказали.
«Все на национальной почве. Обозвали меня хохлом. Все, кто славянской внешности, у нас — хохлы. Не важно, белорус это, русский или украинец. Вообще я считаю это оскорблением. Ехала машина, нас подрезала, задела зеркало. Мы ее догнали, остановили, сказали, что так делать нехорошо. Ну, все это решалось. Мимо проезжала патрульная машина, [полицейские] увидели, что что-то произошло, остановились, спросили у нас. Мы ответили: «Все хорошо, мы сами решим». Ну, все уже в принципе и решилось. Они сказали: «Хорошо, уберите машину с проезжей части». Мы ответили: «Хорошо», и продолжили свой разговор. Они сели в свою машину, начали отъезжать, метров на пять отъехали, опять остановились. Напарник водителя вылез и матом сказал типа: «Давайте отсюда убирайте ваши машины». Человек-то при исполнении, не совсем хорошо. Ну, ему и в ответ, если без подробностей, без мата, сказали: «Да иди ты отсюда, сказали же, уберем». Он начал: «Ты че, обнаглел?», вышел из машины, начал толкаться, хамить. Раз ему сказали «успокойся», два, но... Я вообще туда подошел разнимать. Он мне сказал: «Ты вообще хохол, отойди отсюда». Это в мягкой форме. Ну, я и ударил его. И те, с кем я был, тоже ударили, завязалась потасовка, приехали еще пара нарядов. Но из них никто не кинулся. В общем, пострадал только этот наряд, трое, хотя они сами начали. Другие наряды не полезли — кстати, этих ребят потом уволили с работы за то, что они не полезли. Условка, статья 318, часть вторая, год условно. Ошибки молодости».
— Позабавило, что в Калмыкии всех славян называют хохлами.
— Да. Без разбора. Славянская внешность — хохол.
— Почему так пошло?
— Даже не знаю, у нас так всегда было. Я воспринимал это как провокацию, из-за этого было много конфликтов. Только мне говорят что-то в этом роде, я сразу: «Ну, давай». Оно и не обидно, просто это как провокация. Не хочу говорить, но... Даже возьмем Калмыкию — как азиата назвать не «азиат», а как-то по-другому.
— Ну, и от ситуации зависит. Тогда это явно было сказано не с любовью, а с пренебрежением.
— Конечно.
После выхода этого интервью с Олегом Поповым на YouTube-канале «Ушатайка» автору материала в телеграм написал житель Калмыкии: «В вопросе о том, что всех русских в Калмыкии называют хохлами, чуть неверная информация. В той стороне, где живет Олег, возможно, так раньше и называли, и я предполагаю, что это из-за границы с Ростовской областью и Ставропольский краем, где помимо русских проживают украинцы. В остальной же части Калмыкии русских так никто не называет. Более того, в Элисте есть парк «Дружба» (по факту это, так скажем, русский квартал, где живет много славян, — и, кстати, они в честных драках отстояли этот район в начале 90-х, когда еще могли бы быть какие -либо споры межнационального характера). А так очень много предпринимателей в Элисте и Калмыкии в целом из славянского сегмента — и, насколько мне известно, все живут довольно дружно».
«Дядька подозвал к себе и говорит: «Давай сейчас сфоткаемся, а то Адам тебя убьет». Ух я разозлился!»
— Потом вы демобилизовались из армии...
— Да, пришел домой, опять не туда повернул. А старшина роты, в которой я заканчивал службу, держал для меня место. У меня еще там был друг, Сашка, он на то время уже был контрактником. Он как-то приехал ко мне в Калмыкию, посмотрел на это все, на моих друзей-товарищей и все понял. Стал говорить мне: «Давай-ка ты назад, в армию». Я говорил: «Да, сейчас». А потом, когда чуть не натворил... В общем, чуть не залез в блудни — и ушел в армию. Мне рассказывали: «Командир отделения, пятая сетка», а я ничего не понимал же в этом. Какая сетка? А это более-менее хорошая должность для сержанта, более-менее хорошая зарплата. Мне все это рассказывали, а я мимо ушей пропускал, пока опять не залез... Потом уже начал звонить, спрашивать: «Что там, должность моя на месте?» Они для меня ее почти год держали, все благодаря старшине.
