СОБЕСЕДНИКИ Елены ВАЙЦЕХОВСКОЙ
Собеседником обозревателя "СЭ" стала Алена Савченко, завоевавшая бронзовую медаль чемпионата мира в Бостоне в паре с Бруно МассоЕлена ВАЙЦЕХОВСКАЯ
из Бостона
Интервью с пятикратной чемпионкой мира я банально проспала. Глядя на циферблат часов с ужасом понимала, что в эту самую минуту фигуристка садится в автобус, в котором мы и планировали поговорить по пути на каток. Но парой минут позже на мой смс с извинениями от Савченко пришел ответ: "Ничего страшного. Мы с Бруно катаемся во втором отделении. Так что времени на разговор будет достаточно".
Сразу после импровизированного парада, открывающего показательный гала-концерт фигуристка появилась в микст-зоне.
– О причинах, побудивших продолжить карьеру с новым партнером, вас уже спрашивали неоднократно. Ваши представления о будущем в начале этой работы хоть немного совпали с тем, как все складывается сейчас?
– Да, совпали абсолютно. Не могу сказать, что нам с Бруно было как-то тяжело начинать совместную работу. Гораздо сложнее было ждать пока длилась вся история с оформлениями бумаг, получениями соответствующих разрешений. Что касается тренировок, в них для меня ничего тяжелого нет и никогда не было. Хотя наверное правильнее сказать, что мне просто никогда и ничего не давалось легко. И я привыкла не делать из трудностей трагедию.
– А если бы встать в пару с Бруно у вас не получилось?
– О таком варианте я вообще не думала. Настраивала себя на то, что все будет нормально. Да и почему должно было случиться иначе? Разницы в том, сколько придется ждать – два года, или один, я не видела вообще. Терять-то мне было нечего.
– Так уж и нечего?
– Абсолютно. Мне хотелось продолжать кататься, хотелось понять, на что я еще способна. Могу сказать, что в этом отношении я чувствую в себе сейчас гораздо больше внутреннего азарта, чем это было в последние три года моих выступлений с Робином (Шелковы. – Прим. Е.В.). У нас с Бруно есть стимул, мотивация, наслаждение от совместного катания и от тренировок в том числе. Если сравнивать с прошлыми временами, фигурное катание занимает совсем другое место в моей жизни.
– Какое же?
– Более значимое. Возможно, это ощущение просто приходит с возрастом. С Робином мы постоянно за чем-то гнались. Не знаю, зачем делали это. Работали как сумасшедшие, проводили на катках все дни напролет, тренируясь с раннего утра до позднего вечера, а в итоге так и не добились чего хотели. Возможно, от нас просто ожидали слишком многого, и это привело к тому, что мы и сами начали ждать от себя того, чего не могли показать.
– Означает ли все сказанное, что золотая олимпийская медаль больше не является для вас самоцелью?
– Мое катание сейчас – это не гонка за медалью. А такое, я бы сказала, изысканное наслаждение, когда к очень вкусному десерту добавили еще и шоколадный соус. А что касается результата, пусть будет так, как будет.
* * *
– Бруно Массо был вашим единственным вариантом продолжения карьеры?
– Нет, вариантов изначально было два. Я не исключала для себя и русскую "партию".
– C кем именно?
– С Александром Энбертом. Дело в том, что я такой человек, которому сначала надо мысленно представить себя в какой-то ситуации и уже потом принимать решение. Если мне не кажется, что решение окажется верным, или возникают какие-то сомнения в том, что я справлюсь с поставленной задачей, решения я просто не принимаю.
– Возможный вариант партнерства с Энбертом подразумевал ваш переход под российский флаг, или продолжения выступлений под немецким?
– Об этом я в тот момент не думала вообще. Главным было понять более глобальную вещь: смогу я кататься с этим человеком, или нет.
– А пробовали?
– Нет, не успела.
– Но сам-то Энберт был в курсе, что вы намеревались встать с ним в пару?
