ТАКСА "МИХАИЛ БАРЫШНИКОВ" И БРАЗИЛЬСКАЯ КОРРУПЦИЯ
С крашеных стен стандартной по местным меркам квартиры на меня смотрят герои советского мультфильма Львенок и Черепаха. Разрисовали дети – несмотря на бразильского отца и детство в Рио, воспитание они получили абсолютно российское. "Миша, стоять!" – одергивает хозяйка квартиры суматошную ласковую таксу. Полное имя Миши – Михаил Барышников. "Потому что прыгает очень высоко", – объясняет Елена.
Елена Гайсенок – в прошлом известная в СССР актриса. Закончила Гнесинку и ГИТИС, играла на сцене РАМТ. А потом вышла замуж за бразильца, взяла троих детей и навсегда перебралась в Рио. Здесь Елена уже 20 лет, преподает местным вокал и актерское мастерство, немного выступает и в свободное время организует концерты для русской общины.
– Что буду жить в Бразилии, я решила еще в пятом классе, – Елена разливает по стаканам местное угощение, вкуснейший свежевыжатый сок из маракуйи. – Учительница рассказала про эту страну, и у меня внутри все перевернулось. Я бредила Бразилией много лет, пока не переехала. Так пишут в книжках, но это реальная история моей жизни. В этой стране я ощущаю настоящую любовь. Хотя, не скрою, находясь здесь, я очень скучаю без русского театра, без хорошего концерта...
Олимпиаду Елена смотрит, болеет – что за дурацкий вопрос! – естественно, за сборную России. Правда, плакала пока только раз, когда чемпионкой Игр в дзюдо стала бразильянка Рафаэла Силва.
– Я немало общалась с бедняками из фавел, – говорит актриса. – Они пашут на самых тяжелых работах до глубокой старости, но все равно остаются очень жизнерадостными. Даже в районах, где только избавились от старинных глиняных домиков, нет уныния. Получил десять реалов – все, праздник! И если ребенок из бедной семьи действительно хочет учиться, он получит такую возможность. Много трудностей, но если ты стремишься к чему-то – ты этого достигнешь.
– Спорт как социальная лестница в виде спорта в Бразилии работает исправно?
– Только в радиусе ста метров от моего дома есть три спортивные академии. Обучение там очень доступно – 70 реалов в месяц, то есть примерно 1400 рублей, и ходи сколько хочешь. Свою школу открыл даже главный тренер сборной Бразилии по волейболу Бернардинью, как раз здесь недалеко. Волейбол, плавание, дзюдо – все это очень популярно. Вообще, в Рио заниматься спортом очень модно. Все бегают, женщины в обязательном порядке качают попу. У меня была соседка, лет под 60, вся состояла из железных мышц.
– За кого вы персонально болеете на этих Играх?
– Я уже сказала своим ученикам: можете на меня обижаться, но если будут играть в волейбол наши с бразильцами, я буду болеть за Россию. Для них это страшно, конечно. Хотя в целом, лично я против этой Олимпиады.
– Почему? В такой сложный момент в жизни страны, вам просто не до нее?
– Я все время задаю себе этот вопрос: ну почему нет? Ведь во время Великой Отечественной войны тоже все говорили, что не до искусства, но искусство тогда дало людям возможность подняться над всем этим ужасом. Но сегодня в Рио Олимпиада только дразнит народ. Я знаю, людям в больницах отменяли операции и выписывали домой, чтобы освободить места для гостей Игр. Учителям в университетах не заплатили зарплату, потому что последние деньги ушли на подготовку. Политики говорят, что это неправда, но мы же видим это все своими глазами!
– У вас много местных учеников. Как сами бразильцы относятся к этой Олимпиаде?
– Во время чемпионата мира по футболу праздник ощущался куда сильнее. Тогда соревнования были буквально в каждом баре, на каждом углу. А сейчас местным просто не до Олимпиады. Здесь коррупция, стремление поменьше работать и побольше урвать, к сожалению, относятся к большинству политиков. Порой наглость зашкаливает, они умудряются воровать даже от школьных завтраков. И простые люди устали, очень устали...