Стал узнавать подробности, что это за сетка пятая и так далее. В итоге вернулся в армию. Стоял в роте, как и все, в строю, ездил на стрельбы и так далее, а параллельно выступал на соревнованиях по армейскому рукопашному бою. Потом один друг-товарищ помог мне перевестись на инструкторскую должность. С тех пор я уже полноценно в строю не стоял, моей задачей было проводить зарядки и большую часть времени проводить в спортзале — что мне и было нужно. Результаты пошли. Потом мне случайно знакомый из Калмыкии позвонил и спросил: «Не хочешь подраться в Fight Nights?» А я вообще за боями не смотрел, я не фанат. Есть люди, которые о каждом бойце все знают, в каком он весе, что у него за биография, когда он дерется и так далее. Я вообще об ММА особо ничего и не знал.
— Но Федора-то знали?
— Ну, такие люди не считаются, их все знают, конечно. Я еще в детстве смотрел кассету с боями Pride. Величайших знал, а вот из молодого поколения... Не следил, не знал. Предложили мне подраться в Fight Nights. Я приехал в Элисту, увиделся с Бату Сергеевичем Хасиковым, он мне лично предложил бой. Я особо не думал — сразу согласился. До боя оставалось две-три недели, точно не помню, но немного времени. Я согласился, вернулся в казарму. Когда мне это предложили, я еще в строю стоял, не был инструктором. Готовился за счет утренних пробежек и мешка. Спортгородок и спортивный уголок в казарме — мешок, штанга, все по стандартам. Спарринг-партнеров, конечно, не было — ну, так, друзья помогали немного. Поехал в Питер, подрался. Мне повезло, что я попал локтем (Попов нокаутировал Антона Вязигина. — Прим. «СЭ»). Я встал, у меня была такая одышка... Подумал: «Вот это да!» Если бы дело дошло до второго-третьего раунда, мне кажется, я бы просто устал.
До этого я никогда не дрался по ММА. К первым трем-четырем боям я не готовился вообще. Все узнавал за полторы-две недели, все на замене, на коротком уведомлении. Когда дрался с Сулеймановым, мне предложили тоже за две-три недели. В общем, никогда не укладывался в месяц. Я сначала согласился, а потом мне сказали, что промежуточный вес — 100 кг. А я вес никогда не гонял. Ну, за две недели скинул 12-14 кг, перегнал 2 килограмма из-за неумения гонять вес. Вышел на бой — ноги не держат. Раз попытался пройти в ноги — ну, куда мне, если свои не держат? Руку сломал в конце первого раунда, когда попал. Не хватило времени добить. Два раунда стоял с поломанной рукой. После Сулейманова подумал: «Ну, все, завязывать буду» (Попов проиграл Юсупу Сулейманову единогласным решением судей. — Прим. «СЭ»). Стал выступать по армейскому рукопашному бою, как и до этого.
Решил: «Все, в ММА не пошло». Ну, как не пошло, я и не готовился на самом деле. Потом у меня был простой на один-два года, точно не помню. У меня есть друг Алексей, он мне несколько раз говорил: «Давай, выступи, есть знакомые, через которых можно подраться в М-1, попробуй еще раз». Убедил меня, сказал: «Сборы сделаем, только дай добро». Я согласился. Попытка — не пытка. Времени было достаточно, я набрал форму. Это были уже не три недели на замену.
— А там — Адам Богатырев.
— Да. Но я не знал, кто это, просто посмотрел — опять ноль поражений у соперника. Думал: «Да что мне на эти нули везет?» У Вязигина тоже ноль был до меня, кажется. В общем, мы поехали на турнир в Ингушетию — я тогда так устал! Примерно так же, как и в крайнем бою в Bellator. Нормально подрались, он мне рассек и сломал нос. Единственное — пытались оказать давление. Это же все было под открытым небом, горы, воздух. Меня какой-то взрослый дядька-ингуш подозвал, оставалась еще пара боев — и мне выходить. Я не стал к нему подходить. Баир к нему подошел, этот дядька стал у него спрашивать: «А с кем ваш товарищ дерется?» «Ну, с Богатыревым, с вашим». Этот дядька продолжил звать меня: «О, подойди-подойди, друг». Он был подвыпивший, я сразу понял, что не надо к нему подходить. Ну, ладно, подошел. Он стал: «Давай сфоткаемся». Я предложил после боя. А он продолжил: «Не-не. Богатырев у нас сильный, очень сильный, давай сфоткаемся, пока ты целый. Он тебя там убьет», начал его нахваливать. Ну, правильно делал, он же за него болел, за земляка. Я разозлился на него, ответил: «Стой здесь, я пойду, подерусь и сфоткаемся». Вышел, подрался, выиграл, еще минут 20 потом в себя приходил. «Вестник ММА» у меня тогда интервью хотел взять, а я так устал в этих горах, в глазах темнеет. Он подошел, спросил интервью, а я ему: «Да какое интервью?» Минут через 20 более-менее пришел в себя, мы записали интервью. Я пошел назад, откуда выходил, и давай искать того дядьку. Так и не нашел, к сожалению.
