За неделю до старта Олимпиады сборная России по биатлону вынуждена объясняться по поводу положительных допинг-тестов наших спортсменов. Инцидент бросает тень на весь отечественный спорт, и, скорее всего, это приведет к заменам в составе российской команды.
На биатлонную сборную опустился допинговый туман //
Допинговые истории в российском биатлоне //
СБР призвал уважать права биатлонистов
Евгений ДЗИЧКОВСКИЙ
из Сочи
В ночь на среду две российские спортсменки были обвинены в использовании допинга. Эту информацию сообщило норвежское издание NRK, сославшееся на пресс-службу Международного союза биатлонистов.
Первая реакция: "Кто?!" Вторая, менее инстинктивная: "Да какая, в сущности, разница".
Фамилии подозреваемых, назовем их так, по недоброй традиции (а в этом деле у нас уже есть свои традиции), пока не афишируются. Дело тут не в бесполезной скрытности, а, подозреваю, в необходимости выстроить стратегию. Прежде чем говорить и действовать, Союзу биатлонистов России следует знать, глубоко ли увяз коготок. Чтобы либо побороться, пусть даже теоретически, либо сразу поднять лапки кверху, не требуя вскрытия пробы "В".
К вечеру среды имена попавшихся официально оглашены не были. Порядка ради избегу этого и я. Скажу лишь, что, по моей информации, речь идет об известной спортсменке, уже отбывшей дисквалификацию за допинг, и о биатлонистке, попавшейся впервые, однако включенной в состав олимпийской сборной России. Последний факт имеет процедурное значение. Скорее всего, полноправным членом нашей команды вот-вот будет названа 24-летняя новосибирская гонщица Галина Нечкасова, идущая с 10 очками на 77-м месте в общем зачете Кубка мира. В настоящий момент она числится запасной. Дозаявлять в резерв или основу другую спортсменку уже поздно. Да и некого.
Олимпийский пресс-центр воспринял информацию о допинге в сборной России сдержанно. В офис "СЭ" заходили во вторник какие-то японцы, но спрашивали все больше о своем, японском. Может, мы уже не удивляем никого своим допингом. Или они ждут официального объявления фамилий, чтобы понять масштаб угрозы.
Для них – угрозы. Для нас – беды.
Чтобы покончить с процедурными моментами, заострю внимание на еще одном вопросе. У подозреваемых гонщиц есть тренеры, как личные, так и готовившие их в сборной. Самое идиотское, что сейчас может быть, – если никто из тренеров не выскажется развернуто и полно. Если мы не узнаем фамилии врачей, с которыми имели дело спортсменки. Если не поймем, что конкретно произошло и почему это стало возможным.
Речь, заметьте, не о молчаливом отстранении или даже наказании виновных. Отстраненные и наказанные, мы знаем, имеют свойство выползать из-подо мха и помогать однажды дисквалифицированным еще раз упасть в ту же грязь. Важна именно публичность. Как в случае с итальянским доктором Микеле Феррари или американской лабораторией BALCO. Всеобщее внимание влечет за собой стыд и нулевую терпимость к допингу, от которой мы пока страшно далеки. Равно как и от применения на практике антидопингового закона четырехлетней давности, что-то там ужесточавшего и углублявшего.
А теперь о главном. Что значит – "спортсменка высокого уровня попалась на допинге"? Это значит, что она занимала в сборной или на подступах к ней чье-то место. Чужое место. Затыкала собой эволюционную и селекционную цепочку. Система отбора, на вершине которой допинговый спортсмен, дика и бессмысленна. Она пригодна лишь для получения благ, должностей, грантов, зарплат, премиальных. Но она убивает спортивный принцип, рушит естественную мотивацию.
Кто лучше – быстрый или честный? Если судить по регулярности наших "залетов", мы сделали выбор в пользу первых. При этом настоящие лучшие сходят с дистанции, бросают спорт. Они проигрывают нечестным в борьбе, потому что не хотят принимать их правила игры.
А теперь попробуем представить, с какого уровня в стране культивируется эта бодяга. Во сколько лет результат начинает приносить дивиденды тренерам, врачам, самим детям? В двенадцать? В десять? В девять? Стать первым "на районе" или "городе", не говоря уж про регион, куда выгоднее, чем планомерно готовить организм к большой спортивной жизни. Значит, путь открыт не лучшим, а покладистым. Тем, чьи тренеры строят на детских результатах свои карьеры. И чьи родители не возражают против фармакологического стимулирования детских организмов. Если они вообще об этом знают.
Так и работает, точнее, не работает система отбора, изгаженная деньгами и допингом. 140 миллионов населения. Миллиарды кубометров снега. Щедрое финансирование. Ноль золотых медалей на трех последних чемпионатах мира.
Ясно, что залет стал результатом сбоя, прокола. Что-то пошло не так. Не должны были поймать – а поймали. Только это утешение помогает слабо. Знающие люди говорят: попадаются в основном жадные, переборщившие, утратившие чувство реальности. По остальным процесс налажен. Но учитывает ли этот процесс показатели биологических паспортов и восьмилетнее хранение олимпийских проб? И нужен ли такой процесс с его скандалами, глазами в пол, слезами, перекошенными стимулами?
Ясно и другое: мы не одиноки в этом вопросе. Однако если те побеждают, а мы попадаемся, значит, между нами медицинская пропасть. И не только медицинская.
Допинговые службы, как мне приватно поведали, в последние месяцы российский биатлон, что называется, долбили. Приходили днем, ночью, совали нос в туалеты и под одеяла. Знали, куда бить, – и били. По наводке или с целью ослабить конкурента – другой вопрос. Но война была объявлена и, как теперь понятно, выиграна.
"Вадовцы" трижды, по моей информации, проверяли Максима Чудова, уже объявившего о завершении карьеры. В другом случае заборщицей проб у россиян была бывшая жена Оле-Эйнара Бьорндалена Натали Сантер. Слово "бывшая" для таких ситуаций – плюс или минус? Знать бы ответ.
Но говорит все это и о другом. Во-первых, если попадаемся, значит, мы слабы медицински и политически. Во-вторых, дело отдает замкнутым кругом. Мы регулярно даем убойный повод обратить на нас особое внимание. Влечем к себе антидопинговые службы, как лампа мошкару. Проваливаем очередной тест, отчего подозрения усиливаются. Как следствие, нас начинают кошмарить снова – и находят искомое. Круг замкнулся.
Самый же неприятный в эти дни побочный эффект связан с состоянием олимпийской команды. Ей, думаю, сейчас не до основ нашего спортивного мироустройства. Через девять дней – старт четырехлетия. Нервы звенят. Но падает очередная допинговая кувалда – и рождается жуткий стресс. Чего ждать прочим? От каких теней шарахаться? Где враг, кто друг? Тем, попавшимся, тоже гарантировали: все будет нормально. Обманули. Кому теперь верить?
В таких случаях спасает только одно: глубокое сознание собственной правоты. Спортсмен – не чучело, в которое можно без сопротивления втыкать иголки. Он знает о себе все. И верит в себя, если чист. И не испытывает фантомных стрессов.
Искренне верю: в российской сборной таких большинство. Пока еще верю. Спокойствия вам, братцы. И удачи.