– Да, разумеется он знал об этом. И даже дал согласие, просто это случилось немножко поздно: к тому времени я уже приняла решение в пользу Массо. Если бы Александр ответил раньше, я бы, наверное, все-таки попробовала покататься и с ним тоже. Не судьба была значит. Да и вообще все, что ни делается – это к лучшему.
– Чем вас подкупил Бруно?
– Я смотрела на видео как он катается, и "видела" его со мной в паре. Представляла, что мы могли бы сделать вместе. Когда Бруно начал меня бросать на льду, это был такой восторг… До сих пор испытываю этот внутренний восторг при выбросах. Бывает даже кричу в воздухе, до такой степени захватывает дух. Хотя не могу сказать, что уже привыкла к новой манере исполнения этого элемента. Тяжелее всего оказалось привыкнуть к тому, что в воздухе мне не нужно ничего делать – только вовремя открываться. А ведь всю свою предыдущую жизнь я все делала сама и все элементы вытаскивала сама.
– Со стороны складывается ощущение, что партнер бросает вас далеко не в полную силу.
– Конечно не в полную. В полную мы пробовали на тренировках. Было плохо.
– Очень страшно, или сильно падали?
– Нет, ни то, и ни другое. Просто когда выброс получается слишком высоким, теряется ощущение правильных действий в воздухе. Образуется столько времени, что впору крутить не три, а пять оборотов.
– Есть хорошая промежуточная цифра – четыре.
– Четверной выброс мы, разумеется, тренируем. Будем на следующий год вставлять в программу.
* * *
– Я слышала, что первоначально вы с Массо собирались поехать в Канаду и тренироваться у Ришара Готье. Это правда?
– Да, думали о таком варианте. Один из наших тренеров – Жан-Франсуа Баллештер в свое время работал с Готье, но предложил такой вариант по-моему все-таки не он. Просто кто-то задал мне вопрос: можем ли мы представить себя в группе Готье. Я ответила, что да.
– Почему же не поехали? Это как-то связано с тем, что вашему партнеру для получения немецкого гражданства, нельзя надолго покидать Германию?
– Нет, дело не в этом. Мы оба подумали и пришли к заключению, что в Германии есть свои специалисты, с которыми нам вполне комфортно работать.
– А вообще вы спокойно отнеслись бы к ситуации что Готье, помимо работы с вами, готовил бы ваших основных соперников – Меган Дюамэль/Эрика Редфорда?
– Не знаю. Американцы и канадцы вообще относятся к подобным ситуациям совершенно нормально. Но дело ведь еще и в том, что Меган замужем за одним из тренеров группы. Понятно же, что тренерского внимания ей во всех отношениях доставалось бы больше, чем кому-то другому. Но сейчас все это точно не имеет значения. Мы с Бруно сделали свой выбор и очень довольны, что он оказался именно таким.
– Вас, кстати, не задело, что немецкая федерация фигурного катания согласилась заплатить отступные за вашего партнера французам, но обязала вас с Бруно эти деньги вернуть?
– Это не совсем так, как об этом пишут. Мы должны вернуть не всю сумму целиком, а только десятую часть. Дело в том, что немецкая система работает совершенно не по тем принципам, что в России или где-то еще. В прошлом году в немецком парном катании не было сильных пар и, соответственно, никаких серьезных денег на этот вид наше спортивное министерство не закладывало в принципе. Когда деньги выделяются, за каждую сумму, сколь бы маленькой она ни была, нужно отчитываться чеками. Просто взять деньги и никак не отчитаться за них в Германии невозможно в принципе. Такого просто не может быть никогда. Например, когда мы катались с Робином Шелковы и нам выделяли деньги на подготовку, мы могли тратить их только на себя, но не на Инго (Штойера. – Прим. Е.В.). Федерация принципиально была против того, чтобы финансировать его работу, и часть денег просто уходила обратно.