— Кстати, Адам не против провести реванш.
— Я тоже не против.
— Правда, он в АСА.
— АСА — это [долгосрочный] контракт, а контракты мне неинтересны. Если разовый бой — я только за.
— Было бы интересно. Противостояние разных стилей.
— Насколько знаю, у него сейчас травма.
— К сожалению, да.
— Здоровья ему побольше, пусть восстанавливается. Он неплохой парень, дружелюбный, жизнерадостный.
«Украинские фанаты кричали про русский корабль. Шел и думал: «Я вам что сделал?»
— А если говорить о поединке с Сарикамом — почему там силы покинули раньше, чем нужно?
— Был в отличной форме, все было хорошо, вообще одна из лучших форм. Мы приехали, вышли на фейс-ту-фейс, бой — на следующий день. Тренер предупреждал меня, что будут фукать, кричать. Там же много... как бы сказать, чтобы никого не задеть... В общем, много беженцев из Украины. Они там митингуют, я видел их, когда медицину проходил.
— Там же еще был бой Ярослава Амосова.
— Ну, помимо Амосова они там просто как беженцы. Я же выходил под музыку. Такой гул стоял... И про русский корабль кричали, и про все... Может, это на меня повлияло? Я не запаниковал, начал злиться. Думал: «Я вам что сделал?» Хотелось просто поднять руки и показывать всем вот так (показывает средние пальцы). Потом подумал: «Ладно, у меня год не было боя, кое-как мне этот бой дали, сейчас еще покажу — и перевернут все так, что я против них, наговорят, надумают, еще и бой не состоится». Когда я дрался в России, так было, что я выходил под музыку, соперник выходил под музыку, нас представляли, подводили в середину...
— Традиционная церемония, да.
— Я думал, будет то же самое.
— А там что?
— Так получилось, что я вышел, мне показали мой угол, я развернулся — а уже он [Сарикам] заходит, становится напротив меня. Я даже понять не успел, как он так быстро пришел. Я все думал о тех, которые меня материли. Думал: «За что?»
— Это прямо в зале, да?
— Да, пока я шел. Соперник напротив меня — а я об этих матах думаю, а не о нем. Думаю, это меня сбило, подгорел, переволновался. Готов я был хорошо, спарринг-партнеры были просто лучшие, я мог спокойно стоять пять раундов с разными. Там было так много тяжей, что можно было спокойно стоять с разными, с некоторыми даже не успевал поработать. В общем, я зашел в свой угол, соперник резко появился в своем, нас сразу представили и быстро спросили: «Готов?», даже в середину не свели. Это меня запутало. Первый раунд отработал, почувствовал, что подзадышал, но подумал: «Нормально». После второго раунда чувствовал, что подустал, но не сильно. Встал на третий раунд, думал, за минуту отойду, а состояние еще хуже. В третьем раунде уже даже кулаки не стал сжимать, стал искать ноги. Так искал, что мимо ног прошел (смеется). А он еще мне чуть пенальти не пробил. Это была его ошибка, я так думаю. Мог бы накрыть меня и добивать. Я бы так сделал. А он, видимо, на рефлексе ногу занес, а потом затормозил, встал этой же ногой, и я схватился за нее. Он мне еще пару раз хорошо в затылок попал, я чуть поплыл, не сильно. Потом я уже совсем устал. Не пойму до сих пор, что это было. Я всегда говорил, что сильно устал в бою с Богатыревым. Но и он не на свежаках был, по нему видно было. Мне вообще показалось, что он после первого раунда сильнее меня устал. Если пересмотреть тот бой, это видно. Я сидел, смотрел на него и думал: «О, да я еще свежий». Здесь тоже что-то пошло не так, я сильно устал, но главное — победа. Я после боя пришел в гостиницу, был недоволен боем. Победа-то — это хорошо, но самим поединком был недоволен.
— Да, бой получился незрелищным. Что есть, то есть.
— Я с ним, например, не планировал стоять в стойке, зачем мне это?
— Он же стоечник.
— Да. Многие требуют зрелища в стойке — пошли они куда подальше, я работаю на результат. Мне потом много кто писал со всяких левых страниц, пытались что-то доказать. Я работаю на результат. Я знаю, что надо добавлять в стойке, и стараюсь, но с ним я даже не пытался стоять в стойке. Даже при подготовке не отрабатывал это.
