– Постолимпийские сезоны всегда необычные. Что на ваш взгляд можно считать главным нервом стартовавшего сезона и за чем будет интереснее всего следить?
– В связи с изменением шкалы оценок фигурное катание начинает менять свой вектор. Первые этапы "Гран-при" успели это показать. На американском этапе одиночник из США, который на Олимпийских играх ворвался в шестерку сильнейших, оказался только на восьмом месте. Ведь теперь спортсменам, как в одиночном, так и в парном катании засчитывают только полностью докрученные прыжки. Поэтому попытки исполнять сложные элементы стали основательными, а при отсутствии должной готовности фигуристы перестали их делать. В прошлом сезоне даже попытки приносили хорошие оценки. Неприятно наблюдать за тем, что соперники не владеют элементом, но только за то, что они пробуют его, они обыгрывают тебя. Поэтому ISU и ужесточил правила. На мой взгляд, это поворачивает фигурное катание в сторону красоты и стабильности. Публике будет интереснее, хотя интрига где-то может уменьшиться.
– Четверных подкрутов и выбросов у пар можно теперь не ждать?
– Да. Я вижу, что французы Ванесса Джеймс и Морган Сипре уже ни рискуют, хотя у них был стабильный четверной выброс. Теперь за хорошо исполненный тройной можно получить больше. Женя с Володей (Евгения Тарасова и Владимир Морозов. – Прим. "СЭ") пока не пытаются делать четверной подкрут, поскольку даже при его хорошем исполнении есть свои нюансы, которые отнимают баллы.
– Если лидеры не будут рисковать, то потеряется интрига?
– Оправдывать риск не стану. Мы же все-таки ведем речь о фигурном катании. Обида была у спортсменов, которые хорошо владеют коньком и элементами, но по природным способностям не могут исполнять четверные прыжки. Ведь до изменений у них не было шансов бороться с лидерами. Зато теперь они могут больше показать свою индивидуальность и реализоваться.
– А что скажете про расширение шкалы GOE?
– Тот факт, что в одном судейском протоколе встречается "+4" и "-1" за один и тот же элемент, вызвано ошибками и незнанием отдельных правил. Думаю, что к концу сезона все устаканится. Уровень судей очень отличается на разных соревнованиях и зависит от того, являются ли они представителями страны, развивающей отдельный вид фигурного катания. К примеру, cтран с развитым парным катанием немного, поэтому редкие судьи могут правильно оценить качество исполнения.
– В последнее время информационный интерес сместился с пар на российских одиночниц. Это смена поколений в парах или просто появились очень яркие спортсменки?
– Нет. Просто почти на всех международных соревнованиях наши девочки занимают первые места. В парном катании не все так просто – появилось много зарубежных конкурентоспособных спортсменов, из-за чего результаты непредсказуемы. Хотя мне кажется, что у нас в стране ко всем видам относятся тепло, даже к тем, в которых нет выдающихся результатов. Возможно, и эфирного времени женской одиночке стали больше выделять, той же рекламы. А еще знаете, наши ведь девочки ведь юные, маленькие и симпатичные. Когда детеныш в 15 лет уже олимпийский чемпион, разве не интересно?
– Что должно произойти, чтобы вокруг парного катания начался такой же ажиотаж?
– Яркая личность в любом виде спорта всегда вызовет интерес. Парное катание ведь один из самых сложных видов, его не так уж много по всему миру. Поэтому ему сложно переплюнуть одиночное катание. Люди будут приходить массово туда, где есть представитель их страны, как бы он ни катался.
– Почти на любом соревновании можно увидеть, что участников-парников меньше всего. Вид вымирает?
– Наоборот, парное катание развивается. Просто потому, что появились командные соревнования. Но у многих стран нет возможности создать пары высочайшего уровня. Насколько каждая из них будет подходить к этому – вопрос. К примеру, испанцы уже достаточно хорошо катаются и на одном турнире обошли наших. Так что парное катание не умрет, это я вам гарантирую.
– С учетом того, сколько в нашей стране сейчас талантливых девушек и как мало мест в сборной и на пьедесталах, парное катание для многих могло бы стать продолжением карьеры. Во сколько лет реально превратиться из одиночника в парника, чтобы успеть добраться до высокого уровня?
– Таких примеров много. Вспомните хотя бы итальянку Валентину Маркеи, которая прошла две Олимпиады как одиночница и потом, будучи возрастной спортсменкой, перешла в парное катание. Каких-то установленных возрастных пределов нет. Но чем старше становится фигурист, тем сложнее учить новое – появляется больше страхов. Да и нам, тренерам, страшновастенько смотреть на то, что мы их просим делать.
