КОРЕЙСКИЕ ЗАРИСОВКИ Юрия ГОЛЫШАКА
Олимпийский репортаж обозревателя "СЭ"Пресс-центр кашляет и чихает на все лады. Не каждый прошел церемонию открытия без потерь – и теперь надрывается. Кажется, это собрались в одном месте старые каторжане вспомнить дни золотые.
Вон, бедная эстонка вся дрожит.
Не зря, ох, не зря доставали хитрые китайцы прямо в автобусе гостиничные полотенца. Обматывались, подкладывали в свитера. Тотчас засыпали, тяжело храпя.
– Я что, дурак – сидеть до конца? – смотрит на меня в упор коллега. – Пошел в пресс-центр, досматривал там. Вместе у телевизора.
Ну уж нет, это не по-нашему. Если уж доехал до края земли, этого Пхенчхана, то уж и порох надо понюхать. А пороха напустили организаторы будь здоров. Салютом так раскрасили небо – в Улан-Баторе было видно. Разве телевизор это передаст?
Пусть после ледяной отсидки стану как мужчина декоративным – не беда. Зато нанюхался, насмотрелся.
Отходил после церемонии сутки, вздрагивал как та эстонка. Но подрожал – и хватит, совесть надо знать.
***
У каждого здесь своя Олимпиада – кто-то примерзает к сугробу на биатлоне, негнущимися пальцами что-то царапая в блокноте. Даже у русского человека при таком раскладе выходят корейские письмена.
Кто-то пытается в новой версии лица Родченкова узнать артиста Безрукова. Вглядывается: он, не он?
А кто-то из фотографов едет к морю. Там на пляже Кенпо обнаруживает фестиваль FireArtFesta. Какие-то странные объекты. Отснял с такой душой, что я тотчас записываю в блокнот: ага, фестиваль, пляж… Найти б только свободное утречко. Ближе к закрытию.
Ветер завывает вокруг нашей башни №611. Кажется, еще порыв – подхватит, унесет куда-то к синим горам. К тому "Архстоянию" у морских берегов. А у нас-то 15-й этаж, это еще ничего. Вот коллеги из "Российской газеты" забрались еще выше. Как им уши закладывает – страшно представить.
К ночи Пхенчхан и Каннын промораживает до костей. Я научился кутаться так, чтоб одни глаза видны были миру: хлоп-хлоп…
Зябнут все. Страшно смотреть на раздетых мужчин при входе в пресс-центр – хоть они из стали. Корейцы зовут их "люди-пули", наша же маленькая отважная бригада прозвала "Голышаками". Что ж, пусть.
Гениталии вылеплены излишне реалистично – даже француженки, которых не удивить, смотреть стыдятся. Поравнявшись-то, конечно, украдкой косятся – и розовеют…
***
У каждого своя Олимпиада. Моя – довольно веселая.
В первый же день замечаю в темном небе дирижабль. Никому до него дела нет, а я-то присматриваюсь. Становлюсь единственным журналистом, который видел, как дирижабль паркуют. Глубокой ночью, отчего-то украдкой тянут втроем, привязывают рядом с бульдозером. Чтоб не упорхнул, не выбрал свободу, как шахматист Корчной.
Наутро снова парит над биатлонным комплексом. Киваю ему как старому знакомому.
***
Корейцы – милейшие люди. Готовы идти с тобой на край света. Отказа нет ни в чем. На церемонии открытия строжайшим образом проверяли билеты у каждого корреспондента. Есть ли надпись "со столом".
Если есть – добро пожаловать за столик. Если нет… Что ж. Садись куда хочешь.
Вот идет кореец-контролер через вагон. В сторону нас, вывесивших российский флаг прямо на багажной полке, ни вопроса, ни взгляда. Даже билет не просит.
Дойдя до конца вагона, поворачивается. Молча кланяется и уходит. Вот это люди, вот это страна – трудно не влюбиться!
Зато шведы, подсев на следующей станции, таращатся то на флаг, то на нас всех с недоумением и страхом. Приблизительно так же они глядели на русских в фильме "Интердевочка".
Вот корейцев не пронять ничем. Даже самые отчаянные портреты Ким Чен Ына рвут перед олимпийской деревней как-то степенно, уважительно – и так же, едва морщась, принимают полицейской дубиной по хребту. Знали на что шли.
Вот мы, люди из Европы, на эмоции горазды. Не подавали автобус до медиа-деревни после церемонии открытия минут сорок. Вместо обещанных пяти. До пресс-центра? Пожалуйста, один за одним. А нашего нет и нет. Очередь закипала.
Приехав, припарковался в стороне – и километровая очередь потеряла покой. Кто проворнее – тот уедет. Вот это было ледовое побоище!
– Я узнал, что у меня есть огромная семья… – кружилось в голове.
Ага, семья. Олимпийская. Вот она, орудует локтями. Особенно ушлые штативами. Со штативом-то и я герой. Ты попробуй меня без штатива ототри от двери.