«Сарикам боец хороший, но как человек — говно»
— Кстати, а как у вас с грэпплингом?
— С грэпплингом, конечно, получше, чем с ударкой, но тоже не на высоте. Стандартно могу через руку задушить. На тренировках делаю, а в бою не рискую, боюсь позицию потерять. После крайнего боя тяжелого, с Сарикамом, с этим турком, короче, задумался над болевыми. Если раньше я игнорировал их... Ну, не то чтобы игнорировал, вообще не люблю нарабатывать, эти обработки — это нудно.
— Вы сейчас как-то про него резко сказали, или мне показалось...
— Не показалось. Как боец он сильный, видно, что будет расти. А как человек — говно.
— А что у вас произошло?
— На следующий день у нас был неприятный... Ну, я просто английский не знаю, а так я рассказал бы ему.
— Что он сказал?
— Просто недовольство высказал, что-то через мат. Я подошел к нему, показал: «Зачем так делаешь?» А он встал, кукарекает, как петух, грудь вперед. Думаю: «Ну, да, расскажи мне». Не стал ничего делать. Подумал: приговор какой-нибудь выпишут в Bellator.
— А была бы уличная ситуация — церемониться не стали бы?
— Ну, не думаю, что я бы полез драться, но он был не против, это было видно по его недовольной роже. Точно был бы конфликт.
— Значит, нужен реванш.
— Я за. Мне все равно — кого дают, на того и соглашаюсь. Думаю, мы рано или поздно встретимся. Он как боец — сильный, ему есть куда расти, и он растет. Он умный боец, как мне показалось. Думаю, он еще повыигрывает, и мы с ним встретимся.
— Возвращаясь к теме украинских болельщиков: их было много на трибунах?
— Много, очень много. Думаю, все, кто был на митингах, когда я там проходил пару врачей... Мы приехали в поликлинику, вышли — а там митинг, все с флагами стоят, что-то качают. Я не слушал особо, правда.
— Когда смотрел поединок, было интересно, будет ли свист.
— Во время боя мне уже было все равно. Замкнул захват — и все.
— После боя к вам никто не подходил?
— После боя меня вообще как в армии — только закончил, руку подняли, сразу вещи дали и быстро куда-то увели. Медики давай меня щупать, проверять, сломано ли что-то. Я и так английский не знаю, еще и устал, вообще не хотел их слушать. Сказал им: «Да все гуд», расписался в каком-то листке, и нас сразу вывели. Даже не дали турнир посмотреть, отправили в гостиницу.
«Федор ловил меня на болевые. Стандартные — нет, я же не дурак, уходил. А вот что-то необычное проходило»
— Хотел еще поговорить про ваши сборы в Таиланде. Вы же там были буквально недавно, выставляли забег к Большому Будде. Как часто туда ездили?
— Это была вторая поездка. Первая была в прошлом году.
— Где проходили сбор на Пхукете? В Tiger?
— Да, там. Мы только туда ездили.
— Какие впечатления?
— Я смотрю в основном на спарринг-партнеров. Если есть спарринг-партнеры — уже не важно, где тренироваться. В этом году я приехал — застал столько тяжей...
— Расскажите. Понятно, там был Анатолий Малыхин.
— Да, Малыхин, Ризван Куниев — мой друг, я, когда ехал, уже знал, что он там будет.
— Ризван — классный боец. Где с ним познакомились?
— Познакомились с ним на армейском рукопашном бою.
— А, вместе выступали. Бывали у вас с ним бои?
— Да, но результат говорить не буду. Побеждала дружба (улыбается). Он сильный боец, но ему не нравится работать в куртках. Хвалить себя не вижу смысла.
— Были Малыхин, Куниев, кто еще?
— Я постоянно стоял с Ризваном и с [Мухуматом] Вахаевым. Он сильный, большой, тяжелый — все как надо. Он еще напористый, прет постоянно, рубится. Не важно, устал или нет. Говоришь ему: «Давай полегче, у меня скоро бой», но все равно рубимся. Когда начинается борьба — все вокруг страдают. У нас такие зарубы происходят! Вечно то упадем на кого-нибудь, то придавим. Вот если с Ризваном боремся, я потерял позицию, и он меня вырвал — он не бросает меня, аккуратно все применяет. А если с Вахаевым — все, ноль компромиссов, чистый спорт. Схватил — не отпустит, воткнет все, что есть. Интересные, конкурентные зарубы, без вражды, все позитивно.
— А с Хамзатом Чимаевым, случаем, не боролись? Понимаю, что он не тяжеловес, но...