– В биатлоне распространены случаи, когда российские спортсмены, не выдержав конкуренции, начинают выступать за другие, чаще всего русскоязычные страны. А поступают ли нашим фигуристам привлекательные предложения о смене спортивного гражданства?
-Тот, кто действительно хочет, тот переходит. Но не думаю, что предложений прям много, поскольку по правилам ISU не очень удобно менять страну. Конечно, если человек чувствует, что не может реализоваться, может, и есть смысл пробовать. У меня Катя Александровская не могла подобрать партнера, приехал австралийский мальчик и мы увидели, что по фактуре, скорости и мышечному корсету он ей подходит. Мы предложили ей просто попробовать, в итоге она выиграла чемпионат мира среди юниоров и попала на Олимпийские игры. В России на подобное у нее бы не было никаких шансов. Тогда можно подумать о смене гражданства. А в целом это бессмыслица. Долго ждешь, потом нужен паспорт страны, которую будешь представлять, а в европейских странах, кроме стран СНГ, все четко в рамках закона, решить вопрос оперативно нельзя.
– Есть же еще специальный сайт для поиска партнеров. Как это обычно происходит?
– В своей группе я сама подбираю партнеров тем, чью карьеру имеет смысл продолжить, ищу варианты. А в других группах вполне возможно ищут через сайт по объявлению. Но у нас и мужей с женами так пытаются найти. Спорт не так уж и сильно отличается от обычной жизни.
– Продолжая тему распада пар и поиска новых партнеров. Почему все-таки Ксения Столбова и Федор Климов не катаются вместе?
– Это два абсолютно разных человека, и они все именно уживались, а не дружили. Такие плюс и минус. Выходили с катка, и не общались. Федор – очень начитанный парень и хороший собеседник. Ксении интересно все, что связано со спортом и женской тематикой в целом. Объединял их только спорт. Но потом они просто перестали идти к одной цели.
– Ваш бывший ученик Максим Траньков начал работу с парой Тарасова/Морозов. Что скажете его первых шагах?
– Он старается, многое использует из нашей с ним общей работы. Многие вещи, которые были ему не знакомы раньше, я сейчас потихонечку восполняю. На сегодняшний день говорить о том, получилось или нет, пока рано. Я ведь сама это все проходила, в следующем году будет уже сорок лет моей тренерской деятельности. Этот сезон все покажет. Я поддерживаю Максима, даю какую-то эмоцию, ведь потерять веру в себя тренеру гораздо легче, чем спортсмену. Тренеру важно психологически быть готовым так, чтобы спортсмен пошел за тобой.
– То есть вы регулярно общаетесь с Траньковым?
– Да, Максим даже выложил в инстаграме фото с тренировки, где он стоит по левую сторону от меня и подписал: "Это моя правая рука или же я "левый" тренер". Так что с юмором у него все хорошо. Есть такая американская пара – Алекса Шимека и Крис Кнерим. С ними взялась работать Алена Савченко, было видно, что она старается вылепить из Алексы себя – по стилю, по направлениям, по костюмам. Но у нее не получилось, они провалились на двух турнирах, и перед Skate America было объявлено о прекращении сотрудничества. И Максим сказал такую фразу: "Нет, я научусь, я не сдамся".
– Во многих видах спорта становится все больше возрастных спортсменов. Мы когда-нибудь увидим, скажем, 40-летнего фигуриста?
– Увидеть вы их можете уже сейчас – они выступают на чемпионатах мира среди профессионалов в категории "adult". Но соперничать с теми детьми, что сейчас есть в фигурном катании, возрастному спортсмену невозможно. Теряется скоростная координация, другие характеристики. Так что вместе на одних соревнованиях их не будет.
– Тренер Евгении Медведевой Брайан Орсер сейчас говорит, что она переходит из подросткового катания в женское. Что он имеет в виду?
– Просто он как ее тренер очень этого хочет. Женя подросла, оформилась, сейчас ей нужно брать уже другими критериями. А Этери Тутберидзе хочет сохранить свое лидерство, свое видение фигурного катания. Это нормальный рабочий процесс.
– Тем не менее, изменения в правилах способствуют тому, что уже оформившиеся девушки могут конкурировать с тинейджерами?
– Думаю, да. Хотя я и не большой любитель женского катания, оно не вызывает у меня тех эмоций, что мужское и, конечно, парное. Только если не выступает какая-то яркая личность, причем речь не о прыжковой части, а именно о катании, образах и так далее. К сожалению, фигурное катание развивается так, что все уравниваются, а личностей появляется все меньше.