ИСТОРИЯ ОДНОЙ ВОЕННОЙ ФОТОГРАФИИ
У Тамары Федоровны – бразильская фамилия и красивейшая квартира в высотном доме. Портье внизу уважительно кивает: "Донна Тамара дома, можете пройти".
Несмотря на возраст и то, что с визитом мы нагрянули без предупреждения, она идеально одета и накрашена. За массивной деревянной дверью открывается настоящий музей. Портреты в тяжелых рамах на стенах с хозяйки рисовал местный художник: "Здесь мне было 40 лет, здесь 50...". С полотен на тебя смотрит красивая брюнетка, а разница в возрасте почти неразличима.
Иконы – естественно, православные – и книги соседствуют с компьютером. Хотя хозяйке дома за 90, она свободно заходит в интернет и пользуется "Скайпом", чтобы пообщаться с родственниками. В соседней комнате шумит телевизор. Вообще-то в нем больше ста российских каналов, но сейчас – а как же иначе! – включена Олимпиада. "Как там наши девочки-гимнастки, не знаете?" Я не знаю, и прошу показать военную фотографию. Тамара Федоровна долго копается в старых альбомах, находит кадры сына, внуков, горестно качает головой, как вдруг...
"Слева, в валенках – это я! Стоим вот с подругой военфельдшером. Видите, какая у меня юбка, из хорошего материала? Каждый вечер, кто на свидание шел, одалживал у меня эту юбку". Валенки, война, две девушки, которые держат на руках котенка – все это в Рио-де-Жанейро кажется каким-то сюром, параллельной реальностью. Поверить, что в жизни этой женщины были бомбежки, санитарный поезд, австрийский плен, практически невозможно. Как могла обычная советская девушка из Воронежа, уйдя в 16 лет на войну медсестрой, в конце концов, оказаться в Рио и стать супругой местного министра здравоохранения? Ее жизнь – это готовая история для книги или фильма. Хотя нет, сюжет слишком фантастический, никто не поверит...
Как и многие ветераны, вспоминать о войне Тамара Федоровна не любит. Хотя порой в ее рассказе всплывают такие душераздирающие подробности, что хозяйка даже морщится, потирает побежавшие по рукам мурашки.
– Как вы оказались на войне?
– Это было в 1941 году, мне было 16 лет. Как настоящие патриотки – комсомолки, мы с подругой записались на курсы медсестер. Неподалеку стоял санитарный поезд, и нас послали туда. По дороге наши пути с подругой разошлись, но спустя много лет, уже после окончания войны, ее встретила в Воронеже моя мать. Я числилась пропавшей без вести, мама плакала: "Леночка, ты знаешь что-нибудь о моей дочери?" Ответ был таков: "Она попала в плен, она изменница родины. Должна была пустить себе пулю в лоб, но не сдаваться". Господи, какие пули, я же медсестра, у нас и оружия-то не было...
– Где вы работали во время войны?
– В санитарном поезде. Потом, когда его уже второй раз разбомбили, нас определили в санбат, где я работала хирургической сестрой. Свое дело очень любила. Раненый возьмет твою руку и не отпускает. Он засыпает, ты пытаешься потихоньку забрать руку, чтобы подойти к другим больным, а он тут же: "Нет, сестра, не уходите..." Видимо, они чувствовали в нас какое-то тепло.
– Как оказались в плену?
– Я никогда не забуду эту дату – 12 марта 1943 года. Под Днепропетровском мы попали в так называемый "котел", то есть большое окружение. Перевязочного материала почти не было, раненых увозили на лошадях... В то время за мной ухаживал один военфельдшер, Петя Тихонов. Он взял мой чемодан, поехал в одну сторону, я – в другую, и так мы больше никогда в жизни не виделись.
Тот самый Петя Тихонов, кстати, не забыл свою Тамару. У него оставался ее домашний адрес, и уже после завершения войны, в 1946-м, Тихонов нагрянул в Воронеж. Открыл дверь, вручил подарки, увидел фото Тамары, встал на колено перед ее матерью – "Женюсь!" А мать – в слезы, дочь-то уже несколько лет как числилась пропавшей без вести.
– Как пережили плен?
