ОЛИМПИАДА-2018. Хоккей. 1/2 финала. 23 февраля ЧЕХИЯ – РОССИЯ (10.40 мск)
Один из величайших хоккеистов в истории, двукратный олимпийский чемпион Вячеслав Фетисов стал гостем "СЭ" в дни Игр в Пхенчхане и ответил на вопросы в прямом эфире нашего олимпийского live-канала. В первой части интервью – сравнение Кубков Канады и Олимпиад, воспоминания о наших великих тренерах и оценка нынешней сборной России.ДЕТИ УЗНАЮТ ВО МНЕ АКТЕРА ИЗ "МОЛОДЕЖКИ"
– Что для вас Олимпиада?
– Олимпиада – это статус в мировом спорте. Статус олимпийского чемпиона – на всю жизнь. И каждый спортсмен хочет не только попасть на Олимпиаду, но и выиграть ее. А за последние годы Игры стали престижным турниром и для профессионалов из НХЛ. Уже придумано много разных форматов – и "тройной клуб", и тот, который организовала ИИХФ, – в него можно войти, только если выиграешь и Олимпийские игры, и Кубок Канады (ныне – Кубок мира. – Прим. "СЭ"). В то же время Олимпиада – это принадлежность к спортивной семье и ее истории. А хоккей всегда был у нас "спорт номер один", к нему у нашего народа душа лежит. Развиваться он у нас начал позже всех, а полюбился больше всего.
– Вы не поставите победу на Кубке Канады-1981 выше победы на Олимпиаде?
– Я не собираюсь ставить что-то одно выше другого. У меня за всю жизнь семьдесят три трофея, и за каждым стоят труд, пот, разные лишения и так далее. И каждый из них по-своему важен. С другой стороны, как можно поставить Кубок мира по биатлону выше Олимпиады, хотя и там, и там собираются сильнейшие. Да, Кубок Канады – знаковый турнир, он проходил раз в несколько лет и собирал лучшие силы мирового хоккея. В 1981 году мы единственный раз его выиграли, потом еще раз пробились в финал. И все-таки нет, не поставил бы я его выше олимпийской медали. Да и любой другой турнир не поставил бы выше Олимпиады.
– Отзывается у вас болью поражение от США в Лейк-Плэсиде?
– Вспоминать его неприятно, но, по большому счету, для меня это был хороший урок. Я понял, что нужно рассчитывать на себя и ни в коем случае на кого-то другого. Хотя там у нас была крутая команда, во всех отношениях. И нам, молодым ребятам, было понятно, что с такими ветеранами не выиграть ту Олимпиаду было просто неправильно. Оказалось – все не так, как хотелось. Но это тот момент, когда я могу сказать, что обладаю самой известной серебряной медалью Олимпиады. Это привносит сюда позитив.
Но вообще именно за эту непредсказуемость спорт любят миллиарды людей. Именно в такие моменты понимаешь, что на Олимпиаде возможны чудеса, если верить в них и стремиться к ним. Конечно, для нас это не самый радостный момент, но в целом для спорта – очень привлекательный.
– Американцы об этом даже фильм сняли. Не смотрели?
– Я не смотрел. У нас тоже есть, о чем снимать фильмы. Но мы пока к этому не подбираемся. Хотя в последнее время было достаточно много картин, и они вызывают колоссальный интерес у нашего общества. Истории успеха сегодня очень востребованы. И нельзя не порадоваться триумфу "Легенды №17" – этот фильм открыл окно в души наших людей. Потом уже были "Движение вверх", "Лед", да и сериал "Молодежка" востребован. Я этого даже не ожидал. Бывает, что дети подходят на улице и говорят: "Ой, дядя, а вы снимались в "Молодежке" (улыбается).
– Про вас ведь тоже снимали фильм.
– Да, был сериал "Фетисов", четыре серии. Удивительно, что он вышел в один год с американским фильмом Red Army, который, на мой взгляд, получился очень хорошим. Хотя наши спортивные чиновники восприняли его как-то по-другому. Но на самом деле это история успеха, которая показала суть и дух русского человека. И мне кажется, это был хороший фильм с правильной пропагандой.