– Часто бывает такая история: появляется девочка, ярко выступает год-два, потом начинается взросление, идут изменения, в том числе психологические, случаются конфликты с тренером и так далее. Как в такой ситуации строить работу?
– Все бывает очень по-разному. Это вообще постоянный процесс, причем касающийся не только тинейджеров. Многие взрослые спортсмены перестают верить в себя и в то, что они делают. У нас много сложной координационной работы, и повлиять может любой фактор: спортсмен не выспался – мимо, плохое настроение – мимо, даже хорошее настроение – мимо, потому что слишком много эмоций. За последние восемь лет у меня было пять основных пар сборной – и все такие разные. В каждой был сложный спортсмен. Я даже говорила им: "Не знаете, я в интернете объявления не давала, что все самые сложные – ко мне?"
– Зарубежные спортсмены часть говорят, что для них фигурное катание – удовольствие. Для наших же, складывается такое ощущение, это – серьезная работа. Действительно ли существует такая разница в менталитете?
– Да, она абсолютно точно есть. Российские и иностранные спортсмены отличаются кардинально. За рубежом родители платят безумные деньги за тренировки, и если ребенку это нравится, он делает это с удовольствием, если нет – уходит из фигурного катания. Соответственно, остаются только те, для кого это действительно удовольствие. У нас же остаются те, кто может кататься в силу способностей. Они боятся ошибаться. Ошибешься – выгонят из команды, не возьмут на соревнования и найдут замену, особенно это касается мальчиков. А еще же есть любимчики. А "искусственный" ребенок – он все равно на каком-то этапе остановится. Чемпионом же может стать только тот, кто не видит в этом только возможность заработка. У нас же часто думают – ну, не получится, пойду в шоу кататься, это моя работа. Очень мало голодных ребят с горящими глазами. У нас же, если посмотреть детские или молодежные турниры, почти все катаются с опущенными лицами. А о чем это говорит? О том, что есть внутреннее неспокойствие, боязнь публики, боязнь себя показать, что есть зажатость. Тем, кто помладше, я говорю: "Конфеты и цветы вы соберете потом, сейчас их искать не надо". Тем, кто постарше: "Валюта не лежит на льду, поднимите глаза. Когда будут видеть, что вы катаетесь с удовольствием, то и оценивать будут по-другому".
– Почему у нас так провисло мужское одиночное катание?
– Мне кажется, в какой-то момент произошел перекос: поверили в человека и продолжали тянуть его. А тот, кто действительно мог бы пытаться что-то делать – ему обломали крылья. Вот и получилась провальная ситуация. Но у нас есть хорошие ребята, с харизмой. Тот же Дима Алиев на "челленджере" в Италии по оценкам был недалек от Шомы Уно, а катании так и вовсе хорош. Просто еще стабильности нет. Главное, чтобы его психологически не сломали наши говоруны, а то же у нас появилось много оценщиков фигурного катания. Не нужно бездумно поддерживать – говорите реальные вещи. Это же все у спортсмена откладывается в голове. Я помню, как на Олимпиаде после командного турнира я встретила Мишу Коляду – он и так небольшого роста, а тогда, казалось, и вовсе уменьшился в два раза. Мне было так его жалко. Он что, ехал туда проигрывать? Да, они с тренером Валентиной Чеботаревой ошиблись с тактикой в командных соревнованиях, но у них опыта не было. Мне пришлось вытаскивать их из ямы.
– Больше никто этим не занимался?
– Больше никто не смог это сделать. Тренер плакала целый день, а я вытирала ей слезы. К сожалению, у нас такое отношение к людям не только в спорте. Мне сегодня страшно смотреть телевизор. Негативные ситуации смакуются с таким удовольствием. На себя посмотрите, люди! Вы что ненавидите Коляду только за то, что он публичный человек и выбрался наверх? У вас задача его уничтожить?
– До сих пор переживаете случившиеся на Олимпиаде?
– Да, я до сих пор не могу в себя прийти. Ведь в Пхенчхане я в полной мере увидела изнанку публичности. И у меня до сих пор вопрос – за что с нами так? Мы виноваты в том, что в какой-то момент больше поработали и стали лучшими в своих профессиях? Думаю, что мы движемся не туда. Разве можно на этом негативе воспитать детей?
– Во время командных выступлений в Пхенчхане сложилось впечатление, что наши болельщики находились под воздействием сказки Сочи-2014. И никто не сказал им, что сказка закончилась.