Две миниатюрные испанки отличаются особенной жестокостью. Готовы выцарапать глаза – как в золотой век пиратства.
Тех пропустил – зато удружил локтем чеху. Бранился тот на английском, все-таки олимпийская семья. Но я этих чехов по запаху чую.
***
Корейские девчата прыскают в кулачок, завидев странного русского. Замотанного в шарфы, с фотоаппаратом на шее. Вот что они говорят? Как настраиваются на пронзительную частоту? Звуки, будто на советский приемник ловишь вражеские "голоса". Да, здесь невесту не найдешь. Буду смирять плоть молитвой и постом – как рекомендует коллега Зеленов.
Но до чего ж потешные! Попадаю в парк, в глубине кто-то распевается на сцене. А возле забора охрана, очередь из юных девчат на километры. Какая там Олимпиада – вот здесь ажиотаж, на другом конце Каннына! Даже телевизионщики выстроились вдоль забора, внутрь не пускают. Настраивают сотню камер. Кто-то из девчат бежит – успеть бы пристроится в конец этой очереди. Кто-то размазывает слезы. Кто-то, отыскав дырку в заборе, всматривается в сцену…
А вокруг – лотки с одним и тем же товаром. Значки с двумя румяными мальчиками, розовые подушки с ними же, календари. Всматриваюсь – не Юра ли это Шатунов? Оба похожи, кстати. Тот типаж.
– Who is it? – спрашиваю.
На меня смотрят как на инвалида по уму.
***
…на завтраке в Media-Village не такая давка, как у автобуса. Просто хмурая очередь тянется едва ли не до перекрестка. Что-то корейцы не рассчитали то ли с количеством корреспондентов, то ли со временем их пробуждения. Корейские глаза становятся круглыми – а это что-то.
В холле у книжных полок стоит заслуженный журналист Рабинер, изучает чей-то труд. Судя по увлеченности – собственный.
Но, вы удивитесь, нет! В руках его странная книга – издание безусловно корейское, но буковки русские. Вглядываюсь в обложку – "Досужие беседы на постоялом дворе. Корейские рассказы ХIХ века".
– Как-то фотохудожник Федоров сообщил, что видел мою книгу "Как убивали "Спартак" на иврите. Наколол, – грустно сообщает Рабинер. Откладывает "Досужие беседы" в сторону.
– Нет-нет, секундочку, – вкладываю обратно том в его руки. – Сейчас угадаем, что у вас на уме. Любая страница, восьмая строчка сверху.
Заслуженный журналист открывает, читает, беззвучно шевеля губами. Расцветает – и с наслаждением декламирует уже вслух:
– "Она будто летела по воздуху, душа была переполнена счастьем. Она воспряла духом, хотела тут же вскочить на ноги и что-нибудь сказать юноше. Но ведь в день свадьбы она даже не успела… – тут Рабинер поперхнулся. Собравшись с силами, продолжил. – Даже хорошенько разглядеть его! А сейчас видела всего лишь второй раз…"
Игорь Яковлевич махнул рукой, захлопнул книжку и переключился всем своим вниманием на робот-пылесос. Тот и вправду вызывал восхищение – мало того, что чистит все на пути, включая ваши ботинки. Еще и громко подпевает. Сообщает олимпийское расписание.
Думаю, этот пылесос умнее и значительнее меня. Моя оперативная память иссякла при попытке запомнить корейское трехъярусное "спасибо". "Каннын" на английском-то пишется так, что не сразу догадаешься. А уж когда девочка-волонтер вывела на бумажке по-корейски название моей гостиницы, чуть на асфальт не сел. Это не буквы, это обложка "Веселых картинок". Или "Пляшущие человечки" Конан-Дойля.
Кстати, о заслуженных – тот самый корреспондент Рабинер отметит в Канныне не только собственное 45-летие, но и получит что-то в дар от AIPS. Как человек, посетивший шесть и больше зимних Олимпиад. Эта для него – как раз шестая. Столько не только проездить – еще и прожить надо. 24 года в профессии!
Предыдущие Олимпиады тоже были веселыми. Рабинер словно дед Щукарь, подперев щеку кулачком, усаживается и готов вспоминать. Едем в олимпийском автобусе – и взгляд его падает на тумбу возле водителя. Где выведено "VIP Limousine".
– Кстати – о лимузинах! Первая моя Олимпиада – в Нагано, 98-й год. "Косячил" напропалую. В последний день доверили мне заказать на всю бригаду автобус в аэропорт. Иду к вывеске "Nayoba Information". Одно название должно было насторожить. Но почему-то не насторожило. Вижу – лимузин у них стоит дешевле автобуса. Вот сейчас-то, думаю, все грехи закрою разом! Заказываю. Возвращаюсь гордый, профиль мой ненадолго стал римским. "Хоть что-то полезное для бригады сделал" – встретили меня начальники.
– Ну-ну. И что дальше? – не терпится мне.