И еще одну картину снял ESPN, как раз по итогам Олимпиады-1980. Там тоже много чего есть интересного. Рассказы многих людей, что происходило и как все это закончилось. То есть, в течение года вышли три фильма с моим непосредственным участием и о той великой команде, в которой я играл. Конечно, это приятно. С другой стороны, это показывает, что если ты правильно относишься к своему делу и хорошо отрабатываешь свой игровой отрезок, то твоя история пригодится. Она не имеет временных рамок.
БЫЛО ТРИ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ВОЗГЛАВИТЬ КЛУБ НХЛ, НО …
– Как восприняли поражение сборной от словаков в первом матче нынешней Олимпиады?
– Даже не смотрел эту игру и не представлял, что такое могло произойти. Но всегда говорю – лучше проиграть в начале.
– Это звонок для нашей команды?
– Конечно. И очень вовремя. Если бы то, что произошло с нами в Лейк-Плэсиде в 80-м, случилось в первой игре, а не в конце...
– Как наши хоккеисты выступят на Олимпиаде?
– Я не знаю, ничего не понимаю в хоккее (улыбается). Но победа будет для нас огромной радостью: спустя столько лет вернуть олимпийское золото в Россию! Надеюсь, что все будет хорошо, так как уровень наших ребят на три головы выше всех остальных, а проиграть мы можем только сами себе.
– Тренер на Олимпиадах должен как-то по-особому настраивать, говорить о стране и патриотизме?
– Я же тоже тренировал. Другая история была. В Солт-Лейк-Сити в 2002-м наша команда в полном составе собралась к девяти вечера, когда Володя Малахов до олимпийской деревни добрался. А в десять утра мы уже играли с белорусами. Невозможно было успеть натренировать команду, все с листа. И там была другая стратегия – подбирать правильные слова для игроков, учитывать их психологию и совместимость, выбирать простую тактику, чтобы не усложнять процесс с самого начала. Тренер в игровых видах спорта сегодня – ключевая фигура, он должен быть уважаемым, последовательным в своих решениях, практиком и психологом – должен знать, когда и что сказать игрокам. Мотивация – очень важный фактор для команды.
– Лучше всех, наверное, умел мотивировать Анатолий Тарасов. Говорят, он даже гимн в раздевалке пел.
– С Тарасовым я не работал, но пару раз тренировался с ним. Книга "Совершеннолетия" о нашем хоккее была у меня с детства на столе, я даже тогда уже понимал, что это очень талантливый человек. Он и практик, и теоретик, и философ, и писатель, и оратор фантастический. Я это знаю, потому что с десяти лет занимался в детской школе ЦСКА, а Тарасов туда часто приходил. Приходил и часа по два со всеми разговаривал. Собирал и родителей, чтобы они понимали, каким важным делом дети занимаются. Сейчас такое сложно представить.
– Тяжело воспринимать актера Олега Меньшикова в роли Тарасова? Он же крупный был мужчина.
– Здесь даже не фактуре дело, а в харизме. Мне кажется, этот фильм больше про Тарасова получился, чем про Харламова. Почему мы были непобедимыми? Потому что система подготовки игроков была у нас впереди всего мира на десятилетие. Он везде черпал ресурсы для идей – даже на балете. Мы начали развивать хоккей с сорок седьмого года, а через семь лет выиграли чемпионат мира. Про Тарасова ничего, кроме хорошего, сказать не могу, на мою жизнь он повлиял очень сильно, хотя и не тренировал меня.
– Может быть, поэтому у нас многих тренеров слегка заносит? Быкова, Билялетдинова...
– Заносит или нет, но то, что мы называем национальную сборную по имени тренера – сборная Быкова, сборная Знарка, – это безобразие. Нигде во всем мире такого нет. На Западе есть хорошее выражение: тренера назначают, чтобы уволить. Это конкурентная профессия. Нас с Ларри Робинсоном из "Нью-Джерси" уволили после того, как мы за четыре года сделали следующее: сначала играли в полуфинале, на второй год выиграли Кубок Стэнли, на третий – уступили в седьмом матче финала, на четвертый стали играть чуть хуже. Руководство клуба выбрало другой курс. В советское время если бы кто такого добился, то сидел бы пожизненно в этой профессии и в этой команде.
– То решение принимал владелец "Нью-Джерси" или Лу Ламорелло?
– Лу тогда принимал решения.
