«Проснулся от дикого крика — на улице нас ждало 80 казаков». Памяти Батумского
В такие новости веришь не сразу. По-обломовски пробудившись к полудню, перечитываешь — и немеешь. Поднимаешься, осознавая. Снова хватаешь планшет, перечитываешь еще раз.
Андрюша Малосолов! Батумский! Ну как же так? Уф-ф... В 50-то лет?!
Он был парень редкого ума и начитанности — с довольно оригинальными взглядами на жизнь. Разделять которые смешно и нелепо. Но вслушиваться было крайне занимательно.
Ярко и буйно прожив лет 45, он остепенился. Заново женился. Родил двух детишек. Ухаживал за тяжелобольной мамой. Провожал в последний путь давних приятелей из фанатского движа — но те были значительно старше и выглядели не такими лощеными, как мой друг Андрюша. Поэтому на его судьбу я ту череду поминок как-то не проецировал. Батумский-то всех похоронит (включая меня), уйдет последним и выключит на погосте свет.
И вдруг — такие новости. Боже ж ты мой.
***
Общались мы не так часто — но каждый раз памятно. Малосолов, работая на радио, приглашал в какие-то эфиры — рассказывать не столько о спорте, сколько о путешествиях. На это дело, путешествия на машине, подсели и он, и я.
Я рассказал в его программе «Открываем Россию» про какой-то заброшенный монастырь на реке Медведице. Где живет одна-одинешенька бывшая актриса. Раз в три месяца придет катерок, привезет самое необходимое. Пробиться через леса к этому монастырю — вот это задача так задача!
Сам я там не был, но слышал от кого-то из приятелей. Променявших московскую квартиру на избу в тверской глуши. Таких довольно много.
Загорелся идеей сам — найти! Поговорить!
Вслед за мной загорелся и Малосолов — выдав в прямом эфире: «Давай вместе?»
Но «давай вместе» так и осталось планами. Как и «я найду».
Мне жаль — с Андрюшей это было бы веселейшее приключение. Память на всю жизнь. Может, и не добрались бы, не нашли — но уж наговорились вволю.
Но куда-то мы вместе съездили. В места попроще — где не надо продираться сквозь леса и овраги. Точно помню, отыскивали в Тарусе камень Цветаевой, памятник Ахмадуллиной и могилу Паустовского. Часа два изучали краеведческий музей Серпухова. Кстати, лучший музей Подмосковья.
Я готов был бродить по снегам Тарусы еще и еще — но Андрюша с его телесной избыточностью утомился. Сели в ресторане на высоком берегу Оки. Так и глазели, закусывая, на тяжелое подмосковное небо, пока не стемнело.
***
У него был миллион уморительных рассказов — и я жалею сегодня, что выслушивал, но толком не записывал. Тысяча баек могли превратиться в отличную книжку. Или «Разговор по пятницам»: как работал в «Жемчужине» Стаса Черчесова и РФС. Как летал в журналистском пуле по всему миру за тогдашним премьером Касьяновым. Как куражились в фанатской юности на выездных матчах с приятелями, отбиваясь от местных. Киев и Вильнюс открывались для меня с новых сторон. Не самых добросердечных. Приятели у Батумского были хоть куда. Память сохранила прозвище одного — Гнус.
О, что это были за рассказы. Вкуснота.
Малосолов звонил после самых ярких заметок в «Разговоре по пятницам». Поздравлял самым сердечным образом. Точно помню — набрал после интервью судьи Юрия Баскакова. Задыхаясь от смеха, зачитывал мне же, автору, целые куски из того текста. С особенным наслаждением — вот этот, про судейского эксперта Левитина.
Мне кажется, даже голос Малосолова в этот момент походил на голос Баскакова:
— Раневская говорила: «Чем скучнее жизнь, тем длиннее мемуары». Откуда он всплыл — непонятно. Был когда-то ассистентом в первой лиге. Высшую точно не судил. Прославился одним случаем. В Грузии после матча разъяренные болельщики гнались за бригадой, та убегала с поля. Какой-то гражданин свесился с трибуны в проход, ухватил Левитина за волосы. Тут же свалился с обширным инфарктом — решил, что сорвал скальп. Волосы остались в руке!
— Ох.
— А просто товарищ Левитин для блезиру надевал на матч парик. Уже был лысый.
***
Чуть отойдя от футбола, Малосолов оставался одним из самых осведомленных людей. Мастером художественной характеристики. Ну и мировым рассказчиком.
Жаль, что он сам все это не записал. А у меня, сейчас вспоминаю, остался какой-то кусочек. Собирался использовать в репортаже — да так целиком никуда и не вошло. Как раз про фанатские похождения.
Встретились мы, помню, перед матчем ЦСКА с «Зенитом».
— Откуда прозвище — Батумский?
— Связано с поездкой в город Батуми в 89-м году. Доехал я, правда, только до Тулы, там меня высадили. Потому что никакого билета не было. Это был своеобразный кодекс чести — даже если есть деньги, билет не покупать. Я коллекционировал программки, из Батуми мне их привезли. Менял их, продавал. Люди спрашивали: «Тебя же не было в Батуми?» — «Не было». — «А программки есть?» — «Есть». — «Вот и будешь Батумский...»
— Самые живописные выезды в вашей жизни?