– Время выезжать – лимузина нет и нет. Десять минут, пятнадцать… Наконец замечаем вдалеке – стоит чумазый, ржавый автобус. В Японии таких и не бывает, мы больше не встречали. На борту выведено – "лимузин"…
– Прекрасная история.
– Там же случилась еще одна. Переработал. Утром бреюсь – меня шатает, швыряет от стены к стене. В глазах темнеет от ужаса: вдруг умру сейчас?
– Да, из Японии транспортировка дорогая.
– Бегу к руководителю бригады. Говорю – так и так. Дайте день отдыха, меня шатает. А он смеется. Всех, говорит, шатает, утром землетрясение было – 7 баллов…
– Там же приключилась еще одна история – как дозвонился вам в Нагано главный редактор, Владимир Михайлович Кучмий. "Здравствуйте, Владимир Петрович" – ответили вы. "Ты что, не узнал меня, Игорь?" – брезгливо переспросил главный.
– Не было этого! – воскликнул Рабинер.
– "Я узнал вас, Владимир Петрович!" – важно ответили вы.
– Не было, – насупился Рабинер.
– Ну как же. Мне пересказывали в лицах.
– Да кто это мог пересказать? Кто это видел? Я в этот момент в комнате был один!
***
Олимпиада учит хитростям. Вот в Сочи корреспондент-ветеран высказался:
– Это моя последняя Олимпиада…
Ага, последняя? Так проходите без очереди на паспортный контроль. Садитесь у окошка. Все для вас.
В Сеуле я вспомнил – и собираюсь активно фокус использовать. Начал немедленно. Вижу, катится на ленте мой чемодан – но не прорваться через спины. А люди-то русские, все из одного самолета.
– Расступись! – зашелся я в крике. – Это моя последняя Олимпиада!
Народ вздрогнул. Путь открыт.
Почти нет билетов на фигурное катание – не достается и мне. Ответственная за раздачу девочка Кристина замирает, ожидая скандала. Уже не первого за день, судя по печальным глазам. Кто-то в Корею приехал ради "фигурки" – а тут новости: нет билета!
Я скандальничать не стал. Мы, Голышаки, люди культурные. Но на будущее прикинул – не достанется в следующий раз, начну голосить как в аэропорту. Стыдить Кристину:
– Это моя последняя Олимпиада…
Даже Рабинеру будет отказать легче, чем мне. При таком-то оружии.
***
Расхаживать по Канныну – одно наслаждение. Вот летят одни за одним люди в оранжевом на велосипедах – это голландская делегация притащила их с собой на край света. Гоняет до Олимпийского парка. Никакие автобусы им не нужны. Да хоть до Пхенчхана промчат, без проблем.
Я фотографирую – а они машут руками на ходу, радуются. Не сбрасывая сумасшедшую скорость. Только добавляя. Трех дней не прошло – от всех этих путешествий обрадовалась в фигуре некоторая стройность. Скоро буду как те голландцы.
Коль уж Дом спорта далеко, где-то на побережье, найдем интересное поближе. Есть с кем посоветоваться – русская речь всюду. Забрался на самую окраину – так пожалуйста, опять:
– Что ж у них все рестораны закрыты?!
А самые горячие здесь – канадцы. Мало того, что в олимпийской деревне прям у подъезда установили оленя и хоккейные ворота, так еще по всему городу висят их флаги. Где из форточки торчит, где на сосенку присобачили.
Ничего-ничего. Скоро они встретятся с Ковальчуком и Дацюком. Станут попроще.
Кстати, о собаках. Быть в Корее и не написать о собачках – это вызов обществу. Спешу отчитаться: если кошек в Канныне нет вовсе, то двух собак встретил.
***
Я смотрю на самую высокую гору этого городка. Ту, за которой стынет оранжевый закат.
Имеет право обозреватель забраться на самую высокую гору? Еще бы! И я карабкаюсь, зажав волю в узду. Не обнаруживаю ничего – ни лучшего вида, чем с нашего 15-го этажа, ни диковинной растительности. Чахлые сосенки да и только. Зато, спустившись с другой стороны, попадаю в объятия свидетелей Иеговы. Русского человека, впрочем, ни свидетелями, ни понятыми не пронять.
Дают – бери. Получаю книжицу "Куда нас приведет Библия?" на русском и шагаю своей дорогой. Вечером подложу в чемодан Рабинеру – пусть ознакомится. Как раз к седьмой Олимпиаде.
Здесь все как чудо. Даже олимпийский факел в Канныне такой, что стоило ехать ради него одного. Вылепленные белые человечки карабкаются туда, к самому жерлу. Выглядит фантастически. Телекамеры в очередь выстраиваются – чтоб только снять сюжет на фоне.
А сколько еще осталось чудес! Узнаю про остров фаллосов – такую диковину упустить не имею права. Как и экскурсию в демилитаризованную зону с Северной Кореей. Это не фигурное катание, там места хватит всем.
Каннын