– Я попала в лагерь под Зальцбургом. Весила тогда 42 килограмма, голодала, спали на соломе вповалку... Ворота барака открылись в ночь с 7 на 8 мая 1945-го. Рано утром нас почему-то никто не пришел будить. А потом мы услышали английскую речь, местные несли продукты и только просили: "Не ешьте, не ешьте сразу много!" А знаете, что немцы еще напоследок сделали? Оставили целые вагоны со спиртом, но не с пищевым, а с техническим. Наши солдаты стали пить, многие погибли, ослепли, сожгли желудок. Вы только представьте: пережить войну, а потом умереть из-за такой глупости...
– Как вы оказались в Бразилии?
– Приехала работать медсестрой в госпиталь по контракту. Выбор был между Канадой и Бразилией. Я даже не знаю, почему выбрала Рио. Мне кажется, мы настолько изголодались и намерзлись во время войны, что мне просто хотелось туда, где потеплее и посытнее...
"ЕФИМОВА РЫДАЛА, И Я ПЛАКАЛА ВМЕСТЕ С НЕЙ"
Спустя пару недель работы в госпитале Тамара познакомилась с местным врачом, на 25 лет себя старше. Фантастика, как человек из обеспеченной бразильской семьи влюбился в русскую девушку, которая и по-португальски тогда не говорила? На знакомство с многочисленными родственниками будущего мужа Тамаре даже нечего было надеть, кроме простого ситцевого платья. Этих людей она до сих пор называет своей семьей.
– Мой муж был исключительным человеком, обожал Россию, – вспоминает Тамара Федоровна. – Все газеты писали, что он женился на русской, потому что был коммунистом. Хотя на самом деле, наоборот, он знал коммунизм только по книгам, а я ему рассказывала, как все было на самом деле.
На родине о судьбе Тамары Дроновой долго было ничего неизвестно, она числилась пропавшей. Отец на фронте потерял обе ноги, мать воспитывала троих маленьких детей, бабушка уже после войны умерла от голода. Переписываться с семьей она стала только в 1959-м, уже после смерти Сталина. Но в России до сих пор бывает регулярно, а почетное место в квартире занимает поздравительная телеграмма с годовщиной Великой Отечественной от губернатора Воронежской области.
– Я прожила в Бразилии 70 лет, но моя душа в России, – признается Тамара Федоровна. – Хоть сто лет пройдет, но я была и остаюсь русской.
– За всеми перипетиями попадания на Игры российской команды вы следили?
– Конечно. Они так измотали нашу сборную, что я до сих пор в шоке. И самое страшное, в Рио не хотят допускать паралимпийцев! Это просто безбожно, простите меня, конечно, но Господь еще накажет тех, кто это делает. Я всегда смотрю на паралимпийцев и плачу. Перед этими людьми нужно поклониться и не разгибаться часами.
– Какая из российских медалей Рио вас особенно впечатлила?
– Пока – Юли Ефимовой в плавании. Она давала интервью после своего заплыва, плакала, и я плакала вместе с ней. Человек 5 августа только получил разрешение приехать в Олимпийскую деревню, а спустя два дня уже берет медаль!
– Историю с недопуском на Олимпийские игры российских легкоатлетов вы тоже тяжело переживаете?
– Конечно. Взять Елену Исинбаеву, которая прыгает с шестом – вы увидите, никто здесь к ее результату не приблизится! Я знаю, что Лена будет еще пытаться судиться. Но это уже даст если только моральное удовлетворение, не более... Мне еще очень больно, что бразильцы – абсолютные эгоисты. Даже во время церемонии открытия местный комментатор заявил, что от российской сборной многого ожидать не приходится. Мол, команда не в полном составе и заметно ослаблена. Так почему вы молчали, вы – принимающая сторона и могли хотя бы поднять голос? Хотя абсолютно все мои друзья и вся бразильская семья мужа болеют за Россию. Больно, что так все вышло с нашей командой...
Мы прощаемся, она остается в своем доме-музее, а я еду во временное пристанище в олимпийской деревне. На этих и предыдущих Играх мне довелось познакомиться со многими российскими болельщиками. Но нет никого, кто переживал бы за команду столь же сильно и искренне, как Тамара Федоровна, ветеран Великой войны нашего отечества и жена бразильского министра, которая уже 70 лет называет Рио своим домом.