— У меня выездов больше ста. Треть — с каким-то экстримом. Случались страшные вещи, немыслимые по современным меркам. Например, выезд в Воронеж в 89-м. С этим городом к тому моменту было года четыре жесткого противостояния. В 84-м году у них возникло движение, которое побило всех москвичей, там особенно здорово там получили киевляне. Единственные, кто воронежским накидал, — это фанаты ЦСКА в Москве, на кубковом матче. В 86-м случился героический выезд — 28 наших ребят отбились в Воронеже от огромной толпы местных. Мы их прозвали «28 панфиловцев». Но выезд 89-го года помнить будут все, кто в нем участвовал.
— Что случилось?
— Нас было 150 человек, это очень много для первой лиги. После матча нас провожали на вокзал тысяч пять местных болельщиков. Нас вела милиция — и каждые сто метров происходила попытка прорыва. То с их стороны, то с нашей. Летели камни, палки, трехлитровые банки... Для обывателя это выглядело страшно — но для нас было очень прикольно.
На вокзале милиция решила: даже если у кого-то есть билет на поезд — считайте, потеряли.
— Что делать?
— Говорят: «Единственная возможность вам отсюда уехать — электричкой до Мичуринска. Мы с вами доедем, а дальше уж как-нибудь сами». Уместились в два последних вагона, а вся эта воронежская гопота растеклась по остальным. На каждой остановке происходил штурм с двух сторон. Стекла были выбиты все, двери перекошены. Тот редкий случай, когда мы дрались в связке с милицией. Но очень хотелось жить. С одной стороны, очень страшно — с другой, потрясающий единый порыв. Выдержали атаки на пяти станциях. Полностью разбитая электричка, как в фильмах ужасов, на тихом ходу подчалила к Мичуринску, на следующей доехали до Рязани, а там в 6 утра все 150 человек сели в поезд Куйбышев — Москва. Представляете сцену — как мы вваливались в спящий поезд? Без билетов!
— Был выезд страшнее?
— Был выезд, когда оказались на волоске от очень неприятного. В 95-м году поехали в Новороссийск. Впервые многие полетели на выездной матч самолетом, прежде добирались поездами. Из Анапы все отправились на игру — а 16 человек решили заехать в станицу Поданапскую.
— Зачем?
— Выручать нашего фана по прозвищу Хохол. Родители военные, переселились туда. Местные москалей ненавидели, парня просто травили. Испытывал колоссальные наезды. А 95-й год — венец деятельности созданного нами боевого коллектива Red-Blue Warriors. Очень дорожили каждым человеком — в отличие от «Спартака». Тех было много, и друг другом они не дорожили. ЦСКА тогда не был модным клубом, команду бросало то на 15-е, то на 16-е место, то в первую лигу. Гордостью клуба мы считали себя, а не футболистов. Поэтому для 16 парней не было вопросом поехать и защитить своего друга. Причем поехать не в соседний район, а в какую-то станицу — разбираться с местными.
— Удалось?
— Приезжаем. У отца нашего приятеля только построенный двухэтажный дом. С утра заходим в пивную, нащелкали каких-то местных гопников. Передали: если есть претензии к Хохлу — готовы встречаться. Вернее, сформулировали так: «Приходите, мы дадим вам ***».
— Пришли?
— Весь день прождали — никто не явился. Несколько наших уехали в Анапу на дискотеку, а мы хорошенько выпили и улеглись в этом доме спать. Проснулся я от дикого крика, что всем надо просыпаться и строиться. Выскочили на лестницу и увидели апокалиптическую картину: на улице нас ждало человек восемьдесят казаков...
— Ох. Случилась битва?
— Сначала драка у калитки. Минуту мы продержались, нас всех повалили. Кроме могучего двухметрового человека по прозвищу Гиря. Он сейчас возглавляет службу охраны сети шведских магазинов. Очень отважный. Как-то всех раздвинул, нас закинул за околицу, и там мы засели, как в Брестской крепости. Начался страшный ад. В нас летели трубы, кирпичи.
— Вы чем ответили?
— Теми же кирпичами. Швырнули даже новым унитазом. Родители Хохла отвязали огромного алабая. Какое-то время мы с алабаем даже атаковали. Но в итоге нас в сумерках продавили — и заставили занять последний рубеж, винтовую лестницу. Дальше выдавливать было некуда. Всё в темноте. Кто-то вызвал милицию. Та приехала, взглянула на побоище и в панике уехала.
— Чем закончилось?
— Мы сами побиты, местных тоже повредили. Бойня с нашей стороны абсолютно за правду. Будто клятву дали — не отступить. Выставили охрану, зализывали раны на втором этаже. Пока родители Хохла не сказали: «Ребята, уезжайте, иначе будет совсем плохо. Мы как-нибудь разберемся». В 6 утра первым автобусом отправились в Новороссийск. Потом узнали — на следующий день к Хохлу пришли местные и сказали: «Мы поняли, ты крутой и друзья у тебя крутые. Заканчиваем вражду, наездов больше не будет». Все это — ценой наших разбитых лиц и невероятного выброса адреналина. До сих пор вспоминаю, примеряю на нынешнюю жизнь — вот смог бы я сегодня выдержать такой штурм? Просто поехать на такую охоту? Это ж готовый сюжет для фильма!