– Хотел сам всем рулить?
– Нет, ни в коем случае. Он никогда этого не хотел, просто на время заполнял... У нас отличные отношения. Просто позвонил мне, позвал на разговор. Сказал: "Знаю, что у тебя хорошее будущее впереди, но мы приняли решение, не обижайся"'. Хотя какие обиды? Там принято таким образом двигать историю, потому что команду поменять невозможно, а тренера – можно. Если тренер по каким-то причинам теряет руководство командой, то он сразу меняется. Хотя если ты попадаешь в эту обойму, будешь всегда востребованным. У меня было тогда три предложения стать главным тренером в НХЛ. Мог стать первым европейцем.
– Какие команды вас приглашали?
– Одна канадская и две американские.
– Почему не получилось?
– Поступило другое предложение. От Владимира Владимировича Путина. И я стал руководить большой командой под названием "Российский спорт". Это было в 2002 году.
ФУТБОЛИСТЫ ВСЕГДА БЫЛИ В ПРИВИЛЕГИРОВАННОМ ПОЛОЖЕНИИ
– Давно хотели спросить: когда Виктор Тихонов не взял Валерия Харламова на Кубок Канады-81, это же было неправильно, не по-человечески?
– И не по-человечески, и непрофессионально. Потому что Харламов всегда хорошо играл в Канаде. Он мечтал сыграть на том турнире, пахал с нами. Мы по три-четыре тренировки в день проводили, все лето готовились к Кубку Канады, а Харламов был лучшим на турнире, который ему предшествовал. До сих пор понять не могу, почему его не взяли.
– Костяк команды не мог прийти к тренеру, поговорить?
– Могли, но все произошло быстро. Мы сидели в автобусе. Его позвали обратно на каток. Через десять минут возвращается за вещами. Для всех это был шок. В момент, когда он выходил из автобуса, главный тренер в него вошел, и так они разминулись.
– Раньше игроки были настолько преданы хоккею, что могли даже плохо относиться к тренеру, но выходить и побеждать.
– Тренер, который получает карт-бланш от власти, становится незаменим. В этой ситуации он превращается в диктатора, и как только это происходит – все, контакт теряется. А игроки что? У нас были свои собрания, обсуждали какие-то моменты – получали удовольствие от этого. Можно сказать, что несвобода в жизни давала нам возможность играть свободно на льду, реализовывать свои амбиции. Это не было протестом, просто огромное желание играть.
– Во время исполнения гимна плакали?
– Не помню, но если бы плакал, то об этом весь мир знал бы. Но в душе я радовался. Под конец турнира не оставалось сил. После каждой Олимпиады и чемпионата мира – минус восемь-десять килограммов. Постоянное нервное напряжение, практически не спишь, огромное желание победить, колоссальная ответственность не только перед близкими, но и перед всей страной – это сказывалось. Если ты даже не выиграл, но полностью выложился, то все это видели и потом могли предъявить. В конце сезона, уже после чемпионата мира, мы всегда ездили по Советскому Союзу. Бывали на севере, на юге, на Урале. Как я их называю, "комсомольские поездки". Встречались с рабочими, были в военных частях. Чтобы прямо смотреть им в глаза, нужно было перед этим полностью выложиться на льду.
– Есть ли отличия между поколением Харламова-Петрова-Михайлова и нынешним? Или осталась прежняя преданность хоккею?
– Это некорректное сравнение. Я играл в Америке с конца восьмидесятых плюс тренировал целых тринадцать лет. Мы ничем не занимались кроме того, что играли в хоккей. Футболисты, в отличие от нас, всю жизнь в привилегированном положении были. Они делали все, что хотели, имели все условия, какие необходимы. Думаю, Европе и не снилось то, что было здесь. Правда, деньги платили другие, но романтизм от этого не менялся. Самое главное – то, что у тебя на груди: название твоей команды, твоей страны. И если ты понимаешь, чувствуешь, что это важнее того, что у тебя на спине – номер и фамилия – тогда и получается романтизм.
– Это не меняется?
– Ну, как не меняется? Мы же все это успешно разменяли в девяностые, надпись сзади стала важнее той, что на груди. И сполна за это расплатились, а в футболе до сих пор расплачиваемся, ничего толком выиграть не можем. Развалить все легко, а чтобы восстановить, воспитать это дело (показывает на грудь), требуется колоссальный труд. И семья, и общество, и спортивная система отбора, и интерес болельщиков, и пресса с телевидением – все должно на это работать.
