«На установках Бышовца мы с Бородюком давились от смеха». Истории олимпийского чемпиона Сеула
В чемпионате СССР он успел отметиться сразу в трех московских клубах, причем в «Спартаке» — дважды. Но там редко выходил на поле. Сначала четыре года был дублером Рината Дасаева, а когда тот уехал в «Севилью» и Алексея позвали обратно, на первые роли уже выдвинулся Станислав Черчесов.
В «Торпедо», куда перешел в начале 1988-го, Прудников тоже почти не играл. Но по другой причине — много времени проводил в олимпийской сборной, которая готовилась к Играм в Сеуле.
Зато пять сезонов в московском «Динамо» — лучшее время в карьере Прудникова. Он быстро стал там не только основным вратарем, но и капитаном. В общей сложности провел за команду 152 матча, из них 56 — на ноль!
На Олимпиаде в Сеуле, куда отправился дублером Дмитрия Харина, Прудников не сыграл ни минуты. Правда, в финальном матче против сборной Бразилии должен был выйти на серию пенальти, поскольку считался большим мастером отражения 11-метровых. Но до появления на поле не дошло. И не только потому, что наши вырвали победу в дополнительное время.
Подробности этой анекдотичной истории сам Прудников годы спустя приоткрыл в «Разговоре по пятницам». А также рассказал о многом другом.
— У вас есть ответ — почему почти все олимпийские чемпионы Сеула рассорились с Бышовцем? Даже на встречи свои его не зовете.
— Как не зовем?
— Да, не зовете. Нам рассказывали.
— Вообще-то был момент, Леха Михайличенко спрашивает: «Быш будет?» «Будет», — отвечаем. «Тогда не приеду!» Хотя Бышовец с детей его вел. Сашка Бородюк тоже Бышовца не переносит.
— С московского «Динамо»?
— Анатолий Федорович хотел его в армию отправить, в часть. Сказал: «В сборную тебя не позову!» Бородюк равнодушно пожал плечами: «А я с «Динамо» во Францию поеду». Но все-таки взял, отправились в Индию на Кубок Джавахарлала Неру. Бородюк в каждом матче по два мяча забивал. Ну и как его отцеплять?
— Сложно.
— Сложно! Потом история — я еду на предолимпийский турнир, там много команд собралось. Бышовца не было, Сальков руководил. Так в Сеуле Анатолий Федорович перед каждым матчем расспрашивал меня о сопернике, как лучше игру построить. А жил я в комнате с Бородюком, тот вечером: «Что Быш? Интересовался, как играть будем?» — «Да. Сказал — вот так и так...» На установках Бышовец все слово в слово повторял. Мы с Бородой давились от смеха.
— С Бразилией в финале Олимпиады вы должны были выйти на серию пенальти, кажется.
— Да, мы за день до финала отрабатывали. Я вовсю разминаюсь, счет скользкий, 2:1. Остается одна замена — как раз для меня. Тут Вовка Лютый подбегает к скамейке: «Минуты за две до конца поменяйте кого-нибудь. Время потянем». Сальков в запаре недопонял, кивнул: «Хорошо, Володь». Бышовец оборачивается: «Что он хотел?» — «Вроде замену просит...» И вместо Лютого выпускают Игоря Склярова. Видели бы вы его глаза! А я с этой секунды мог разминаться для общего развития.
— Внутри была дрожь, когда при счете 0:1 Добровольский шел бить пенальти?
— Нет. Мы еще накануне договорились: ну не выиграем Олимпиаду — так что ж? Пенсии всем уже обещаны. 32 года в финал не попадали. Просто сыграем до конца.
— Добровольский в самом деле такой спокойный?
— Это с виду. А с пенальти он до последнего смотрел, на какую ногу вратарь припадет. И бил под опорную.
— От Добровольского на тренировках пенальти брали?
— Обычно я с кем-то соревновался — забьет ли пять из пяти. А с Добриком иначе: десять из десяти. Но десять мне сроду не забивал. С Евстафием Пехлеваниди другое соревнование: должен был забить с линии штрафной три из трех. Приравняли к пенальти.
— Такой удар был?
— Если с правой жахнет — мяча не видно. С левой — чуть-чуть.
— Вам было трудно забить с пенальти. Есть секрет?
— Пришел в московское «Динамо», сразу турнир. 0:0 сыграли с Минском, в послематчевых пенальти взял четыре. У какого-то вратаря из ГДР вычитал, как влияет разбег на удар. Уже многое понятно. Я же был единственным, кто отразил удар Паненки!
— Это подвиг.
— Годы спустя оказался в Чехии с ним за одним столом. Сашка Бокий спрашивает: «Тони, знаешь, с кем сидишь? Это тот кипер, который взял от тебя пенальти...» Паненка всмотрелся — вспомнил! А пенальти был один из важнейших в его жизни.
— Что за матч?
— Полуфинал Кубка кубков с «Рапидом», мы ведем 1:0. Чешский судья нас душит изо всех сил, просто убивает. Назначает пенальти — и Паненка бьет не черпачком по центру, а сильно в угол. Я беру!
— Поняли по разбегу?
— В один угол качнулся, в другой прыгнул. Но стоял до последнего — если бы он задумал по центру бить.
— Самый фантастический мяч, который вы потащили?
— От Коли Толстых. Он так здорово пробил...
— По своим?!
— Нет-нет, я еще в «Спартаке» был. Удар получился мощнейший, в «девятку», я чуть ли не ногтем мяч достал. А уже в «Динамо», когда в Кутаиси играли, Толстых благодаря мне сотрясение мозга заработал.
— Каким образом?
— Навес в штрафную, я пошел на перехват и, выбивая мяч кулаком, заехал по голове Коле. Он боец, матч доиграл, но в раздевалке мутило и тошнило, едва сознание не потерял. Вообще Толстых соперники побаивались, особенно Кипиани. Я его понимаю. Коля — жесткий, вцепится, словно клещ, аж противно. А Газзаев недолюбливал Серегу Силкина.
— За что?
— Тот знал его финт. На тренировках Валерка крутил, вертел, но Серега спокойно отнимал мяч. Потом Газзаев разругался с Малофеевым, в тбилисское «Динамо» перешел. Через год играем с ними в Петровском парке. Газзаев выходит из тоннеля, видит Силкина, который будет его персонально опекать, и меняется в лице: «Господи, опять ты...»