— Он сам любитель постоять с тяжами. С ним не приходилось работать. Он постоянно в парах стоит, я так понимаю, к нему очередь либо он сам выбирает. Он один раз ко мне подошел, сказал: «Давай встанем», а я уже встал в пару. Не буду же я человека оставлять и идти к Чимаеву, я уже договорился. А так было бы интересно. Смотришь — активно борется. Он дышит очень хорошо.
— Про Федора: чем запомнились совместные тренировки с ним?
— Да, где я стоял в левше и у меня каждый день тек нос...
— В левше стояли перед боем с Тимоти Джонсоном?
— Да, он же левша. Было крайне неудобно. Федор Владимирович — быстрый, его тяжело поймать, он тяжело бьет и хорошо делает болевые.
— Он ловил вас на болевые?
— Да.
— Это же важный факт. Часто обсуждается, что Федор перестал делать болевые.
— Он хорошо борется. Думаю, может, все из-за того, что у него травм много. Сколько лет в спорте, плюс года, как бы это ни звучало грубо. Это мои предположения, но, думаю, сказываются травмы, поэтому он не хочет бороться. Но он хорошо борется, хорошо ловит, чувствует плечи, хорошо бросает, подхватывает. Хорошо делает болевые. Стандартные — нет, я же не дурак, ухожу. А вот что-то из разряда необычного для меня он делает хорошо. Просто я не знаю названия приемов, а показывать на себе и объяснять трудно.
— Интересно, чем он вас ловил. Вот в Pride он несколько раз выигрывал кимурой.
— Кимуру Федор тоже хорошо делает. Я просто с названиями не дружу. Руку за спину он хорошо делает, но не знаю, как это называется. В общем, моя позиция сверху, я пытаюсь добить, он проваливает и ловит на руку, в обратную сторону. Я сейчас как дурачок объясняю, но... В общем, не знаю, как это называется.
— Но ловил.
— Ловил-ловил.
— Значит, был в отличной форме, что он в своем последнем поединке не показал. А на сборе перед боем с Райаном Бейдером участвовали?
— Нет, там меня не было.
«Ушел из армии, подписал контракт с Bellator, и началась спецоперация»
— У вас был бой с Фернандо Батистой в Open FC. Вы тогда после победы показали ему жест — провели пальцем по горлу. Почему? Это смотрелось жестко, он уже лежал весь побитый.
— Все началось со взвешивания. Когда они уходили, они начали там толпой орать, как индейцы. На фейс-ту-фейсе он в упор стоял, чуть ли не поцеловать пытался, я не люблю это. Я сначала отошел на полшага, а он дальше идет, пытается лбами столкнуться. Я его попытался оттолкнуть, а он еще и лицо пытался корчить. Потом сильно оттолкнул его. Я сделал все для компромисса, но... Все должно быть по-мужски, спокойно. Если есть какая-то вражда, ненависть — ладно. Сейчас время такое, все хотят шоу, но я же не клоун — шоу устраивать. Хотя многие говорят, что нужно, что от этого зависит гонорар, медийность. Короче, люди требуют «Дома-2», все хотят конфликтов. Я не любитель такого. Если у меня реальный негатив к человеку, я не скрываю этого. А ради шоу... Может, я к этому еще не пришел? Если не пришел, значит, скоро приду.
— Вы же долгое время были в вооруженных силах и уволились только в прошлом году?
— Да, я служил по контракту восемь лет, наверное, так и служил бы, если бы не контракт с Bellator. Я понимал: если хочу перспектив и драться в Америке, мне нужно завязывать с армией. Выбрал спортивную карьеру. Получается так: меня бы не выпускали за границу, ни в Америку, ни в Европу, это же проблематично для служащих. Тем более у меня же специальные войска, это вдвойне проблематично.
— Спецназ.
— ГРУ, да. Меня подписали в Fedor Team, дали контракт с Bellator, и я понял, что нужно делать шаг, если я хочу продвижения дальше. Все это как раз совпало с окончанием контракта в армии. Я каждые два-три года подписывал, а тут подписал ровно на год. Мне дали бой, дали контракт — и как раз закончился армейский контракт. Был вариант продлить его или уйти по окончании срока, без всяких статей и прочих минусов. Я решил рискнуть и ушел по окончании. Ушел, улетел в Таиланд, подготовился к бою — и все резко началось.
— А тот бой сорвался?
— Да. Потому что все началось. Только назвали соперника, я уже был в Таиланде с контрактом, и началась спецоперация. Понятное дело, что бой уже все. Вот так.