– Вы приехали в НХЛ в восьмидесятые, когда было в порядке вещей пойти всей командой в бар и напиться до беспамятства. Как это менялось в девяностые?
– Где вы такое читаете? Кто там пил с утра до ночи?
– Ну, например, Тео Флери.
– Это что, пример, на который мы должны ссылаться? Глупость какая-то. Я могу привести другие примеры – Стив Айзерман, Пол Коффи, Марио Лемье, Уэйн Гретцки, наши ребята. Ларионов вообще до сорока трех играл. Но естественно, для нас все это было внове. У нас за пиво могли пожизненно дисквалифицировать, а у них оно в раздевалке. То есть, свобода выбора была – то, что лучше всего дисциплинирует. Если кто-то и ходил в бар, то, когда начинались главные игры – плей-офф, – прекращал. Или прекращал хорошо играть в хоккей. Поэтому Тео Флери и не выиграл того, что должен был.
ЗУБОВ ОТКАЗАЛСЯ ОТ ОЛИМПИАДЫ ПО ГЛУПОЙ ПРИЧИНЕ
– Тренер Фетисов тяжело расставался с игроками или все – в интересах дела?
– Другого интереса не может быть. Как только спортивный принцип уходит на второй план, ты перестаешь быть тренером, менеджером, доктором, массажистом или другим специалистом. Так в любом виде спорта. У меня есть некоторое сожаление, что взял на Олимпиаду не Сергея Брылина, а Валерия Буре. Там были истории, связанные с медицинскими показателями. Хотя Валера сыграл очень хорошо.
– Реально ли было привезти в Солт-Лейк-Сити Могильного и Зубова?
– Они оба отказались, хотя я старался до последнего, использовал все рычаги. Теперь могут винить только сами себя. У Могилы тогда почему-то не очень шла игра, и он считал, что не сможет помочь. Сергей же обиделся на что-то, произошедшее с ним в России достаточно давно. Вообще глупая причина.
– Он до сих пор не рассказывает.
– Я догадываюсь, что это какая-то детская обида. Все равно то, что было много лет назад, и возможность выиграть Олимпиаду – вещи несовместимые. Он бы сильно нам помог.
– Пригласили бы в сборную хоккеиста, который до этого отказал вам из-за личных амбиций?
– Конечно. Интересы дела для меня важнее всего. Какие могут быть вопросы, если я знаю, что человек в силах помочь команде и стране? Когда-нибудь опишу, что происходило перед Солт-Лейк-Сити. Очень любопытные вещи.
Например, история с Игорем Ларионовым. В тот год он выиграл свой третий Кубок Стэнли и обещал определиться накануне заявки: "Я не могу занять чье-то место на Олимпиаде и не быть полезным". С учетом этого я строил команду. Начал ее собирать, когда половина состава уже была озвучена. Еще неизвестно, взял бы я сам этих "первых" или нет. А вторую группу игроков приходилось уже подстраивать под первых. И многое заранее решать в голове.
Интересы дела всегда оставались на первом месте – об этом я могу говорить со стопроцентной уверенностью. Все остальное было вторично. Иначе эти ребята не стали бы играть за страну. Не все, к сожалению, тогда получилось. Иногда амбиции вредят самим хоккеистам, команда не получает всего того, что должна. Многие сейчас жалеют, что не в полную силу сыграли, что не все смогли переступить через какие-то свои мелкие соображения. Мы действительно могли завоевать золото и обыграть канадцев в финале.
– Как вам удалось помирить тогда Буре и Федорова?
– Это был один из нюансов той работы. Сейчас они друзья, недавно вместе летали в Ярославль. Я сам недавно привлек Сергея к нашим общим делам, а то после ухода из ЦСКА он остался несколько в стороне. С Павлом они тепло общаются, им есть, о чем поговорить. Со временем все встает на свои места. Мне приятно с ними дружить и проводить время.
Вторую часть интервью – о допинговых скандалах, связанных с Россией,
и работе Фетисова в ВАДА – читайте в ближайшее время на сайте "СЭ"