Олимпийские игры в Сочи завершились более 11 лет назад. Сам праздник спорта и подготовку к нему хочется помнить всю жизнь, но некоторые из последствий вызывают не самые приятные эмоции. Доклад Макларена, откровения Родченкова, база данных Московской лаборатории (LIMS) — все это негативно отразилось на карьерах десятков наших спортсменов. Эти обвинения догоняют кого-то до сих пор.
Российская бобслеистка Анастасия Тамбовцева, участница трех Олимпиад, была дисквалифицирована в 2023 году Международной федерацией на два года за нарушение антидопинговых правил. В ее допинг-пробе (от 2012 года!), по утверждению IBSF, было обнаружено запрещенное вещество метилгексанамин. Тамбовцева пошла на принцип — оспаривала это решение в Спортивном арбитражном суде, но тщетно. Затем в обычном российском суде — уже успешно (так называемое оправдание на территории РФ — помним олимпийского чемпиона на территории России Александра Зубкова).
Но РУСАДА стремится восстановить единый стандарт с международными инстанциями — и поэтому выступило против. 15 мая в четверг в Москве дело рассмотрит кассационная инстанция — то есть российская судебная система в целом выразит отношение случаям допинг-нарушений по старым базам. Де-факто будет наконец решено, признали мы доклад Макларена или нет.
Что касается самой Тамбовцевой, ранее она утверждала, что препарат, который был у нее обнаружен, мог попасть через БАД, но был разрешен к применению в тренировочный период. Однако пробу взяли на тренировочных спусках, которые были включены в календарь, значит, уже шел соревновательный период. Короче, ситуация запутанная, но главное — саму пробу для перепроверки сейчас уже не найдешь.
Тамбовцева (в девичестве Скулкина) вообще человек уникальный — в 2002 и 2006 годах принимала участие в Олимпиадах как саночница, а в 2010-м — как бобслеистка (и достигла лучшего результата — девятое место). «СЭ» поговорил со спортсменкой в преддверии суда.
Это же дискредитации позиции России!
— Анастасия, в четверг заседание кассационного суда по вашему делу об антидопинговом нарушении, то есть будет поставлена точка в деле. В чем, собственно, суть?
— Ситуация очень странная. Спортивный арбитражный суд, CAS, дисквалифицировал меня за нарушение антидопинговых правил аж от 2012 года. Дело открыли почти 10 лет спустя, никаких доказательств, кроме отчета Макларена и базы данных LIMS, переданной анонимным источником, нет. Нам удалось добиться хотя бы неисполнения этого решения на территории России, Генпрокуратура меня поддержала. Сейчас РУСАДА оспорило решение российского суда.
Я понимаю, что пробы сейчас хранятся по 10 лет, но в этом деле нет пробы! И сейчас наша же структура своими действиями пытается признать, что, получается, была допинг-система, что спортсменам помогали. А я, по сути, никак не могу отзащищаться.
— Зачем РУСАДА пытается подтвердить вашу дисквалификацию на территории России, есть понимание?
— Видимо, РУСАДА нужно вернуть полноправное членство на международном уровне, и поэтому они пытаются сказать, что доклад Макларена признают, имеют то же мнение, что и за рубежом. Им нужно показать активность. Других мотивов я не вижу. Минспорт позицию по моему делу не высказал, просто промолчал — пусть суд решит. Но это же дискредитация позиции России. Получается, мы признаем и все эти санкции, и нарушения, да и дырки в лаборатории в Сочи были?
— А вы на самом деле что-то принимали?
— Нет, конечно. Просто через 10 лет мне прилетает какое-то обвинение, что кто-то где-то про меня переписывался. Если бы у них были пробы, я понимаю — их можно было бы вскрыть. Здесь же ничего нет! Я просто должна говорить, что нет, это не я. Они говорят — нет, это вы. Вот у нас на заборе написано, нам документы передали от...
— Родченкова?
— Некоего источника, да. Значит, это вы.
— Но проба же была некая? Я читал, что у вас якобы нашли некий экстракт герани, просто эту БАД можно было принимать во внесоревновательный период. И спор был вокруг того, считать ли тренировочные спуски соревнованием.
— Я не отрицаю, что саму пробу брали. Конечно, это было году в 2012-м. РУСАДА приезжает, берет пробы. Просто как обычно это делается? Перепроверяют конкретную пробу, делают анализ. Проба В хранится тоже. А здесь пробы в принципе не фигурируют. Я даже не знаю, существуют ли они уже в природе.
— На вас как-то это решение влияет в спортивном смысле?
— Я уже десять лет вне спорта, не занимаю никакие посты, никого в сборных не тренирую. Я вообще в Росгвардии работаю, тренирую персонал, бумажная работа есть.
Дисквалификацию мне вынес CAS, и кажется, она формально даже скоро заканчивается (в октябре 2025 года. — Прим. «СЭ»). Для меня это борьба за свое имя. Нас пинают и пинают. И получается: ты обращаешься в российские инстанции, а тебе — давай мы тебе еще подзатыльник дадим! Я считаю, что нужно отстаивать свою позицию и не признавать эти обвинения. Мы все время оправдываемся с этим допинг-скандалом. Почему?
Да, все стоит денег, юридическая защита. Многие спортсмены признали вину, им легче не заниматься этим. А в РУСАДА довольны — они складывают это в копилочку и потом покажут ВАДА. Понимаю, у них своя работа. Но против нас столько санкций и так — толку их признавать, если это все равно не сработает? Нас на международную арену еще не вернули, а мы уже угодить пытаемся. Я не говорю, что в России не нужно проводить допинг-тесты. Просто зачем работать, получается, на иностранную позицию?
Я, наверное, единственная из этого большого списка, кто решил бороться. Я даже на Олимпийских играх в Сочи в итоге не выступила. И спустя 10 лет мне прилетает такая новость. Притом что я в том же сезоне каталась, проходила различные тесты, в том числе в Европе, — и все были чистые. Я не считаю себя виновной.