Взрыв ядерного реактора на Чернобыльской атомной станции 26 апреля 1986 года стал одной из самых ужасных трагедий в истории Советского Союза. Он затронул миллионы людей, живших поблизости или принимавших участие в ликвидации аварии. Среди тех, для кого Чернобыль не просто исторический факт, — семьи некоторых звезд спорта. «СЭ» вспомнил рассказы на эту тему теннисистки Марии Шараповой, родители которой бежали от последствий катастрофы в Сибирь, футбольного тренера Виктора Гончаренко, чей отец был ликвидатором, футболиста Андрея Шевченко, жившего недалеко от АЭС, и паралимпийской чемпионки Оксаны Мастер, возможно, ставшей жертвой облучения в материнской утробе.
Мне исключительно повезло, что я жива и здорова
— Моя мама была беременна мною, когда взорвалась Чернобыльская АЭС, находящаяся в 30 километрах от того места, где мы жили, — рассказывала Мария Шарапова, которая в свое время активно занималась благотворительными программами помощи жертвам Чернобыля. — Когда я вспоминаю то, что случилось, то думаю: «О Господи, в это невозможно поверить!» Я счастлива, что меня это не задело. Многие люди не смогли уехать. Так много людей пострадало, умерло. Просто ужасно думать об этом. Мне исключительно повезло, что я жива и здорова. Мама пила местную воду и ела овощи и продолжала пить-есть и после моего зачатия. У меня есть родственники, которых затронула эта катастрофа.
Сама Шарапова то ли в шутку, то ли всерьез писала в своей автобиографии, что ее высокий рост на фоне невысоких родителей, возможно, является результатом внутриутробного воздействия радиации. В свое время родители Марии были очень серьезно обеспокоены тем, что авария на ЧАЭС скажется на здоровье их будущей дочери. Именно стремлением уехать из экологически неблагоприятного региона вызван их отъезд из Гомельской области Белоруссии сначала в сибирский город Нягань, а затем — в Сочи. Именно на черноморском курорте Шарапова впервые взяла в руки теннисную ракетку, что предопределило ее будущее.
Были ли страхи родителей Марии обоснованными, сказать сложно. Сразу после аварии из-за недостатка информации в СССР ходили самые дикие слухи относительно последствий радиационного воздействия. Люди боялись дождя, цветов, овощей и фруктов и даже одежды, которая могла подвергнуться «заражению». В некоторых случаях опасения были обоснованными, в некоторых являлись результатом нелепых предрассудков. Здоровье некоторых людей, живших в районе аварии, действительно особо не пострадало. С другой стороны, правоту родителей Шараповой подтверждает история американской звезды паралимпийского спорта Оксаны Мастерс.
Ждала, что после воздействия радиации у меня проявятся какие-нибудь суперспособности
— Я родилась на Украине в 1989 году, — пишет паралимпийская чемпионка в своей автобиографии. — Никто не может точно сказать, является ли случившееся со мною результатом естественной мутации или следствием аварии на Чернобыльской атомной электростанции, после которой моя мать подверглась радиации или употребляла в пищу зараженные продукты. Но при рождении у меня были очень серьезные дефекты конечностей и внутренних органов. Я появилась на свет с шестью пальцами на каждой ноге, пятью перепончатыми пальцами на каждой руке и без больших пальцев. Моя левая нога была на шесть дюймов короче правой, и в обеих ногах отсутствовали несущие кости. Мое левое колено было вывернуто в форме буквы «S».
По словам Оксаны, родители сразу отказались от ребенка-инвалида, который нуждался в постоянной медицинской помощи. За первые семь лет жизни девочка сменила три детдома, где голодала и подвергалась издевательствам, пока ее не усыновила американка Гай Мастерс. В США врачи ампутировали Оксане обе ноги — левую в девять лет и правую в 14. Кроме того, они сделали несколько пластических операций на обеих руках. По словам медиков, если бы девочка осталась на Украине, она не дожила бы и до десяти лет. «В детстве я часто забиралась под одеяло и наблюдала, не светится ли мое тело в темноте. Я все ждала, что после воздействия радиации у меня проявятся какие-нибудь суперспособности», — вспоминает спортсменка, которая впоследствии достигла больших высот в паралимпийских лыжах, биатлоне, гребле и велоспорте.
Школы закрылись немедленно
Знаменитый украинский футболист Андрей Шевченко родился в селе Дворковщина Киевской области. «Когда взорвался Чернобыль, советский режим хранил все в тайне. Но мой отец знал, потому что он был военным. Он принес домой прибор, который измерял радиацию, — рассказывал звездный форвард. — Я играл в футбол на детской площадке, пнул мяч, и он залетел на крышу одного здания. Я забрался туда, и там было шесть или семь мячей. Я принес домой три мяча, а остальные забрали мои друзья. Когда я вернулся домой, папа взял мяч и проверил его на радиацию. Нам пришлось бросить мяч в огонь».
— Мне было десять лет. Я веселился как сумасшедший, играя в футбол везде, занимаясь любым видом спорта, — вспоминал Шевченко. — Меня отвели в академию киевского «Динамо», где я почувствовал, что начинаю жить мечтой. Потом взорвался четвертый реактор на ЧАЭС, и нас всех увезли. Школы закрылись немедленно. Приехали автобусы со всего СССР, погрузили детей от 6 до 15 лет и увезли. Я оказался один сперва на Азовском, а затем на Черном море, в 1 500 километрах от дома. Но до сих пор я не чувствую боли. Я чувствовал себя как в кино, прожил этот опыт как путешествие. Я был ребенком. Жить в СССР было неплохо. Для всех было все одинаково. Повсюду много школ и спорта. Это была закрытая страна, из-за которой и ты сам закрывался.
На подушке оставались пятна крови
Футбольному тренеру Виктору Гончаренко в момент аварии на атомной станции было девять лет. Его самое яркое воспоминание тех дней — первомайская демонстрация, на которую людей в окрестностях Чернобыля все равно погнали, несмотря на опасность заражения. «Люди доставали и разворачивали красные флаги. Уже во время демонстрации по рядам шел шепот: что-то произошло. Это ощущение тревоги хорошо помню», — говорил Гончаренко.
— Прибегает соседка, начинает плакать: «Мы все умрем. Что-то взорвалось». Накрутила меня, я как подрываюсь. Беру свой велосипед, поднимается какой-то вихрь, пыль. Бросаю свой велосипед, побежал, потом вернулся. Приезжаю домой, а мама красит двери. А я ей говорю: «Мама, мы все умрем». Она сказала: «Кончай ерундой заниматься, иди что-нибудь делай». Реально была паника, — вспоминал белорусский тренер на YouTube-канале «Коммент.Шоу».
— Половину города, в котором я жил, — Хойники — сровняли с землей, это было в 70 километрах от Чернобыля. У меня отец от радиации умер. Первые недели три он ездил в зону отчуждения и возвращался обратно домой. Через год или два у него из-за этого начался цирроз печени. Он был инженером, ликвидатором, — отметил Гончаренко. — После смерти отца матери платили пенсию по 18-й статье до тех пор, пока мы с сестрой не стали совершеннолетними. Я хорошо помню то радиоактивное облако, понимаю, куда отец ездил, хотя он, возможно, этого в полной мере не осознавал. Возвращался, а потом на подушке оставались пятна крови.