– Когда вы объявили о продолжении карьеры, казалось логичным, что тренироваться с новым партнером вы продолжите у прежнего тренера.
– Мы поначалу так и планировали.
– Почему же не получилось?
– Во-первых, не сошлись характерами. Довольно быстро выяснилось, что мы с Бруно и Инго очень плохо совместимы. Слишком все трое импульсивные.
– В прежней паре, получается, отношения амортизировал Робин?
– В каком-то смысле да. Плюс я сама очень старалась проявлять терпение ко многим вещам. А, во-вторых, Инго за свою работу затребовал такую сумму, что у меня, честно говоря, пропал дар речи. Это было очень обидно на самом деле. После того, как мы вместе пережили столько самых разных ситуаций, я была совершенно не готова к такой постановке вопроса. Понятно, что без денег сейчас никто не работает, но мне казалось, что какие-то моральные пределы все-таки должны существовать. Тем более что во время нашей совместной работы мы с Робином делали все возможное, чтобы тренер ни в каких финансовых вопросах не чувствовал себя ущемленным. Хотя сами в связи с этим получали гораздо меньше чем могли бы.
От серьезного психологического срыва меня тогда просто спас Бруно, который как-то пришел и застал наш разговор с Инго. Он мне сказал тогда: "Неужели ты не видишь, что этого человека вообще не интересует наш результат? И на таких условиях ты готова продолжать с ним работать?"
Эти слова как-то сразу расставили в моей голове все по местам. Я поняла, что нам с Инго просто больше нечего делать вместе. Но разочарованием та история стала для меня очень большим.
* * *
– Олимпийский чемпион Олег Васильев не так давно рассказывал мне, как однажды попробовал кататься на тренировке с Ириной Родниной. И был потрясен тем, что абсолютно все парные элементы вплоть до поддержек Ирина делала фактически без его помощи. Вы с Бруно, как мне кажется, сейчас находитесь в похожей ситуации, в которой вы и партнерша, и партнер, и тренер, и воспитатель.
– Ну, в чем-то наверное так и есть.
– Бруно не обижается?
– Нет. Он много мне подсказывает, чему-то учится, чему-то, напротив, я учусь у него – нормальная партнерская работа в которой нам обоим интересно. Тем более что у нас одна цель.
– На чемпионате Европы Максим Траньков заметил, что не считает вас серьезными соперниками. Вас задевают подобные высказывания?
– Вообще никогда не задевали. Мне всегда было все равно что обо мне говорят.
– А как относитесь к соперничеству с кем бы то ни было вы сами?
– Меня заводит сама обстановка соревнований. Лед, публика, судьи. И я сама. Только с собой я по большому счету и соревнуюсь. Точно так же относится к этому мой партнер.
– После окончания соревнований в Бостоне Венцзинь Сюй и Цунь Хань, опередившие вас в произвольной программе, довольно долго рассуждали в микст-зоне о том, куда движется парное катание, какие элементы нужно осваивать, чтобы быть конкурентоспособным через два года на Олимпийских играх. Вы со своими тренерами просчитываете подобные вещи?
– Наши тренеры, безусловно, все это считают. А мы с Бруно – лишь исполнители. Если у нас есть потенциал для выполнения более сложных элементов и есть желание их осваивать, мы будем это делать без оглядки на то, делает эти элементы кто-то еще, или нет. Считаю, что надо просто реально смотреть на вещи, Я могла сколько угодно, катаясь с Робином, мечтать о том, чтобы сделать четверной подкрут, но это было невозможно физически. Сколько бы Робин ни качался, сколько бы мы ни тренировались, он никогда не сделал бы этот подкрут при всем желании. А сейчас я не вижу в этом ничего нереального. Если я захочу сделать выброс тройной аксель, я сделаю его. Тем более что аксель я хотела научиться прыгать еще когда каталась в одиночницах. И делала его – в зале. Поэтому и считаю, что надо не смотреть на других, а постоянно думать, на что способен сам.