– Слово "сказка" очень точное, хотя и сказка просто так не приходит. Перед Сочи-2014 мы не только сами пахали на тренировках, но у нас была поддержка – медицина и наука. А после Игр-2014 все закончилось – цирк уехал, остались одни клоуны, который готовились в Пхенчхану уже в совершенно других условиях. Мы стали Дон Кихотами. Сейчас все старается тянуть на себе федерация – честь им и хвала. Но он нас забыли федеральные организации и, в какой-то степени – Минспорта. А потом все ждут медалей, сказку, которая должна вдруг случиться. Но мы не феи, а люди, которые загнаны в тупик непрофессионализмом.
– То есть дело в сокращении финансирования?
– В том числе. У меня вся жизнь разделилась на "до Сочи" и "после Сочи". Наша отрасль развивалась в правильном направлении. В мире было только две страны, в которых спорт не являлся забавой – Китай и Россия. Страны, в которых было профессиональное отношение к делу от юношеского спорта до спорта высших достижений. Но у нас это в некоторой степени уже сломалось. Лично я сейчас поднимаю юниорскую команду на энтузиазме.
– Тратите на нее олимпийские призовые?
– Они уже практически закончились, хотя для личного пользования не потрачено ничего. Покупаю билеты для поездки спортсменов на этапы Кубка России, аренду жилье для иногородних фигуристов, доплачиваю тренерам, потому что на 15 тысяч рублей молодой специалист с маленьким ребенком жить не может. Взрослым спортсменам помогает федерация, а мне деться от юниоров некуда. Потому, что я затеялась их поднимать в своей школе. И все эти проблемы не интересуют больше никого. Сейчас олимпийская премия заканчивается – ее хватило на полгода. А следующая будет только в 2022 году.
– В фигурном катании очень принято публично давать спортсменам разные советы. Как вы на них реагируете?
– У нас вообще страна советов. Когда ты работаешь со спортсменом, то знаешь всю его внутреннюю сущность, все его возможности. А нам советуют что угодно. Если читать все эти советы, можно сойти с ума. Да, иногда выбор самих спортсменов может быть неудачным. Но у нас нет права не давать им пробовать. А вдруг получится! Никто не может претендовать на то, что он знает лучше всех.
– Долгие годы в нашем фигурном катании было противостояние московской и питерской школ. Сейчас это актуально?
– Я никогда не оценивала фигуристов с точки зрения их места жительства. Мне кажется, если спортсмен хорошо катается, его будут хорошо принимать, откуда бы он ни приехал. Тренер может собрать гармоничную команду, работающую на фигуристов, где угодно – в Москве, Питере, Перми… Но это будет не школа какого-то города, а бригада конкретного специалиста.
– Болельщики всегда восхищались стилем ваших пар. Все ждут, когда Евгения Тарасов и Владимир Морозов тоже преобразятся в этом плане. Что для этого нужно?
– Фигуристам надо самим внутренне развиваться. Спортсмены в первую очередь должны сами захотеть перемен и захотеть обрести свой стиль.
– Такие мысли могут появиться в результате похода в театр, чтения книг…
– Все нужно в комплексе. Например, с Волосожар и Траньковым мы вместе ходили в театры, на экскурсии, прилетали на день раньше на соревнования или уезжали на день позже, чтобы осмотреть достопримечательности. Им было все интересно. А новое поколение спортсменов больше хочет отдохнуть – им кажется, что они очень сильно устают от спорта. Это не касается Жени с Володей, других моих пар, но все равно такая тенденция присутствует. У нового поколения телефон порой заменяет жизнь.
– Обязательно ли фигуристу вникать в нюансы постановки своей программы – читать и смотреть материалы по теме?
– Олимпийская произвольная программы Тани и Максима появилась после того, как мы посетили мюзикл на Бродвее. Действительно, надо читать, понимать, что ты представляешь на льду. Когда мы брали индийскую музыку, специальная танцовщица рассказывала нам про каждое движение. Только после этого мы начали делать программу. И это касается практически всего, над чем мы работали до Сочи. Может быть, и сейчас спортсмены мечтали бы о подобном, но для этого нет денег.
– Государство больше денег не дает?
– Мне говорят – иди проси денег у руководства. А мне надоело просить. Я готова к финансированию под результат. Но в тех условиях, в которых я сейчас работаю, я не гарантирую высоких мест. И не пойду попрошайничать. Поэтому пусть будет, как идет. Пока меня радует моя молодая команда. В ней очень талантливые дети, приехавшие из очень разных регионов. И у них огромное желание стать чемпионами.