– Границу своих физических возможностей вы хоть в чем-то ощущаете?
– А никакой границы нет. Все ведь зависит от того, как психологически настроен ты сам. Посмотрите на Юдзуру Ханю: он делает на льду все, что хочет. Его не обескураживают даже поражения, поскольку он знает, что может как проиграть, так и выдать рекордный результат.
– Многие тем не менее считают, что вас продолжают интересовать в спорте только победы.
– Совершенно ошибочное мнение. Мне нравится сам процесс борьбы. С собой, с соперниками. Я ловлю от этого кайф. И так было всегда.
– А что было самым ярким моментом для вас здесь, в Бостоне?
– Медаль. Когда ты возвращаешься в спорт с новым партнером и понимаешь, что сумел достичь того, о чем мечтал, это дает такие переживания, которые очень трудно описать словами. Медаль в этом отношении не самоцель. Просто она как бы является олицетворением того, что ты шел в правильном направлении.
– А если бы при таком же по качеству прокате медали не случилось?
– Я бы не расстраивалась по этому поводу. Не считаю, кстати, что наше выступление можно считать пределом мечтаний – в этом отношении я всегда была перфекционисткой. Была огорчена, например, тем, что не сделала сальхов. То есть технической стороной проката я скорее была расстроена, но факт медали сильно это расстройство компенсировал. Мне было проще, кстати. От Бруно болельщики ожидают гораздо большего, чем от меня. И вот для него эта медаль значит очень много. Я рада, что он ее получил, рада, что у меня такой партнер. Мужественный, на которого всегда можно положиться. Сейчас нам с ним просто нужно продолжать работать. Если мы будем показывать то, что умеем, медали никуда от нас не денутся.
* * *
– В Германии, знаю, готовится к выходу ваша автобиографическая книга. Насколько вы в ней откровенны?
– На тысячу процентов.
– Это был интересный опыт – откровенно рассказать миру о своей жизни?
– Для меня вообще не является проблемой говорить откровенно. Поэтому у меня всегда столько проблем. Правда ведь очень многим режет глаза. Иногда ее просто бывает больно выслушивать, но я тем не менее всегда говорю все как есть. Независимо от того, нравится это окружающим, или нет.
– Не боитесь что ваше столь длительное увлечение фигурным катанием может закончиться тем, что что-то важное пройдет мимо?
– А что может быть лучше?
– Собственная семья, дети.
– У меня все это будет. Просто не сразу. Я в этом плане поздний ребенок – все получаю позже, чем другие, но не комплексую по этому поводу. Когда была маленькой, никогда не играла в девчачьи игрушки, только в машинки, потому что у меня были три брата. В три года захотела коньки и сколько себя помню, ни разу не испытывала ощущения, что потеряла в жизни что-то важное. Пойти в свободное время развлекаться в клуб или на дискотеку – это вообще не мое.
– Есть на земном шаре место, где вы чувствуете себя абсолютно комфортно и защищенно?
– Мой дом. Хотя дом всегда там, где на данном этапе жизни находится моя кровать. Это самое уютное и любимое место.
– Выдающиеся спортсмены в обычной жизни часто бывают довольно одинокими людьми.
– Меня это не тяготит. Я люблю одиночество. В детстве меня сильно раздражало, что дома нет ни одного уголка, где можно уединиться, подумать. Я вообще люблю размышлять, что-то придумывать. Когда такой возможности по каким-то причинам нет, начинаю даже испытывать дискомфорт. А общения с миром мне вполне хватает на льду во время выступлений. Хотя живу я не одна – мы с моим близким другом снимаем в Оберстдорфе жилье. Городок у нас маленький, все очень близко и удобно.
– Каковы ваши ближайшие планы?
– Немного отдохнем в Майами и снова вернемся в Оберстдорф – ставить программы. Соображения по этому поводу уже есть, постановщики тоже.
– А деньги?
– Это вообще не проблема. На нас с Бруно федерация с некоторых пор не экономит.